Баба Нюра. Либежгора. Мистический роман, основанный на реальных событиях

– А-а-а.

– А она и не сможет до тебя докричаться, потому как идешь ты – трава шуршит, да звуки всякие… И не услышишь.

– Вон оно что.

– Да, всегда так делается, когда человека ищут.

– Ясно теперь. А что это, ваша баба Зоя ее с ключами какими-то видела?

– Да нее, моя-то видела, что она на Либежгору пошла. Ну, на дорогу-то, в лесу, по которой мы шли.

– А-а-а.

– Она ей кричала-кричала, мол, «Шурушка, ты куда на ночь глядя?». А та, как и не слышала.

– А ключи тогда кто…

– Ма-а-ама-а!

– Ба-а-аба Шуро-оу!

Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Тишина.

– А ключи тогда кто видел?

– Да никто не видел, это Зоя, Сереги мама, она к бабушке твоей ходила, в аккурат перед тем, как та в лес и нарядилась.

– А-а-а.

– Та ей и сказала, что ключики ей какие-то отнести надобно.

– Вот оно как.

– Та ее поспрашивала-поспрашивала, да ничего не поняла, подумала, мол, напутала что, али что там.

– Ясно.

– Так-то, коли знала бы, дак придержала бы ее… Если б поняла, что в лес она собралась ключи-то относить.

– Да уж.

– А кто знал?

– Действительно.

– Кто ж мог подумать, что она там на старости лет попутала, куда ее потянуло.

– Странная, конечно, история. А что там такое баба Нина рассказывала, за столом еще? У нас на обеде.

– А что?

– А… Вас же не было.

– Не… А что это карга старая наплела опять?

– Да что к Воробьихе идти надо, что только она может с лесу людей возвращать, мол, осиновские всякие такие дела знают и мертвых поднять смогут, если захотят.

– А она-то не осиновских будет. Она наша.

– М-м-м, а осиновские что?

– Да нет осиновских давно, померли все уже, когда их деревню-то в колхоз согнали, давно еще. При коллективизации.

– Да нет, я не о том… А что, раньше, когда они были, они правда такое могли делать? Это ж невозможно?

– Да черт их разберет вообще. Нечистые они, это точно. Всякого за ними полно было.

– А что именно?

– Ой, я ведь не помню уже, я маленький был.

– Ну, хоть приблизительно, что значит – нечистые?

– Да нечистые. Они все там… То на дыры молились, то людей в болотах хоронили.

– Что?..

– Да ну их, все какими-то колдовствами промышляли. У нас все в старину к ним ездили, у них там эти… как их… заговорщики! Во! Говорят, сильные очень были, но все худые дела только делали, хороших никогда вот не бывало.

– Подождите-подождите, что значит – на дыры молились? Каких еще людей хоронили в болотах?

– Ну, в каких болотах, болота у нас одни, там-то у них дальше еще свои есть, за реками-то. Туда и хоронили, говорят, у них там кто-то в старину и сам в отдушинах топился. Ученые потом там из болот каких-то мертвецов вылавливали ведь. Этих, мумий, во!

– Кто-то сам топился? Зачем?

– А черт его знает, что они там выдумляли. Говорю же, они все ведьмы всякие да колдуны. Вот некоторые, рассказывают, в болота ходили да топились там в этих… отдушинах. Потому их так и прозвали – отдушинами. Хотя кладбище свое вроде как было. Там они все по-староверчески как-то выдумляли.

– А что такое отдушина? Как она выглядит?

– Ну, вот идешь ты по болотам, там, за ржавым ручьем. Где топи уже начинаются.

– Ну…

– А там длинные болота… По многу километров, ни конца, ни края не видно, и лес не растет. Все топи до горизонта.

– И что?

– Ба-а-аба Шуро-оу!

– Шурушка-а-а!

Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. И снова ни звука, кроме ветра и шороха опадающих листьев.

– Тихо, что-то там есть. Погоди, внучек, давай-ка посмотрим.

И только после этих слов я обратил внимание на то, что за огромной поваленной березой что-то шелестело. У меня внутри все замерло. Мне почему-то стало немного страшно. Мы стали пробираться к березе. Судя по тому, как осторожно шел деда Коля, он тоже не был уверен в том, что это могла быть бабушка, а не кто-то другой. Кто-то другой. Ну, вот только после рассказов о том, как ведьмы топились в местных болотах, кого-то другого и не хватало.

Глава 5. О молящихся в дыры

Деда Коля подходил к поваленной березе, а я старался держаться позади. Он подобрал сухую палку, валявшуюся рядом, и заглянул за ствол березы, раздвигая палкой заросли папоротника. В тот же момент опять что-то зашуршало. Через несколько секунд наш пожилой сосед заулыбался.

– Ежик, смотри-ка…

– Ежик?

– А ну, посмотри-ка сам, вон он, маленькой какой.

Я подошел поближе. Снова раздвинув заросли папоротника, он указал пальцем на маленький темный комочек. Пока я смотрел на него, ежик решил поглубже забраться в заросли, старательно прячась от нашего внимания. Он двигался как-то отчаянно быстро и, казалось, даже неловко. Но я знал, что это только кажется. Я был наслышан, насколько ловко ежи охотятся на мелких грызунов, в особенности на кротов. Но как бы то ни было, он все равно производил впечатление милого и неуклюжего зверька, и наблюдение за ним отвлекло меня от грустных мыслей. Заросли папоротника, высокие ели, которые загораживали дневной свет, звенящая тишина, в которой изредка шелестели листья на ветру – все какое-то чужое. А тут ежик. Я еще раз огляделся и сразу же вспомнил, где мы находимся. Либежгора. Глухой участок леса, окруженный болотами и маленькой заболоченной рекой. Вот даже ежика нашли, а человека и следа не видно. А может, она тоже лежит где-нибудь вот так в папоротнике и рукой едва пошевелить может? Пальцы рук начинало сводить от холода. Я начал дышать на них, чтобы согреть и заметил, что со рта идет густой пар. Ноги тоже уже начинали мерзнуть. Отголоски рассудка заговорили мне о том, что пожилая женщина не способна выжить в лесу при такой температуре. Ночью, наверное, был приличный мороз. Мы еще немного понаблюдали за ежиком, а потом решили пойти дальше, оставив напуганного зверька в покое.

– Деда Коля!

– Оу?

– Дак что там… Вы рассказывали про дыры в болотах. Где люди топились.

– Про дыры в болотах, значит.

– Ага, отдушины. Как они выглядят?

– Ну, вот идешь ты, значит, там, в топях, а под тобой почва качается. Качается, но не рвется.

– Так…

– А в глубине, где темно и туман, там еще из топей газ столбом вверх бьет, страшно так… Пыыщщщ! Как зашипит неожиданно.

– Как будто на болоте в тумане и без того не страшно.

– Дак вот слушай.

– Ага.

– Идешь ты там, и потом тебе начинают, у центра-то, в самом злачном месте, дырки попадаться такие…

– Какие еще дырки?

– Ну, прямо в почве. Мы с дедом моим, я помню, ходили туда… Там палку суешь – и ни конца, ни краю. Вода. Стало быть, там топь водяная не затянулась почвой – так по многу веков и есть.

– Вода?

– Ну как же! Каждое болото – то вода, которая затянулась просто. Растениями всякими да перегноем от них. А внутри там все вода, потому где плохо затянулась, там люди и тонут, али зверь какой.

– Вот это да…

– Да, а в таких вот местах гиблых не затягивается никак. Издревле есть. Дед-то мне рассказывал, что место то нечистое, там духи злые с болот водятся. Потому осиновские-то колдуны там и топились в старину. А ну, кричи-ка.

– Ба-а-а-буш-ка-а!

Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Кажется, начинает темнеть. Нет, еще слишком рано, наверное, просто лес начал плотнее сгущаться.

– А зачем они там топились? Они что же, места эти нечистыми не считают?

– Дак, говорят, они с тамошними чертями водятся. А самые-то сильные туда сами уходили и прыгали в эти дыры, как в бездну.

– Мда…

– Там тогда из одного такого места и мумию выловили, говорят, древняя-предревняя была.

– Мумия?

– А то, там же все это… как его… всякие такие штуки, что человек там сохраняться может до конца веков и не портиться, как положено покойнику-то.

– Не гниет.

– Да, оттого-то и считается, что места те дурные, они там все неупокоенные, да и без того всякого хватает.

– Неупокоенные?

– Ну, так в старину принято верить было, когда люди богу еще молились да попам деньги носили.

– Во что верить-то принято было?

– Ну, что человек обязательно упокоен в земле должен быть, чтобы на небо попасть, а не то он на небо не попадет и в мире живых скитаться будет.

– Шурушко-оу!

Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. И правда ведь темнеет. Что-то рановато для осени. Наверное, просто солнце спряталось, да еще этот лес густой.

– Как в это вообще верить можно?

– Хех, дак ведь не было раньше образования-то, вот и верили во что говорили.

– Хорошо, а что же эти осиновские – они, значит, в бога не верили?

– Они все как старообрядцы.

– Это кто такие?

– Да черт его знает, но у них все, видимо, по-старинному было, не как у всех. Церковь им даже состроили, а они ее сожгли потом, икон не признавали, на могилы кресты не ставили и на груди крестиков тоже не носили, они все от каких-то злыдней брали, все на дыры молились да вот с нечистой силой с болот водились.

– Как это?

– Да черт его знает, говорили так. Может, у них какая своя религия старая была, али еще что. Но злая религия-то, нечистая, это однозначно.

– А в дыры молились – это как?

– Да кто его знает, так и молились. Говорили, когда их в колхоз-то к нам пригнали, у них кто бабки старые были – те все в дыры шептали что-то да, как сумасшедшие, сами с собой разговаривали.

– В дыры на болотах?

– Да нет же, в любые, у них для того даже в избе в полу специальные дыры были и на потолке тоже. Они туда все молились да делали всякое.

– С ума сойти, никогда о таком не слышал.

– Ну, вот все их колдунами и называли, потому что они все нечистых духов призывать могли да всякое зло делать. А ну, кричи.

– Ба-буш-ка!

Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Тишина. Что-то шелестит поодаль. Там, где дядя Сережа. Наверное, это он кустарники осматривает. Мох, один мох кругом да опадающие листья, так бы и прилег полежать, и свет такой тусклый, хоть и дневной. Красиво и уютно. Только холодно. Может, и бабушка так посчитала – да и уснула где-нибудь. И до сих пор спит. Как-то раз мне довелось слышать, что легче всего умереть на холоде. Сначала тебя начинает ознобить, организм сопротивляется, тебе холодно, ты чувствуешь себя мерзко и только и думаешь о том, чтобы согреться, но если организм пробудет на холоде слишком долго и не сможет ему сопротивляться, то начнет остывать. Ты неожиданно почувствуешь тепло и тебя начнет клонить в сон. Это значит, что ресурсы организма уже истощены. В этот самый момент ни в коем случае нельзя засыпать, иначе ты не проснешься. Не спать любыми усилиями, но говорят, что, если ты уснешь, ты увидишь самый красивый сон на свете, потому что что-то там выделяется в мозг, какие-то особые вещества, отвечающие за счастье. Ты испытаешь самую чистую радость во сне и больше никогда не проснешься. Звучит не так уж и плохо, если бы пришлось выбирать… Я еще раз подышал на пальцы рук. Теперь и пальцы на ногах в простых резиновых сапогах сводило от холода. Надо было надеть толстые носки, но тогда, скорее всего, сапоги бы не налезли.

– А почему же тогда говорили, что к ихним обращаться надо? За помощью, чтобы из леса вывести?

– А черт его знает. Так вот говорили. Потому что только они этих духов злых не боялись да водились с ними, а потому и договориться могли.

– Значит, и добрые дела могли делать?

– Ну, наверное, но больше все злые, конечно. Кого подпортить надо, али что еще такое, то это все к ним. Доброе редко они брались делать. Да и вообще ни с кем не разговаривали да не знались.

– Как же это не знались?

– Да вот так. Не водились они ни с кем.

– Совсем не говорили?

– Ну, какие-то говорили, времена-то разные ведь, когда ж в колхоз-то согнали, те из них, кто помоложе, дак разговаривали, чего ж нет, и не верили ни во что уже.

– Вот как.

– Да, а когда ведь деды наши жили, к ним в деревню никто просто так без нужды не ходил. Нельзя было. А кто ходил, те говорили, что старики у них и языка русского не знают.

– Языка русского не знают? Как так, они же русские?

– Да почем их знает, это ведь сейчас здесь русские, а в старину здесь, говаривают, народец жил такой, чудью белоглазой их называли.

– Чудью белоглазой? Да что это такое, у меня уже голова закипела… Да ведь нет нации такой! Есть немцы, есть англичане, есть русские, а чудь белоглазая – это что? Даже название-то какое-то странное.

– Ну дак я не знаю, кто ж теперь знает, так в старину говорили, мол, давно еще, до начала царей, здесь чудь вот такая жила. А потом ушли они.

– До начала царей?

– Ну, так поговаривали, да, что когда еще царей не было, в древние-то времена, они здесь жили, да.

– Ничего не понимаю.

– Да что тут понимать-то, россказни это ж все. Просто люди верили так. Может, и не было ведь никого.

– Баба Шуро-оу!

– Бабушка-а-а-а! – решил добавить я.

Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Дятел стучит где-то. Ветерок подул. Больше ничего.

– Значит, выдумки, говорите?

– Может, и выдумки, а может, и нет, кто ж его знает. Но вон ученые-то что-то искали все тут. Мумий, видишь, в болоте да жальники все какие-то рыли.

– Жальники? Что это?

– Ну, это как кладбище, в старину такое было.

– Никогда не слышал.

– Хех, да неудивительно, оно ж, когда было-то?

– До царей?

– Хех, ну, положим, не до царей, но народ еще некрещеный все был.

– Мда, удивительные истории вы рассказываете, деда Коля, мне нравится очень такое.

– Ну, заходил бы как-нить в гости-то на чай, я бы тебе рассказал еще много чего.

– Правда?

– Конечно, мы рады будем, пока каникулы-то – заходи.

– Да я не на каникулах, деда Коль.

– Нет? А чего же?

– Да потом каникулы-то будут. Мы вот так уехали. Потому что дело-то срочное. Сами понимаете.

– Да ерунда, найдем мы твою бабушку, а потом вместе к нам и заходите на чай, чего уж, первая она, что ли, потерялась, никуда не денется. Не тайга же.

Я заулыбался. Я всегда любил таких стариков, которые и войну прошли, и многие тяготы жизни, а все равно не стали хмурыми и унылыми. И всегда были готовы пообщаться с молодежью, рассказать что-то или же, наоборот, узнать что-то новое. Такая способность не останавливаться в познании мира даже в том возрасте, когда чаще задумываешься о смерти, чем о чем-то еще, это, наверное, подвиг.

Мы продолжали не спеша пробираться через лес, периодически останавливаясь покричать бабушку и послушать, не откликнется ли. Я потерял счет времени. Два часа? А может уже прошло часа четыре? Мне еще сильнее хотелось спать. Даже холод, от которого меня уже потряхивало, не спасал. Это и понятно: сегодня мне выспаться так и не удалось. Но мне почему-то хотелось думать, что спать мне хотелось именно из-за этого леса. Такая апатия. Мне кажется, если бы я здесь заблудился, я бы даже не пытался выбраться. Просто сел бы где-нибудь рядышком, обессиленный. И стал бы ждать самого красивого сна. У меня немного болела голова. Неужели тоже из-за леса? Глупости, от такого количества информации и резкой смены ленинградского воздуха на местный могла и не только голова разболеться. Но дело не только в физических ощущениях, там было что-то еще… В конце концов, я решил не думать об этом. Я и без того слишком сильно устал, чтобы поддаваться каким-либо эмоциям, тем более после таких рассказов. К тому же, в дальнейшем я мог надеяться на то, что скрашу какой-нибудь из вечеров в гостях у своих соседей в компании дедушки Коли. И он обязательно порадовал бы меня какими-нибудь удивительными рассказами и байками, даже если все это и неправда.

А сейчас стоило все же сосредоточиться на бабушке… Но я ведь вроде и так участвую в ее поисках; разве помогло бы ей, если бы еще и все мои мысли были заняты только ею? Разумеется, нет, но мне становилось как-то неловко от осознания того, что я не всецело поглощен ее поисками и в фантазиях витаю где-то далеко, заслушавшись удивительными рассказами и небылицами, вместо того чтобы переживать и беспокоиться. Мои размышления прервал крик, донесшийся издалека – я едва смог его разобрать. Это дядя Сережа звал мою маму и тетю Таню к себе. Еще минут через десять прокричала и моя мать:

– Рома-а, иди скорей сюда, посмотри! Дядя Коля-у!

Деда Коля крикнул в ответ, и мы направились в их сторону. Судя по голосу, они явно нашли не бабушку, а скорее что-то забавное. Быть может, еще одного ежика? Хотя нет, ведь дядя Сережа кричал первым, уж он-то вряд ли стал бы звать всех для того, чтобы посмотреть на ежика. В ожидании чего-то интересного я начал обгонять деда Колю, забегая немного вперед. И вскоре взору моему открылась действительно необычная картина.

Глава 6. Эхо священной рощи

Это было дерево. Огромное дерево. Оно было почти незаметно уже метрах в пятидесяти в этом старом лесу, едва проходимом из-за бурелома, заросшем папоротником, ивняком и кустами, укрывшем всех своих обитателей хвойными ветвями вековых деревьев. Но стоило перейти невидимую черту, и оно сразу же бросалось в глаза. Оно было неправдоподобно большим. Гигант невероятных размеров. Во всяком случае, для нашего леса. Оно все ветвилось, и непостижимая древность чувствовалось в каждом его изгибе, особенно в его склоненных к земле ветвях, многие из которых по толщине превосходили соседние хрупкие ели, березы и сосны. Мы стояли впятером, молча уставившись на это дерево. Все вокруг него было пустым. В его корнях даже трава почти не росла. У корней был неприкрытый чернозем. Словно черная выжженная земля у истоков древнего зла. Хотя не могу сказать, что от всей этой картины веяло злом. Ничего подобного. Она просто удивляла и захватывала. Первым заговорил деда Коля:

– Мда, кхм, вот так дерево.

– Дуб, – констатировал дядя Сережа. – Интересно, сколько ему уже веков?

– Да бог его знает. Он от рощи, видать, остался, а тем по многу сотен лет было.

– От рощи?

– Дак была здесь раньше роща древняя, святая, тут все тоже старообрядцы ходили в нее молиться, а потом спилили все.

– Не, дядь Коль, не путаешь ли? Это в Темной гриве роща-то была, там, говорят, стоял древний старый лес, его еще отец мой пилил.

– Да то другое, Темная-то грива – да… Я сам там пилил с твоим отцом.

– А что, еще была какая-то роща?

– Ну, Темную-то гриву еще и после войны пилили. А тут-то еще деды наших дедов выпилили.

– Никогда не слышал.

– Да, было такое, вон хоть у Дыма спроси, его бабушка многое знала да нам маленьким рассказывала. Целая дубовая роща тут была, потому и название деревни нашей такое.

– Мда уж!

– Так-то!

Дядя Сережа посмотрел на часы. 14 часов 23 минуты. Судя по его лицу у него тоже возникли сомнения касательного нашего своевременного возвращения. Поднялся сильный ветер. Откуда-то издалека с болот долетел отголосок выстрела. Видимо, охотники перейдя за болота подавали друг другу какие-то знаки выстрелами. Или дикие звери? Чувство апатии нарастало. Мы переглянулись, казалось, осенний ветер всех клонил ко сну.

– Ну что, сворачиваем в сторону болота да так же обратно прочесываем, – сказала Таня, махнув рукой в сторону.

– Дак болото-то не в той стороне, Танюша, – ответил ей дедушка Коля.

– Как же это не в той?

Следующие минут пятнадцать все спорили, в какой стороне находится деревня, в какой дорога, а в какой болото. На секунду в голове возникла мысль: а что, если мы тоже заблудимся? Но нас было пятеро – это все же не так уж и страшно. Даже совсем не страшно. А вот окажись я один, я бы точно не знал, в какую сторону пойти, мда. А если бы еще и такая роща встретилась из таких вот деревьев, то, пожалуй, и штаны промочить не грех было бы. Особенно ночью. Каково же бабушке было ночевать в лесу… Если она вообще еще жива. Интересно, она проходила мимо этого огромного дерева? Может, она видела его ночью и тоже была удивлена? Хотя чего ей удивляться, она и без того немало знала – и про рощу, наверное, ей тоже было известно. Я походил вокруг дерева в надежде найти следы. Жаль, я не разбирался в следах по-настоящему, как пограничники или охотники. Пусто. Странно, как это дерево выжило. Все выпилили, а это оставили. Почему? Зачем?

– Ты чего ищешь, Ромка? Желуди? – с улыбкой спросил дядя Сережа.

– Да нет, следы, вдруг бабушка здесь тоже проходила.

– Это мысль, здесь как раз земля одна, у корней видно должно быть и неопытным глазом.

– Опа…

– Так, тихо…

– Что это?

– Кабаны нарыли.

– Сворачивать нужно.

– Ну, вот только кабанов еще не хватало по нашу душу, милые мои!

– Спокойно, ничего страшного… – Деда Коля поворошил землю в небольших разрытых ямках у корней дуба. – Свежие, черт!

– Говорю же вам, сворачивать надо, не то это место, где гулять без опаски можно.

– Давайте еще пройдем подальше.

– Ох, сколько раз здесь плутали, место дурное, всегда дорогу теряешь.

– Ну, мы-то с вами точно знаем дорогу.

– А вот была бы ты сейчас одна, не туда бы и пошла, так люди и теряются.

– Да ты-то, Сереж, тоже не спеши, глядишь, и ты ошибаешься.

– Не, дядь Коль, я точно помню, я в лесах хорошо ориентируюсь.

– Ну, хорошо ли, плохо ли, а Либежгора – она такая, здесь особенно внимательным нужно быть. Черт водит.

– Опять вы эту антисоветщину разводите, дядь Коль, ну вам-то оно на что?

– Я, Сереж, ничего не развожу, а положим, люди так говорят, не потому что какой черт и в самом деле есть, а потому что присказка такая. Черт водит. Значит, место гиблое, и все там блуждают.

– Ну, вот не знаю я, что тут блудить, по мне все очевидно.

– Ну, хорошо, в какую сторону-то, говоришь, болото будет?

– Вон туда.

– Ага, а не второе ли там болото, которое до Кривого идет?

– Не, точно нет!

– Ну, хорошо, пойдем, коли так.

Я сразу почувствовал, что дядя Сережа оказался неправ. Я не знал и сам, в какую сторону идти, но я чувствовал это по старику-соседу, который явно хотел проучить самоуверенного дядю Сережу без долгих разговоров. Через некоторое время мое ощущение передалось и остальным. Все поняли, что мы идем не в ту сторону. Здесь начинался старый лес, который не казался знакомым никому из нас. Какие-то огромные деревья, просеки и маленькие полянки. Даже деда Коля не смог узнать место, в которое мы в итоге попали. Между тем он начал вспоминать множество странных и страшных историй о людях, которые блуждали в этих лесах в старину. О том, как они встречали лешего или каких-то незнакомцев, которые подглядывали за ними из-за деревьев. О высоких холмах, которые представали перед заблудившимися, но никто после не мог их найти. Еще он рассказывал, как на холмах, особенно в ночи, летали какие-то странные огоньки, словно от свечи, да только сами по себе. В воздухе. Все это лишь усиливало и без того нараставшее напряжение. Дядя Сережа продолжал шутить, но уже никто кроме него не смеялся. Да и сам он улыбался уже как-то неуверенно. Потом речь почему-то зашла про Темную гриву, еще одно далекое отсюда место, где, по преданию, глубоко в лесах сохранились огромные древние сопки с закопанными заживо людьми. Говорят, там раньше вблизи них жили люди, которые чтили это место и хранили его тайны. Странно, что все это находилось в той же стороне, где и пользовавшаяся дурной славой деревня Осиново. Прямо какое-то скопление древних небылиц и страшных историй. Судя по всему, об этой Темной гриве легенд было сложено не меньше, чем о самих осиновских колдунах и ведьмах. Тем временем мы все реже и реже останавливались, чтобы попробовать позвать бабушку. Когда наконец дядя Сережа остановился и признал свою ошибку перед стариком, то мы все встали, перевели дыхание и без лишних рассуждений решили вернуться обратно к дереву. Решили найти хотя бы его, чтобы там уже вновь попытаться найти нужное направление. На часах было начало четвертого. Без дерева идти не решался даже деда Коля.

– Так если напрямик пойти, можно и совсем кругаля дать.

– Дак ты ж сам показывал в ту сторону, дядь Коль.

– Это у дерева в ту сторону, а сейчас мы от него, думаешь, прямо шли? Мы влево дали, я чувствую.

– Ну, веди-веди, я спорить не буду, а то и правда еще заплутаем.

– Дерево нужно, сейчас дойдем, а от него я и сориентируюсь.

Кажется, в лесу начинало потихонечку темнеть. Близились сумерки. Каждый из нас прекрасно понимал, что если мы не выберемся дотемна, то придется ночевать в лесу. Руки и ноги окаменели от холода. Между тем я успел изрядно запыхаться от такой длительной прогулки по осенним буреломам. Хорошо, что хоть комаров нет. Хотя лучше бы уж комары, чем такой холод. Нервное напряжение росло. Дядя Коля и Таня тяжело дышали, и из их ртов валил пар. Меня все больше и больше одолевали какая-то слабость и безразличие. Дерево мы так и не отыскали. Оно будто исчезло, а упоминания о том, что люди здесь частенько кого-то встречают или начинают блуждать сразу же, как только обнаруживают незамеченные деревья или еще что, делали свое дело. Нервы понемногу начинали сдавать. Моя мама и Таня начали волноваться. Злость разбирала меня, оттого что диван и кружка горячего чая в ближайший час мне не светят. А может, даже и сегодня. Я чувствовал себя капризным ребенком, который не хочет смиряться с действительностью. Который вообще ничего не хочет. Все идет совсем не так как задумывалось. Мы никого не спасаем. Нет никакой цели, на самом деле мы просто очередная жертва леса. Еще через некоторое время мы все же вышли на тропинку, которая показалась знакомой и дяде Сереже, и деду Коле. Оба они удивлялись, как мы могли к ней прийти, если уходили мы совсем в другую сторону. Пятый час. Со стороны раздался выстрел. Все тут же навострились.