Пробуждение

Айна прошла уже половину пути через сады, когда услышала команду, сопровождаемую лязгом доспехов:

– Стоять! Во имя Шерки Великодушной!

Айна обернулась и увидела одинокого королевского гвардейца в плаще, развевавшемся на ветру.

Значит, он обнаружил, что это она. Учитывая абсолютную бесполезность стражи в остальных делах, Айна не могла не удивиться. И все же она предпочла бы столкнуться с разъяренным нагамором, чем с этим лицемерным дураком в моднявой форме.

Проведя пальцем по своей кейзе – вихрю на лбу, который, как говорят, является зеркалом души, Айна бросилась бежать. Она чувствовала, как внутри нее бурлят хитроны, направляясь к кейзе.

«Ну же, маленькие засранцы, – призвала Айна. – Активируйтесь быстрее!»

Девушка помчалась через сад, но стражник настигал ее слишком быстро, будто его ноги были усилены хитронами. Айна перепрыгнула через ограждение и очутилась на самом краю крутого скалистого обрыва. Земля виднелась где-то внизу, метрах в двухстах.

– Черт подери! – Айна глубоко вздохнула и бросилась с обрыва.

В ту же секунду ее хитроны ожили. Айна пропустила их через подошвы ног прямо в скалу и сформировала на ней выступы. Девушка перепрыгивала с уступа на уступ, и ее ноги мерцали тусклым бирюзовым светом.

Хитроны – это крошечные вращающиеся частицы, из которых состоит каждая живая душа и которые накапливаются в течение всей жизни. Хотя по отдельности хитроны были невидимы человеческому глазу, при использовании ченнелинга они светились, следуя воле своего «хозяина».

Айна была уверена, что ее собственные хитроны либо глупы, либо просто слабы. Каждый раз, когда она проводила пальцем по кейзе, этим гадам требовалось целых пять секунд, чтобы активироваться. Их неконтролируемое поведение ухудшалось каждый раз, когда она пыталась воспользоваться ими, будь то усиление работы собственных органов или управление окружающими предметами.

Ее мать спустилась бы со скалы быстрее ветра, оставив после себя аккуратную каменную тропинку. Но Айне требовалось больше времени, поскольку камень формировался медленно. Не раз уступы рушились под ее весом, едва не отправляя на верную гибель.

– Я сказал, стой! – раздался крик сзади. – Ты можешь кого-нибудь ранить, если будешь таким вот образом использовать ченнелинг.

Гвардеец приблизился к Айне, его движения были быстрыми и точными, в отличие от ее. В этот момент Айна подумала о том, что он может просто обрушить уступы под ее ногами или вызвать оползень, сбив ее с ног. Но такой неженка, как майани, не осмелился бы причинить ей боль. Однако же Айна не испытывала подобных угрызений совести, ее мысли были заняты лишь тем, как бы не упасть самой.

Наконец девушка достигла верхушек деревьев с золотыми листьями. Гвардеец приземлился на одну из ветвей и словно ждал, когда Айна окажется у него в руках.

Девушка разорвала потоки хитронов и прыгнула. Она врезалась в преследователя, и они полетели вниз, сшибая золотые листья и ломая ветки. На земле гвардеец набросился на Айну, и почти два метра мускулов и доспехов прижали ее к земле.

– Мои ребра! – прохрипела Айна, скребя пальцами по земле.

Гвардеец тут же ослабил хватку. Предвидя такой поворот событий, Айна ухмыльнулась, а затем схватила обломанную ветку и, извернувшись, воткнула импровизированное оружие ему в грудь.

У гвардии Кирноса была самая нелепая конструкция нагрудника, которую Айна когда-либо видела: четыре прорези на металлической груди, напоминавшие отметины от гигантских волчьих когтей. Эти прорези символизировали «благословение Шерки», что бы это ни значило, а также оказались уязвимым местом, куда можно что-то воткнуть.

Гвардеец обмяк, Айна смогла выбраться из-под него и понеслась сквозь лес. Она уж было обрадовалась тому, что ей удалось сбежать, как вдруг из-под земли вырвался гибкий корень и обхватил ее, не давая сдвинуться с места.

«Черт».

Стиснув зубы, Айна снова призвала свои хитроны. Они не спешили отвечать, а вокруг ее талии обвивалось все больше корней.

– Опять ты?

Айна подняла голову, услышав звучный и мягкий голос, словно позолоченный, как и доспехи гвардейца. Он подошел к ней и снял шлем в форме волчьей головы, а его гладкие золотистые волосы упали на плечи. Айна скривила губы при виде Аранеля – самого молодого члена королевской гвардии Кирноса.

– Неужели ты не можешь меня отпустить? – взмолилась Айна, извиваясь в путах корней. – Мне больно!

Карие глаза Аранеля сузились.

– Я не позволю тебе одурачить меня дважды!

– Ладно. Уверена, Торанический Закон вознаградит тебя за то, что ты переломал мне кости.

Гвардеец побледнел, и Айна смогла вздохнуть свободнее. Как и большинство майани, с которыми сталкивалась девушка, Аранель ничего так не боялся, как перспективы замедления вращения его души. А запугивание, как она усвоила за четырнадцать лет жизни в Мэлине, позволяло легко манипулировать людьми.

– Ты арестована, – сказал Аранель. – За саботаж вознесения наследной принцессы Хималии.

От торжественного выражения его лица Айне захотелось врезать по этой тупой физиономии. Она бы так и сделала, если бы он не был так чертовски хорош в ченнелинге. Даже сейчас она подозревала, что Аранель сдерживается, чтобы не причинить ей боль, что делало данную ситуацию еще более унизительной.

Без хитронов Айна смогла бы победить его в битве. Но с ними у девушки не было шансов. Она не могла ни напасть, ни освободиться от пут. Единственное, что ей оставалось, – это позволить ему вести ее через золотой лес.

* * *

Айна опустилась на стул и уставилась на знакомые стены кирносийской кордегардии. Аранель ходил по комнате в своем изящно колышущемся плаще, запирая двери и закрывая окна в тщетной попытке придать аресту более серьезный вид.

– Мне придется тебя обыскать, – сказал Аранель и провел большим пальцем по своей кейзе.

Айна напряглась, когда ее охватили потоки энергии, теплой, зеленой и тошнотворно яркой. Это тревожное, но родное ощущение, когда так прикасаешься к чужим хитронам и чувствуешь чужую душу. Раньше Айна ощущала только душу своей матери, наполненную холодным гневом, от которого содрогалось тело. Но душа Аранеля бурлила искренностью и свежестью тысячи ростков травы, пробивающихся из-под земли. Когда он ослабил ченнелинг и его хитроны исчезли, Айна расслабилась.

– Что это такое? – Аранель открыл мешочек, конфискованный у Айны. Он достал обломки фигурок и держал их так, словно они могли взорваться. – Это боеприпасы?

– Не трогай их! – огрызнулась Айна. – Это… Это досталось мне от мамы.

Аранель опустил мешочек на землю:

– Скоро прибудет командир. Если ты будешь хорошо себя вести, он может проявить милосердие при вынесении приговора.

Командир проявит милосердие независимо от того, будет ли она вести себя хорошо или нет. Айна отвернулась от Аранеля и окинула взглядом стену, на которой висели листы пергамента: списки запрещенных предметов, включая нелицензированное оружие, наркотики и кровь мегарии, а также объявление о розыске членов печально известной повстанческой группировки под названием «Балансиры».

Айна пробежалась глазами по портретам балансиров и остановилась на портрете женщины с огненно-рыжими волосами и взглядом, который будто прожигал насквозь. В объявлении говорилось, что ее зовут Зенира и она лидер балансиров.

– Ты закончишь, как они, таким же разбойником, если не будешь осторожна. – В комнату вошел высокий мужчина.

Аранель подпрыгнул при виде своего командира, даже Айна была поражена. Он отворил дверь с помощью ченнелинга, и никто из них этого не заметил.

– Это уже четвертый арест с момента твоего появления здесь, Айна, – нахмурился Самарель. – Пытаешься установить рекорд?

– Сэм… то есть командир, – задыхаясь, сказал Аранель, прежде чем Айна успела вставить хоть слово. – Это она ранила принцессу! Я обнаружил у нее смертоносное оружие.

Услышав эти слова, Айна фыркнула, и Аранель продолжил:

– И ее действия причинили тяжкий вред. Как вам, возможно, известно, у ее высочества… сломана лодыжка.

Айна поборола желание закатить глаза. Только майани могли так мрачно говорить о сломанной лодыжке. Эти неженки не проливали кровь, они никогда не знали настоящей боли. Сотни лет Торанический Закон обеспечивал Кирносу и другим королевствам Майаны состояние вечного мира.

Аранель порылся в плаще и протянул Самарелю рогатку Айны.

– Это мое смертоносное оружие, – уточнила девушка. – Я подумала, что лук – это слишком, поэтому выбрала полегче.

– У тебя есть еще и лук? – удивленно спросил Аранель, а затем повернулся к командиру. – У нее есть лук. Нелицензионный лук! И она призналась, что напала на ее высочество!

Самарель долго молчал, а затем щелчком пальцев призвал из угла комнаты стул и сел, оказавшись на одном уровне с Айной.

– Зачем ты это сделала? – спросил он.

– Тебе следует лучше тренировать свою охрану. – Айна бросила взгляд на инкрустированные в командирский нагрудник изумруды. – Аранель нашел меня уже после того, как я обошла стражу и сорвала вознесение принцессы при помощи обычной рогатки. В настоящей битве они не продержались бы и секунды, особенно в таких бесполезных доспехах. – Она жестом указала на декоративные прорези в металле. – Солдаты Мэлина разорвали бы их на куски. Черт, даже моя мать уничтожила бы их в бою.

При мысли о том, что ее мать будет сражаться, сердце Айны екнуло. Все ли с ней в порядке? Цела ли она? Хоть ее мать и была могущественным ченнелером, Мэлин просто кишел врагами.

– Моя стража никогда не столкнется с солдатами Мэлина, – заверил ее Самарель, – пока Торанический Закон защищает нас от такого зла. Айна, ты можешь прекратить сражаться. Теперь ты в безопасности. (Девушка закатила глаза). Я знаю, что ты не хотела сильно ранить нашу принцессу, иначе она бы не отделалась сломанной лодыжкой, которую, хочу заметить, ей удалось быстро залечить. Ты же должна была знать о том, что она исцелится сама. Так чего ты хотела добиться?

Айна подцепила ногтем крупинку грязи и подбросила ее к потолку.

– Айна, – сказал Аранель, в его тоне слышалось нетерпение. – Ты могла бы проявлять больше уважения, когда с тобой говорит командир.

– Оставь ее, Аранель, – вздохнул Самарель, но гвардеец продолжил:

– Несмотря на твои выходки, командир был снисходителен к тебе из-за твоего прошлого…

– Моего прошлого? – Глаза Айны вспыхнули. – Ты имеешь в виду, что я родилась в Мэлине? Потому что Торанический Закон обрек меня на жизнь в страданиях еще до того, как я начала ходить?

У Айны сжалось сердце, когда в памяти промелькнули воспоминания о том дне, когда она рыдала, сидя перед серебряной тораной и колотя по ней кулаками.

«Пусти меня! – кричала она. – Я не сделала ничего плохого! Пожалуйста! Пусти меня!»

Однако торана не дала ей пройти. Она действовала на основе Торанического Закона – абсолютной и древней силы природы, которая управляла вселенной на протяжении многих веков, разделяя существ на царства в зависимости от скорости и направления вращения их душ.

Торанический Закон поддерживал процветание и мир Майаны. Благодаря этому закону верхние, такие как Аранель, могли наслаждаться комфортом, не зная ни голода, ни болезней, ни угрозы вражеского клинка. Подобные страдания были уделом нижних – грешных существ, таких как Айна и ее мать.

Айна не помнила, чтобы когда-либо совершала какие-то грехи. Однако Торанический Закон обрек ее на вечные страдания еще в день появления на свет.

– Независимо от того, где ты родилась, теперь ты одна из верхних, – сказал Аранель. – Ты вознеслась вопреки всему, но твои мелкие преступления будут бременем твоей души. Ты не боишься упасть обратно?

– Я бы предпочла войти, а не упасть, но эта идиотская торана не дает мне этого сделать.

С того момента, когда Айна нашла проход, она все время пыталась вернуться в Мэлин и воссоединиться с матерью. В поисках пути домой она бродила по всей Майане: от плавучих джунглей Нишарана до заснеженных долин, опоясывавших Самарас, островов Тахамура и, наконец, Кирноса.

– Как будто они все заблокированы, – добавила Айна. – Почему они не работают как надо?

Аранель уставился на нее так, словно у девушки выросла еще одна голова.

– Правильнее было бы спросить, почему, во имя Шерки, ты решила спуститься добровольно? Торанический Закон подарил тебе лучшую жизнь. Ты должна быть благодарна, а не игнорировать эту возможность!

Айна открыла рот, чтобы возразить, но Самарель поднял руку.

– Хватит, Аранель. Не тебе судить поступки Айны. – Чуть смягчившись, он повернулся к ней. – Будь осторожна. Мне будет жаль, если ты закончишь, как они.

Он указал на объявления о розыске на стене. Айна снова почувствовала на себе испепеляющий взгляд Зениры.

«Что же она такого сделала, чтобы оказаться в розыске?»

– То, что ты не хотела навредить принцессе, может смягчить твою вину… – продолжал Самарель.

Но Айна не обращала на него никакого внимания, предпочитая выскребать грязь из-под ногтей.

– Тебе бы проповедовать в храме… – добавила она. – Даже главный священник не так страстен, как ты.

Самарель нахмурился:

– Торанический Закон, возможно, и оправдал тебя, Айна. Но по законам этого королевства, боюсь, тебя ждет наказание.

– Сколько ночей? – спросила Айна.

– Десять.

От жалостливого выражения лица Самареля Айне захотелось что-нибудь разбить. Например, нос Аранелю, который с каким-то самодовольством наблюдал за их диалогом.

Айна сдержалась и вышла из кордегардии вслед за гвардейцами. Она не понимала, почему королевские стражники каждый раз приводят ее сюда, словно собираются запереть там или наказать. В Мэлине за попытку навредить королю Калдраву тебя как минимум ждала порка или пытка. Но майани не любили подобные наказания. Поскольку Айна несовершеннолетняя, ведь ей всего пятнадцать, худшее, что мог сделать Самарель, – это отправить ее в храм для молитвы и покаяния.

Айна не возражала против того, чтобы ее сослали в храм. Матрасы там были мягче, чем у нее, а Аро – главный священник храма – угощал сладостями. Она чувствовала смесь презрения и благодарности, следуя за двумя гвардейцами по полю, поросшему травой до пояса.

– Я буду молиться за тебя, Айна, – сказал Самарель.

– Я тоже, – добавил Аранель. – Я буду молиться Шерке о силе и чистоте твоей души.

– Как благородно с вашей стороны, – ответила Айна, остановившись у пруда, усеянного крошечными лотосами.

Она заглянула в его спокойные воды и откинула назад темные волосы, чтобы обнажить кейзу. Бирюзовый вихрь ярко выделялся на фоне ее смуглой кожи.

Яркость кейзы, которая являлась окном в человеческую душу, напрямую зависела от скорости и направления вращения души. Хотя кейза Айны не была такой яркой, как у большинства майани, которых она встречала, она светилась ярче, чем когда-либо светилась кейза ее матери. Она светилась слишком ярко, чтобы Айна была изгнана из королевства, несмотря на ее прежние поступки.

Пока они шли, девушка бросила взгляд на Аранеля. Кейза стражника сияла так же, как и один из нелепых изумрудов на его шлеме.

– Надеюсь, это время пойдет тебе на пользу, – сказал Самарель.

Айна снова вспомнила о своем предстоящем заключении. Впереди возвышался храм Кирноса – огромное сооружение из камня медового цвета. Украшенный драгоценностями купол, возвышавшийся над его стенами, напомнил Айне большой сверкающий лук.

– Пусть твоя душа вращается прямо и стремительно, – добавил Аранель, когда Айна распахнула двери храма и, даже не оглянувшись, вошла внутрь.

Глава 2

Совет Хранителей

– Будь добрее к Айне, – сказал Самарель, сняв шлем и сунув его под мышку. Его хитроны, приминая высокую траву, прокладывали путь через пастбище.

– Я был добр, – ответил Аранель, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. – Но она – преступница, Сэм, и ее совершенно не мучают угрызения совести. На прошлой неделе я застал ее за тем, что она бросала конский навоз через торану в Парамос. Знаешь, что она мне сказала, когда я сделал ей замечание?

Губы Самареля дрогнули.

– Что?

– Что Торанический Закон – фикция, позволяющая кускам дерьма возноситься.

– Как неуместно, – проговорил Самарель, хотя, казалось, он едва сдерживал смех.

Аранель бросил взгляд на брата, который лишь пожал плечами:

– Ради Шерки, расслабься, Ран. Айна нас не слышит, а Торанический Закон не будет придираться к паре смешков в твою сторону.

– Эта девушка очень опасна, – буркнул Аранель. – Она дурно влияет на всех окружающих.

– Возможно, но ты не знаешь всей ее истории… – Самарель остановился и одарил Аранеля застенчивой улыбкой. – Прости, Ран. Это наш последний день вместе, и я не должен тратить его на нотации.

– Полагаю, ты ничего не можешь с этим поделать. – Это прозвучало глупее, чем предполагал Аранель, но Самарель лишь рассмеялся.

– Хранители ждут меня только через пару часов. – Самарель указал на рощу позади себя, лабиринт из золотистых листьев и извилистых ветвей. – Не желаешь ли провести спарринг?

Аранель с тоской посмотрел на верхушки деревьев. Прошло много лун с тех пор, как они с Самарелем в последний раз участвовали в поединке, и не было ничего более захватывающего, чем испытать себя в бою с лучшим ченнелером королевства.

Более захватывающего и унизительного…

– Лучше не надо, – отказался Аранель и подумал: «Не хочу, чтобы последним воспоминанием о тебе было то, как ты снова меня размазал». – Просто немного устал после погони за Айной.

Самарель нахмурился и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом передумал.

Братья молча пошли по лесу, перепрыгивая с одной верхушки дерева на другую. Вглядываясь в окружающие очертания, Аранель видел призрачные образы из детства: два маленьких мальчика, два брата, залитые смехом и солнечным светом, и старший сияет намного ярче младшего.

– Ну же, Ран, – сказал Самарель, расплываясь в улыбке, пока ветви проскальзывали под их ногами. – Ты можешь лучше! Не старайся так сильно, просто плыви по течению своих хитронов! Смотри, это же просто!

Самарелю, мастеру хитроники и командиру королевской гвардии, все всегда давалось легко. Аранель взглянул на брата. Лучи заходящего солнца падали на знакомые черты лица, озаряя его светом, отчего Самарель выглядел высшим существом.

«Возможно, так и есть, – подумал Аранель, смотря на лоб брата. – Он никогда не принадлежал этому царству».

Аранель был на пять лет младше Самареля и во всем походил на него, за исключением кейзы. Если кейза Аранеля сверкала, как изумруд, то кейза его брата сияла, словно звезда. Это был свет Парамоса или того, кто должен был вознестись еще много лет назад. Однако Самарель предпочел остаться с братом в Майане, чтобы стать для него достойным примером.

И все же Самарель не просто сиял. Он пылал, как и его кейза, затмевая все вокруг. В том числе и на Аранеля, чей каждый подвиг и каждое достижение будут лишь блеклым подражанием его брату.

«Будь он проклят Мэлином за свое совершенство!»

Мгновение спустя Аранель затолкал эту мысль в глубины своего сознания.

«Только чистые мысли, – говорил он себе. Он повторял слова, которые мать пела ему каждый вечер перед сном. – Только чистая душа имеет чистые мысли и чистые намерения». Ведь хитроны были частицами сознания, создаваемыми каждой новой мыслью, эмоцией, намерением и действием. Аранель не мог позволить себе подобную мелкую ревность.

Он закрыл глаза и круговым движением провел большим пальцем по ладони. Сначала медленно, потом быстрее, как бы противодействуя замедляющемуся вращению души.

– Ты напряжен. – Голос Самареля вывел брата из раздумий. Они были уже на полпути к утесу, который вел в дворцовые сады. – Я сказал что-то не то или сделал что-то не так?

«Ты никогда не делаешь что-то не так! – хотел крикнуть Аранель – В этом и проблема!» Однако вместо этого он провел большим пальцем по своей ладони с удвоенной скоростью.

– Я в порядке, Сэм. Просто… жаль, что ты уезжаешь.

Вероятно, это была первая чистая правда, которую Аранель сказал своему брату за последние луны. Потому что, как бы ни было больно находиться в постоянной тени Самареля, мысль о том, что он останется в Майане без него, ранила еще сильнее.

– Как и мне, – сказал Самарель, но из-за шума фонтанов Аранель с трудом мог расслышать его слова.

Они вошли в дворцовые сады, наполненные ароматом жимолости и роз. Вдали блестела торана Парамоса с ее манящими золотыми колоннами, изгибающимися в арке.

Королевская стража хотела устроить Самарелю церемонию вознесения, но брат отказался, предпочтя оставить это дело в тайне. Торана становилась все ближе и ближе, и каждый шаг Аранеля ощущался все тяжелее, словно хитроны пригибали его к земле.

– Я принес тебе кое-что с рынка, – сказал Самарель. – Что-то вроде прощального подарка. На память обо мне.

Аранель непонимающе посмотрел на него. Как будто ему нужно было что-то в память о брате. Как будто каждого уголка их дома, каждого дерева в лесу и каждой выложенной камнем тропинки недостаточно.

– Вот. – Самарель с улыбкой протянул ему ракушку. – Можешь добавить ее в свою коллекцию.

– Не думал, что ты о ней знаешь. – Аранель взял раковину и провел большим пальцем по ее краям. У него была огромная коллекция раковин улиток и причудливых листьев.

– Если уж на то пошло, – мягко сказал Самарель, – я не думаю, что тебе это нужно, Ран. Ни одна из них. Ты хороший человек, что бы кто ни говорил.

Подбородок Аранеля задрожал. Ему хотелось броситься в объятия брата, как тогда, когда они были младше, позволить Самарелю подхватить и закружить его. Вместо этого он сжал раковину, и ее крошечные шипы вонзились в его ладонь.

Самарель сделал шаг к торане. Богато украшенные колонны обрамляли его высокую фигуру, выделявшуюся на фоне яркого света Парамоса.

– Ну что ж, – сказал он. – Я должен идти. Но я вернусь, обещаю. Я буду навещать тебя раз в луну. Или чаще, если смогу.

Аранель кивнул, не желая встречаться с братом взглядом. Его родители обещали то же самое пять лет назад, а дедушка с бабушкой – около десяти. Тарали поклялась в этом четыре луны назад. С тех пор Аранель не видел никого, кроме матери, да и та приходила все реже и реже.

Как бы ни прекрасна была Майана, говорят, что красота Парамоса – за пределами всякого воображения. Зачем кому-то возвращаться? Зачем это его брату?

Аранель провел рукой по торане и прошелся взглядом по стихотворению, выгравированному на сверкающем металле:

Блаженный Парамос, вершина совершенства, идиллический, торжественно красивый.

Для душ стремительных, подобных крыльям колибри, что вращаются вперед.

Это был стих из Песни Спасения – одного из священных писаний, которое Аранель выучил наизусть еще в детстве, наряду с Хором Творения и Арией Вознесения. Аранель строил свою жизнь на их учениях. Обучался целительству с помощью хитронов, чтобы помогать людям. Он записался в королевскую гвардию, чтобы защищать королевство от… в общем, не то чтобы от чего-то надо было его защищать, если не считать эту хулиганку Айну, глупости которой ему приходилось терпеть. Да он даже жертвовал четверть своих сбережений храму каждую луну!

Но семнадцати лет доброй воли оказалось недостаточно. Рука Аранеля скользнула по золотой колонне с плавным орнаментом в виде вихрей и наткнулась на что-то более твердое и неподатливое.

Невидимая стена отделяла его от Парамоса.

– Скоро я вознесусь, – объявил Аранель. – Клянусь Шеркой!

– Не стоит клясться, – отозвался Самарель. Он наклонил голову, и волосы скрыли его лицо. – Хотя я иногда думаю, не станешь ли ты тут счастливее, если я уйду. Может, то, что сдерживает тебя, – это я…

– Не говори глупостей, – прошептал Аранель. По правде говоря, он и сам часто задавался подобным вопросом. – Ты тут ни при чем. Просто я… я не… – Его горло сжалось, и он еле-еле выдавливал из себя слова. – Я недостаточно хорош.

Когда Самарель посмотрел на брата, его глаза сияли ярче обычного.

– Ты всегда был достаточно хорош. – Он провел пальцем по кейзе Аранеля, а затем заключил брата в объятия.

– Я не хочу, чтобы ты уходил, – пробормотал Аранель, утыкаясь в волосы Самареля, и позволил себе на миг крепко вцепиться в тунику брата. – Я никогда этого не хотел.

– Я знаю. – Самарель погладил его по голове. – Береги себя, Ран. – И тут он сделал шаг через золотую торану.

Аранель провожал его опустошенным взглядом, а потом отвел глаза от арки. Он прошел через сад и остановился на его краю.

Дворец Кирноса и его сады возвышались на холме, поросшем золотистым мхом, который поднимался из самого сердца королевства. Распустившиеся чуть ниже лепестки Кирноса сияли цветом фуксии под лучами заходящего солнца. Оправдывая свое название, королевство Лотоса было заключено в объятия двенадцати огромных лепестков, каждый из которых казался мягче бархата и прочнее стали.