История Бабра: путь хранителя Байкала

Он вытянул руку, но не указал прямо, а лишь провёл ладонью по воздуху, словно следуя за невидимой тропой.

– Вернись на сушу, – его голос прозвучал мягко, но в нём была странная глубина. – Пройди вдоль берега по тайге. Быть может, кто-то уже нашёл то, что ты ищешь. Быть может, то, что ты ищешь, найдёт тебя первым.

Бабр хлестнул хвостом, ещё не до конца понимая, что именно хотел услышать.

– Но где… Дай мне более весомую подсказку! – начал он, но шаман уже отворачивался, шаг за шагом растворяясь в сумраке, словно тьма принимала его обратно.

Но вдруг он остановился, едва заметно повернув голову.

– Истина не лежит на земле, – произнёс он тихо, почти шёпотом. – И не тонет в воде.

Пламя костра дрогнуло.

– Ты смотришь глазами зверя, но спрашиваешь о том, что видят только те, кто смотрит иначе. Ты сам-то готов увидеть правду?

Бабр замер. Он не понял этих слов сразу, но шаман больше ничего не сказал. Он шагнул в темноту, и его фигура, словно дым, растаяла среди закатных теней.

Глава 3. УРОКИ РЕЗЬБЫ И ТЕРПЕНИЯ

Бабр вышел из воды, тяжело ступая по песчаному берегу. Влага стекала с его шерсти тонкими струйками, испаряясь в горячем дыхании земли. Он встряхнулся, сбрасывая последние капли Байкала, и огляделся. Впереди простирался лес – сначала светлый, лёгкий, будто приглашающий, а дальше, в глубине, темнел густой стеной, скрывая под своей сенью тайны, которые не желали быть разгаданными.

Бабр двинулся вглубь. Первые деревья были просторны, в их изгибах угадывалась та же мягкость, что в его родной роще у реки, но чем дальше он заходил, тем тяжелее становился воздух, тем плотнее сплетались между собой стволы и кроны. Свет, пробиваясь сквозь листву, падал на землю разрозненными пятнами, дробился на осколки, словно кто-то разбил небо на куски.

Тишина окутывала лес, но в ней пряталось что-то неуловимое, живое. Здесь птицы пели реже, а те, что всё же осмеливались нарушить молчание, будто сразу растворялись в глуши, оставляя после себя лишь дрожащий след в воздухе.

Бабр шёл, опустив голову, и размышлял. В его памяти ещё звучал свист ветра в крыльях орла, ещё ощущалась сила волн, подхватывавших его в гонке. Он вспоминал, как легко мог бы победить, но выбрал другое. Почему? Он ответил сам себе и знал: это было правильно.

А ещё он чувствовал беспокойство.

Он не задумывался до этого, насколько теперь тесно связан с водой. Став её частью, он обрёл небывалую мощь, но здесь, вдали от спасительных глубин, ощущал странную неуверенность. Если случится опасность, если придётся бежать, сражаться – останется ли он таким же сильным? Или новая природа сделала его уязвимым там, где раньше он был хозяином?

Внезапно слух уловил нечто непривычное: лёгкое движение, осторожный шорох в зарослях у массивного дерева. Бабр замер, напрягая зрение. Листва вздрогнула, и он различил неясную, тяжёлую тень, шевелящуюся среди ветвей.

Шерсть на загривке у Бабра встала дыбом, но он не отступил. Бежать? Но куда? Здесь вода не унесёт его прочь, не спрячут волны. Оставалось только одно – встретиться лицом к лицу с тем, кто скрывался в темноте.

Бабр глубоко вдохнул, напряг мышцы и шагнул вперёд.

– Эй, кто ты? – голос прозвучал глухо среди деревьев. – Выходи!

В лесу снова стало тихо. Тишина на мгновение показалась живой, пульсирующей, будто сама природа задержала дыхание в ожидании ответа. И тогда что-то в зарослях зашевелилось. Сначала показались коричневые уши, а потом и вышел весь зверь.

Это был медведь – огромный, тяжёлый, словно вылепленный из самой земли. Бабр встречал медведей раньше, видел, как они иногда забредали в его лес, но этот был значительно крупнее и массивнее. Тёмно-бурая шерсть с глубоким, почти чёрным отливом впитывала солнечные лучи, словно задерживала в себе свет. Лапы, тяжёлые, могучие, несли силу, способную сокрушить дерево одним движением когтя.

Но не это заставило Бабра замереть – взгляд остановил его. В нём не было ни гнева, ни тревоги, ни любопытства. Ни угрозы, ни предупреждения – только покой. Глубокий, неподвижный, как вода озера, что видело приход и уход тысяч лет, что знало тайны мира задолго до того, как появился любой зверь.

Медведь не посмотрел на Бабра. Он шагнул к дереву, вытянул лапу и с почти ленивой неторопливостью начал сдирать когтями древесный нарост, точно снимая ненужную шелуху.

Бабр чуть подался вперёд, стараясь уловить смысл в этом простом, но завораживающем действии.

– Что ты делаешь? – спросил он осторожно, с искренним недоумением в голосе.

Медведь не отвлёкся, продолжая методично счищать когтями древесный нарост. Двигался неторопливо, без спешки, будто всё происходящее было частью древнего, размеренного ритуала.

– Собираю кап, – произнёс он наконец.

Слово показалось Бабру чужим, странным, но по всему было видно: так называется этот нарост, который медведь бережно скоблил с дерева.

– Зачем? – не удержавшись, спросил он.

Медведи не делали таких вещей. Они охотились, спали, бродили по лесам, но никогда – никогда не собирали кап. Это было нечто человеческое.

– Чтобы делать вещи, – спокойно ответил медведь.

Голос его был глубок, тяжёл, будто звук, рождающийся в самой сердцевине старого дуба. В нём не было ни спешки, ни желания объясняться. Только сухая, неоспоримая истина.

– Какие вещи? – Бабр чуть прищурился.

Медведь повернул голову. Движение было неторопливым, но в глазах, мелькнувших в сумраке леса, пряталось нечто древнее.

– Те, что нравятся людям.

Бабр замер. Вопросы вдруг смешались в его сознании, словно листья в водовороте.

– Ты знаешь людей? – спросил он тише, чем прежде.

Медведь слегка приподнял бровь, уголки пасти дрогнули, но назвать это улыбкой было трудно.

– А ты?

Бабр вспомнил шамана у костра, вспомнил тот странный момент, когда понял, что человек может понимать язык зверей. Что в мире есть вещи, не подвластные обычному течению жизни.

– Встречал одного… – медленно проговорил он.

Медведь кивнул. Он отодрал кап, с лёгкостью закинул его в мешок из грубой ткани, в котором уже лежали другие древесные наросты, затем свернул мешок и без лишних слов двинулся вглубь леса.

– Постой! – окликнул его Бабр. – Почему и как ты понимаешь людей?

Медведь остановился, медленно вдохнул, словно размышляя, стоит ли отвечать. Лес на миг замер, лишь ветер осторожно пробежался по листве.

– Я иду домой, – наконец произнёс он. – Помоги мне донести вон ту корягу, и я всё тебе расскажу по пути.

Медведь указал лапой в сторону – среди корней, наполовину утонувшая в земле, лежала выветренная временем коряга. Скрученные, обточенные дождями и ветрами формы напоминали застывшее движение, словно само дерево однажды потянулось вверх, но замерло в этой попытке.

Бабр молча кивнул. Они вместе подняли корягу, уложили её на спину Бабра. Вес давил ощутимо, но не настолько, чтобы остановить его.

Шаг за шагом они двинулись в путь. Под лапами пружинила мягкая хвоя, дыша, словно лес принимал их в своё спокойное, размеренное течение. Ветер гулял в кронах, но здесь, внизу, царила глубокая тишина, только мерное дыхание да редкий, глухой скрип дерева нарушали её.

Вскоре медведь заговорил:

– Я жил среди людей.

Бабр чуть замедлил шаг, насторожился.

– Как? – голос прозвучал ровно, но внутри дрогнула тень недоверия.

– Меня взял во двор один ремесленник.

– Ты был его… питомцем? – в словах Бабра мелькнуло сомнение.

Медведь коротко усмехнулся, ни презрительно, ни насмешливо, словно само это слово было лишено смысла. В его взгляде промелькнула дальняя, туманная печаль.

– Нет. Я просто жил рядом, смотрел.

– Смотрел? – переспросил Бабр. – На что?

– На то, как он создаёт.

Они продолжали идти. Лес прислушивался, замедляя время и вплетая рассказ в ритм их шагов.

Медведь рассказывал: о человеке, что брал в руки дерево и придавал ему формы, которые оставались жить дольше самой древесины; о тонких узорах, что украшали крыши, окна и двери домов – люди называли их наличниками. Линии, изгибы, завитки, которые на первый взгляд казались случайными, но несли в себе память о руке мастера, отпечаток его мысли, что оставался на дереве даже после того, как руки переставали работать. Он говорил о том, как запоминал каждое движение, каждый плавный росчерк резца, как видел, что за этими формами скрывается не просто работа, а нечто большее – ритм, порядок, суть. И о том, как люди приходили, чтобы обменять это на что-то своё. Как благодарили, как понимали ценность того, что сделано руками. Но потом…

– Когда я вырос, соседи стали бояться, – медленно проговорил медведь. – Они видели во мне только силу и угрозу.

Он сделал ещё один шаг, и хвоя под лапами мягко зашуршала.

– Ремесленник пытался убедить их. Говорил, что я не опасен, что я не похож на тех, кого они боятся. Но люди редко слышат, когда им говорят то, чего они не хотят слышать.

Медведь на миг замолчал.

– В конце концов, они вынудили его.

Бабр слушал. Ветер прошёлся по верхушкам деревьев, но внизу по-прежнему было тихо.

– Он привёл меня в лес, – продолжил медведь. – Оставил. Не потому что хотел, а потому что иного выбора у него не было.

Они шли дальше. Лес слушал, ветер шептал в кронах.

– Но ты не стал обычным медведем, – наконец произнёс Бабр, разрывая тишину.

Медведь не ответил сразу, лишь шёл молча, мерно покачиваясь в ритме шагов, будто его мысли двигались с той же неторопливой глубиной, что и сам лес вокруг. Только через несколько мгновений он заговорил:

– Нет, – в его голосе прозвучало что-то далёкое, тягучее, как эхо старых историй. – Дух тайги увидел, что я не умею добывать себе пищу, как обычный медведь. Увидел, что я не такой, как остальные, сжалился… и решил помочь.

Что-то холодное скользнуло по спине Бабра. Он слышал рассказы о духах, о тех, кто живёт в тенях леса, в дыхании ветра, в глубине рек, но никогда ещё не встречал тех, кого они коснулись.

– Как дух тебе помог? – спросил он, напрягая слух, будто ожидая, что в этот миг сам лес подаст знак.

Медведь обернулся: его тяжёлые лапы медленно поднялись, и Бабр увидел когти – необычные, чуть загнутые, острые, но не как у хищника.

– Дух тайги позволил раскрыться тому, что и так жило во мне, – произнёс медведь. – Я не мог стать таким, как другие, но я научился делать то, что видел с детства. Этими когтями я вырезаю фигурки зверей – тех, что люди используют как обереги. Вырезаю наличники, те самые узоры, которые когда-то видел.

Он говорил ровно, спокойно, но в голосе его звучало что-то неуловимо тёплое. Ни гордость, ни самодовольство – а тихое понимание своего места.

– Благодаря этому я и живу, – продолжил медведь. – Охотники, купцы… Есть те, кто знают меня, кто не боится. Они приходят, меняют мою работу на то, что мне нужно. Так я и выживаю.

Медведь вдруг хлопнул себя лапой по животу, и его глубокий, добродушный смех разлетелся среди деревьев.

– И, судя по моим размерам, – усмехнулся он, – люди не жалеют платы за моё искусство.

Бабр ощущал: этот медведь – не просто зверь. В его голосе, в мерном ритме шагов, в том, как он говорил о людях, о дереве, о творчестве, было нечто большее, чем простая жизнь таёжного хозяина. Время текло иначе рядом с ним, как будто само пространство сгущалось, придавая словам и движениям особую значимость.

Они шли долго, пока лес неожиданно не разомкнулся, выпуская их на просторную поляну. На её краю стоял человеческий дом.

Бабр остановился. Когда-то, ещё будучи обычным тигром, он видел такие издалека, чувствовал запах дыма, слышал голоса, ловил в воздухе следы жизни, но никогда не подходил ближе. В его мире людские дома всегда значили одно – там живут охотники, а где охотники – там опасность.

Медведь, заметив его заминку, спокойно произнёс:

– Это заброшенное зимовье стало моим приютом, не бойся.

Но Бабр уже не боялся, он смотрел на дом и не мог отвести взгляда.

Дом был не похож на те, что Бабр видел прежде. Его окна и крыша были украшены резными узорами – не грубыми, а тонкими, изящными, словно тень чьей-то бережной руки всё ещё хранилась в древесине. Бабр не разбирался в людских орнаментах, но чувствовал: в них есть что-то живое, что-то не просто созданное, а вложенное с душой.

Вокруг дома, расставленные в хаотичном порядке, стояли вырезанные из дерева звери и птицы: лось с точёными рогами, зубастая косуля, крылатый хищник, застывший в мгновении полёта, тюлень на льдине, даже маленький юркий соболь, будто готовый метнуться в сторону. Они не были случайными, они смотрели, сторожили, жили своей неподвижной, но полной смысла жизнью.

Чуть в стороне от дома раскинулся навес из брёвен, коры и мха. Под ним лежали древесные заготовки, капы, свежая стружка, неудавшиеся работы – словно здесь обитало само ремесло, а не просто его следы.

Бабр почувствовал, как странное волнение разливается по груди, расползаясь тёплой, неспешной волной. Он никогда не видел ничего подобного: здесь было не просто жилище, здесь был целый мир.

Медведь шагнул вперёд, будто ничего необычного не происходило, и Бабр, встряхнувшись, последовал за ним. Они отнесли корягу и свежесобранный кап под навес, аккуратно сложили его среди других заготовок, а потом медведь двинулся к дому.

Бабр помедлил всего мгновение и пошёл за ним.

– Как видишь, я ничего не придумал, – вздохнул медведь.

В его голосе была не просто усталость, а нечто большее – тяжесть, что копилась не день и не два, оседая в словах, как снег оседает в густой хвое. Бабр почувствовал это напряжение, ощущение чего-то невысказанного, и спросил:

– Что тебя тревожит? Ты ведь создаёшь такие прекрасные вещи.

Медведь покачал головой.

– Ты не понимаешь, – медленно произнёс он. – Ничего, кроме резьбы, я не умею. Моя жизнь держится только на том, что я могу создать своими лапами.

Он замолчал, словно подбирая слова, а потом, чуть тише, продолжил:

– В последнее время люди стали приходить реже. Запасы еды тают, и я боюсь, что без них не переживу следующую зиму.

Бабр нахмурился.

– Почему они перестали приходить?

Медведь устало вздохнул.

– В деревне появился другой мастер.

– Он делает лучше тебя?

Медведь усмехнулся, но в этой усмешке не было гордости – лишь лёгкая тень грусти.

– Нет, конечно, но он ближе. Не все готовы идти через тайгу ради моих резных фигурок.

Бабр задумался. Для него выживание никогда не было вопросом: он всегда мог добыть пищу, знал, как охотиться, как прятаться и выжидать. Но сейчас перед ним стоял огромный медведь – сильный, крепкий, могучий – и говорил о вещах, что казались нелепыми.

– И что ты будешь делать?

Медведь не ответил сразу. Он долго молчал, прислушиваясь к себе и к голосу ветра.

– Не знаю, – наконец произнёс он. – Я люблю то, что делаю, но я завишу не только от себя. Моё ремесло живёт, пока оно нужно другим.

Медведь опустил взгляд, провёл когтями по деревянной фигуре оленя, стоящей у порога, задумчиво очертил её изгибы.

– Если людям больше не нужны мои изделия, если они перестанут приходить… – он замер, словно проверяя, как звучат его собственные слова. – Тогда, наверное, мне придётся попытаться стать обычным зверем.

Он выдохнул, словно эта мысль была тяжелее, чем готовность её признать.

– Не уверен, что мне это под силу, но у меня не будет выбора.

Бабр молчал, перебирая в голове слова. Что сказать? Как поддержать? Как убедить медведя, что его путь ещё не окончен? Но прежде чем он успел найти ответ, медведь сам нарушил тишину.

– А тебя-то как звать? – спросил он, чуть склонив голову набок. – И чего ты вообще здесь делаешь?

Он задержал на Бабре взгляд, внимательный, изучающий.

– Да и вид у тебя… необычный, – добавил он после паузы.

Бабр вдруг понял, что так увлёкся историей медведя, что сам позабыл о своём пути.

– Меня зовут Бабр, – сказал он, выпрямляя спину. – Во мне течёт сила воды.

Медведь чуть приподнял бровь, но не перебил.

– Я ищу нефритовый камень правды, – продолжил Бабр. – Шаман сказал, что с его помощью сможет провести обряд и дать мне ответы на все вопросы.

При упоминании шамана глаза медведя вдруг оживились.

– Шаман? – переспросил он, будто выныривая из глубины своих мыслей. – Знаю такого. Как-то обменял у меня несколько рыбин на пару фигурок. Говорил странно, но добрый был человек.

Медведь задумчиво потеребил густую шерсть на подбородке.

– Камень твой из чего говоришь?

– Нефритовый, – ответил Бабр.

Медведь не стал говорить ни слова, он развернулся, подошёл к массивному деревянному ящику в углу дома и принялся там копаться, порой вытаскивая и откладывая в сторону какие-то вещи – куски дерева, заготовки, фигурки. Наконец, спустя несколько мгновений, он выпрямился, держа в лапах тяжёлый, тёмно-зелёный валун.

– Вот, – сказал медведь, шагнув ближе и подняв камень так, чтобы Бабр мог его рассмотреть.

Нефрит: гладкий, словно обточенный тысячами лет, глубокий, насыщенного зелёного цвета, как летняя тайга после дождя.

– Выменял у одного охотника, – продолжил медведь. – Еды он тогда не дал, но предложил камень. Мне цвет понравился, – оставил.

Медведь повернул камень, и тот сверкнул под косыми лучами заходящего солнца.

– Это случайно не твой камень правды? – спросил он, глядя прямо в глаза Бабру.

Бабр замер, вглядываясь в камень, и в груди у него вспыхнула надежда. Шаман не говорил, как именно должен выглядеть нефритовый камень правды, и этот, казалось, подходил: гладкий, тяжёлый, глубокого тёмно-зелёного цвета, будто вобравший в себя все оттенки таёжных рек и мхов.

Но чем дольше Бабр всматривался, тем яснее понимал: нет, в нём не было ответа, не было древней силы. Просто камень – обычный, пусть и красивый, кусок нефрита.

Он глубоко вздохнул, чувствуя, как внутри гаснет вспышка радости.

– Кажется, нет, – тихо сказал Бабр, отводя взгляд. – Это не мой камень правды.

Медведь пожал плечами, будто услышал что-то вполне ожидаемое.

– Так создай сам свой нефритовый камень правды.

Бабр поднял голову – создать? Он задумался. Может, в этом и был его путь: не искать, а самому сделать свой камень – вложить в него свою суть, свой смысл и свой ответ?

Но чем дольше Бабр размышлял, тем яснее становилось: он не знал, как создавать. Его когти не умели выводить линии, его лапы привыкли к движению, к охоте, к силе – но не к тонкой, точной работе.

– Я никогда ничего не создавал, – признался он наконец. – Да и когти у меня не такие, как у тебя, я не справлюсь.

Бабр посмотрел на медведя, изучая его глаза.

– И вообще, – продолжил он. – Зачем тебе отдавать этот камень?

Медведь не сразу ответил. Он положил валун на землю, посмотрел на него с привычной, спокойной задумчивостью, а потом медленно проговорил:

– Одна голова хорошо, а две – всяко лучше.

Он повернулся к Бабру, и в его взгляде мелькнул лёгкий, тёплый блеск.

– Давай так, – сказал медведь. – Ты поможешь мне придумать, как снова привлечь людей к моему ремеслу, а я научу тебя вырезать из дерева. Если ты освоишься, если почувствуешь, что готов, – тогда из этого нефрита ты сделаешь свой камень.

Он слегка усмехнулся, качнув головой.

– У меня всё равно особого выбора нет. Стать обычным медведем я всегда успею, а так, может, в процессе обучения и сам пойму что-то новое.

Бабр задумался. Резьба по дереву… Учиться создавать… Он никогда не думал о себе в этом ключе. Никогда не видел себя ни охотником, ни путником, а творцом. Но разве не для того он отправился в этот путь: открыть то, чего раньше не знал?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.