Эпидемия D

Прилетела еще одна записка, на этот раз прямо мне на колени. Поначалу я ее не тронул, но все-таки не выдержал:

И задница шикарная! Спорить готов, ты хочешь по ней шлепнуть!

Я скорчил ему рожу. Тоже мне, специалист по задницам! Шикарная, не шикарная. И как по ней шлепнуть? Ему-то откуда знать? Наверное, насмотрелся порнофильмов у старшего брата. Мы смотрели один такой под названием «Загул с однокурсницами», когда я остался у него на ночь, и там было много шлепанья по заднице, и еще много чего неприличного. Хомяку все это очень зашло, а я смотрел с какой-то брезгливостью.

Херувимская ухмылка на лице Хомяка вдруг исчезла, он уставился на доску и принялся старательно строчить в своей тетради. Я понял, что это значит, еще до того, как поднял глаза и увидел: за мной стоит мисс Форрестер и протягивает руку.

– Дайте сюда, – тихо сказала она.

Я прикрыл записку рукой.

– Что дать?

– Пожалуйста, сейчас же.

Некоторые одноклассники спереди оглянулись.

– У меня ничего нет, – тупо буркнул я.

– Записка.

– Что такое?

Это был Сэр, и я понял: мне капец.

Мисс Форрестер указала на Хомяка.

– Этот молодой человек передал этому молодому человеку записку.

– Давай записку, Бен, – велел мне Сэр. – Наши правила знаешь.

– Вы прочитаете вслух? – обрадовался Гарри Бут.

– Тихо, Гарри.

– Есть же правило…

– Тихо. Бен, передай записку мисс Форрестер. Сейчас же.

Щеки у меня вспыхнули. Как можно отдать ей эту записку? «И задница шикарная! Спорить готов, ты хочешь по ней шлепнуть!» Нет. Исключено.

От отчаяния я сунул бумажку в рот и проглотил ее, и мой кадык эффектно подпрыгнул.

Класс разразился криками «Ну, вообще!» и «Во дает!».

– Надеюсь, это было вкусно, Бен, – сказал Сэр, перекрывая шум. – Будешь наказан, тебе предстоит аудиенция с твоим покорным слугой.

Когда прозвенел звонок на перемену и все выбежали из класса порезвиться, я остался сидеть на месте. Мисс Форрестер вышла к учительскому столу поболтать с мистером Риддлом. На меня они не обращали внимания, и на мгновение я подумал: может, Сэр забыл, что решил меня наказать? Я тихо поднялся и посмотрел на открытую дверь.

– Ты куда собрался, Бен? – спросил Сэр.

– Достать из рюкзака перекус?..

Он одобрительно кивнул. Я подошел к стене, снял с крючка мой холщовый рюкзак и извлек коричневый бумажный пакет с обедом. Заглянув внутрь, я обнаружил сэндвич с арахисовым маслом и джемом, яблоко, коробочку с соком, два печенья в пакетике и батончик мюсли. Можно взять печенье, но, если съесть его сейчас, к обеду ничего вкусного не останется. С неохотой я выудил батончик, засунул бумажный пакет обратно в рюкзак и вернулся к своей парте. Увы, в батончике оказались кусочки орехов и фруктов, а не шоколадная стружка. Но в животе урчало, а батончик был все же лучше яблока.

Жуя, я открыл тетрадь по религии на задней внутренней стороне обложки, где я трудился над карандашным наброском Реджи Лемелина, нового вратаря «Бостон Брюинз». Рисунок был наполовину готов и выглядел вполне бомбически. В последние годы в классе стали вешать на стены любые «произведения искусства», и мои работы обычно были лучшими. Родители подкинули мне идею, что я, когда вырасту, буду работать в компании «Дисней». Это было круто, и, казалось, достойное будущее мне обеспечено.

Но в начале этого года в школе появился новенький из Спрингфилда.

Его звали Билли Браун, и рисовал он так, что можно было обзавидоваться. Втайне я думал, что он талантливее меня. Реализм его не интересовал. Он рисовал карикатуры, лица с большими носами без подбородков и все такое. Это было похоже на рисунки из комиксов, ничуть не хуже. Однажды я попробовал скопировать одно из его лиц, и вышло довольно неплохо. Но когда я захотел нарисовать в этом духе что-то свое, вышла полная лажа. Тут я и понял, что умею только копировать чужое, а выдумывать картинки самому, как Билли, – кишка тонка, и в голову закралось сомнение, что меня действительно возьмут работать в «Дисней».

Я взялся штриховать вратарский щиток Лемелина (скопировав его с хоккейной карточки, когда он еще играл за «Калгари Флэймз»), и тут Сэр сказал:

– Бен?

Я настороженно поднял глаза. Иногда учителя заставляли наказанных выполнять какие-то поручения, например отнести в учительскую табель посещаемости. Однажды меня попросили принести кабачок со школьного огорода; по сей день не имею понятия, зачем учителю понадобился кабачок.

– Через пять минут звонок. Хочешь в туалет – иди.

В туалет мне не хотелось, но это лучше, чем торчать за партой. Я вышел из класса и понесся вниз мимо Крейга Снелли, который как раз поднимался по лестнице. Он всегда приходил с перемены раньше, чтобы войти в класс первым, иначе его наверняка бы затоптали. Когда тебя не держат ноги, это плохо в любом возрасте, но в средней школе, где все не столько ходят, сколько бегают, это совсем беда.

– Привет, Крейг, – сказал я, проносясь мимо него. Я никогда не называл его Вонькой; мне казалось, что это слишком вульгарно.

– Привет, Бен, – сказал он, остановившись, чтобы перевести дух. Ноги у него были, как у марионетки, вялые и немощные. А верхняя часть тела, наоборот, состояла сплошь из мускулов.

Наверное, он хотел меня разговорить, поэтому я сказал ему:

– Мне нужно в туалет. У меня всего пять минут.

В школьном подвале царила странная атмосфера, возможно, по простой причине: там всегда было тихо и пусто. Там проводились только уроки труда и домоводства, соответственно, классы почти всегда были свободны. Еще там находилась учительская, поэтому шансов нарваться на учителя было больше, чем где-либо еще в школе, поэтому школьники старались заходить в подвальный этаж, только когда было уже совсем невтерпеж.

Стены мужского туалета были выкрашены в голубой цвет. Я подошел к одному из писсуаров, поняв, что мне все-таки надо отлить. Сделав дело и застегнув молнию, я собрался уходить… и услышал смех в одной из туалетных кабинок. Под закрытой дверью увидел две пары ног.

– Кто там? – спросил я, подходя.

Смех прекратился.

– Никто.

– Крис? – Я узнал его по голосу.

– Бен?

– Вы что там делаете?

Дверь распахнулась. Крис Андерсон и Кен Макфи стояли плечом к плечу и ухмылялись. В руках Крис держал большую книгу, раскрытую где-то посредине. Он показал мне обложку. Автор – Стивен Кинг, название «Томминокеры». На обложке сквозь жутковатый зеленый туман просматривался силуэт дома. Самыми толстыми книгами, какие мне довелось читать, были «Братья Харди», но кто такой Стивен Кинг, я знал. Как-то раз мы с Хомяком взяли в прокате его фильм, там грузовики и другие машины оживали и убивали людей.

– Разве это не страшно? – спросил я, не понимая, над чем они смеются.

– Прочитай еще раз, – предложил Кен и снова захихикал.

Крис прочитал отрывок, выделяя голосом все перченые слова:

– «Вправь себе мозги, Бобби. Если хочешь и дальше делать то, что тебе нравится, вправь себе гребаные мозги и завязывай со своим гребаным нытьем. От твоего гребаного нытья меня тошнит. От твоего гребаного нытья меня блевать тянет».

Это их развеселило, и я тоже улыбнулся. Столько ругани сразу и правда прикольно.

Кен сказал:

– Прочитай там, где про месяц.

Мне стало интересно, чем их заинтересовал месяц. Крис открыл книгу на загнутой странице и прочитал:

– «Но после душа она положила прокладку в свежую пару хлопчатобумажных трусиков, натянула их на себя, проверила простыни и увидела, что на них ничего нет. Месячные пришли раньше, но у них хотя бы хватило такта подождать, пока она почти проснется».

Это их совершенно развеселило, и я снова улыбнулся. Над чем надо смеяться, я не понял, но показывать, что не уловил юмора, тоже не хотелось.

– Спорить буду, – сказал Крис, – ты даже не знаешь, что такое месячные.

– Знаю.

– И что это?

От ответа меня спас вошедший в туалет мистер Занардо. Нахмурившись, он спросил:

– Что такое тут делается?

В отличие от Сэра, Дебилардо, как некоторые из нас называли этого урода за его спиной, всегда ходил в деловых костюмах. Сейчас на нем был светло-коричневый с бежевыми заплатами на локтях. Узел красного галстука был затянут так туго, что на него вывалился дряблый подбородок. Он не был толстым. Скорее, я бы сказал… солидным. Пышная рыжеватая шевелюра и бородка делали его похожим на Теда Дибиаси, «Человека на миллион долларов».

– Ничего, – быстро сказал я и пошел к двери.

– Стой на месте, Бен, – велел он мне. – Крис, что у тебя за книга? Из библиотеки?

– Нет, – возразил Крис. – Моего брата.

– Дай сюда.

Он театральным жестом протянул руку. Это был фирменный номер учителей – протягивать руку, когда что-то хотят отобрать. Пикантную записку, книгу для взрослых, жеваную жвачку, да что угодно, не важно. Им просто нравилось отбирать вещи у детей.

– Но это же моего брата, – запротестовал Крис. – Он их собирает.

– Я сказал, дай сюда. Раз, два…

Крис неохотно сунул мягкую обложку в руку Дебилардо.

Дебилардо взглянул на обложку и сказал:

– Тебе не кажется, что для твоего возраста это рановато?

Крис пожал плечами.

– Родители разрешают мне читать все, что я хочу.

Кен ухмыльнулся.

– Даже «Плейбой»?

– Помолчи, Кен, – рассеянно сказал Дебилардо. Он оглядел заднюю обложку. Я ждал, что он найдет загнутые страницы с ругательствами. Но он лишь посмотрел на нас и сказал: – Парни, вы же знаете, что вам здесь нечего делать.

– В туалете? – спросил я, нахмурив лоб.

– Давай специально для тебя, Бен, построим фразу по-другому. Вам можно заходить сюда, чтобы использовать туалет по прямому назначению. Но вам нельзя здесь шататься и валять дурака. Во время перемены ты должен быть на улице.

– Мне нужно было поссать.

– Что-что?

– Надо было пописать, – поправился я. – А на этой перемене я наказан, так что выйти на улицу не могу.

– Вот как? – Он приподнял бровь. – Тогда вам дополнительное наказание в обеденный перерыв. Всем троим. В двенадцать ко мне в класс, и не заставляйте меня вас искать.

Глава 4. Наказание

Я вернулся за свою парту как раз перед звонком об окончании перемены. Когда в класс вошли остальные, я, опустив голову, дорисовывал хоккейного вратаря. Я был на взводе, и разговаривать ни с кем не хотелось. Сидеть в классе на перемене – это всего двадцать минут, пережить можно. А вот обеденный перерыв – это уже сорок пять минут, сиди и дохни от скуки. Это еще хуже, чем остаться в школе после уроков. После уроков учителям самим охота домой, поэтому подержат тебя минут десять, пока собирают свои вещички и приводят класс в порядок.

Я слышал, как Хомяк хвастался хет-триком – на перемене они гоняли в футбол теннисным мячиком. Не слышать его было невозможно. Он говорил в два раза громче всех остальных, особенно когда запыхался или был в запале, как тогда.

– Бен, чувак, ты такое пропустил, вот мы оттянулись! – почти закричал он на меня. – Глотать записки в классе – с этим надо завязывать.

– Отвали, – огрызнулся я. – Это все твоих рук дело.

– Не можешь терпеть жар, парнишка, – проваливай с кухни!

Тут надо кое-что сказать о Хомяке.

Его родители были хиппи, круглые сутки под кайфом, и никаких правил в доме не существовало – возможно, поэтому Хомяк и считал, что ему сойдет с рук что угодно и где угодно. Но важнее другое: выражались его родители исключительно штампами. То ли они слишком обкурились, чтобы выражаться как-то более оригинально, то ли видели в этом особый шик, трудно сказать. Но стоило зайти к Хомяку в гости, сразу услышишь: «Забей на это, крошка Чаки», или «Что, язык проглотил, приятель?», или «Только время нас рассудит, мой малыш», или «Обожаю тебя больше жизни, придурочек» – да-да, родители Хомяка так его и называли: «придурочек». И вот Хомяк примерно год назад перенял любовь родителей к штампам и теперь сыпал ими по поводу и без повода. Поначалу это меня здорово доставало, тем более что эти штампы он часто запускал не к месту, но сейчас я перестал обращать на это внимание – привык, Хомяк есть Хомяк.

Сэр хлопнул в ладоши, мол, пора за дело, и весь урок мы вычисляли длины сторон геометрических фигур. В геометрии я не силен. Не сказать что я не старался. Сэр задал нам шесть вопросов, и я пыхтел над ними как мог. Но цифры и углы – это не мое. В итоге я совсем пал духом и написал ответы как бог на душу положит. Сэр увидел, что я «закончил», и велел мне написать первый ответ на доске. Понятное дело, результат его не устроил. Кажется, он сказал, что я как в лужу чирикнул, хотя социальная сеть со схожим названием появилась только десятилетия спустя.

В начале двенадцатого весь класс дружной цепочкой направился в спортзал на урок физкультуры. Иногда там бывала скукотища, когда приходилось крутить обруч или лазить по канату. Но в тот день был футбол. Мы поделились на две команды – в мою команду меня выбрали третьим, – потом из кладовки достали четыре оранжевых конуса и обозначили ими ворота, только без сеток. Футбольного мяча поблизости не оказалось, и мы взяли один из красных скачущих мячей, которым лучше играть в вышибалы. Он больше и легче, чем футбольный, ног слушается хуже, но, если захочешь, запулить его можно хоть до луны. Гарри Бут не преминул этим воспользоваться. Стоило мячу попасть к нему – и он зафигачивал его до самой крыши (где на балках уже устроилось несколько мячей, включая отсутствовавший футбольный).

После его очередного кретинского удара мяч срикошетил от стены и отлетел мисс Форрестер прямо в лицо. Завизжал свисток, игра остановилась, и Сэр вывел мисс Форрестер с пылающими щеками и полными слез глазами из спортзала. Кто-то из девочек взялся было отчитывать Гарри, но он тоже за словом в карман не полез, мол, нечего было этой мисс Форрестер у штанги стоять. Пожалуй, он был прав. Спортзал большой, могла бы выбрать место получше. Короче, вышло то, что вышло. Играть дальше мы не стали и раньше времени вернулись в класс, где Сэр просто рассадил нас по местам и велел сидеть тихо, вплоть до звонка на большую перемену. Я стал доставать из рюкзака свой обед, но тут рядом возник Хомяк и сказал:

– Джордж жлоб, не дал нам поиграть своим теннисным мячиком. Идем, может, другой найдем где-нибудь во дворе?

– Не могу, – сказал я. – Меня наказал Дебилардо.

– Еще раз? – радостно взвыл он. Если у кого беда, Хомяк прямо всей душой радуется. – Что натворил в этот раз, чувак? Съел еще одну записку?

– Крис с Кеном читали в туалете Стивена Кинга. Дебилардо решил, что я читал вместе с ними.

– Тебя наказали за то, что ты читал книгу? Чувак, у этого козла на тебя зуб.

– То-то и оно. – Я пожал плечами. – Короче, надо рулить туда. Опоздаю – он взбесится, еще и после уроков меня оставит.

Класс мистера Занардо находился в конце коридора на втором этаже. Дверь была приоткрыта, но в классе никого не было. Я подумал: может, просто смыться во двор? Но он наверняка за мной придет. В общем, я сел за парту в середине класса. Через минуту появились Кен и Крис.

– Где Занардо? – спросил Крис.

– Хрен его знает, – сказал я.

– Может, забыл, что наказал нас? – с надеждой в голосе предположил Кен.

– Садитесь, ребята! – прогремел по коридору зычный голос.

Крис и Кен бухнулись за парты справа от меня. Через минуту, жуя яблоко, на пороге появился мистер Занардо. В другой руке он держал контейнер с едой.

– Нет, так не пойдет, – сказал он с полным ртом. – Бен, на первую парту, живо. Крис, остаешься на месте. Кен, на последнюю парту.

Я пересел на первую парту, из рюкзака достал учебник по математике и тетрадь. Дебилардо уселся на стул за большим учительским столом, закинул ногу на ногу.

– Чем собрался заниматься, Бен?

Я перестал искать в пенале острый карандаш и хмуро уставился на него.

– Домашняя по математике? – Он улыбнулся. – Не думаю, приятель. Ты же наказан.

– Другие учителя позволяют делать уроки, если наказан.

– То другие, а то я.

– А что нам тогда делать? – спросил Крис.

– Сидеть и думать о том, почему вы здесь оказались.

– Потому что читали книгу? – проворчал Крис, превращая ответ в вопрос.

– Где твои мозги, Крис? – Дебилардо снова хрустнул яблоком. – Разве я в туалете не ясно выразился? Вы здесь, потому что были там, где быть не положено…

– Сэр сказал мне, что я могу сходить в туалет, – заявил я.

Дебилардо с пугающей силой шлепнул ладонью по столу.

– Закрой рот, Бен. Сам знаешь, чем вы там занимались!

Он достал из ящика стола книжку Стивена Кинга, открыл ее на одной из загнутых страниц и прочитал вслух абзац со всеми неприличными словами.

Я был поражен. Слышать, как ругаются учителя, мне доводилось. Особенно этим славился мистер Риддл. Но его брань была всегда дурацкая и безобидная, вроде «в лужу чирикнул». Дебилардо читал эти бранные слова со смаком, и, хотя он и не произносил их в мой адрес, мне стало не просто неуютно, но даже жутковато. Закончив читать, он оглядел каждого из нас – на мне его взгляд задержался дольше, чем на других, – и добавил:

– Теперь будете сидеть здесь молча и думать, за каким чертом вы читали эту хреноту, а там сами решайте, стоило ли из-за нее так бездарно проводить обеденный перерыв. Ясно?

Некоторое время в классе висела тишина, если не считать чавканья обедавшего каким-то вонючим карри Дебилардо и криков резвившейся за окном детворы. Я глянул на настенные часы: 12:10. Еще тридцать пять минут. Я положил руки на парту, а сверху – лоб. Да, денек хуже не придумаешь.

В 12:30 мистер Занардо объявил:

– Крис, Кен, свободны.

Они подскочили на ноги и метнулись к двери.

– Только идти, а не бежать, – крикнул Дебилардо им вслед.

– А я? – спросил я, подняв голову и мигая, чтобы отогнать мелькавшие в глазах звезды. Видимо, я заснул. Дебилардо сидел, положив ноги на стол, на животе у него лежала открытая книжка Стивена Кинга. Похоже, он читал ее с самого начала.

– Что ты? – спросил он, не поднимая головы.

– Я тоже могу идти?

– Еще посиди. – Он перевернул страницу.

– Но Криса и Кена вы отпустили.

– Что подумает твоя мама, если узнает, что ты читаешь такое? – спросил он, все-таки глянув на меня и подняв бровь. Я вздохнул.

– Это не моя книга, я ее не читал. Я зашел в туалет, чтобы… пописать, а Кен и Крис уже были там, они ее читали. Мне просто стало интересно, над чем они смеются.

– Ты что же, закладываешь своих друзей?

– Просто говорю, как было.

– А утром тебя за что наказали?

Я не думал, что должен ему все выкладывать, но, если не отвечу, он совсем на меня окрысится.

– Мне передали записку.

– И мистер Риддл тебя за это наказал?

Я пожал плечами.

– Мне спросить у мистера Риддла?

– Я эту записку съел, – сказал я, стараясь не нервничать.

Дебилардо засмеялся каким-то густым рыком. Спрашивать меня, зачем я съел записку, он не стал, да я бы этому дундуку точно не сказал. Он просто покачал головой, будто я его разочаровал, и сказал:

– Два наказания за один день, Бен. Что подумает твоя мама?

«Мама подумает, что ты последняя мразь, потому что наказал меня ни за что, вот что она подумает, дубиноголовый».

Он сказал:

– Возможно, я скажу ей об этом завтра на родительском собрании?

Я уставился на него. Он расскажет маме? Он даже не мой учитель!

– Она ведь придет, Бен?

Я неохотно кивнул.

– С отцом?

Я мотнул головой.

– Он с работы раньше шести не приходит.

Я чувствовал, что Дебилардо сверлит меня взглядом, но поднять глаза не отважился, хотя ненависть во мне так и кипела.

– Иди, Бен.

Я от удивления моргнул, но мешкать не стал. И вышел из класса – именно вышел, а не побежал.

Глава 5. Настоящее

– Чтоб тебе пусто было, – сказал я, вставая из-за компьютерного стола в центре своей маленькой бостонской квартиры. Сорвал с головы наушники и швырнул на стол, даже не нажав на клавишу «стоп». Джон Леннон продолжал петь «Оставайся со мной», хотя голос сразу скукожился и задребезжал.

Я отнес пустую кофейную кружку на кухню, включил конфорку на газовой плите и поставил на нее до половины наполненный водой чайник. Прислонившись к стойке, оглядел свою студию. Купленный через интернет компьютерный стол, на нем мой ноутбук, рядом черное офисное кресло, довольно прочное – не потому, что у меня лишний вес, просто я сижу в нем каждый день, и раскладушка с поролоновыми матрасом и подушкой. На этой хлипкой конструкции я спал всего несколько раз, все время ворочался, и на следующее утро тело возвращалось к жизни недовольным.

Вообще-то я живу в таунхаусе с тремя спальнями в Бэк-Бэй. Студию я арендовал, чтобы служила мне кабинетом: дома слишком многое отвлекает, мешая выполнять ежедневную норму в две тысячи слов. Именно поэтому обстановка в студии спартанская. Ни телевизора, ни книг, почти ничего съедобного в шкафах – от плотного обеда сразу клонит в сон. Интернет есть, да, но я пользуюсь им только для справки и чтобы слушать музыку.

Чайник засвистел. Я снял его с конфорки и налил воды в кружку. Насыпал туда ложку растворимого кофе и открыл холодильник. На верхней полке – с десяток пластиковых пакетов со сливками. На нижней – столько же бутылок бурбона. Такой запас избавлял от нужды часто ходить в супермаркет – каждое утро я выпивал семь-восемь порций кофе с молоком, потому что писал в основном по утрам, а пополудни, когда правил написанный утром текст, позволял себе две-три порции виски. Добавьте сюда смазанный арахисовым маслом банан на завтрак, хот-дог из магазина на Атлантик-авеню на обед, сухой аперитив и замороженную еду на ужин, и вы получите мой каждодневный рацион.

Может, и не самый здоровый, но для работы вполне подходящий.

Я налил в кофе добрую порцию молока, убрал пакет в холодильник и уже собирался вернуться к компьютеру, но тут раздался стук в дверь.

Ко мне сюда приходил только один человек, поэтому я понял, кто это, еще не открыв дверь. И не ошибся – это была Несса Надер, американка египетского происхождения с приятным арабским акцентом. Проще всего описать Нессу так: она похожа на Диану Трой из «Звездного пути», но не носит форму, и у нее нет телепатических способностей.

Видимо, ей под сорок – не потому, что она выглядит на этот возраст (тридцать, максимум тридцать пять). Просто она сказала мне, что ее сын поступил в колледж в прошлом году, как раз перед тем, как я заселился в это здание. Как соседи, мы часто сталкивались в коридоре или в лифте. Постепенно приветственные кивки или обмен парой реплик о погоде переросли в дружескую болтовню. Все резко изменилось, когда она пригласила меня к себе на чашечку кофе – каким-то неведомым образом мы оказались в постели. Это было полгода назад, и с тех мы встречались раз в неделю или около того, иногда у нее, иногда у меня. Она сказала мне, что формально замужем, но они с мужем больше не живут и практически не общаются. Я верил ей, потому что никогда не видел у дверей ее квартиры мужчину.

На Нессе был белый кардиган поверх цветастого платья и ее всегдашние золотые и серебряные побрякушки. В руках – пластиковый пакет с продуктами из супермаркета «Рош бразерс». Именно там я покупал молоко и виски.

– Привет, – сказал я, обрадованный ее появлением. – Решила меня подкормить?

– Ты же, кроме хот-догов, ничего не ешь.

– Кажется, мы знаем друг о друге слишком много.

– Как пишется?

Это была первая фраза, с которой ко мне обращались при встрече. Обычных людей, не живущих писательским ремеслом, спрашивают: «Как дела?»

– Вполне, – заверил ее я. – Взялся за новую книгу.

– Тебя давно не было видно. Я уж думала, съехал.

– В прошлом месяце взял паузу. Так что торчать здесь причин не было. – Я понял, что сказал бестактность, учитывая наши отношения, пусть и без взаимных обязательств. – В том смысле, что…

– О чем теперь? – спросила она, спасая меня от неуклюжего объяснения. – Новая книга?

– Переходный возраст. Детские дела.

– Как тебе это удается – писать о детях? Это же не то, что писать о взрослых?

– Не то, – согласился я. – Они говорят и думают по-своему, надо это учитывать. Стараюсь обходиться без замысловатых слов. Это не так просто, как кажется.

– Стыдно писать простыми словами?

Я пожал плечами.

– Отчасти да. Получается, я вроде как халтурю.

– Чем проще, тем лучше, – посоветовала она. – Читатели тебе спасибо скажут. – Она переложила пакет с продуктами в другую руку. Там что-то звякнуло. – У тебя… есть время отдохнуть от работы?

– Да, конечно.

Я кашлянул. Секс с Нессой всегда был свободным и естественным, а вот прелюдия к нему… это всегда было немного неловко.

– Гм, хочешь зайти?

– Давай сначала занесу продукты к себе. Там кое-что надо в морозилку закинуть. Сейчас вернусь.