Голос Веры

Чаще всего дверь была закрыта. И тогда мы стояли и слушали, как бренчит скромная гитара, грохочет выскочка-барабан и загадочно перебирает клавишами электронное пианино.

Среда была особенным днём. Я не помнила, как пролетали уроки. Но после пятого Владус неизменно появлялся в коридоре и, поравнявшись с нами, расплывался в улыбке.

Мы мало разговаривали. Всё заполняла музыка. И Владус весь был в ней. За Ольгыгой я такого не замечала. Если бы не урок музыки, который она вела, я бы в жизни не сказала, что она как-то с ней связана. О музыке Ольгыга говорила ровно, без огонька, и на уроке мы частенько скучали… Может, если бы ещё в началке она сказала мне, что у меня есть голос, всё давно было бы по-другому… Мы вообще на музыке мало пели, больше разговаривали и иногда совсем не про ноты или композиторов. Ольгыга могла пол-урока отчитывать Габидуллина, а ещё любила прочитать нам лекцию о том, как тяжек учительский труд.

Владус больше молчал. Лишь время от времени он давал нам короткие рекомендации и размахивал длинными руками, показывая, как извлекать звук. Но эта его улыбка говорила больше, чем все слова на свете. Она подбадривала. Поощряла. Обозначала участие совершенно чужого человека, которому почему-то очень хотелось, чтобы у нас получилось. Эта улыбка была оценкой, маяком. Мы с Никой могли без ошибок понять, когда спели хорошо, а когда репетиция прошла не очень.

Дома про мои музыкальные занятия узнали где-то через месяц. Всё не было подходящего момента рассказать. То папа занят, то мама слишком погружена в свои мысли. А недели две домой вообще возвращаться не хотелось, не то что с кем-то разговаривать.

Папа почти не выходил из кабинета, даже ужин забирал туда. Но не тогда, когда мама разогревала еду, а уже когда она уходила из кухни. А мама в эти дни была похожа на робота. Строгала салат, забрасывала бельё в машинку – резко, отрывисто, как будто запустили механическую программу. И на лице – никаких эмоций. Бабушка, и без того незаметная, напоминала тень. Часто лежала и только грустно улыбалась, когда я заглядывала в комнату.

Знаю, что мама этого не любит, но я набралась смелости и спросила: «Вы поругались?» На мгновение в её лице что-то изменилось, брови взлетели, но тут же снова встретились у переносицы: «С ним нельзя поругаться!» Мама разорвала упаковку гороха и перевернула в контейнер. Горох забарабанил по пластику, и из банки вырвалось облачко белой пыли.

Точно. Поссорились. Лучше бы они вспылили. Покричали друг на друга и, выпустив пар, снова сидели за ужином вместе. Но это мучительное безмолвное противостояние длилось вечность. Дома было трудно дышать.

Глава 9

Рыба в воде

Когда я наконец сказала, что пою в школьной группе, мама зачем-то уточнила, успеваю ли я делать уроки, а папа только пожал плечами: «И есть польза от этих занятий?»

Я потом долго про это думала. Что полезного в том, чтобы петь?.. Многие у нас в классе занимаются английским с репетиторами. Кого-то возят на фигурное катание и футбол в спортшколу в соседнем районе. Калинин с Ладушкиным – наши отличники – ходят на программирование. И тут никаких вопросов. Английский и программирование наверняка пригодятся в жизни, спорт нужен для здоровья. А петь в школьной группе – это вроде развлечение?.. Трата времени, которое лучше использовать для учёбы…

Но я ещё никогда не чувствовала себя так, как на репетициях. Словно раньше я была рыбой без воды, которая беззвучно открывала рот, хватая воздух, а потом меня вдруг запустили в аквариум.

Когда я брала в руки микрофон и включалась музыка, всё менялось. Я не испытывала стеснения, как в классе, когда меня вызывали к доске. Мне даже, наоборот, нравилось, если на меня смотрят. Но больше всего я любила момент, когда закончился проигрыш и нужно поймать мгновение, чтобы вступать, включать голос.

Мне нравилось брать ноту за нотой – выше, выше, точно забираешься в гору, но тебе это совсем не трудно. С каждым новым шагом всё легче и легче дышать, потому что воздух здесь свежий и чистый. А остальные там, внизу, смотрят удивлённо и с восхищением – как это у неё получается?!

С Владусом было легко. Хотя добряком его не назовёшь. Он, скорее, был строгим. Немногословный, сдержанный, но, когда я начинала петь, лицо его менялось. Оно уже было не гипсовым, а скорее, из пластилина – мягким, податливым. Все углы сглаживались. Владус кивал в такт музыке, и ноздри его расширялись, как будто он пел вместе со мной, не открывая рта.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Отрывок из «Оранжевой песни». Слова А. Арканова и Г. Горина (здесь и далее прим. ред).