Чекист и шифровальщица

– Ты не дал мне приборов, – удивилась она.

– Закрой глаза и открой рот.

Катя так и сделала. В ту же секунду во рту очутился кусочек мяса.

– Вкусно?

– Да, – сказала гостья и открыла глаза. Рядом с её тарелкой уже лежали вилка и нож.

Ужин был вкусным и завершился чаем. Толя говорил редко и иногда мрачнел. Когда трапеза была окончена, Катя помогла убрать всё со стола и вымыла посуду, несмотря на протесты Толи.

За окном уже смеркалось.

– Я могу отвезти тебя домой, если хочешь.

– А если не хочу? – спросила Катя. Толя подошёл и поцеловал её.

– Ты уверена? – спросил он.

– Я хочу остаться.

Толя обнял её и развязал бант на платье. Он целовал её губы, шею, плечи, а Катя думала: что же привело её к нему в объятия – любовь или страх? И есть ли вообще к нему любовь? Она не знала этого наверняка, но меньше всего ей хотелось оттолкнуть его и уйти. Она чувствовала его щетину на своих щеках, его руки обнимали её талию, спускались к бёдрам. Сегодня она не согласилась бы отказаться от него, даже если бы он приехал к ней завтра по форме и лично увёл бы на расстрел. Но кто она для него? Игрушка? Очередная? Или?.. Да какая разница? Сейчас он близко. Слишком близко… Ближе, чем когда-либо… Она ощущала его запах, прикосновения, всего его самого. Она чувствовала его тяжёлое дыхание на себе и градом осыпала его поцелуями. В окно стучал ветер, вторя стуку её сердца.

Часы пробили десять вечера. Толя сосредоточенно смотрел в потолок, а Катя не сводила глаз с профиля любимого мужчины. Всё произошло так неожиданно: две недели назад они не были знакомы, а сейчас лежат вместе под одним одеялом. Наконец Толя заговорил:

– Одевайся. Я отвезу тебя домой.

– Почему?

– Так надо. К тому же Елизавета Павловна будет беспокоиться.

– Я могла бы ей позвонить. Я видела телефон в коридоре.

– Дело не только в этом.

– А в чём ещё?

Толя молчал. Работа. В 0:00 он должен быть в квартире у одного слишком смелого режиссёра. И он будет с ним не чай пить.

Катя поняла без слов и пошла одеваться. Вот почему он был мрачный весь день. Он ещё при встрече знал, но обещал ей подарить ей ночь. Врал? Забыл?

В машине висело напряжение.

– Так я у тебя не первый? – спросил Толя.

– Да. Тебя это огорчает?

– Нет. Скорее удивляет. Никогда бы не подумал.

– Это было давно. Я была слишком юна и доверчива. Он обещал жениться. Но, добившись, передумал. Я не люблю о нём вспоминать. Слишком больно и обидно.

– Хочешь, ты больше никогда его не увидишь? Сошлём его куда-нибудь в Сибирь?

– Нет, не хочу. Я и так его не видела много лет. Ни к чему. Переболела. Пережила.

До улицы Каляева они доехали быстро, но Толя остановил машину, не доехав несколько домов.

– Почему мы остановились? – спросила Катя.

– Дальше пойдёшь сама.

– На улице уже темно. Я боюсь.

– Не бойся, я буду следить.

Катя смотрела на Толю с укором и одновременно испытующим взглядом.

– Не хорошо, если соседи увидят тебя в этой машине, – пояснил Толя, – что они подумают?

– А что они подумают?

– Что ты со мной заодно. Они будут бояться тебя.

– Не вижу в этом проблемы, – уверенным голосом ответила Катя.

Толя завёл мотор. Он привёз её к дому и остановился на том же месте, что и в ту ночь.

– Свет горит. Значит, мама не спит, – проговорила девушка, посмотрев наверх.

– Так ты увидела нас в окно…

Катя закусила губу и опустила глаза.

– Иди домой. Спокойной ночи! – строго сказал Толя.

Но Катя не шевелилась. Толя начал терять терпение.

– Иди домой.

– Почему ты злишься на меня? Из-за того, что я видела тебя в окно?

– Нет.

– А почему?

– Ты не понимаешь? – удивился Толя.

– Нет. Объясни.

– Потому что ты прикрываешь преступника.

– Бориса Захаровича?

– Да.

– В чём он преступник? В том, что мыслит широко?

– Кать, давай прекратим этот разговор. Я многого не могу тебе сказать. А вот ты могла мне сказать, что он уже во Франции. И не говори, что ты не знала. Не поверю.

– Догадывалась. Он говорил, что все его друзья эмигрировали во Францию после революции.

– Ты могла мне сказать это раньше?

Катя заплакала.

– Пожалуйста, не трогай его… – взмолилась она.

– Ты предлагаешь мне перестать работать?

– Нет. Я прошу не впутывать меня в твою работу. Больше всего на свете я хочу защитить его от тебя!

– Значит, так ты решила, – отозвался он ледяным голосом, – выбрала другую сторону.

– Никакие стороны я не выбирала. И если сегодня ты был со мной из-за этого…

Толя вдруг опомнился. Он обнял Катю и прошептал:

– Нет, конечно, не поэтому.

– Толя, пойми, ты мне нравишься, но… – всхлипывала Катя.

– И ты мне нравишься. Очень.

– Правда?

– Правда. И я обещаю не вмешивать тебя в свою работу. Но если ты захочешь сама…

– Не захочу.

– Хорошо. Иди домой. Мне надо ехать.

Они попрощались, Катя вышла из машины и скрылась в парадной. Она слышала мотор, звук которого становился всё тише и тише.

Катя поднялась на второй этаж и увидела напротив своей двери молодого человека. Он сидел на ступеньке лестницы, ведущей на третий этаж. В коридоре было накурено. Очевидно, он ждал давно. На нём была знакомая форма.

– Капитан НКВД Лапин Михаил Афанасьевич, – представился он, вставая. В руках появилась красная книжечка, – Екатерина Петровна, я ждал вас, чтобы сказать вам важную вещь.

– Я вас слушаю.

– Я прошу вас: не доверяйте майору Полякову. Он вас использует. Поверьте, он вам не друг.

– Странно слышать это от его сослуживца.

– Понимаю. Послушайте меня: он пойдёт на всё ради информации, которая нужна ему. Я знаю, что он возил вас сегодня в свою служебную квартиру.

– Вас это не касается. Вы его подчинённый?

– Да. Вы хотите рассказать ему, что я был здесь? Напрасно. Я исполняю его приказ следить за вами.

Катя почувствовала, что ей тяжело дышать.

– Зачем вы всё это мне говорите?

– Я хочу уберечь вас. Я влюблён в вас с той ночи. Но я видел, как вы смотрите на Полякова. Поверьте, он любит только одну, единственную…

– Жену…

– Нет. Службу. И если будет выбор между вами и службой, он выберет службу.

– Спасибо вам за предупреждение, но оно было ни к чему. Доброй ночи!

После этих слов Катя вошла в квартиру, где её ждала мама.

– Катенька, почему так поздно? Я волновалась.

– Всё хорошо, мама. Мы гуляли по вечернему Ленинграду. Я устала, пойду спать. И ты ложись.

В своей комнате Катя расплакалась навзрыд, уткнувшись в подушку.

Глава 6

Поляков сидел за столом. Напротив него – белый как снег никому не известный режиссёр Иван Ивановский. Задержанного била мелкая дрожь. Перед ним стоял стакан воды и лежали лист бумаги и перьевая ручка. Допрос шёл в кабинете Полякова, что было редкостью. Обычно он происходил на Шпалерной улице в ДПЗ5.

Майор смотрел на режиссёра своими пронзительными голубыми глазами настолько пристально, что могло показаться со стороны, что он читает его мысли.

– Товарищ Ивановский, – наконец начал чекист, – вы понимаете причину вашего задержания?

– Н-нет, – заикаясь ответил задержанный.

– На днях на фасаде Дома культуры имени Горького появилась афиша с вашей пьесой. Название многообещающее: «Сталин – вождь пролетариата», но, товарищ режиссёр, почему же комедия? Что в этом вы видите смешного?

– Н-ничего. Я переименую, честное слово!

– Вот как. Хорошо. Однако ваша прошлая пьеса называлась «Боже, царя храни». Что ж вы, товарищ, царю такие почести делаете?

– Я совсем не то имел в виду! – горячо заговорил Ивановский, – это историческая пьеса, о революции. Мне хотелось назвать её как-то по-особенному.

– Перемудрили.

– Понимаю. Но я готов всё исправить!

– В таком случае пишите чистосердечное признание.

Режиссёр стал белее прежнего.

– Товарищ майор, неужели расстрел?

– Не мне решать, – ответил Поляков холодно.

Режиссёр зарыдал. Анатолий пододвинул к нему чернила и краем глаза увидел фотографию под стеклом. Катя. Он вспомнил её слова: «Он мыслит широко». И будто услышав его мысли, режиссёр вдруг промолвил сквозь плач:

– Я ни в чём не виноват! Я просто мыслю иначе, широко. Я творческая натура!

Анатолию безумно захотелось прервать допрос, чтобы не слышать ничего. Все его мысли занимали Катя и минувший вечер. Он вспоминал её хрупкую фигуру и чуть сутулые плечи, её улыбку и поцелуи, её чёрные длинные ресницы и пристальный взгляд карих глаз. Он чувствовал её запах на руках, словно она была здесь и сейчас в его кабинете.

– Вас определят в камеру, – сказал Поляков, – там вы будете какое-то время. У вас будет возможность всё обдумать. Так мы сократим время на ваш допрос. И если в чистосердечном вы напишите всё правильно, то максимум, что стоит вам ожидать, – это восемь лет заключения. Срок большой, но не расстрел. Уведите!

Режиссёра увели, а Анатолий взял в руки фотокарточку Кати. «Что ты делаешь со мной?» – подумал он.

На улице была глубокая ночь. Город спал. Анатолий вышел на свежий воздух в размышлениях. Идти домой не хотелось и не было необходимости; в служебной квартире делать тоже было нечего – тоска по Кате лишь усилится; ночёвка в кабинете грозила ворохом документов и задач, к тому же от четырёх стен кабинета его уже тошнило – он месяц как прикованный сидит в нём сутками. Из всех зол он выбрал наименьшее – пошёл домой. Тесть с тёщей спали, когда он добрался к рассвету. Толя снял форму, лёг на кровать и моментально заснул. Он был не в силах думать о чём-либо.

Несмотря на поздний сон, Толя проснулся около 10 утра. Тёща хлопотала на кухне, тесть там же читал газету.

– Анатолий, приготовить тебе завтрак? – спросила тёща.

– Я сварю себе кофе, не беспокойтесь.

Анатолий наспех выпил кофе, быстро оделся и ушёл. Он хотел побыть один. Толя шёл прогулочным шагом по проспекту 25-го Октября6. Бабье лето неумолимо заканчивалось, но тепло ещё летало в воздухе. Он не знал, куда именно он идёт, но, увидев кинотеатр «Аврора», вспомнил о своём обещании. Билеты на премьеру были почти раскуплены. На вечерний сеанс оставалось всего шесть билетов. Толя купил два. Довольный покупкой, он продолжил свой променад.

Свой путь Анатолий закончил в саду Трудящихся имени Максима Горького7. Он сел на лавочку напротив фонтана. Солнце играло лучами на золотом шпиле Адмиралтейства. Жёлтые, красные, коричневые листья слетали с деревьев. Толя чувствовал умиротворение. Но вдруг его внимание привлёк маленький мальчик лет трёх. Он играл с красным мячом: подбрасывал его вверх и ловил. На скамейке возле него сидела молодая пара, очевидно родители малыша.

– Дядя Женя, смоти как я могу, – звучал радостный детский голос.

– Сынок, не дядя Женя, а папа, – поправила девушка.

Будто разряд по телу, побежали мурашки у Толи от этих слов. Он встал. Ему хотелось убежать от этой картины, где маленький мальчик был так сильно похож на его родного сына Митю. Толя шёл, не видя дороги. Так он набрёл на телефонную будку. Постояв в нерешительности, он подошёл к аппарату, опустил монету, прокрутил несколько раз диск…

– Алло, Миша, привет! Это Поляков. У меня к тебе дело.

Глава 7

Катя стояла у ворот фабрики. Неужели Толя не придёт? Неужели вчера для него это была игра? Поставил «галочку», добился?

Катя обернулась и увидела Михаила. Он бежал к ней. Она впервые видела его не по форме.

– Екатерина Петровна! Здравствуйте! Вы, наверное, ждёте Полякова?

– Да, – ответила она, и сердце ёкнуло.

– Он не сможет сегодня прийти. Его срочно вызвали на службу. Но он купил для вас билеты в кино. Вот, – Миша протянул Кате билеты.

– Не нужны мне его билеты! – воскликнула она обиженно, – да и с кем мне идти?

– Со мной. Если вы не против.

– Это тоже приказ Полякова?

– Нет. Это моё желание. Не пропадать же билетам.

Катя нехотя согласилась.

Однако Михаил оказался приятным и общительным молодым человеком и, что немаловажно, холостым. Он был обходительным, но чувствовалось деревенское воспитание. Несмотря на прекрасную компанию, Катя думала о Толе. В глубине души она понимала, что он не хочет её видеть, но принять это не могла.

В кинотеатре собралось много людей, зал был буквально переполнен. Всем не терпелось увидеть премьеру приключенческого фильма о научной экспедиции. Наконец свет в зале погас, и началась картина. Поначалу Кате нравился фильм, но когда речь в нём зашла о шпионах и диверсантах, настроение опять упало, и ей захотелось уйти. Вновь на душе поселилось беспокойство, вновь она думала о Толе.

Когда фильм закончился, Миша вызвался проводить Катю.

– Как тебе фильм? – спросил он. На «ты» он перешёл сразу и без разрешения, но Катя не возражала.

– Понравился. А тебе?

– А мне очень-очень понравился!

Миша хотел поделиться с Катей своими впечатлениями: о сюжете, о натурных съёмках, об игре актёров, но, увидев грустные глаза девушки, он понял, о ком она сейчас думает. Слова были излишни, поэтому до самого её дома пара молчала.

– Спасибо за вечер, – сказал Миша, когда они пришли.

– И тебе. Спокойной ночи, – Катя говорила без эмоций, сухо.

– Спокойной ночи…

На следующее утро Катя рассказала подруге Варе о Мише, решив умолчать на этот раз о его работе.

– Счастливая ты, Катька! Завидую тебе, сил нет! Уже второй красавец тебя в кино ведёт. А я так в девках и останусь, – сказала Варя, надевая на белокурую голову косынку.

– Так зовут же в кино, а не замуж, – вздохнула Катя.

– Это дело поправимое. Тем более, что Миша этот холостой. Окрути его. А на этого своего «военного» наплюй! А, кстати, кем твой Миша работает?

– Он не мой, Варя. А про работу… про работу я не спросила, забыла, – соврала Катя.

– Эх, ты! Фильм хоть интересный был?

– Да, – ответила Катя и пересказала сюжет.

– А нефть они в итоге нашли? – спросила Варя, увлечённая пересказом.

– Нашли.

– Здорово! Молодцы! А тебе, Катя, так скажу: раз он первый подошёл, чтобы познакомиться с тобой, сразу в кино повёл, значит, парень серьёзно настроен. Уверена, что тебе повезло с ним.

Катя стояла молча, сложив руки на груди. Так-то оно так: Миша действительно подошёл первый, но только представился капитаном НКВД Лапиным.

После смены Катя зашла в магазин за продуктами. Купила молоко, кефир, батон, хлеб, гречку, сахар. Она спешила домой, потому что не взяла зонт, а на небе, как назло, собрались тучи – одна чернее другой.

У парадной Катю ждал Анатолий. Суконная гимнастёрка тёмно-защитного цвета с двумя нагрудными карманами, тёмно-синие шаровары с малиновыми кантами, фуражка из шерстяной ткани с василькового цвета тульей, краповым околышем и чёрным лакированным козырьком – всё шло статной фигуре майора и его голубым глазам. И хоть Анатолий опять пришёл по форме, Катя чувствовала, что больше не боится его, а скорее ненавидит этого мужчину.

– Катенька, здравствуй! – произнёс он.

– Здравствуйте, Анатолий Васильевич! – холодно ответила Катя.

Толя попытался обнять её.

– Не стоит, – отшатнулась Катя, – что люди подумают? Вчера провожал один, сегодня встречает другой. Да ещё и в форме. В такой форме.

– Я пришёл извиниться. Я целый день думал о тебе и понял, что обидел тебя. Но у меня служба, что тут поделаешь?.. Я и сейчас пришёл ненадолго, буквально на одну минуту.

– Извинения приняты. Вы можете идти, – сказала девушка и направилась к парадной.

– Я помогу.

Толя взял у Кати авоську, не обращая внимания на её протесты.

Возле квартиры Катя хотела забрать свою поклажу назад, но Толя не дал ей сделать этого и шепнул: «Открывай!» Катя повиновалась. Оказавшись наедине в коридоре квартиры, Толя притянул её к себе и поцеловал. Потом он взял её на руки, внёс в проходную комнату и положил на диван. Авоська и фуражка остались у порога.

– Ты же пришёл на одну минуту, – напомнила Катя, обнимая Толю.

– Точно, ты права, – сказал он и улыбнулся. Катя притянула его к себе. Кончик её носа коснулся кончика носа Толи.

– Я ни о чём тебя не прошу, кроме одного: никогда не обещай мне того, что не можешь выполнить, – попросила она.

– Хорошо, – сказал Толя, потом взглянул на настенные старинные часы и продолжил: – Думаю, у нас есть немного времени.

– Ты о чём? – не поняла Катя, а Толя ответил поцелуем в шею и проворно снял с неё ситцевое платье. Через пару секунд и от формы не осталось и следа. А ещё через мгновенье их губы и тела слились в единое целое.

Глава 8

Их встречи продолжались уже неделю. Толя приходил к Кате после её смены на фабрике, но в штатском, чтобы не привлекать внимания. Он объяснил ей, что не стоит обижаться на него, если он не смог прийти, потому что причина в работе, а не в ней. Однако он чаще и чаще задумывался о прекращении этих странных отношений. Больше всего он боялся влюбиться в неё. Катя чувствовала и понимала его страх. Поэтому иногда он видел рядом с собой кроткую девушку с дворянским воспитанием. Но стоило ему поцеловать её, как она становилась для него открытой, искренней, нежной с наивным взглядом карих глаз.

Однажды Толя пришёл к Кате с твёрдым намерением всё прекратить. Он подбирал слова, пока Катя открывала дверь, но, увидев её, забыл всё на свете. Катя, как всегда, была рада его приходу и светилась от счастья. Он привык к её улыбке, но сегодня она кольнула Толю в самое сердце.

– Привет! А я испекла для тебя вишнёвый пирог, – сказала Катя.

– Привет! Спасибо, – сказал Толя и поцеловал её.

Они прошли в зал. На столе стоял пирог, в кружках был налит свежесваренный кофе. Катя взяла нож и слегка наклонилась к пирогу. Под хлопковым халатом Толя увидел кружевной импортный лифчик, которого у Кати раньше точно не было. «Купила», – подумал Толя, и тут же в его голове возникли варианты где, как и у кого она могла купить бельё, была ли это контрабанда, чёрный рынок, спекуляция… Голос Кати отвлёк его от этих мыслей.

– Я соскучилась, – сказала она и села к нему на колени.

– Катерина, – начал Толя, решившись, и отстранил девушку, – нам надо это всё прекратить. Ты же понимаешь, что я не навсегда? Я не хочу портить тебе жизнь. Так будет лучше. Я пришёл сегодня в последний раз.

Он взглянул на Катю. На её лице не было ни грусти, ни слёз, которых он так боялся, но было недоумение. Она не понимала, что произошло. Толя подтянул её к себе и положил голову ей на грудь. Он слышал, как бешено билось её сердце. Катя опустила одну руку ему на плечо, а другой гладила белокурую голову.

Неизвестно, сколько они были в таком положении, только кофе на столе успел остыть.

– Я могу узнать причину твоего решения? – собравшись с мыслями, спросила Катя.

– Нет, – ответил Толя, но в его голосе не было привычной жёсткости.

– Скажи хотя бы это личная причина или служебная? Ты не хочешь продолжать отношения из-за семьи или из-за работы?

– Служебная, – не задумываясь ответил Толя. – И личная, – добавил он через паузу.

– Думаю, тебе лучше уйти, – сказала Катя, отходя от него. Толя встал и покинул комнату. Катя не пошла его провожать. Она слышала лишь, как хлопнула входная дверь.

Толя вышел на улицу. В воздухе пахло дождём. Тёплые дни закончились, наступили холода. На душе у Толи было так же холодно и ветрено. Он направился домой.

Следующие два дня он провёл в суматохе: допросы, отчёты начальству, длинные, бесконечные совещания, аресты, звонки… Анатолий чувствовал моральное истощение. Думать о Кате он просто физически не мог. Даже сон не приносил её образ.

К исходу второго дня стало известно, что в полночь опять будет выезд с задержанием. Дело было в том, что в доносе-анонимке значился некий Фёдоров, проживающий на улице Каляева, дом 18, квартира № 11. Толя увидел адрес и моментально решил ехать туда в эту же ночь. Его не волновал этот Фёдоров, что он сделал и кем он был. Его волновал адрес. Её адрес.

До выезда оставалось два часа. Толя ходил по кабинету, не находя себе места. В итоге он достал из сейфа початую бутылку самогонки и выпил залпом полный стакан. В груди запекло, кровь разыгралась, в голове появился лёгкий туман. И как будто стало легче на душе. Перед самым выездом Поляков повторил процедуру.

«Воронок» остановился у знакомого дома. Ни в одном из окон не горел свет. Поляков в сопровождении двух сержантов поднялся на четвёртый этаж, минуя знакомую дверь на втором. Дверь квартиры с номером 11 открыл заспанный лысый мужчина лет пятидесяти, с красным лицом и оттопыренными ушами. Он был одет в белую майку и синие семейные трусы.

– Товарищ Фёдоров? – спросил Анатолий.

– Да, это я, – ответил мужчина, потирая правый глаз.

– Майор НКВД Поляков, – представился чекист, доставая красное удостоверение, – вы проедете с нами.

– Я могу переодеться?

– У вас есть две минуты, – строго сказал Поляков.

Через две минуты задержанный уже стоял в плаще, шароварах и сапогах. Успел ли он надеть что-то поверх майки – неизвестно. В таком виде его проводили до машины.

У квартиры № 5 Толя остановился и подумал: «А друг она опять не спит? А вдруг она снова видела меня в окно?»

– Я догоню, – сказал он сержантам и, когда те спустились, постучал в дверь, но ему не открыли. Он постучал снова, громче. Тишина. Он достал блокнот и карандаш и наскоро написал записку: «Я надеялся, что ты откроешь. П.А.В.». Толя оставил записку в косяке двери. Не видя дороги, он направился к машине, где его уже ждали. Фёдоров к этому моменту окончательно проснулся и опомнился.

– Я могу хотя бы узнать причину моего задержания? Чёрт знает, что такое! Я герой империалистической войны! – не унимался Фёдоров.

Поляков сел на пассажирское сиденье и скомандовал:

– Поехали!

Он сотый раз слышал все эти вопросы, которыми сыпал Фёдоров. Анатолий пытался скрыть нарастающее раздражение. Но больше его раздражало то, что Катя не открыла ему. Ему! Как она посмела?!

Он не знал, что Катя открыла дверь буквально через несколько секунд после его ухода, нашла записку и подбежала к окну. Она видела его, хотела закричать. Но что? Она надеялась, что он сам посмотрит на её окно. Но он не обернулся и уехал.

В дороге Анатолий вспоминал часы, проведённые в доме 18. На миг он забыл о Фёдорове. Полякову в эту ночь было безразлично, кем был задержанный: кулак8, «белый», эсер9 или иная контра. Сейчас все мысли уставшего майора были о Кате.

«Завтра же поеду к ней!» – решил Анатолий. Но утром на трезвую голову он отменил своё опрометчивое решение.

Вечером следующего дня в кабинет Полякова заглянул полковник Верховецкий.

– Толя, в кабак поедешь? – спросил начальник.

– По какому поводу?

– У лейтенанта Говорчука сын родился. Проставляется.

– Хороший повод. Да, поеду.

– Сбрасываемся по два рубля на коляску.

На званом вечере Анатолий сидел без настроения. В отличие он многих, кто пил водку, он предпочёл вино на пару с Говорчуком. Хотел выпить немного, но только на третьей бутылке понял, что пора остановиться.

«В таком виде идти домой нельзя, – решил Толя, – Марьяна взашей вытолкает».

Кабак находился недалеко от служебного здания, на Литейном проспекте, поэтому Толя вернулся в свой кабинет. Сначала он планировал заснуть, сидя за столом. Но душа заныла. И он отдал приказ готовить машину, а сам переоделся в форму.

Ночной город был окутан сном. Ледяной дождь стучал по окнам, насыщал лужи. Тонкий месяц прятался за тучами. Ветер гонял листья по проспектам, улицам, площадям. «Воронок» мчал к ней. За ней.

Поляков тяжело поднялся на второй этаж, пошатываясь. Алкоголь утяжелил его голову и конечности. Он громко постучал.

«Если она не откроет, я выломаю дверь!» – решил он.

Катя открыла. На ночную сорочку был накинут тёплый махровый халат. Она смотрела удивлённо и испуганно. Чекист достал удостоверение и показал его девушке со словами:

– Майор НКВД Поляков. Товарищ Измайлова, собирайтесь. Вы задержаны.

Катя быстро заморгала, не понимая его слов.

– Переоденься, – сказал Поляков мягче, – я буду ждать внизу.

Катя спустилась быстро. Она надела первое попавшееся платье, накинула плащ, нырнула в туфли и выбежала на улицу. Анатолий стоял под дождём и потирал руки, стараясь их согреть.

– Садись в машину, – сказал он.

Катя послушалась. Анатолий сел рядом и обнял её.

– Ты вся дрожишь. Замёрзла? – на этот раз он говорил заботливо и нежно.

– За что меня задержали? Это Фёдоров тебе что-то обо мне сказал? – чуть не плача спросила она.

Толя улыбнулся.

– Прости, я пошутил.

– Хороши шуточки, – огрызнулась Катя. Она освободилась от его объятий и отвернулась. Тем временем Толя скомандовал водителю:

– На квартиру.

Заработал мотор, и машина поехала. Толя снова обнял спутницу. Катя заметила пистолет в кобуре – Маузер С-96.