Тайм-трэк

Лицо Иф накалилось, подогревая воздух в объёме электромобиля, чем, конечно, привлекла к себе систему климат-контроля, тут же поглотившую избыточную температуру. Они въезжали в тоннель, и красный накал ярости давал о себе знать тусклым свечением – наживкой для разогревания какого-нибудь полуфабриката-конфликта. На этой злой плите испарялись даже слёзы, было начавшие свой извилистый путь, цепляясь за поры и уцелевшие в косметологическом автомате волоски. «Как же всё это знакомо до эмоционального паралича и неизбежной брезгливости, как и та зудящая истина – что было, то будет и повторится в копиях», – Элз отсутствовал во взгляде – лишь пара морщинок из уголков глаз веточками протянулась за защитой к волосяным лесам, ещё покрывавшим значительную часть головы-шара.

– Ты опять говорила во время игры. Тебе не хватает кошмаров?

– Элз, милый Элз. Это было ужасно – пусть сварит мне мятный чай. Что я говорила? Забудь, забудь. Ты изменил мне с Фор. Представляешь? Прямо здесь и сейчас, по пути на День потребления. Ты, оказывается, подлец – я стала больше тебя любить, – голос звучал расслабленно – расплескалась эмоционально, но крышку иногда надо приподнимать (из Свода невербальных правил). – Долго там ещё? Мы уже перешли на загородные сто двадцать?

– Да, минут сорок ещё…

– Сорок минут удовольствия! Ты классный! – чмокнула высохшими губами, чтобы обезвредить потенциальное возмущение – не конвертировалось бы вниманием во впечатление, если бы не помада, которая, конечно, также бесследна. – Но я продолжу. Ужжжжжасно интересно! Ты тоже займи себя – нельзя же три часа глазеть в окно.

– Иф, а что, если нет ничего кроме окна и бегущей мимо реальности?

Но этому вопросу не суждено было познать ответ – очки игры скрыли Иф от внешнего мира, да и что в сущности можно добавить к истине? Присовокупить её к истине более высокого порядка и растворить в ней?

Кисть движения смазывала неровность бетона и других несовершенств дорожных и околодорожных элементов в удобную серую пастель, на которую мозг-художник охотно накладывал мазки случайных размышлений, фантазий, и никто в масштабах музеев и тематических выставок не разгадает ту сюрреалистическую загадку, что творится здесь и сейчас в голове Элз – пользователя N1685668.

Каналы дорог впадали друг в друга и далее были единой широкой рекой, по которой в три оптимальных ряда проистекали бесконечно малые элементы города. Их шахматный порядок оставлял возможности для манёвров в случаях… в случаях, предусмотренных ВРД и неизвестных большинству. «Большинство стремится к счастью, не совместимому со знанием, и ничто не может препятствовать тому».

На намытом искусственном острове, где размещался торговый центр, и куда сейчас прибывало девяносто пять процентов приписанных к нему пользователей, суетой оживало нагромождение сот. Солнце не было в обиде – кожа сот обладала загаром солнечных батарей, охотно впитывающим щедро разлитую по округе энергию. В сверхобществе ничто не построено просто так, и даже нагромождение – не нагромождение, а форма с идеальной обтекаемостью с учётом розы ветров.

Дорога вела и впивалась в гладкое тело острова подобно пчеле, жертвующей самым ценным – единицей себя – ради процветания целого. «Самое ценное – время, потребление – всеобщее благо», – так думал Элз – электромобиль же не думал, а закручивался в спирали высотной стоянки, нагнетая головокружение как расплату за опоздание.

– Опять опоздали! Мы самые последние, как всегда. Ну почему, почему? Давай сюда, Элз, вон там, там место – я чувствую, – Иф подпрыгивала в возбуждённом предвкушении и пыталась проткнуть собой стекло.

***

В экстренных случаях пользователи могли переходить на ручной режим управления электромобилем, но эти случаи ВРД определяла сама – большинство не имело никакого понятия об управлении им.

***

– ВРД советует девятнадцатый этаж, – сухо ответил непроницаемый Элз.

– Да я потеряю сознание! Ты этого хочешь, скажи? Чтобы сбежать? К Фор?

Бросив электромобиль на девятнадцатом этаже всеобщей стоянки – только разумно существующим на этой планете доступны удовольствия, – они, пользователи Глобальной компьютерной программы, встали на траволатор, ручьём убегающий в одну ему известную даль.

– Где твоя маска Соответствия, Элз? Вернись, я тебя прошу: не подмешивай в праздник свою рассеянность.

А праздник был. В тысячах улыбающихся лиц, поставляемых стоянкой на траволаторы, в весёлых красках бетона, преобразившегося по случаю в ливрею, в музыке, перебивавшей мысли, от которых нужно отречься. И вот уже швейцары-фотоэлементы раздвигают последнюю преграду-занавес между потреблением и потребителем, улыбкой продавца и улыбкой покупателя, деньгами и чеком.

– Смотри, двадцать пар носков по цене десяти.

– Но…

– Берём!

«Но» не имела смысла в виду полного и окончательно отсутствия гужевого транспорта. Только бесконечное «и»…

– Элз, смотри, брюки. Цена? Берём.

– Но я не ношу брюк.

– Будешь!

– Смотри, кофточка. Смотри, смотри, смотри…

«Смотри» сливались в гул, впадали в музыку, которая силой проникала к железам организмов и обменивала себя на гормоны, каким-то образом возбуждавшие потребление в любом из – из пользователей Глобальной компьютерной программы. Элз не был физиологическим исключением из них – невольно и в нём просыпался животный азарт, и двадцать пар носков уже не казались роскошью, свисающим избытком, в котором пачкается внимание, пытаясь его проглотить. Элз уже хотелось присоединиться к ним, пользователям, с куриной сосредоточенностью копошащимся, осматривающим, примеряющим – встроиться в круговорот, испытывать тот же восторг от удачного сочетания тела и вещи, откусить кусочек удовольствия от двойного пирога самолюбования. И можно было уже без маски, потому что хотелось улыбаться. И каждый новый отсек магазина возбуждал мужское желание следующего, непохожего, нового ещё, и ещё, и ещё. Красное, синее, хлопчатобумажное, со стразами, со стразиками, c V-образной шеей, в клетку, потёртое, плюшевое, с надписями – пёстр и многообразен был этот новый старый мир, тропическим столом он вбирал в себя постящегося северного аскета, державшегося до того елево-березовой диеты и вдруг понизившего широту. Влекомый густотой зелёного тела, пряной неизвестностью, мачете вдруг объявившейся жадности он врубался в самую гущу потребления, и, казалось, густота достигнутого недостаточна, и дальше, в новом отсеке, соте – элементарной ячейке потребления – должно быть ещё гуще.

– Вау, какая встреча! Иф, Элз! Как дела? – ежедневные повторения одних и тех же приветствий разлагают необходимость на рефлекс и долю самоудовлетворения с некоторыми затратами энергии, которые не делал Элз. Это Фор и Энд – ещё одни из, из пользователей Глобальной компьютерной программы.

– Превосходно! Как насчет вас? – Элз не владел языком соприкосновения пользователей – говорила и радовалась Иф. «Я признал его лишним и не обладающим смыслом. Готова ли ты взвалить на себя бремя коммуникаций? – так спрашивал Элз». – «Да, милый, если ты возьмёшь мусор и всё, что с ним связано на себя, – ну а так отвечала Иф». Дальше они поженились.

– Великолепно! Замечательный день!

– Рассказывай, рассказывай, душечка Иф, как тебе удалось вытащить воинствующего затворника на День потребления? – Фор была бледна и отталкивала свет. – Скажи, что ты сделаешь взамен? А? – мерцала раковина глаза, приоткрывая двойное дно вопроса.

– Для него ещё есть незыблемые ценности. Да ему и самому уже нравится? Да, Элз?

– Пока…

– Ты на меня так давно не смотришь, как на… этот джемпер. Прекрасный джемпер, Фор. Где ты его потребила? – Иф чернела покрытием головы.

– Уж и не помню… Иф, Элз, как насчёт следующего конца недели? Приглашайте в гости – ГКП нам выдаёт гостевое окно.

– Я бы куда-нибудь съездил, чёрт возьми. На горное озеро или… что там ещё предлагает ГКП. Элз, дружище, может ну его, а? – Энд сопроводил последнюю фразу подбадривающим выбиванием пыли из плеча Элз. Пыль – один из последних материальных паразитов быта, не побеждённых сверхобществом. Иф хотела чихнуть, но не чихнула; Фор не хотела, но чихнула, по-кошачьи изящно, скользнув несколько раз камнем-лягушкой по поверхности допустимой Сводом невербальных правил вежливости. Энд было выгодно её здоровье, поэтому он ей его пожелал и получил причитающуюся эмоцию благодарности.

Энд – универсальный приятель Элз, вожделеющий Иф. Благодаря ежедневным порциям информатизации через ГКП остаётся в неизменном умственном состоянии на протяжении длительного времени – ни одному известному консерванту этого бы не удалось достичь.

***

У каждого пользователя был универсальный приятель, присвоенный ГКП в четырнадцатилетнем возрасте с учетом всего, что способна учесть ГКП, а ГКП способна учесть всё: от темперамента до родинок на мочке уха.

***

У Элз та самая родинка ютилась на мочке, стекающей с правого уха, у Энд – с левого.

***

На приятелей были возложены обязанности поддержки в точках бифуркации жизненных состояний, которые преодолевались через службу поддержки. Основная нагрузка – ежеквартальные встречи…

***

– Элз, опять ты зарыл голову в ридер. Ну ничего, мы достаточно бесцеремонны, чтобы общипать тебе хвост, – Фор – универсальный приятель Иф, неравнодушная к Элз.

– Надо сделать запрос в ГКП. Если ничего неотложного – у нас есть ещё не использованные окна, – можно сказать, Иф согласилась. За себя и за Элз. Она всегда соглашалась и отказывала легко, не мучась.

– Славно! Счастливой недели. Не превышайте нормы потребления, а то не допустят в следующий раз, – улыбка Фор стала шире, зубы – белее.

– Все это знают, – Энд спешил и потому улыбался в обратную сторону.

– Удачной недели, – Иф соблюла правила соприкосновения пользователей из Свода невербальных правил и, коснувшись Элз, добавила в улыбку слова. – Хорошо, когда приятели в паре.

– Чаще всего так и бывает – парное пользование эффективнее одиночного, – звуком ответила всегда положительная маска Соответствия. Это был Элз, вынужденный быть. Быть постоянным. Среди других, таких же, как он. Постоянство всегда положительно, потому что предсказуемо. Что было, то будет и повторится в копиях.

Потребление не останавливалось ни на секунду в пределах этого дня. В примерочных, в нежно-голубом томлении светодиодных фонарей время переходило порог, кристаллизовалось, приобретало не свойственную ему твёрдость и становилось подвластно осязанию. Не всех – только тех, кто хотел его ощущать. «Но, может, это лишь видимость, если смотреть не моргая, остановиться, замереть, задуматься?»

Всё находило своего покупателя, ибо не могло не найти. Тотальный маркетинг – одна из подпрограмм ГКП – предсказывал, прогнозировал, давал указания, сводил спрос с предложением, но самое главное – он формировал потребности пользователей фрагментарными вспышками визуальных образов на экранах ежедневного взаимодействия с ГКП, профилями и формами по умолчанию в вещевых принтерах. Сиротство вещей искоренялось планом продаж и непрерывной бескомпромиссной его реализацией.

Сопроводители и глашатаи положительного настроения – летучие возгласы, вспышки улыбок – порхали, насыщали воздух, жалили пользователей и пленялись их накопителями. Сохранить, не расплескать до следующего Дня – от понимания этого активнее вбирали губки-глаза, уши-лисы заманивали воздушные волны, рты губами и языком распускались в цветки восхищения. Радость обратилась в вирус, просачивалась в тела капельной взвесью, принципом домино укладывала фундамент будущего. Что было, то будет и повторится в копиях.

Глава 3 Универсальные друзья

Конец недели обвил тела достигших его пользователей паутиной лености, приобрёл мерцающий пурпурный оттенок напоминания и наступил силой тяжести век и членов, замешанных в передвижениях. Первая утренняя скорость преодолением себя позволяла побороть притяжение постели и войти в выходной день, в котором не существовало обязательств, барьеров, необходимости быть кем-то ещё, кроме себя самого, быть где-то за исключением сейчас. Хотя существовали ещё встречи универсальных приятелей, Дни потребления, озёрные пикники и жареное мясо на углях, но за редкостью ими можно пренебречь. Но не сегодня! Выбор между ничем, вакуумом бытия, и чем-то, конечно же, состоялся с перевесом последнего.

– Фор, Энд! Как я рада вас видеть, – Иф всегда обходилась без маски Соответствия, исключительно ложью. – Элз, милый, к столу, – её лицо сравнялось с эталоном в своем благожелательном выражении – признак присутствия зрителей.

Стол казался продолговатой отполированной мраморной плитой на фонтаноподобном основании по центру. Впечатление было верное – у принтера ушло шесть часов, предыдущий стол, три таза, крыло электромобиля, загуститель «Итальянский мрамор», имитаторы кварца и много терпения Элз.

– Сегодня солнечно, чёрт возьми, впрочем как и вчера… И завтра, если верить ГКП – а кто не верит ГКП? – тоже будет… Элз! Дружище! Только ты можешь не верить ГКП – скажи, что будет завтра?

– Что было, то будет…

– Именно! Именно, чёрт возьми, будет солнечная погодка без единого облачка. Ха-ха-ха!

***

Встречи универсальных друзей сопровождались обильной едой и напитками и в другой обстановке не проводились. Еда занимала ротовые полости собой и о себе и замещала мыслительные процессы процессами пищеварения.

***

– ГКП дала указание заводить ребенка: полагает следующие три месяца оптимальными – все факторы сочетаются по максимуму, – Иф любила информацию и непринуждённо делить её между собой и другими – так, по её мнению, добывалось отличное от плохого настроение. Элз верил в обратное и молчал.

– Значит, и нам скоро. Слышишь, Энд? – улыбкой спросила Фор. Она любила улыбку и только её. Подавала её на прекрасном носике-троне при пажах-ресницах.

– Да, дорогая, – отодвигая мраморный пластиковый стул, Энд отвечал и мечтал о спокойствии – освоение пищи требовало сосредоточения.

– Опять личинки? – бесцеремонно вступил Элз. – Мне кажется, даже в Древнем Риме ничего подобного не употребляли, притом регулярно.

– Элз, не мешай форму с содержанием, – неизвестно, что Иф искала и находила в этих плодах совершенной культуры питания. – Личинки – это каприз ГКП. Ты же знаешь… Может, ты забываешь вносить их в Тайм-Трэк?

– Да, а то, как же… ГКП старается не повторяться, – Элз был излишне серьёзен для Встречи – все отметили это внутри, наедине со своим Я.

– Ты против Древнего Рима или личинок? – Фор не понимала смеяться или нет – засмеялась с закрытым ртом, пропустив сказанное вперёд.

– Ну, ты уж… – продавил сквозь осколки личинок Энд – казалось, он всё время что-то преодолевал.

– Личинки – самое быстрое возможное блюдо, – мышцы лица напряжением сотворили улыбку – Элз перешёл в режим кратковременного восторга, присоединившись к собравшимся.

– А что бы ты хотел? – Фор сделала то, что не сделала Иф – спросила.

– Дикую утку. Добыть и съесть, – Элз заключил вилку в кулак и вонзил её в самую большую из предоставленных ему личинок, размер которой позволял вилке устойчивое положение. Раскачавшаяся поступком вилка перевела лица в немое состояние, предоставив недоумению свободно по ним разгуливать.

– Какая дикость! – восклицание спорхнуло с губ Иф и заметалось в поисках впечатления-выхода, пружиня на перепонках-батутах.

– Варварство… – Фор не была уверена, но не смогла удержаться.

– Элз, дружище, ты давно не был в тире – там отпечатали новые чучела, – сказал не подверженный гипнозу неожиданности и вполне уверенный в своём предложении Энд. – Перышко к перышку и рукокрылые тоже… с внутренними органами, с кровью. Каждую среду посещаю.

– Там классно, там классно, – сорвалась Фор, не прекращая улыбки – порывистые предчувствия чего-то покрывали гладь её речи эмоциональной рябью. Элз непрерывно проникал сквозь Фор, сквозь трепетания её соударяющихся пальцев, обходил глаза нереализованной самки, фокусируя выражение своего симметричного лица в пространство за ней, где среди пустоты воздуха обыкновенно находил своего собеседника – безответную вечность. Межмолекулярные поры хорошо впитывали влагу его вопросов, рассеянную чередой повторяющихся дней, недвижимую, но грозящую выпадением осадков неудовлетворения при первых признаках похолодания.

– Да… тир, – не моргая сказала Иф и отвернулась в тарелку. Белое мясо, дифференцированное неторопливым этикетом-хирургом посредством столового ножа, источало взращенную в себе энергию, бравировало пищевой ценностью, соблазняло инстинктивное восприятие отблесками Солнца на жирном, ползавшем змеёй соке, цеплявшемся за невидимые канавки, уцелевшие в неравной схватке с качеством и, в конце концов, смирявшемся в застывших границах пластика.

Пища осваивалась в осознаваемом всеми вакууме молчания, который нельзя вдохнуть, разжевать, проглотить. Четыре пользователя облизывали перекаты быстроводного промежутка времени меж двух порогов-событий. В одиноких каяках-телах, подгребая пластмассовыми инструментами быта, нанизанных на поющих скрипы уключинах-мыслях, выравнивали они траекторию состояния системы. Требовалась острота усилия времени, чтобы разомкнуть вдруг возникший неловкий пузырь паузы, схлопнуть его обволакивающие границы.

***

Новости не существовали – передавались только сообщения. Сообщением называлось цифровое или текстовое описание событий, необратимо снижавшее неопределённость среды. Пользователи по умолчанию должны избегать неопределённости и пропитываться сообщениями по утрам через зеркала в комнатах совершения гигиенических операций, к которым они, сообщения, и приравнивались. Заинтересованные углубляясь в ГКП гипертекстовыми переходами, быстро исчерпывая двадцать выделенных на гигиену минут, чем обрекали пунктуальный завтрак на муки ожидания.

***

«Новости не новы, погода предсказуема – ГКП знает всё». Всё могли знать все, всё знала ГКП, всё можно узнать у ГКП сейчас, поэтому никто не накапливал на потом, сверх определённого ГКП минимума. Определённого при рождении – пользователи рождались по воле ГКП.

«Всё предопределено. Всё предопределено ГКП», – отрешённый от ситуации Элз движением глаз сопровождал мраморные разводы стола в их неупорядоченных отношениях с геометрическим порядком. В том хаос, ворожа, рождал красоту, не древнегреческую – иную, неподвластную симметрии, классификации, скорому постижению. Сочетаясь с тишиной, хаос вызывал у Элз некоторую степень эстетического удовольствия и забытья, меж тем как соседствующие пользователи, не возбуждая голосовых связок, без музыки голоса извлекали белок из рождённых для белка тел. Не опасаясь перееданий, не испытывая удовольствия и отвращения, – эмоции нарушали баланс и индекс массы тела – они строили и поддерживали себя. Никто не был рожден ради своего существования, ради жизни, ради Солнца – всё имело ценность, цель, предназначение. У ГКП были пользователи, у пользователей – личинки, у личинок – компост, у компоста – пользовательские отходы – вечный цикл бытия.

Межпользовательская коммуникация – эмоциональный обмен как необходимое дополнение собственных Я – была необходима при концентрации пользователей более одного на пяти квадратных метрах в течение более двух минут. Элз не предавал этому значения, Иф нервничала из-за Элз, Энд томился, а Фор не понимала – она часто не понимала и переносила это легко, на ногах, без побочных эффектов для себя и кружащих вокруг.

– Элз… Элз, ГКП уже предложила ребеночку имя? – Фор развернула ловушку-улыбку и наивно щебетала глазами-приманкой.

– Вэн… – не пристрелянным голосом ответил Элз, хотя позиции Фор ему были известны – доложила разведка глаз.

– Красивое имя, – Фор металась между уверенностью и неуверенностью, затрудняя попадание в неё смысла.

– Но имён всего шесть. Шесть! Четыре уже присутствуют здесь. Не понимаю, как в очевидном и предсказуемом можно найти красоту, – Элз впился в Фор сфокусированным пятном вопроса.

– О, его ждёт Пустыня или Луна, – Иф покинула стол, чтобы пользоваться вниманием с целью формирования впечатления.

– Элз, Элз! Ну что ты вдруг стал предавать значение словам? Слова – это одноразовое средство. Салфетка, шприц… ну ты понимаешь. Сделал укол – забудь, брось, – Энд был рад что-то сказать, чтобы приглушить вздутие живота.

– Нет. Это идея – их не комкают и не бросают, как тряпки – они не впитывают, а питают, – говоря, Элз с жадностью приступил к еде, штурмовавшей его туловище стрелами голода.

– Это архаичная философия, друг. Эти, как ты говоришь, идеи реализуются принтерами. Причём все. Они реализованы и доступны любому – и значит, уже не идеи в платоновском смысле. И бог наш – это ГКП, – Энд как никто умел озвучивать истины и научился улучшать этим своё хорошее настроение.

– Элз, Энд, – Фор по-собачьи терялась меж хозяев дискуссии, беспорядочно виляя головой.

– Чем тебе ребёнок не идея? – дальнобойным стрельнула Иф со сторонней позиции наблюдателя – при разговоре она плескала слюной, как будто в лужу сообщения бросала камни букв.

– Идея детей рождается ГКП преодолением пути между нулем и единицей. Этот путь преодолевается миллионы раз! Молниеносно, со скоростью света. Я же, я – Элз, пользователь 1685668, не думал об этом – мне это предъявили как данность и хотят меня использовать в качестве принтера, – Элз уже окопался и был в бескомпромиссной каске.

– Элз! – лицо Иф скомкалось раздражением, не снимая напряжения улыбки.

– Дружище, ты давно не ходил по лестнице. Вот тебе моя идея: не гнушайся пожарных, запасных, чёрных лестниц и беговой дорожки. Преодолеешь сотню этажей – пот выведет всё. Всё лишнее. Ха-ха-ха! – сытый Энд был беспечен на поле боевых действий.

– Как бы пот ценимое не увлёк – драгоценности склонны к соблазну порока, – принадлежность сказанного Элз никто не оспаривал.

– Да, да, Энд. Это у него от избытка физических сил и свободного времени, – Иф вернула себе позицию за столом.

– Не хочу вытаптывать под собой – надеюсь, что-нибудь ещё прорастёт. Скучно, друзья! – вот что потачивает моё твёрдое положение пользователя, и однажды я могу потерять устойчивость, – по мере удлинения фразы Элз удлинялся, удлиняя тень – черный, неодушевленный мазок света по телу. – Что-то давно не было революций. Пару сотен лет? Несколько поколений? А мне уже не терпится, да? Что, конечно, странно, – Элз подсоединился подвижной частью ладоней к столу и возвёл себя в вертикальное положение.

Разговор повис и не поддавался продолжению ручным стимулированием височных и иных надкорковых частей. Пользователи углубились в гаджеты – услужливые пажи ГКП – уточнить даты последних революций и мнения экспертов по насущному вопросу потребности в них отдельного пользователя. Скоро они обрели индивидуальность и мнение.

– Это странно, Элз, – первой не выдержала Фор – она не выдерживала пауз, зазоров и промежутков между – между прошлым и будущим, совершённым и несовершенным, не храня недосказанность-надежду от агрессии фактов и выводов.

– Последняя революция постигла человечество в двадцатом веке, а сейчас у нас двадцать третий. Правильно, Фор?

– Если считать от рождества Иисуса Христа, – Фор смотрела на Элз.

– Тогда мы были ещё людьми. В двадцатом веке, – Элз опустил своё положение на стул.

– Ну, люди – не люди – вопрос определения. Предмет-то один и тот же, – Энд был и оставался на месте.

Вибрацией гаджетов ГКП напомнила о пяти часах вечера – идеальном времени расставания универсальных друзей. Неумолимо надвигалось личное время и донимало пользователей ощущениями: неосознанное пресыщение дробило внимание на враждующие суверенитеты, рассогласованно добывающие свою независимость и ведущие сепаратные переговоры с окружающим пространством.

– Отлично провели время. Иф, великолепный обед. Где ты научилась так готовить личинки? – Фор распустила улыбку и тасовала поцелуями щеки Иф.

– ГКП знает всё, милая Фор, и даже больше – только не ленись, – Иф была окончательно любезна.

– А я всё делаю на глаз и по памяти, – на прощанье взбила прическу Фор и, доверившись зеркалу, выгнала несколько заблудших волосинок со лба.

– Элз, дружище, ты все-таки подумай о физических упражнениях, – сказал Энд и сжал протянутую вялость руки, чтобы выжать из неё остатки этикета и увлажнить обрывки вечера. – Ну и душу развей – почитай что-нибудь новенькое, – Энд втиснул ноги в кроссовки без шнурков и усилий – принтер сработал чётко. Он всегда работает без ошибок – «без» вела к идеалу кратчайшим путём, не петляя по оговоркам, объезжая случайности.

– Блочно и сочно… – выбросил изо рта Элз, стараясь никого не задеть внезапностью.

– Что, что? – Энд шевельнул тлеющие угольки встречи, обнадёживая гаснущий разговор.

– Ничего, ничего. Я так… – спешно погасил Элз.

***

Блочно и сочно, блочно и сочно – принцип и подача, ток взаимодополняемости – ГКП не чуждалось эволюционно-стабильных подходов наподобие стратегии муравьиной матки: постоянно производить чтиво в нужных количествах, разводить его в объемах по вкусам и нуждам популяции. Самодостаточные, сюжетно-замкнутые блоки текстовой информации сочленялись, сочетались в последовательности и безбоязненно потреблялись как средство самостоятельного освоения времени. Четверть информации, неповторяемой в предыдущих десяти, превращало книгу в уникальную с точки зрения выбора, где конечным его аргументом была узнаваемость и понятность предполагаемых переживаний.