Скрещение судеб

А сводная сестра Марины Ивановны, Валерия Ивановна, по словам Али, «не пожелала знаться с сестрой, вернувшейся из эмиграции, и даже не подошла к телефону, когда та ей позвонила». Правда, у Валерии Ивановны был трудный характер, она была вся в Иловайского, вся из «Дома у Старого Пимена», да к тому же она не любила Марину Ивановну еще с детства.

А Елизавета Тараховская, встречавшаяся с Мариной Ивановной в Голицыне, говорила, что многие писатели игнорировали ее и далее не здоровались. О том же рассказывала мне и сценаристка Екатерина Виноградская.

И тем не менее, как мы увидим из дальнейшего, у Марины Ивановны было много добрых знакомых и много дружеских домов в Москве, в которых она бывала. Быть может, одни из тех, кто с ней общался, превозмогали свою боязнь, а другие не сознавали, что надо бояться. Во всяком случае, ни намеков, ни каких-либо разговоров на эту тему я не слышала ни от Асмуса, ни от Вильмонтов, ни от той же Яковлевой, ни от Пастернака. Никогда на это не намекал и Тарасенков, а что касается меня, то я как раз и принадлежала к тем, кто не догадывался, что следует бояться, и происходило это от полного непонимания того времени…

В голицынской столовой после обеда Марина Ивановна иногда задерживалась, чтобы побеседовать с кем-нибудь, кто был ей симпатичен. Посуда со стола быстро убиралась. Кто-то расставлял шахматы, кто-то просматривал свежие газеты, кто-то уединялся в уголке. Гостиной, библиотеки, где бы можно было провести время, тогда не было – только эта столовая. Можно было, конечно, подняться наверх в комнату к знакомым, но и там приходилось говорить вполголоса, ибо дача эта, принадлежавшая ранее известному театральному антрепренеру Коршу, была пригодна для одной семьи и стены были слишком звукопроницаемы, а сосед мог либо отдыхать, либо снова скрипеть пером…

Но чаще всего Марина Ивановна шла после обеда гулять в лес, шла с Ноем Григорьевичем Лурье, или с Веприцкой, или с Тагером, Тараховской, Москвиным и его женой Таней Кваниной. Наверное, и еще с кем-нибудь, но о других я не слышала. Мур отправлялся делать уроки или шагал следом, молчаливый, сосредоточенный, время от времени встревая в разговор.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Зинаида Николаевна Пастернак. – Здесь и далее примеч. автора.

2

Здесь – естественна (фр.).

3

Всесоюзное общество культурных связей с заграницей.

4

Нина Павловна Гордон.

5

Спустя сорок лет я прочту в письмах Сергея Яковлевича из Парижа к сестре: «Я мечтаю забраться куда-нибудь в страшную глушь в Сибирь или Армению – и эдак года на три…» Это он пишет в 1932 г., а в 1935-м: «Через год-два перевезем ее (Марину Ивановну. – М.Б.) обратно, только не в Москву, а куда-нибудь на Кавказ…»

6

Список недостающих, желаемых книг (лат.).

7

«Я сбежавший» (фр.).

8

M.Л.Слоним.

9

Бесстрашие (нем.).

10

Юз – Иосиф Давидович Гордон – тоже был из их “èquipe”, но он никогда не был эмигрантом. В 1926 г., после окончания школы в Ленинграде, советское правительство разрешило ему поехать к тетке, сестре матери, в Париж лечиться и продолжить там образование. И совершенно официально ему был выдан советский паспорт сроком на десять лет. И когда в 1936 г. эти десять лет истекли, то он вернулся в Россию, будучи уже специалистом в области киномонтажа. И тут же был принят на «Мосфильм». Женился.

11

Это не совсем точно сказано: Е.П.Дурново была членом революционной народнической организации «Земля и воля». В 1879 г. эта организация раскололась на «Народную волю» и «Черный передел». Е.П. перешла в «Черный передел», так как она не разделяла взглядов «народовольцев», придерживавшихся террористических методов борьбы с царским режимом.

12

Е.П.Дурново-Эфрон жила потом в Париже, где, после смерти мужа и трагической гибели самого младшего сына, повесилась в 1910 г. С.Я., переехав с семьей из Чехии в Париж, разыскал заброшенную могилу, но не было возможности поставить памятник на Монпарнасском кладбище. Осуществить это удалось только в 1938 г., перед самым отъездом М.И. в Россию. «Это были чудные люди (все трое!) и этого скромного памятника (с 1910 г.) заслужили», – писала она в одном из писем.

13

У А.Берг 12 октября умерла дочь.

14

Он самый честный, самый благородный, самый человечный человек. Его доверие могло быть обмануто, мое к нему – никогда (фр.).

15

В Швейцарии, под Лозанной, 4 сентября 1937 г. был найден труп советского резидента Игнатия Рейсса (Людвига Порецкого). Он около двадцати лет работал в советской разведке в Европе, а одно время и в аппарате НКВД в Москве. Сам он был родом из какого-то польского местечка и с юных лет был убежденным коммунистом. Среди лубянской «элиты» у него были связи, и он был осведомлен о том, как создаются процессы, которые в это время шли в Москве. И понимал, что и он сам может быть в любое время втянут в один из подобных же процессов. В конце 1936 г. он отправляет в Москву жену – выяснить ситуацию. Потом она напишет в своих воспоминаниях, как все их друзья, кто был связан работой за рубежом, дрожали в ожидании своего часа, и она боялась, что ее могут задержать, и чувствовала себя в безопасности только на улице в толпе. Все советовали Рейссу не возвращаться. Что он с женой и сделал. Но Рейсс хотел не просто скрыться, но, уходя, – еще и хлопнуть дверью. Он хотел высказать Сталину все, что думает о нем, об его измене ленинским принципам, о терроре. Он заявил в своем письме в ЦК, что собирается продолжить борьбу за построение социализма, за пролетарскую революцию уже в рядах IV Интернационала, и переходит к Троцкому. Реакция Лубянки – ясна. Расследованием убийства занималась швейцарская полиция и обнаружила, что следы ведут в Париж, в «Союз возвращения на родину». Но французская полиция не очень торопится заняться этим делом. И только когда 22 сентября исчезает из Парижа генерал Миллер и выясняется, что и в том и в другом деле замешан некто Кондратьев из «Союза возвращения», полиция начинает проявлять активность.

16

Судоплатов П. Кровь и золото // Огонек. 1994. № 42–43.

17

«Ни цветов, ни венков» – так принято писать в траурных объявлениях о похоронах.

18

Поехали, мадам! (фр.)

19

А.И.Цветаева была осуждена за свои религиозные убеждения, и сестрам так и не удалось свидеться. Последняя их встреча была в 1927 г. в Париже, где А.И. находилась проездом.

20

Эмилия Литауэр, друг С.Я.Эфрона и семьи Клепининых.

21

Девочка Шура приносила воду, топила печи.

22

Как корова на проходящие поезда (фр.).

23

«Пейте советское шампанское!» (фр.)

24

Что никогда в жизни не будут пить советское шампанское, когда есть французское шампанское (фр.).

25

Менять французских бабочек на русских бабочек (фр.).

26

Среди книг Тарасенкова, уже после смерти Али, я случайно обнаружила тоненькую книжицу (второй машинописный экземпляр), одетую в блекло-розовый ситец:

«Встречи с Мариной Цветаевой. Тетрадь XIV. Переводы двенадцати стихотворений Лермонтова на французский язык. Вступительная заметка А.Крученых. Послесловие Б.Казанского. Москва, 1944».

В примечаниях к книге переводов «Просто сердце», составленной А.Эфрон и А.Саакянц, говорится, что Марина Ивановна перевела три стихотворения Лермонтова на французский язык. Аля черпает эти сведения, видимо, из тетради матери, где есть тексты только этих трех стихотворений. Девять остальных стихотворений обнаружены в Ленинграде у одного из коллекционеров. Если судить по дате на тетради Крученых – 1944-й, – а Крученых, получив от писателей какой-либо материал, тут же выпускал свои тетради, – то можно предположить, что Мур, находясь недолгое время в Москве между прибытием своим из Ташкента и отправкой на фронт и сильно нуждаясь в деньгах, продал стихи Крученых.

27

В.Э.Мейерхольд был арестован 14 июня 1939 г.

28

В 1992 г. обнаружено заявление С.Я. на имя Берии, в котором он писал, что ручается за политическую честность дочери и Эмилии Литауэр.

29

В письме к Павленко 27 августа 1940 г. М.И. пишет, что покинула Болшево 10 ноября. И в одной из первых открыток Але в лагерь в марте 1941 г. – 10 ноября, но в трех последующих письмах в том же марте – 8 ноября. Это не единственный случай, когда М.И. путает в письмах числа.

30

Генсеком (генеральным секретарем) Фадеев был с 1946 по 1954 г. В 1939 г. должность руководителя Союза писателей называлась иначе. Но впоследствии эта кличка «генсек», или «генеральный», к нему так прилипла, что, вспоминая, невольно называешь его генсеком.

31

Перетанцовывает (нем.).

32

«Ничевоки» – так называла себя группа поэтов.

33

Ныне снова это площади – Триумфальная, Театральная, Лубянка.

34

Так рассказывала Аля.

35

Пока писалась книга, весь квартал по Кузнецкому Мосту, включая дом № 24, а также по Пушечной – снесли. Теперь там возвышается гигантский корпус.

36

Роскошь (фр.).

37

И пепел мой станет их жизни горячей (фр.).

38

Рильке.

39

Этот отрывок Аля потом вставит в автобиографию М.И., напечатанную в книге переводов ее стихов на французский язык Эльзой Триоле (Париж, 1968 г.).

40

Живя в эмиграции, М.И. справляла Рождество 25 декабря.

41

Клепининых.

42

В конце 1992 г., к столетию со дня рождения М.И., почти одновременно, были опубликованы материалы следственного «дела» С.Я.Эфрона – Ирмой Кудровой в журнале «Звезда», № 10 и М.Файнберг и Ю.Клюкиным в журнале «Столица», № 38–39. Сведения беру из этих публикаций.

43

Файнберг М., Клюкин Ю. Дело Сергея Эфрона // Столица. 1992. № 39.

44

Дина Канель, прочтя «Дело» сестры, сказала мне, что по этому самому списку под № 3 пошла на расстрел и Ляля Канель, с которой на Лубянке встречалась Аля, – Юлия Вениаминовна Герчикова, она носила фамилию мужа, расстрелянного в 1937 г.