Наёмник

Дмитрий Чепиков

Наёмник

Глава 1. Узник

Первые лучи рассвета пробились сквозь дыру в потолке, выхватив из темноты моё измученное тело. Я лежал на холодном полу тюремного каменного мешка, камеры для преступников, приговорённых к смерти. Застонав от боли, я осторожно ощупал себя, проверяя, все ли кости целы. Помимо пульсирующей шишки на затылке и раскалывающейся от боли головы, обнаружил глубокий порез на правом плече. Рана уже начала воспаляться, сочась кровью и отдавая острой болью при каждом движении.

С трудом приподнявшись на локте, я прислонился спиной к склизкой стене. Холод камня немного притупил жар, идущий от воспалённого плеча. Попытался собрать воедино обрывки воспоминаний о прошедшем дне… хотя, судя по моему состоянию, прошло уже немало времени. В полумраке моя рука нащупала какой-то предмет. Поднеся находку к тусклому свету, я с омерзением отшвырнул её прочь, осознав, что держу полусгнившую человеческую кисть. Мёртвая конечность глухо шлёпнулась во тьму, и этот звук взбудоражил моих невидимых соседей по заточению. Лёгкое перестукивание маленьких лапок и тонкий писк выдали присутствие своры голодных крыс, терпеливо ожидающих моей смерти, чтобы устроить себе пиршество.

Я находился в «Последнем приюте» – единственной тюрьме Мильвии, столицы древнего королевства Кифия. Теперь я смотрел на это место с другой стороны решётки, хотя знал его планировку лучше многих. Будучи офицером королевской гвардии, я не раз сопровождал сюда преступников, спускался по этим бесконечным лестницам, шагал по извилистым коридорам, где факелы отбрасывали причудливые тени на древние камни стен.

Обширные тюремные помещения, большей частью подземные, занимали значительную территорию на севере города. Говорили, что подземелья уходят на семь уровней вглубь, хотя я сам бывал только на первых трех. Нижние уровни хранили свои тайны за массивными железными дверями, и даже среди стражи ходили самые невероятные слухи о том, что творится в их глубине. Четыре огромные башни возвышались по углам тюремного комплекса. В них содержались те немногие счастливцы, кто еще мог выйти отсюда живым.

А теперь я оказался в каменном мешке – куда заключенных спускали через люк в потолке, словно в могилу. Стены, покрытые чёрной плесенью, были влажными на ощупь, словно плакали ядовитыми слезами. Воздух здесь был густым от запаха гнили и смерти, а единственными звуками были капающая где-то вода и шуршание крысиных лап.

В столице с преступниками не церемонились – это я знал наверняка. За мелкие правонарушения клеймили и рубили конечности, а за более серьёзные проступки отправляли к жрецам богини света Астиры. Эти фанатики поили провинившихся дурманящим зельем, «Кровью небес», после чего человек навсегда терял рассудок, превращаясь в безвольную куклу с пустым взглядом. Я видел таких – жуткое зрелище.

В каменные мешки бросали лишь за самые тяжкие преступления, когда даже лишение разума казалось слишком мягким наказанием. Что происходило здесь, в глубинах "Приюта", знали немногие. Жрецы-стражники хранили молчание, а из мрачных подземных камер живым не выходил никто. По всей Кифии ходили самые невероятные слухи об этом месте. Внушительное многоуровневое строение, окружённое башнями, лишь на один этаж возвышалось над поверхностью пологого холма. Всё остальное было скрыто под землёй, храня свои мрачные тайны.

Как же я, Марк Валлон, лучший офицер королевской гвардии, потомок гордого знатного рода и победитель турнира Хранителей, оказался здесь? Ещё недавно я был фаворитом принцессы Илоны, а теперь валяюсь на грязном полу среди крыс и человеческих останков. Всё перечеркнула пьяная драка на празднике в честь Астиры. Драка, которая положила конец моей придворной карьере – той самой карьере, что началась девять лет назад, когда по приказу короля Роэна меня забрали в гвардейскую школу из родового поместья после смерти родителей.

Детство в родовом поместье оставило глубокий след в моей душе. Помню, как часами тренировался во дворе, оттачивая движения с деревянным мечом, пока другие дети моего возраста играли в свои невинные игры. Уже тогда я выделялся среди сверстников недюжинной силой и молниеносной реакцией. Отец, заметив мою тягу к воинскому делу, поручил моё обучение старому Гарту. Именно он научил меня метать ножи – искусство, которым я особенно гордился. «Нож – не игрушка, молодой господин, – говаривал старик, показывая, как правильно держать лезвие. – Но в умелых руках он может спасти жизнь».

От матери я унаследовал не только привлекательную внешность, но и то особое обаяние, что она всегда источала, словно мягкий свет свечи. Её темные вьющиеся волосы, зелёные глаза и точёные черты лица передались мне, как и легкая улыбка, которая, как говорили, могла растопить любое сердце. Эти качества, вкупе с воинской выправкой, сделали меня желанным гостем в покоях придворных дам, когда я повзрослел.

Впрочем, все они были мгновенно забыты, стоило мне увидеть принцессу Илону. Это случилось на весеннем турнире, где я выступал за королевскую гвардию. Она сидела в королевской ложе, и солнце играло в её золотистых волосах, уложенных в сложную причёску. Наши взгляды встретились лишь на мгновение, но этого было достаточно. В её глазах цвета летнего неба я увидел ту же искру интереса, что зажглась в моём сердце.

Наши тайные встречи начались почти сразу после турнира. Сперва – как бы случайные столкновения в дворцовых коридорах, затем – короткие беседы в саду, якобы под присмотром её служанок, которые за звонкую монету научились вовремя отворачиваться. Илона мне казалась не такой, какой её видел двор – не капризной избалованной девчонкой, а живой, острой на язык молодой женщиной с собственными амбициями и стремлениями.

Наставники не раз предупреждали меня о нежелательности этих встреч. «Она разбалована и непредсказуема, – говорили они. – Её внимание погубит твою карьеру». Но я и слышать не хотел их нравоучений. Даже злобные взгляды наместника Ансвила, брата короля и дяди принцессы, только разжигали мой интерес. В его глазах читалась неприкрытая ненависть – он словно чувствовал, что я могу разрушить какие-то его планы относительно племянницы.

Не остановила меня и временная ссылка в пограничный форт, где постоянно шли кровавые стычки с варварами-маронгами. Наша армия вторглась на их территорию, стремясь захватить серебряные рудники и отогнать дикарей подальше от новых границ. Напротив, перед отъездом мы с Илоной поклялись хранить верность друг другу, обменявшись поцелуями в тени дворцового сада. «Я буду ждать, – шептала она, прижимаясь к моей груди. – Вернись живым, мой воин».

Пограничье встретило меня свинцовым небом и лязгом железа. Я хорошо помню то время – каждый день мог стать последним. Королевская казна требовала всё больше серебра и золота на содержание знати и многочисленной армии, не говоря уже о расходах на новый флот. Это толкало нас всё глубже на территорию маронгов, к их серебряным рудникам.

Дикари, как их называли при дворе, оказались опасными противниками. Да, в первой большой битве наша кавалерия смяла их ряды – земля в тот день дрожала под копытами сотен коней, а воздух звенел от криков и лязга стали. Но маронги не смирились с потерей рудников. Они хорошо изучили нашу тактику и придумали свою – внезапные налеты, засады в горных теснинах, отравленные стрелы и бесшумные убийства часовых.

Я познал настоящую войну – не турнирные поединки и парадные смотры, а кровавую бойню, где жизнь человека стоит меньше глотка воды. Мы научились спать вполглаза, различать следы маронгских лазутчиков и никогда не снимать доспехи. Доходившие до меня с оказией письма Илоны, редкие и драгоценные, грели душу в холодные ночи, когда ветер с гор выл как стая голодных волков.

Однажды наш отряд попал в засаду в узком ущелье. Маронги обрушили на нас камнепад, а потом атаковали с флангов. Мы потеряли половину людей, но прорвались, и я заслужил свой первый шрам – длинную полосу через всю спину от маронгского кривого меча. С тех пор шрамов прибавилось, каждый – напоминание о том, что я выжил там, где другие пали.

Вернувшись в столицу героем после положенного срока службы, я развлекал придворных дам рассказами об ужасах войны в Пограничье. За два года дослужился до капитана, но суровая жизнь, полная испытаний, как оказалось, не научила меня осторожности в мирное время. Помпезно отметив своё двадцатипятилетие с друзьями, я вернулся к прежнему образу жизни, уделяя внимание первым красавицам Мильвии. Это не могло не вызывать гнев их высокородных спутников. Впрочем, я находил оправдание своему непристойному поведению.

Не могу сказать, что не ожидал предательства – слишком часто в последних письмах Илоны мелькало имя Мираса. «Твой друг так забавно развлекает нас историями… Мирас показал мне удивительную книгу… Мирас говорит…» Но я гнал от себя подозрения. Ведь Мирас был мне больше чем другом – почти братом. Когда я уезжал в Пограничье, именно Мирас клялся присматривать за Илоной. «Клянусь жизнью, друг мой, – говорил он, – я сберегу её для тебя». Как же горько звучат теперь эти слова! Вернувшись в столицу, я узнал, что моя возлюбленная принцесса сбежала из дворца с ним. Эта новость ударила больнее любого маронгского клинка.

Говорили разное – что они укрылись в горном монастыре, что отплыли на корабле в далекие земли. Но я не пытался их искать. Вместо этого топил боль в вине и развлечениях, пытаясь заполнить пустоту в душе шумом пиров и женским смехом. Праздник Астиры стал последней каплей в чаше моего падения.

Сейчас, сидя в этой проклятой камере, я ощущаю, как жар снова поднимается к вискам. Рана на плече пульсирует в такт сердцебиению, кожа вокруг пореза горячая и припухшая. Каждое движение отдаётся болью во всем теле, словно меня пропустили через мельничные жернова. Во рту пересохло, и я бы отдал сейчас полжизни за глоток воды.

Мучительно пытаюсь восстановить события того вечера. В памяти всплывают только обрывки – праздничные огни в храме Астиры, запах благовоний, смешанный с винными парами, звон кубков и обрывки молитвенных песнопений. Помню, как кто-то из жрецов что-то говорил об Илоне… или о Мирасе? Может быть, именно это и стало причиной моей вспышки?

Но за что конкретно я полез в драку со служителями, вспомнить не могу. Все последующие события словно в тумане – чьи-то крики, звон разбитого стекла, толстый монах, чьё тело оседает на пол после моего удара… Возможно, всё закончилось бы простым понижением в звании и очередной ссылкой на границу, если бы служитель Астиры не ударился затылком о каменную стену и не испустил дух прямо там, в храме.

Теперь, когда лихорадка немного отступила, я понимаю, насколько глубоко пал. Из лучшего офицера королевской гвардии превратился в пьяницу и убийцу. Что сказал бы отец, увидев меня сейчас? Что сказала бы мать? А Илона – порадовалась бы она моему падению или, может быть, в её сердце осталась хоть капля сострадания к тому, кого она когда-то любила? Последнее, что отложилось в памяти, – двое бегущих ко мне стражников с алебардами и глухой удар сбоку, после которого наступила темнота.

Проклиная крепкое вино и собственную глупость, я дохромал до круга света, падающего из отверстия в потолке и, задрав голову, позвал стражу. Мой голос прозвучал слабо и хрипло, но возымел действие. В проёме мелькнула щекастая физиономия стражника в жёлтом кожаном шлеме.

– Чего орешь? Дойдёт и до тебя очередь. Хотя, может, и тут сгниёшь, – его довольная рожа расплылась в щербатой улыбке и тут же исчезла.

Я прекрасно понимал – убийство религиозного служителя, даже по неосторожности, с рук не сойдёт. В Кифии могли предать смерти и за меньшее. Адепты Астиры заседали в каждой судейской коллегии и выносили выгодные им приговоры. Эти фанатики получили огромное влияние после того, как король запретил все виды магических наук и верований, кроме поклонения светоносной Астире. Они изгнали из страны магистров и последователей других религий, неугодных жрецам Астиры.

Я сделал несколько кругов по камере, ощупывая стены и прикидывая, как добраться до проёма в потолке. До него было не меньше двух человеческих ростов, а каждый шаг отзывался ноющей болью в ушибленной голове.

Прошло, наверное, полдня, меня начала бить лихорадка, не было сил даже держать глаза открытыми. Жар сменялся ознобом, тело отказывалось двигаться. В затуманенном разуме поплыли невероятные видения.

Я видел человекоподобных существ – одних ужасных и злобных, сеющих смерть и разрушения, других страждущих, несчастных, тянущих ко мне бестелесные руки. Взирал на мир с высоты птичьего полёта и даже выше, различая каждую мелкую деталь мирового полотна. Мир, изначально чистый и прозрачный, населённый достойными людьми с добрыми помыслами, благородными воителями и прекрасными женщинами. Но затем я ощутил течение времени, увидел, как менялись лица, превращаясь в омерзительные физиономии, как благие намерения перерождались в кровавые войны, а чистоту пространства заполнял грязно-зелёный ядовитый туман, убивающий всё живое.

Сквозь эту отвратительную призму я узрел упадок королевств, с удивлением увидел своё собственное лицо, искажённое злобой, а затем себя же, держащего за руку женщину невиданной красоты, и это прикосновение, казалось, прогоняло тьму. А затем, словно молния, пронзил меня образ Мираса, моего друга детства, лежащего бездыханным на роскошной софе с арбалетной стрелой в груди.

Видения кружились в моём воспаленном сознании, как осенние листья на ветру. Я видел древние города, чьи шпили пронзали облака – может быть, такой была Кифия в дни своей славы? Видел армии, марширующие под знамёнами давно забытых королевств, их доспехи сияли неземным светом. В какой-то момент я словно стал одним из них – воином в сверкающих доспехах, чей меч светился внутренним огнем.

Затем видения потемнели. Яркие краски сменились зловещими тенями, а благородные воины превратились в искажённые фигуры, больше похожие на демонов, чем на людей. Я видел, как зелёный туман пожирает целые города, как рушатся древние стены и гаснут огни в храмах. Видел свое лицо, но оно было другим – старше, жёстче, с глазами, полными той же тьмы, что пожирала мир.

Видения продолжали терзать мой разум, пока из горячечного бреда меня не вырвал поток ледяной воды, вылитый из ржавого ведра бородатым конвоиром. С трудом разлепив веки, я увидел три расплывающиеся фигуры. Постепенно зрение сфокусировалось, и яркий свет в помещении уже не так резал глаза. Это явно была не моя камера – комната с простой, строгой мебелью принадлежала капитану стражи «Последнего приюта», судя по его внушительному портрету на стене.

Окружившие меня люди переговаривались между собой, и я начал прислушиваться к разговору, явно касавшемуся моей судьбы.

– Это моё право по закону забрать его, Муалдир. Приказ короля никто не отменял, – произнёс тихий, но властный голос, показавшийся мне знакомым.

– Я чувствую в нём угрозу. Он убил нашего брата-служителя, – злобно проворчала вторая фигура жреца в жёлтой рясе. – Мой господин будет недоволен.

– Вопрос решён, он в твоём распоряжении, Балс, правила ты знаешь, – огласил человек, названный Муалдиром. Он ещё раз взглянул на меня и вышел из помещения.

Балс… это имя отозвалось в моей памяти. Капитан наёмников! Но зачем я понадобился ему? Мысль осталась неоконченной – сознание вновь затуманилось, поплыло, и я отключился.

Глава 2. Воры

Утреннее солнце едва начало пробиваться сквозь тяжёлые шторы, когда тишину роскошной комнаты нарушил мягкий женский голос.

– Гасан, поднимайся, лентяй, хватит спать, – темноволосая девушка выскользнула из объятий молодого, крепко сложенного человека. Его тело покрывали причудливые татуировки – замысловатые узоры, характерные для мастеров Сутрама, складывались в истории о морских путешествиях и древних легендах его народа. Смуглая кожа и миндалевидный разрез глаз безошибочно выдавали в парне уроженца независимого острова, расположенного на половине морского пути от Тимарии до Серого континента.

Молодой человек лениво пошевелился, но вставать не спешил. Его взгляд, острый несмотря на сонливость, внимательно следил за каждым движением его обворожительной спутницы. В его глазах плясали искорки восхищения, смешанные с настороженностью – это чувство никогда не покидало опытного вора.

– Где моя одежда? Ты снова её спрятал? – девушка медленно обвела взглядом помещение. Комната, в которой находилась парочка, была одной из лучших в доме Сна – самом известном из ночных прибежищ Мильвии. Переночевать здесь стоило целое состояние, но высокая плата взималась не зря.

Обстановка поражала роскошью, способной соперничать с королевскими покоями. Стены укрывала обивка из редкого заморского зелёного бархата, расшитого золотыми нитями, образующими сложный узор из переплетающихся лоз и цветов. Тяжёлые шторы, украшенные россыпью полудрагоценных камней, мерцали в утреннем свете, создавая причудливую игру теней. Роскошная кровать из палисандра – дерева, которое везли через полмира, – являла собой настоящее произведение искусства. Массивные серебряные подсвечники в специальных нишах у изголовья были выполнены в виде извивающихся драконов, держащих в пастях хрустальные чаши для свечей. Такая комната для ночлега была по карману не всякому знатному человеку, но для успешных воров высшего класса цена не имела значения.

– Куда нам торопиться, Лилина? – безмятежно приоткрыл глаза сонный Гасан, хотя его расслабленная поза была обманчивой – мышцы были напряжены, готовые к действию в любой момент. – Мы на славу поработали вчерашней ночью, а олухи-служители нескоро хватятся пропажи в высшем храме.

Он перевёл взгляд на свою руку, где на указательном пальце красовался впечатляющий чёрный перстень. Массивное украшение притягивало взгляд искусным миниатюрным барельефом в виде женской головы, вырезанной из редкого жёлтого камня. Каждая чёрточка на барельефе была проработана с невероятной точностью, создавая впечатление, что крошечное лицо вот-вот оживёт и заговорит.

«Светоч Астиры» – так называли этот драгоценный перстень из неизвестного чёрного металла, по легендам подаренного людям самими небесами тысячу лет назад. История гласила, что в ночь, когда упал «небесный камень», все звёзды на небе погасли, а затем вспыхнули с новой силой, образуя на небосводе символ Астиры. Драгоценность передавалась из поколения в поколение жрецами, хранившими древние тайны богини, и никогда прежде не попадала в руки тех, кто не был посвящён в самые сокровенные таинства веры.

Не попадала, пока за дело не взялись лучшие профессиональные воры Тимарии и Сутрама, привлечённые баснословным вознаграждением, обещанным султаном Азима. Пятьдесят тысяч золотых монет – сумма, способная вскружить голову любому члену воровской гильдии. Конечно же, задание было тайным и напрямую от правителя Азима не исходило – султан был слишком умён, чтобы оставлять такие явные следы. Но проницательный Гасан, имевший обширные связи в преступном мире, достоверно знал о заказчике. Его информаторы, рассеянные по всем крупным городам, словно паутина искусного ткача, не оставляли сомнений в личности того, кто жаждал заполучить древний артефакт.

Последние недели принесли Гасану немало тревожных вестей. Коллеги по опасному ремеслу докладывали ловкому сутрамцу, что его недавно обретённая подруга, Лилина, вела себя странно. Она встречалась по ночам с подозрительными личностями – чьи лица всегда скрывались под глубокими капюшонами, а походка выдавала военную выправку. Эти встречи проходили втайне от напарника – по крайней мере, девушка так думала. Но в воровском мире редко что остаётся незамеченным.

Гасан поднёс палец с перстнем поближе к глазам, внимательно разглядывая сплетение тиснёных узоров на боковых гранях. Тончайшая работа неизвестного мастера завораживала – линии, казалось, двигались в утреннем свете. По слухам от знающих людей, перстень обладал огромной магической силой, способной менять судьбы целых королевств. Но какой именно силой и как её пробудить, знал, видимо, только султан. Иначе бы адепты Астиры сами давно воспользовались сокрытой мощью драгоценного артефакта. Такие вещи просто так не поручают украсть из самого сердца Кифии.

Гасан уже мысленно представлял, куда он потратит обещанную гору золотых монет. Может быть, купит небольшой остров у берегов Сутрама, где построит роскошный особняк с видом на море. Или приобретет торговый караван и станет уважаемым купцом – многие воры на закате карьеры выбирали этот путь. Правда, наградой нужно было поделиться с помощницей. Чего вору, разумеется, не хотелось, поскольку самую опасную часть работы Гасан проделал в одиночку, проникнув через множество запертых дверей и хитроумных ловушек в святая святых храма – подземное святилище Астиры.

Каждая из этих ловушек могла стоить ему жизни. Ядовитые дротики, выстреливающие из стен при неверном шаге. Пол, разверзающийся над бездонной пропастью. Он рисковал куда больше своей спутницы, а значит, имел право более чем на половину вознаграждения.

Лилина лишь собрала всеми мыслимыми и немыслимыми способами необходимые сведения о местонахождении артефакта, прибегнув при этом к соблазнению нескольких жрецов. Это было несложно с её точёной обольстительной фигурой, правильными, притягательными чертами лица и томным взглядом горячих карих глаз. Достаточно было одного взгляда из-под длинных ресниц, случайного прикосновения нежной руки, и самые стойкие защитники веры теряли голову.

– На славу поработали, говоришь… – Лилина отошла от окна, её движения стали настороженными, как у хищника перед прыжком. – Во дворе дома Сна полно стражников. Как думаешь, по чью душу они здесь, Гасан?

Девушка осторожно приоткрыла тяжелую занавеску, разглядывая из окна второго этажа оцепивших здание королевских гвардейцев и командующих ими людей в жреческих рясах. Разбуженный шумом горожанин, высунувшись из окна здания напротив, разразился отборной бранью в адрес воинов, гремящих латами на всю округу. И тут же боязливо спрятался, когда один из стражников угрожающе поднял арбалет. На начищенных доспехах солдат, расставленных на всех подходах к дому Сна, то и дело поблёскивали солнечные вспышки в лучах восходящего дневного светила. Воины и жрецы терпеливо ждали чьего-то приказа, окружив здание плотным кольцом. Редких утренних прохожих разворачивали восвояси и не допускали во внутренний двор дома, в котором укрылись воры.

– Уходим по крышам, быстрее! – мгновенно вскочил Гасан, в спешке натягивая штаны из шкуры кудрага. Дорогая мягкая ткань особенно ценилась ворами – материал не издавал ни малейшего шороха при движении. – Когда же они поймут, что так нас не поймать? Каждый раз одно и то же… Даже скучно становится.

Его руки привычно проверяли потайные карманы, в которых размещались инструменты его ремесла. Чёткие, выверенные годами движения – настоящий вор даже в минуты опасности не теряет хладнокровия.

– По глотку вина, и убегаем, – протянула ему кувшин Лилина. В её голосе промелькнули странные нотки, которые насторожили бы любого, кто знал её достаточно хорошо. Но Гасан был слишком занят мыслями о побеге. – Пусть эти неуклюжие солдафоны попробуют нас догнать. Ты же знаешь, как они ненавидят бегать по крышам в своих тяжёлых доспехах.

Девушка небрежно поправила прядь тёмных волос, и в этом простом жесте было что-то от смертоносной грации пантеры, готовящейся к прыжку. Её глаза внимательно следили за движениями напарника.

– Никогда не откажусь от хорошего вина, тем более из рук столь прекрасной нимфы, – подмигнул ей Гасан, одним махом опустошив добрую половину поданного сосуда. Терпкий букет экзотического вина приятно обжёг горло. – Особенно из погребов дома Сна. Они знают толк в хороших винах.

– Прощай, дружок, – холодно улыбнулась ему девушка, аккуратно натягивая на себя лёгкую кожаную броню поверх белой туники. В её движениях больше не было ни тени наигранной спешки. – Ты только что выпил нектар тигровой розы и порошок леарна. Теперь немного поспи. Мне жаль, что так вышло, но у меня не было выбора. Надеюсь, жрецы тебя казнят быстро и милосердно. Ты всё-таки был неплохим напарником… для того, кто настолько доверчив.

Гасан поперхнулся, его глаза расширились от ужаса понимания. Он попытался что-то сказать, но горло уже сжималось, отказываясь повиноваться. Сильные ноги подкосились, и вор рухнул без сил к ногам своей отравительницы, которая тут же стащила с его пальца вожделенный перстень.

– Выдашь заказчика – умрёт твоя сестра в Сутраме. А ведь она благородная женщина, просто никто не знает, что у неё есть брат-вор, не так ли? – закончила Лилина, надёжно укрывая перстень в потайном кармане. – Жаль, что пришлось так долго притворяться влюблённой. Но дела есть дела.

После этих слов девушка изящным движением скользнула за окно на выпирающий из стены балкончик. Уверенно цепляясь за малейшие выступы в каменной кладке, она бесшумно и стремительно взбиралась на крышу. Годы тренировок не прошли даром – её движения были столь же естественны, как у горной кошки.