Любовь короля. Том 2

– А мне, мне тогда что делать? – невинно, будто дитя малое, спросил Ван Чон.

Сон Ин смотрел на него терпеливо, словно на милого малыша. Ван Чон на деле походил на куклу театра марионеток, что лишь сгибает-разгибает руки, крутится да садится.

– Нам нужно узнать слабости наследного принца. А в этом ваша роль огромна.

– Моя? Мне незачем встречать с ним, да я того и не желаю.

– Вы любимый старший брат ее высочества супруги наследного принца.

– Хм? Напрасно ожидать, будто она поведает нам его слабости. Она не такая. Скорее уж донесет на нас наследному принцу. Прямо как тогда. Когда помолвку только начинали обсуждать, она пыталась связать нас с той, что сейчас во Дворце добродетельной любви, узами брака, а потом вдруг передумала и стала убеждать меня отказаться от этой затеи. И все из-за наследного принца!

– Он женился во второй раз. И хоть святейшей назови его супругу, а в глубине души она все равно несчастна. Вы родичи, и потому ходите к ней почаще и слушайте побольше втихомолку. Тогда-то уж все будет ясно.

Ван Чон недовольно поджал губы. Свою сестренку он лелеял. Одно дело – молить о ее благополучии, и совсем другое – воспользоваться доверием своей прекрасной, скромной и доброй сестры. Свадьба с этим мерзким наследничком была, конечно, жутким бедствием, но все же он желал им счастливой жизни в браке. Знал ведь: она очень любит мужа. Поняв мысли Ван Чона, Сон Ин мягко улыбнулся.

– Мы не станем использовать вашу сестру. Лишь попытаемся помочь – наследный принц играет с ней.

– Играет? О чем это ты?

– Их первая брачная ночь так и не состоялась.

Ч-ч-ч-что? Ван Чону хотелось кричать, но из-под его неподвижных губ не вырвалось ни звука. Сон Ин вновь пригвоздил его к месту.

– Даже приближенным ее высочества супруги наследного принца это не известно – секретнейшая информация. Но крайне достоверная. Наследный принц открыто посещает ее, притворяется, будто заботится, но на деле не обращается с вашей сестрой как с супругой.

– Откуда тебе это известно? Тайное, что не ведомо никому, кроме них двоих! И отчего бы наследному принцу быть небрежным с моей сестрой? Из любви он превратил ее в принцессу, так отчего бы?!

– У меня во дворце свой человек. Особенный. Чутье его поразительно, и потому он никогда не ошибется в том, девственна ли та или иная особа. И он уверен: ваша сестра девственна. Спрашиваете, отчего наследный принц небрежен с ней? Быть может, дело в том, что с самого начала не был влюблен. Только подумайте об отношении наследного принца к Суджон-ху: чем посылать сестру друга монголам, не лучше ли взять ее в жены? Быть может, он и испытал что-то в Хёнэтхэкчу, но где это видано, чтобы мужчина, находясь в одной комнате с любимой женщиной, не коснулся ее. Наследный принц, похоже, не желает наследников от своей супруги.

– То-тогда как лучше? Для сестры. – Пиала, казалось, разобьется в дрожащих руках Ван Чона; сами они вымокли в алкоголе, что перелился за края.

– Став королем, принц сможет выдать ее замуж во второй раз. Поэтому сейчас вам нужно лишь внимательно слушать, что она говорит о наследном принце и его приближенных, и сообщать все мне.

Ван Чон яростно встряхнул головой. Ему не верилось. Но если все это правда, можно сказать, у него появилась еще одна причина питать ненависть к наследному принцу и идти против него. Думая о сестре, он желал все отрицать, но, думая о ее супруге, понимал: уж он-то может сотворить такое. В Ван Чоне вскипела ненависть. Не осознавая того, он поднес к губам пиалу с алкоголем и залпом выпил все до капли.

– Мерзавец! Проклятый мерзавец!

Пиала стукнула по столу, Сон Ин наполнил ее алкоголем. Ван Чон, словно мучимый жаждой, вновь осушил ее.

– Но разглашать эту тайну нельзя. Если люди прознают, авторитет ее высочества окажется погребен под землей – дочь Хон Мунге, недавно ставшая женой наследного принца, затмит ее собой.

– Бедняжка! Вынуждена справляться с этим в одиночестве. И все ради мужа! Совсем ребенка, нашу Тан… ах, мерзавец! Мерзавец!

Ван Чон, словно в безумстве, выпивал пиалу за пиалой. А после стал пить прямо из горла. И пусть на деле выпито было немного, он быстро опьянел.

– Возможно, наследный принц питает чувства к девушке из Хёнэтхэкчу, – тихонько произнес Сон Ин. Ван Чон распахнул свои затуманенные алкоголем глаза.

– Едва вернувшись в Корею, я первым делом прервал все разговоры о ее свадьбе, а после просил его величество не сватать ее никому. Даже ворвался к нему в покои. Неужто дело было таким срочным? Тем более безбрачие девушки было условием защиты любимой наложницы вана от королевы.

– Любимую наложницу… ты о Муби, что ли?

– О ней. Как вы и сказали, у нынешней наложницы вана иная натура. Он растаял пред ней. Вероятно, именно усилия наследного принца помешали королеве добраться до девушки. Правда думаете, что он пошел бы на такое лишь ради ее богатств? Будь дело в них, куда как лучше было бы постричь ее в монахини.

– Наследный принц питает чувства к девушке из Хёнэтхэкчу? – пробормотал себе под нос Ван Чон. Хотя он не знал, как так вышло, что наследный принц встретил эту девушку и влюбился в нее, совсем уж неубедительным заявление не казалось.

Они встретили ее во время похорон: ее льняная одежда была незамысловата, а сама девушка так красива, что глаз не оторвать. Даже исхудавшая после смерти отца, даже с покрасневшими от бесконечных слез глазами, под которыми залегли синяки. Нет, от того, как тосковала ее душа по усопшему, девушка казалась лишь прекраснее. Взирая на ту, что едва не стала ему супругой, Ван Чон не мог не чувствовать досады и тоски. Он, в ком кипела кровь, полюбил ее с первого взгляда.

Наследный принц любил ее больше собственной супруги; как брат Ван Чон не мог этого принять, но как мужчина понимал. Было в ней что-то, чего недоставало Тан. Что-то, от чего у мужчин в груди разливалось тепло, по голове будто обухом били, а по телу прокатывалась дрожь. Мало того что жена наследного принца была простодушна, у нее еще и соперница появилась! Новые волны ненависти закипели у Ван Чона в жилах.

– Мерзавец! Ненавижу! Не отдам, не позволю! Престол, она, Тан – они мои!

Он вливал в себя алкоголь, будто выплескивал масло на полыхающее тело. Вскоре Ван Чон обмяк, подобно рисовой лепешке, и рухнул на стол. Сон Ин тут же кликнул кинё и приказал тем увести его, а сам заказал еще арака, что юноша испил до капли, и легонько усмехнулся.

– Вот так простофиля. Оно и славно – его так легко удержать в своих руках. Он-то и станет моим ваном.

– Все, что рассказал Сохын-ху, – правда? Что жена наследного принца до сих пор девственна, что сам он влюблен в девушку из Хёнэтхэкчу, – заговорил Сон Панъён, чье присутствие до сих пор осталось незаметным.

Сон Ин, пожав плечами, потянулся к поданному алкоголю и наполнил пиалу.

– Правда, неправда – какая разница? Достаточно того, что он в это верит.

– Что? Так значит, ты ему солгал?

– Я не утверждал, что солгал. Доказательств у меня нет, но так сказала Муби, значит, считай, правда. Так сказала Муби. Сама Муби…

Сон Панъён не сумел избавиться от признаков раздражения, заметных в выражении его лица.

– Положение наше безвыходно. Солдаты, ушедшие вслед за Ю Симом, так и не вернулись, Мусок с девчонкой, что притворялась дочерью Ёнъин-бэка, пропали. А его настоящая дочь объявилась до того, как все ее наследство было растрачено, и даже оказалась во дворце. Когда нас разоблачат, попадем прямо в лапы Сунмасо[6]… – беспокойно покачивал ногой он. Никак не отреагировав на обеспокоенный взгляд двоюродного брата, Сон Ин молча подлил себе арака. К разговору с младшим братом нередко игнорируемый Сон Панъён вернулся крайне осторожно.

– Ну как же нам быть, если планы раскроются, братец?

– …

– Операция Ю Сима провалилась, и, прознай об этом Мусок, разве не стал бы он мстить?

– …

Сон Панъён пристально наблюдал за тем, как Сон Ин безмолвно выпил несколько пиал подряд. Сейчас он не игнорировал разговор так, как делал это обыкновенно.

– Братец, – тихонько позвал он своего младшего. И вновь никакого ответа. Вот он, Сон Ин: совсем рядом с Панъёном, но взгляд его затянут дымкой, и сам он глубоко в своих мыслях, где-то не здесь – в ином мире. С головой погрузился в составление новых планов. Такого выражения лица старший брат у него доселе не видывал; Сон Ина будто душа покинула. Душа ушла в пятки, сердце колотилось; Панъён резко закричал.

– Братец, ты слышишь?

Сон Ин вдруг поднял взгляд от пиалы на брата. «Ну что такое?» – так и кричал его взгляд, досадливо бегавший по Панъёну и ясно говоривший о том, что он наконец вернулся из того мира, в котором пребывал все это время.

– Говорю: мы в тупике! В минуты тревоги принимать решения я не могу – колеблюсь, но нельзя полагаться на одну лишь Муби. Ну что может эта девка? – ударив себя в грудь, крикнул он; Сон Ин лишь усмехнулся. Будто спрашивал: «Ну и чего шумиху разводить?»

– На нее – можно. Муби вполне достаточно, – одним глотком осушив остаток пиалы, Сон Ин прищурил глаз. – Да не переживай ты. Здесь не о чем беспокоиться – ни Мусок, ни остальные никогда не были связаны с нами напрямую. Небось прячутся вместе с девчонкой, притворявшейся госпожой. Та, возвратившись, ошалела; не знала, кому в конце концов достались торговые права, принадлежавшие ее отцу. Ни в каком мы не тупике. Это путь без единой ухабины. Все благодаря Муби и ее умению повлиять на поведение других людей… – захихикал он.

Сон Панъён глубоко вздохнул.

– Она, похоже, в этом мастерица, раз уж и с ваном играет. Он не из тех, кто долгое время держит подле себя одну женщину.

– Уж мне ли не знать, как она обучена. Все, кого ван доселе держал в своих руках, не ровня ей. Не зря и имя ей Муби – несравненная. Его величество выбрал на славу.

– Ну если она сумеет дергать вана за ниточки в угоду нашим планам, и хорошо!

– Королева умирает от ревности, а поделать ничего не может. Даже наследный принц нам помогает. Ха! Ха-ха!

– И правда…

Распущенно хихикавший Сон Ин поднял свою пиалу и, звонко стукнув ей по пиале брата, сказал:

– С получением торговых прав! Все смотришь на нее с недоверием, а Муби-то о тебе не забыла.

– Да, не стараниями своими, но силами ее мы получили чиновничьи посты.

– И это еще не конец, братец, – только начало.

– Да, да, ты прав.

Сон Ин одним глотком осушил пиалу. Сон Панъён же, нерешительно подняв было пиалу, поколебавшись, опустил ее обратно на стол. Тогда, будто в упрек, прозвучал обиженно вопрос:

– Ну и чего ты косишься на меня, как середа на пятницу?

– Беспокоюсь о тебе.

– Беспокоишься? С чего это?

– Изменился ты с некоторых пор. Как бы сказать… порой ты будто в ином мире. Будто решимость твоя притупилась и мучают тебя тревоги. Ты и сейчас выпиваешь, притворяясь безмятежным, но твое улыбающееся лицо окрашено мукой.

Резко выдохнув, Сон Ин подлил себе алкоголя.

– Ближе к делу.

– Все началось, когда Ок Пуён отправилась ко дворцу.

– Ты что же это? Считаешь, я мучаюсь от того, что отдал ее вану?

– Как его соблазнила она, так и тебя…

– Хочешь сказать, я потеряю рассудок от тоски по какой-то девчонке и пущу прахом всю нашу работу? Этого ты боишься? Мне и без нее женского общества хватает. Ты и понятия не имеешь, почему из всех я именно ее и зачем день за днем обучал премудростям плотских утех. Девушкой, которую я выбрал, была Пуён, но не в ней самой было дело. Она лишь средство достижения нашей цели, не более.

– Со стороны порой виднее. Как для вана она несравненна, так и для тебя ей равных нет.

Сон Ин ударил кулаком по столу, закуски разлетелись во все стороны. Глаза его полыхнули яростью; скрипя зубами, он безудержно рассмеялся и громко крикнул куда-то в сторону двери:

– Девок сюда, сейчас же!

– Эй!

Панъён пытался успокоить брата, но тот все кричал и кричал. К ним поспешно вошли две куртизанки, миленькие и хорошенькие. Когда одна из них подошла к старшему из братьев, Сон Ин позвал вторую:

– Ты тоже сюда иди!

Они стали по обе стороны от него, и юноша схватил их за груди.

– Раз братец так переживает, не стал ли я евнухом, нужно доказать: со мной все в порядке. Чем брать по одной, возьму обеих разом!

Он грубо раздел одну из девушек, будто разрывая ее наряд.

– О Небо!

Куртизанки закричали в испуге. Вторая девушка, та, что не попала ему руки, спряталась за спиной у Панъёна.

– Что ты творишь? Прекрати!

Крики его разнеслись по комнате, но вскоре бессильно смолкли. Его двоюродный брат безжалостно раздел девушку и принялся удовлетворять свою похоть, совершенно не беспокоясь о том, смотрит ли кто. Не находя в себе сил оставаться там и дальше, Сон Панъён покинул комнату.

– Больной! Душевнобольной!

Крики девушек и безумный смех Сон Ина, доносившиеся из-за двери, лишь подтвердили догадки о том, что значит для него Муби.

10

Заложник

Лин дочиста опустошил Кымгвачжон. Тренировавшиеся под его предводительством юноши, собрав свои пожитки, ожидали снаружи, врачевателям и переводчикам же уже несколько дней, как был предоставлен отпуск. Особый отпуск: перед отъездом в Юань. Работа над поручением привести юношей ко дворцу подходила к концу.

– Поскольку невозможно увести за собой каждого из тридцати трех юношей, его высочество наследный принц велел распределить их в его собственный дворец. Позаботься о том, чтобы в рядах королевской стражи царила гармония – никаких сумятиц.

– Да, господин, – вежливо склонил голову Чан Ый. Такие приказы не были нормальны, но он, привыкший к упрямству наследного принца, окружавшего себя лишь теми, кто абсолютно ему доверял, охотно повиновался Лину. Тот смотрел на него с сожалением.

– Уж прости, что до самого отъезда работать приходится. Как закончишь с делами, ступай домой, побудь с семьей, отдохни.

– Я в порядке. Это у вас в последнее время не было ни минуты на отдых.

Лин неловко улыбнулся – тот, кого утешал он, грустно глядел на него самого. Пройдет три дня, и они вместе отправятся сопровождать наследного принца в Тэдо. Но не будет это путешествие коротким, как прежде. Принц – внук его величества, но унаследует он зависимое государство, и потому должно ему надолго остаться в заложниках[7] в Тэдо. Династия Юань поистине намеревалась как следует обучить там наследного принца и превратить его в правителя, что подойдет будущему империи. Потому всем его спутникам следовало подготовиться надолго проститься с семьями. Вот почему всей свите перед отъездом Вон предоставил отпуска: пусть попрощаются со всеми в преддверии горестной разлуки. И лишь одно было в том исключение – Лин.

После возвращения Вона из прошлой поездки Лин был ужасно занят. Пока первый знакомился с молодыми учеными и заботился о становлении своей личности, последнему приходилось от имени наследного принца иметь дело со всеми ходатайствами и жаловать деньги нуждающимся. Несколько месяцев он провел вдали от дома. Если и появлялась хоть капля времени, он был вынужден, повинуясь приказу, следить, как идут дела в Кымгвачжоне. Вон, получавший малодушные доклады о том, где Лин находится и чем тот занимается, сделал все возможное, чтобы тот и на секунду не отклонился от исполнения указаний. А несколько дней назад вдруг сообщили, что в новом путешествии заложником станет и Лин.

– В этот раз, уехав, я, возможно, вернулись лишь годы спустя, и как быть! Ты будто часть меня самого, как мне оставить тебя здесь?

Как бы семья Лина ни сожалела о будущей разлуке, намерения наследного принца были для них естественны. Как и для самого Лина. Он давно решил: как Вон официально взойдет на престол – последует за ним. Куда игла идет – туда и нить, так и Лин за Воном. Но поскольку весть была неожиданной, а сам Лин ужасно занят, семья его пребывала в замешательстве. Страшились, вдруг до самого отъезда свидеться так и не удастся. На вопросы матери Лину оставалось лишь твердить, что он вот-вот прибудет домой. Вот знавший обо всем Чан Ый и сочувствовал его тяжкому положению.

– Раз с делами покончено, не отправиться ли вам домой? Всего три дня осталось.

– Думаю, да.

– Тогда сейчас же и езжайте. Там, кажется, недавно кто-то прибыл от Совон-ху…

– Сначала остальные разъедутся, затем уж я.

Чан Ый заколебался. Было у него и еще одно дело помимо Кымгвачжона: наследный принца приказал проследить, чтобы Суджон-ху, окончив все дела, возвратился домой.

«И отчего его высочество так щепетилен? Уж не сомневается ли в собственном свояке?» – подумал он.

Чан Ый прекрасно знал: Лина наследный принц особенно лелеял. И все же заставлял порой склонить голову в последнее время. Он был столь же щедр, сколь свободолюбив, и редко связывал себя церемониями. Особенно с Лином, и потому все это казалось странным.

«Неужто он сделал нечто, что породило в наследном принце сомнения? В чем-то противился его воле? – окинув взглядом Лина, смотревшего куда-то вдаль, Чан Ый покачал головой. – Быть такого не может. Нет в мире того, кто был бы предан ему больше Суджон-ху. – С тех самых пор, когда юноша только начал служить наследному принцу, он наблюдал за ним и потому прекрасно знал, каков тот был: честный и прямолинейный, готовый многое взять на себя, уже в десять лет благоговевший пред воинами. – Есть ли причина следить за ним и проверять его?»

Чан Ый был готов отступить, проигнорировав приказ наследного принца, как вдруг у широко распахнутых центральных ворот появился мужчина средних лет. Широкие ноздри вздернуты к небу, значительный вид. Он пересек внутренний двор и, задыхаясь, подбежал к Лину.

– Господин! – громко позвал он.

Заметив Чан Ыя, мужчина украдкой взглянул на него. И тот сразу его узнал – как мог он показаться незнакомцем часто бывавшему в Кымгвачжоне Чан Ыю. Все тело мужчины было изранено, не найти было целых участков; именно его Лин спас и определил на лечение к медикам Кымгванчжона. Он полностью поправился и был хоть и не молод, но активен. Кого нужно было отправить в путь вместе со всеми молодыми людьми, ранее пребывавшими здесь, так это его. Указав на мужчину, Чан Ый спросил:

– Его тоже ко двору?

Испуганно вздрогнув, Кэвон попытался избежать его взгляда и повернулся к Лину.

– Нет, он не здешний, лишь прибыл ко мне по делу. Езжай, не беспокойся, – ответил тот, растерянно поглядывая на Кэвона. Появление Больших ноздрей и ему было удивительно. Чан Ый видел. Слегка наклонив голову, он с недоверием взглянул на сжавшегося мужчину. Но теперь Суджон-ху не казался растерянным. Мягко улыбнувшись, он, будто успокаивая, спрятал Кэвона за своей спиной.

– Довольно. Он скоро уйдет.

– Господин…

– И я тоже вскоре отправлюсь домой.

Чан Ый не смел спорить боле и отступил. Он покинул Кымгванчжон вместе со своими людьми, хоть и знал: ему должно остаться и убедиться в том, что Суджон-ху отправится домой. Стоило внутреннему двору опустеть, Лин повернулся к Кэвону. Кожа его, и без того бледная, побелела, будто покрытая льдом.

– Почему ты здесь? Что-то стряслось с Сан?

– Да, стряслось!

– Что…

– Говорят, вы скоро отправитесь в дальний путь вслед за наследным принцем. И говорят, не знаете, когда вернетесь: через пять лет, а может, через десять. И все по долгу службы!

– Верно, – глубоко вздохнув, прикоснулся ко лбу Лин. – Это все?

– Все ли это? Хотите сказать, госпожа, нет, хозяйка должна просто смириться с чем-то серьезнее? Даже сейчас она прикована к постели и не приходит в себя. А вы спрашиваете, все ли это?!

– Сан… слегла от болезни?

Кэвон взирал на него с упреком.

– Вы месяцами ее не навещали. Она металась в ожидании, но вдруг услыхала, что вы на годы уезжаете в империю. Как было выдержать ее хрупкому тельцу? Вы, господин, ведь не приехали и не поведали ей лично, слово за слово, нет – ей донесли чужие языки. Сердце ее разрывалось. Неужто не было у вас ни рта, чтобы рассказать, ни рук, чтоб написать ей хоть строчку!

И несмотря на своевольность Кэвона, Лин лишь молча слушал его причитания, кусая губы. А после спокойно спросил:

– Кто рассказал Сан о моем отъезде?

– Наследный принц. Несколько дней назад он заезжал в Покчжончжан.

– Наследный принц… вот как. Спасибо, что проделал столь долгий путь. Ступай.

Лин отвязал лошадиные поводья от дерева. Угрюмый до той секунды Кэвон, растерявшись, дернул его за рукав.

– Отчего бы нам не отправиться вместе?

– Я еду домой.

– Но как же госпожа, нет, хозяйка? Он так страдает, даже встать не может!

– Надеюсь, она поскорее оправится от болезни… Передай мои пожелания.

– Но… но, господин! – Он споро схватил Лина, взобравшегося на лошадь, будто готовый стащить его вниз.

– До отъезда еще три дня, и вы вернетесь как раз вовремя, если прямо сейчас поскачет в Покчжончжан!

– Я не могу позволить себе такой свободы. Скажи Сан… что мне жаль.

– Господин, господин! Вы молоды и потому пока не знаете этого, но женское сердце не так сильно, господин. Пройдет хоть десять лет, хоть месяц – если рядом то и дело будет появляться красивый юноша, она и влюбиться может! С вашей беззаботностью ни одну девушку на всю жизнь не завоевать! Господин Сохын-ху приезжал к ней уже несколько раз.

– Вот как…

От горечи искусывая губы, Лин тронул лошадь. Кэвон поспешно взобрался на вторую и последовал за ним, взволнованно выспрашивая:

– Поедете, господин? Вы ведь поедете со мной?

– Нет.

В отчаянии перед господином, ответившим ему столь резко, мужчина замер у него за спиной. Да чтоб его! Брань так и вертелась на языке у Кэвона.

«Сонхва меня со свету сживет! – подумал он. На самом деле Сан не слегла от болезни. Она была шокирована, приуныла и явно пребывала не в лучшем состоянии, но все же бедственность ее положения была явно преувеличена. Таков был замысел Сонхвы, желавшей побудить Лина вернуться, но, когда все пошло прахом, Кэвон совсем обессилел. Он разочаровался, что не сдался и не отправился с ним в Покчжончжан, несмотря на эту ложь. – И как люди могут быть столь бездушны?»

Сам он помнил страстные времена своей молодости и оттого никак не мог понять ни спокойствия Лина, ни его хладнокровности. На самом деле непоколебимое спокойствие господина вызывало у него уважение с той секунды, как тот спас ему жизнь. Он пообещал себе однажды отплатить Суджон-ху и порой тайно проявлял свою преданность, о которой тот не просил. Оправившись от ран, он прибыл в Покчжончжан, чтобы встретиться с Ёмбоком, а там, как того советовала Сан, с головой ушел в дела; тогда его преданность стала принадлежать ей, а не Лину. Благодаря Сан Кэвону удалось вырваться из рук смерти, а после она и вовсе ему понравилась: выглядевшая поначалу дерзкой и надменной, эта горделивая девушка на деле оказалась добродушной, невинной и очень милой. Огненный Кулак был впечатлен ее щедростью и простотой в общении с обычными людьми – она игнорировала всякие социальные различия и запросто говорила со всеми. А когда Ёмбок поведал ему о любовной связи Лина и Сан, Кэвон был немало удивлен тем, как спокойно господин ведет себя в отношении своей возлюбленной.

«Делать нечего. Раз уж не могу привести его за собой, остается хоть поручение выполнить», – поразмыслил Кэвон. Объехав Лина, он преградил ему путь и схватил его лошадь за морду так, чтобы та подняла переднее копыто и не могла двинуться с места.

– Сказал же: не могу поехать с тобой, – хладнокровно осадил Лин.

– То-то и оно, господин. Знал я, что вы такой человек. Не в мои уж годы попусту шуметь, как грудное дитя. На самом деле я прибыл, чтобы доставить вам это, – и протянул ему небольшой шелковый сверток, сложенный квадратом.

– Госпожа сама сделала это, едва узнала, что вы отправляетесь в Великий улус, хотя доселе подобным не занималась. Вы ведь знаете, как прискорбны ее навыки в шитье? Но Сонхва говорит, что ради этого госпожа всю ночь не смыкала глаз.

– Спасибо, – не изменившись в лице, Лин забрал сверток и припустил лошадь.

– Даже не попытался! Хоть от боли злись, хоть от усталости, а под лежачий камень вода все равно не течет. Тут даже Сонхва б его не переубедила. Проклятье! – в пустую возмущался себе под нос Кэвон, прекративший преграждать Лину путь и отправившийся восвояси.

Когда голос его совсем потускнел где-то вдали, Лин тяжело вздохнул. В глубине души ему хотелось немедленно броситься в Покчжончжан. Но этому не бывать. Не потому, что времени недостает, не потому, что должно проститься с родными перед отъездом, но из-за душевных терзаний, разросшихся еще сильнее. Вернувшись в Корею, Вон поведал Лину о причинах прекращения обсуждений брака Сан и его брата.

– Высочайшим указом браки внутри монаршего клана будут настрого запрещены. Это касается всех, Лин.

Вон был крайне решителен в своих словах, и потому Лин не мог поведать ему, что любит Сан. Он не посмел бы пойти против принципов наследного принца – ему не хотелось обременять Вона, как было и в случае с Тан: когда ее выбрали на роль супруги его высочества. Ради друга Вон, конечно, ослушался бы деда и изменил своим принципам, сделал бы исключение! А это наверняка стало бы бременем для его политической фигуры.