Ментальности народов мира

Итак, чтобы восстановить прерванный обильными примерами ход рассуждения, – в охоте за национальными логиками как особыми способами связывания понятий, идей, то есть за философским синтаксисом, я стал вникать в более мелкие элементы, в морфологию – в строение самих понятий, терминов – и обнаружил, что в глубине самых отвлеченных терминов, обозначающих самые абстрактные понятия и идеи разума, залегают образы, простые, даже примитивные, жесты, акты, действия (шагать, тянуть, брать, хватать, бросать, стоять…) и прочее, понятное и ребенку, и простолюдину каждого народа в его языке. И это очень важно понимать, ибо мышление, Логос национальный – это не только операция рассудочного связывания понятий и идей по правилам логики, но и воображение, созерцание, медитация…

И вот следующий шаг в восхождении на национальный Логос был – уловить интуиции, созерцания, видения под системно-рассудочными выкладками философов и ученых. Они проступают в наглядных примерах, сравнениях, иллюстрациях, к каким прибегают мыслители, чтобы пояснить свои логические построения. Шар, Сферос выступает как модель мира, априорная для ума эллинов (Пифагор, Архимед, Плотин, Птоломей…). Если что приведено к шару, кругу или выведено из них, то ты на пути истинного понятия. И споткнулся эллинский ум-разум как раз на проблеме квадратуры круга. Квадраты же и прямоугольники – интимны для мастерового Германства, чья основополагающая всемодель мира – Haus, Дом, структура многоэтажная, из уровней, клеток и ящичков, куда можно разложить все по полочкам, дискретно, аккуратно. Кант в своей «Критике чистого разума» закладывает ФУНДАМЕНТ для будущей возможной Метафизики (так он формулирует свое намерение и предприятие) и строит ЗДАНИЕ Разума – постоянны у него эти образы, вдохновляющи. По германской интуиции, развернутой Кантом же в его «Всеобщей естественной истории и теории неба», Вселенная = Миро-ЗДАНИЕ. По Шеллингу, даже Бог = Дом: он предполагает «Основу в Боге» (в «Философских исследованиях о сущности человеческой свободы»). И Карл Маркс, выросший в лоне-купели германского Логоса, увидел структуру Общества, состоящую из базиса и надстройки, – явно модель Дома витала перед его умом. И по Хайдеггеру, Язык = Дом Бытия.

Кстати, когда я применил слово «предприятие» к затее Канта, я поймал себя за руку, воспомня, что по-немецки я бы должен тут употребить слово UNTER-nehmen, а по-английски UNDER-taking, – в обоих случаях приставкой unter (under) акцентируя ПОД, низ, вертикаль Бытия, тогда как русское слово имеет в созерцании – ПЕРЕД, то есть горизонталь. И так на каждом шагу мышления язык направляет наши мысли, но мы большей частью не отдаем себе отчета в этих его управляющих импульсах. Однако мы в нашем предприятии: осмыслении национальных образов мира – должны особенно приглядываться и прислушиваться именно к таким безотчетным и неосознаваемым движениям ума и слова, выражения.

Другой частый образ в германском умозрении – Растение, Дерево – в том числе и Мировое, и «генеалогическое» – Stamm-baum, которым лингвисты объясняют родство языков индогерманских (индоевропейских). А Гегель свою «триаду» – главный инструментарий в каждом построении – поясняет так: зерно = тезис; стебель = антитезис, первое отрицание; колос = синтезис, отрицание отрицания: то же зерно, но «сам-сто». Зерно, прекрасно круглое само по себе, будучи посеяно, гниет, становится безобразным, вытягивается – умирает, но дает жизнь Стеблю. Потом Стебель, дав жизнь Колосу, становится не нужен, «снимается» в Колосе, содержится в нем «в снятом виде». Но Колос – есть то же Зерно – на высшей стадии развития. Имея эту последовательность образов-идей в уме на заднем плане, легко станешь понимать все изощренные построения и объяснения Гегелем явлений и процессов и в природе, обществе, истории, сознании, искусстве и т. д.

Для сравнения: в эллинской мысли убедительны для них аналогии не с растениями, а с животными, и боги там – зооморфны. Так что какой символизм преобладает: растительный или животный в национальных картинах мира – надо нам тоже вглядываться и черпать оттуда важные характеристики.

Для Английского Логоса характерные понятия, в которых постигается Бытие. Это СИЛА: «Знание = сила» – утверждение Бэкона; в механике Ньютона идет исследование и измерение разных сил: действие и противодействие… – и по силам, исходя из них, объясняются движения тел (тогда как Декарт обходится в своей физике, системе мира без применения силы, а с помощью разного вида движений объясняет все); это БОРЬБА (Дарвин, Спенсер – «борьба за существование»); это КОНКУРЕНЦИЯ, соревнование, состязание (Адам Смит и Давид Рикардо в политэкономии этим объясняют бедность или богатство стран); это СПОРТ (бокс, футбол, волейбол, баскетбол – прежде всего в Англии развились)… И в теории английского историка XX века Тойнби главная пара понятий: ВЫЗОВ и ОТВЕТ (Challenge and Response) – из той же оперы борьбы, силы, состязания…

Таким образом, каждому народу и его мыслителям как бы ВРОЖДЕНЫ Бытием определенные идеи=видения, интуиции, схемы, модели, в которых ему свойственно представлять все явления. Применить если термин Канта – «априори»: что нечто предшествует акту познавания, – то налицо, существует ОБРАЗНЫЙ АПРИОРИЗМ. Он залегает под рассудочным априоризмом (с чем имеет дело Кант в своей «Критике чистого разума») и понуждает выкладки логики так, а не иначе располагаться – подобно тому, как железные опилки в электромагнитном поле разбираются по его силовым линиям. Но это силовое поле – уже сверх или под логикой: оно истекает из всего бытия данного народа, включая и особый склад природы (материю, вещество), быт, язык, историю (культуру), этнос и характер (психику).

Таким-то путем и вышел я к тому, чтобы произвести понятие НАЦИОНАЛЬНЫЙ КОСМО-ПСИХО-ЛОГОС. И чтобы проступила национальная логика, надо целостность бытия одного народа сравнивать с аналогичной целостностью другого. На этом фоне и национальные логики – как верхушки сих айсбергов – различимы и понятны станут. Таким же способом и «национальный характер», и «национальный дух» – эти трудноуловимые сущности, обычно импрессионистически описываемые, – можно посадить на более объективные основания: тип природы, культуры, языка и пр.

Я могу представить это даже чертежом:

В этом представлении я следую античной традиции. Аристотель полагал, что в человеческом существе присутствуют три души: разумная (расположенная, по современным представлениям, в голове, но он помещал ее в сердце), чувствующая, эмоциональная, афективная – душа воли и энергии (расположенная в груди) и душа животная (расположенная в животе и гениталиях). Все эти души и уровни взаимно коррелируют, так что особенности ума могут быть лучше поняты, когда ум рассматривается в связи со всей статью данного существа, и не надо пытаться напрямую сопоставлять только логику с логикой, на чем я обжегся на первых порах своего исследования.

Такова история моей атаки на «национальные логики» и отступления к более умеренному термину «национальные образы мира». Он более смутен, расплывчат, но и более широк и гибок.

Лекция 7

Опасение возникает: можно ли объять необъятное? Особенно в наш век научной специализации, когда стиль мышления поощряет узкий профессионализм? Не лучше ли сконцентрироваться на едином национальном образе мира, например русском, но представить его наивозможно исчерпывающе?

Да, но каким же образом выявить то, что специфически национально в данном обороте мысли у писателя или философа, если не отдавать себе отчета в других возможных способах смотреть на вещи? В сознании нашем должен содержаться максимум вариантов: миропредставлений и путей исторического развития народов; тогда отчетливее определится единственность и незаменимость русской картины мира и особенность пути в данном космосе, в России. И именно чтобы увидеть наше не только изнутри, но и со стороны, надо отдаляться, отстраняться и делать заходы в иные народы и мировоззрения. И русская версия бытия проступит не только там, где исследуется Толстой, но и там, где анализируются «Приключения Гекльберри Финна» Марка Твена, – рикошетом отбрасываются в таком случае лучи познания – как самопознания всегда. Таким образом, целью познания других образов мира является самопознание того, на котором мы стоим и изнутри которого смотрим на мир. Отсюда следует, что предмет наш в общем ограничен, а не необъятен, а именно: раскрыть в его богатстве смыслов русское мировоззрение.

Каким инструментом, на каком языке проделывать это исследование? Один путь – выработка нейтрального языка, условной знаковой системы, которыми можно было бы описать разные модели. Другой путь – локальные сопоставления одного образа с другим. В первом случае – слишком редкое решето, через которое все проскочит и нуль останется, все одинаковыми завыглядят; во втором – частое сито, через которое можно цедить бесконечно долго и улавливать лишь единичные особенности, без гарантии их принципиального значения. Мне вообще-то более по душе второй путь: восписать пестроту каждого образа и толковать смыслы деталей, микроэлементов быта и языка, которые ведь сочатся философическими значениями, но они обычно проглядываются мимо. На этом пути хорошо работает взаимное удивление языков, их взаимное «дразнение» – те заусеницы, которыми культуры задирают друг друга при контакте, что особенно видно при переводах: в осадок и остаток выпадают некие «непереводимости»… А в них-то – и вкус!..

Конечно, строящиеся на локальных наблюдениях более общие соображения могут иметь лишь характер гипотез. Но это не страшно. Ибо конечная цель изучения национальных образов мира – не в том, чтобы натвердо закрепить какой-то аспект видения мира за данным народом (всякое утверждение здесь может быть лишь примерным), но в том, чтобы разглядеть многовариантность мироздания, используя в качестве точек наблюдения разные национальные космосы, откуда прозрачнее проступают те или иные грани бытия.

Вот, кстати, вглядимся в употребленные только что термины. «Бытие», «миро-здание», «в-селен-ная», «космос» – как раз пример упомянутого «дразнения» языков, которые обозначают самое всеобщее «это», икс – в том повороте, в каком данному народу натуральнее представлять его себе. Очевидно, что идея «бытия» органичнее в немецком мировоззрении, хотя бы потому, что слово das Sein проще, народнее, употребительнее, чем в русском, где естественнее звучит «в-сел-енная» (даже в песне встречается). Представление об «этом» как о «миро-здании» чужеродно звучало бы в мировоззрении кочевого народа.

Таким образом, само наше затруднение: интерференция национальных миров – открывает и выход. Столкновение национальных образов мира извлекает искры, которые освещают и тот, и другой: совершается обоюдопознание. Нельзя, например, при рассказе на русском языке, в орбите русского же образа мира, об английском образе мира – полагать, что мы познаем только то, что у нас является предметом; в той же мере при этом познается и та точка зрения, с которой мы рассуждаем, – сам русский образ мира. Мы познаем его как бы рикошетом, глазами англичан, т. е. обретаем добавочное зрение, каким получаем возможность видеть уже собственные уши. Преодолевается «само собой разумеющийся» порог нашего познания – тот запрет самопознания, что имеет в виду поговорка «не видать тебе этого, как своих собственных ушей»…

Итак, искры взаимоудивления – вот свет, что проливается на наш предмет, в котором должно происходить исследование. Достоинство этого света – в том, что он не извне приходящий, а излучается, генерируется самой нашей проблемой: непрерывно самопорождается столкновением национальных миросозерцаний… Так что у нас как бы свой источник света есть: свой «движок», портативная электростанция…

Отсюда следует, что нашей проблеме внутренне присущ сравнительный способ исследования. Компаративистика!..

Однако при двустороннем контакте мы имеем еще свет бесцветный. Нации же составляют спектр человечества. Сравнение, значит, должно быть многосторонним, перекрестным облучением. Причем каждый новый изученный и описанный национальный тип культуры становится прожектором-объяснителем всех предыдущих: вносит поправки к предыдущим тезисам, бросает на них новый свет и добавляет им в доказательности. Каждый одновременно – и объект, и инструмент анализа. Но также и ранее описанные образы мира со своих сторон его, новенького, облучают, наваливаются мять-тузить-объяснять. Веселая работа! «Куча-мала»! Так что, когда к 5 уже описанным национальным образам мира добавляется еще 2, то тут не сложение понятий происходит в понимании и тех и этих, а умножение, иль даже возведение в степень: не 5+2, но 5×2, но 52 – т. е. не 7 и не 10, а 25 «битов информации» (как выражаются в теории последней); иль «на порядок выше» становится общее понимание.

Национальный характер народа, мысли, культуры – очень хитрая и трудно уловимая материя. Ощущаешь, что он есть, но как только пытаешься его определить в слова, – он часто улетучивается, и ловишь себя на том, что говоришь банальности, вещи необязательные или усматриваешь в нем то, что присуще не только ему, а любому, всем народам. Избежать этой опасности нельзя, можно лишь постоянно помнить о ней и пытаться с ней бороться, – но не победить.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.