История римских императоров от Августа до Константина. Том 5 От Веспасиана до Нервы (69–98 гг. н.э.)

Иоанн предоставил ему эту возможность своими бесчинствами, которые, достигнув крайностей, описанных мною ранее, не только возмутили народ, но и оттолкнули даже тех его сторонников, в ком еще не угасли чувства стыда и человечности. Его партия состояла из собственно зелотов, первых и главных виновников бедствий города; галилеян, его земляков, последовавших за ним из Гисхалы; и некоторого числа идумеев, изгнанных Симоном из своей страны и нашедших убежище в Иерусалиме. Последние внезапно отделились, перебили зелотов, рассеянных по разным кварталам города, разграбили дворец, где Иоанн хранил награбленные сокровища, и вынудили его заперться в храме с оставшимися верными ему людьми.

Оттуда он продолжал внушать страх: народ, знать и идумеи опасались не открытого нападения, а отчаянного шага, который мог бы побудить эту шайку безумцев устроить ночью поджог города. Они стали совещаться, и, как говорит Иосиф, Бог направил их мысли к дурному решению. Они придумали средство хуже самой болезни: чтобы уничтожить Иоанна, они решили впустить Симона, и их защитой от одного тирана стало призвание второго. Матфий, первосвященник, был отправлен к Симону с просьбой войти в город; к его мольбам присоединились многие беглецы, вынужденные покинуть Иерусалим из-за насилий зелотов. Симон с надменным видом выслушал эти смиренные просьбы и милостиво согласился на то, что полностью соответствовало его желаниям. Он вступил в город, обещая избавить его от тирании зелотов, но втайне решив занять их место; и народ с тысячами радостных приветствий встретил как спасителя того, кто намеревался обращаться как с врагами и с теми, кто его призвал, и с теми, против кого просили его помощи.

Это происходило в начале весны [6] 69 года от Рождества Христова, в то время, когда смуты в Римской империи давали иудеям своего рода передышку, которой они злоупотребляли, терзая друг друга.

Симон, овладев городом, предпринял несколько атак на храм и, пользуясь поддержкой народа, имел численное превосходство. Но выгодное положение было на стороне Иоанна, который сумел так хорошо им воспользоваться, что устоял против всех усилий врага. Он даже добавил к укреплениям храма четыре новые башни, вооружив их различными метательными орудиями, лучниками и пращниками, так что люди Симона не могли приблизиться, не будучи осыпаны градом стрел и камней. Их пыл в атаках ослабел, и они потеряли надежду выбить Иоанна из этой выгодной позиции, где он так яростно оборонялся.

Тем не менее они держали его в напряжении; и пока Иоанн был занят подготовкой к обороне против них, он дал возможность Элеазару, которого затмил, вновь выдвинуться. Элеазар, столь же честолюбивый, как Иоанн, но менее талантливый и находчивый, с негодованием сносил необходимость подчиняться выскочке, отнявшему у него первенство. Однако тщательно скрывая эти чувства, он выказывал лишь негодование против жестокого и отвратительного тирана. Такими речами он склонил на свою сторону нескольких главарей шаек и вместе с ними захватил внутреннюю часть храма, расположенную выше остальных.

С этого момента положение Иоанна стало самым необычным. Находясь между двумя врагами, один из которых был над ним, в то время как он сам господствовал над другим, он имел столько же преимущества над Симоном, сколько Элеазар – над ним самим. Тем не менее, Иоанн удерживался против обоих, отражая Симона благодаря превосходству своей позиции и отгоняя Элеазара снарядами, выпущенными его машинами. Это были непрерывные схватки, без решительной победы, которая сломила бы любую из сторон.

Что должно казаться удивительным, так это то, что все эти бесчинства, театром которых был храм, вовсе не мешали течению общественного богослужения. Какими бы яростными ни были зелоты, они позволяли входить тем, кто приходил принести жертвы, лишь тщательно обыскивая их. Но священные обряды жертвоприношений точно так же не останавливали военных действий. Катапульты и другие машины, которыми Иоанн укрепил свои башни, беспрестанно стреляли, и часто их снаряды пронзали жертвователей и тех, за кого приносилась жертва, у самого подножия алтаря. «Благочестивые люди, – говорит Иосиф с горькой скорбью, – пришедшие с края земли, чтобы удовлетворить своё благочестие, посетив знаменитый и почитаемый во всём мире храм, находили смерть у подножия алтаря, и святое место было залито человеческой кровью, смешанной с кровью жертв».

Благодаря продолжению жертвоприношений, возлияний и всего культа Элеазар и его отряд пользовались изобилием, ибо, не имея никакого уважения ни к законам, ни к святыням, они обращали в свою пользу и приношения, и начатки. Иоанн и Симон жили грабежом, забирая все съестные припасы, которые находили в домах и складах. Их заботы не простирались дальше дневного пропитания. Грубо жестокие и неспособные ни к какой предусмотрительности, они во время схваток друг с другом часто сжигали огромные запасы самых необходимых припасов, словно намеренно работая на римлян и ускоряя голодом сроки осады.

Храм, ставший добычей этих жестоких тиранов, мог лишь стонать и в отчаянии взывать к римлянам, чтобы враги извне избавили его от ужасов, творимых внутри. Все головы были поникшими, общественные советы прекратились, и каждый, печально занятый собой, либо ожидал неминуемой смерти, либо даже ускорял её мерами, которые принимал для бегства. Ибо всякий, кто подозревался в намерении искать спасения в одном из мест, занятых римлянами, или просто в симпатии к миру, был убиваем без милосердия. Тираны, разделённые непримиримой враждой между собой, единодушно соглашались в убийстве тех, кто своим мирным настроем заслуживал жизни.

Таково было положение дел в Иерусалиме, когда явился мститель, предназначенный Богом для наказания преступлений этого несчастного города. Тит появился у стен Иерусалима в 70 году от Рождества Христова, накануне праздника Пасхи, который неизменно привлекал туда бесчисленное множество иудеев и стал западнёй, в которую Божественное правосудие вовлекло большую часть народа.

Армия Тита состояла из четырёх легионов: трёх, которые вели войну в Иудее под командованием Веспасиана, и четвёртого, прибывшего из Сирии, который, разбитый несколькими годами ранее иудеями вместе с Цестом, вёл эту экспедицию с пылом, разожжённым желанием смыть позор. К этим римским силам присоединились в гораздо большем числе союзные и вспомогательные войска, предоставленные народами и царями соседних земель. Тацит подробно перечисляет двадцать союзных когорт, восемь кавалерийских полков, подкрепления, приведённые царями Агриппой и Соемом, лично сопровождавшими Тита, тех, кого послал Антиох Коммагенский, а также отряды арабов – народа, всегда враждебного иудеям и жаждущего грабежа. Множество молодой римской знати также прибыло из Италии, чтобы отличиться перед глазами сына императора. Все спешили заслужить расположение молодого принца, чья ещё новая фортуна не успела обзавестись сторонниками и открывала самые лестные надежды тем, кто первыми заслужат его благосклонность. Более того, служба под началом Тита была столь же приятной, сколь и полезной: его добродушные манеры, приветливость, естественная вежливость, лишённая всякой напыщенности, покоряли сердца. Он подавал пример усердия в военных упражнениях, которые исполнял с большой ловкостью. Он разделял с солдатами труды и походы, не забывая, однако, о достоинстве своего сана.

Тиберий Александр, человек умный и опытный, бывший префект Египта и, как я не раз отмечал, иудей по происхождению, имел, если верить словам Иосифа, верховное командование над всей армией. Отлично зная врагов, бывших его соотечественниками, он был признан более способным, чем другие, содействовать победе своими советами. По аналогичной причине Иосиф, последовавший за Веспасианом в Александрию, был отправлен обратно с Титом в Иудею, так как считался орудием, полезным для возвращения мятежников – как своим примером, так и речами.

Когда Тит приблизился к Иерусалиму на тридцать стадий [около 5,5 км], он взял с собой шестьсот отборных всадников и выдвинулся вперёд, чтобы лично осмотреть укрепления города и расположение жителей. Он знал, что среди них царит раздор, что народ жаждет мира, но удерживается в своего рода плену мятежниками. Поэтому он не терял надежды, что его появление вызовет в городе волнения, которые позволят ему одержать победу, не обнажая меча. Эта мысль, заставившая его взять на себя обязанность, более подобающую младшему офицеру, чем полководцу, была полностью опровергнута событиями. Иудеи, увидев его в пределах досягаемости у башни Псефины, выступили против него, рассеяли его отряд и поставили его в такое опасное положение, что он выбрался из него лишь благодаря чудесам храбрости и, как отмечает Иосиф, особому покровительству Божию. Он вернулся к своей армии, а иудеи, торжествуя первый успех, ещё более укрепились в своём безумном высокомерии.

На следующий день Тит приблизился к городу с армией на расстояние семи стадий [около 1,3 км] с севера и остановился у места, называемого Скопус (что можно перевести как «Наблюдательный пост»), откуда открывался вид на город и храм. Там он разместил два своих легиона; пятый был поставлен в трёх стадиях позади, а десятый получил приказ разбить лагерь на Елеонской горе к востоку от города, отделённой от него долиной Кедрона.

Приближение опасности заставило мятежников наконец задуматься о ярости, которая толкала их к взаимной гибели. Они сами упрекнули себя за раздор, которым так хорошо служили своим врагам, и, решив объединиться, совместно совершили вылазку против десятого легиона, который в тот момент работал над укреплениями. Они стремительно пересекли долину, и их атака удалась тем лучше, что была неожиданной. Римляне меньше всего ожидали этого, полагая, что иудеи либо потрясены и охвачены страхом, либо, по крайней мере, раздоры мешают им договориться о совместных действиях. В легионе начался беспорядок, так как большая часть солдат оставила оружие, чтобы взять инструменты для работ. Он рисковал быть разбитым и полностью уничтоженным, если бы Тит, быстро предупрежденный, не пришел на помощь с отборным отрядом. Он вернул бегущих, атаковал иудеев с фланга и, убив нескольких и ранив еще большее число, отбросил их обратно в долину, откуда они вернулись на высоту со стороны города и выстроились там, противостоя римлянам, занявшим противоположную высоту. Тит счел дело законченным и отправил легион завершать начатые работы по укреплению лагеря, прикрывая его, однако, своим отрядом.

Движение, которое пришлось совершить для выполнения этого приказа, иудеи приняли за бегство. Они тут же бросились в атаку, обрушившись с яростью, которую Иосиф сравнивает с яростью самых свирепых зверей. Отряд Тита не смог выдержать их натиск: он рассеялся в бегстве, и князь [Тит] остался почти без сопровождения в самом пекле опасности. Его друзья советовали ему позаботиться о своей безопасности, но его мужество не позволило ему даже слушать такие речи. Он не только стоял твердо, но и атаковал врагов с такой отвагой, что внушил им страх: большинство из них, думая лишь о том, как избежать его, бросились в стороны, преследуя бегущих. Тем временем легион, увидев приближающихся победоносных врагов, вновь пришел в смятение, и только стыд за оставление своего предводителя в великой опасности удержал его от полного развала. Постепенно римляне оправились от страха и, объединив силы, вернули себе преимущество, которое дисциплинированные войска должны иметь над неистовыми. Они отбросили иудеев в город и спокойно вернулись укреплять лагерь. В тот день Тит удостоился чести дважды спасти десятый легион.

Согласие и единство были слишком чужды склонностям мятежников, чтобы продлиться долго. Пока римляне, занятые подготовкой к осаде, оставляли город в относительном спокойствии снаружи, внутри вновь разгорелось восстание. Люди Элеазара открыли ворота храма по случаю празднования Пасхи, которая выпала на то же время, и Иоанн [из Гисхалы] под видом толпы ввел в храм некоторых своих людей, тайно вооруженных под одеждами. Они проскользнули незамеченными, и, как только вошли, сбросили верхние одежды, обнажив оружие. Началась ужасная неразбериха. Народ решил, что на него нападут, и что ярость убийц не будет делать различий; единственным спасением было сгрудиться вокруг алтаря и святилища. Зелоты, понимая, что именно они – цель нападения, спрятались в подземельях. Сторонники Иоанна не встретили сопротивления, и после первого момента суматохи и беспорядка, жертвами которого стали те, кто меньше всего был причастен к распре, они завладели храмом. Иоанн, довольный своей победой, позволил народу свободно уйти и предложил зелотам присоединиться к нему, признав его своим вождем. Они согласились, и Элеазар продолжил командовать этим отрядом, но уже под началом Иоанна. Таким образом, после объединения этих двух фракций в Иерусалиме осталось только две силы: Иоанн, укрепившийся в храме, который отныне принадлежал ему безраздельно, и Симон, господствовавший в городе.

В разногласиях, разделявших их, они превратили в поле битвы район Акры, видный с западной стороны храма, сжигая все здания на этом участке. У Иоанна было шесть тысяч своих людей и две тысячи четыреста зелотов, недавно усиливших его партию. Симон превосходил его численностью: его отряд насчитывал пятнадцать тысяч человек, из которых десять тысяч были иудеями, а пять тысяч – идумеями.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.