Черное озеро

Ветер пробежался между арками, словно оживляя лики богов под крышей. На мгновение возникло ощущение, что место живое, смотрит на них, а может, даже слушает. Герман отогнал от себя это неуместное чувство и принялся за сьемку. Вербицкий же ненавязчиво и с большой любовью продолжал знакомить его с пантеоном богов. Сварога и Ярило Герман узнал сам, остальных – ученый подсказал. С каждым словом в памяти начали всплывать давно позабытые образы: символ Макоши в виде женского силуэта с нитью судьбы, руны из детских книжек, печать Велеса, Мировое Древо Рода – Явь, Правь, Навь. Все это – родное, впитанное с молоком матери, отзывалось щемящим теплом в сердце и одновременно холодило затылок от осознания того, что кто-то сумел донести эти сокровенные символы и обычаи с древнейших времен до наших дней.

Когда Герман наконец закончил съемку и переключил внимание на Милена, тот с легкой улыбкой кивнул на стол:

– Видишь, в центре? Это Алатырь. Может, слышал? Самый мощный оберег. Считалось, что в нем заключена магическая сила, мудрость и знание богов. Обычно его высекали на камне и ставили перед входом на капище. А тут, у наших кочевников, от камня остался только символ.

Герман провел ладонью по столу – древесина была шероховатой, но ее поверхность будто дышала. Возможно, это прозрачная смола, а может, воск.

– Невероятно, – выдохнул он. – Как основательно они все строили.

– Ты еще дома изнутри не видел, – заметил Милен, проводя взглядом по деревне.

– Они и снаружи добротно выглядят, – отозвался Герман, не сводя глаз с самого большого дома. – Это изба старейшины?

Дом, на который он указал, выделялся своим фасадом, богато украшенным резьбой. Он словно смотрел на капище, как его немой свидетель и хранитель.

– Верно, – кивнул Милен. – Я как раз хотел предложить тебе начать с него. Пойдем?

– Подожди минуту, – Герман остановился, его внимание привлекла огороженная территория неподалеку. – А это что?

– Здесь были хлев и конюшня, – пояснил Милен. Они спустились по ступеням и приблизились к ограде. – Постройка была слабая, давно рухнула. Мы нашли только груду сгнивших досок. Сейчас в институте коллеги пытаются восстановить ее по сохранившимся фрагментам.

– Известно, кого они здесь держали? – спросил Герман, не сводя глаз с полуразрушенной ограды.

– Под завалами мы нашли кости трех лошадей, – ответил Милен. – Судя по экспертизе, они были растерзаны дикими зверями. Животные оказались привязанными в стойлах, у них не было шанса спастись. Еще находили остатки коров и коз, но их кости валялись за пределами ограды – звери, видимо, растащили их по окрестностям.

– Вижу, ограда частично уцелела, – Герман указал за фрагмент деревянного забора, покосившегося и почерневшего от времени. – На вид довольно крепкая была.

– Крепкая, но голодного медведя не удержала бы, – хмыкнул Милен. – То, что уцелело, было сделано из дуба. Остальной забор, как и хлев – из березы, и это добро, к сожалению, давно сгнило.

Чернов задумчиво почесал макушку, прикидывая, с какого ракурса лучше всего запечатлеть это место. Простор двора, обнесенного покосившейся оградой, говорил о том, что здесь когда-то жило больше животных, чем нашли археологи. Наверное, многие успели убежать, когда ограду сломали?

– В прошлом году здесь проводили раскопки, – заметил Милен, держа дистанцию, чтобы не попасть в кадр. – Культурный слой оказался неглубоким, поэтому мы закончили все работы до конца сезона. Все самое ценное отправили в институт. Теперь это место ждет реконструкции.

– Слышал, власти одобрили проект музея-заповедника? – спросил Герман, не отрывая взгляда от камеры.

– Да, – Вербицкий выглядел окрыленным этой инициативой. – И я уже впрягся в этот проект.

Герман понимающе улыбнулся. Такая искренняя любовь к своему делу ему импонировала.

Перед тем как отправиться в избу старейшины, он задержался на несколько минут, делая снимки. Спешить не хотелось – Милен, увлеченный каждой деталью, мог бы не одобрить такого подхода. Да и место само по себе завораживало. Вряд ли оно имело отношение к исчезновениям на озере. С другой стороны, эти люди тоже когда-то исчезли, хоть и очень давно. И совсем не факт, что на озере, но, как бы то ни было, Чернов привык подкреплять предположения фактами, поэтому решил изучить это поселение так же внимательно, как и археологи.

Милен, наивно увлеченный процессом, подсказывал, где лучше встать и на что обратить внимание. Благодаря его стараниям, коллекцию снимков пополнил великолепный и ироничный по своей сути кадр, где лик идола Велеса, бога скотоводства, с капища взирал на пустынную огороженную территорию, на которой раньше обитали животные, которых он не уберег.

Наконец они продолжили экскурсию. Милен с энтузиазмом рассказывал о конструкции домов:

– Крыши крепкие, тоже из цельного бруса, поверх него сначала клали слой дерна, а потом сосновые ветки. По тому же принципу сделана и крыша капища.

Герман внимательно слушал и задавал уточняющие вопросы. Информации было много, но упускать ничего не хотелось.

Изба старейшины была порядочно выше остальных, окна закрывали ставни, которые, по словам Милена, кочевники обшивали мехом диких животных, чтобы сохранить тепло в домах, поскольку стекол не было. Прежде чем войти, ученый аккуратно отворил ставни, впуская внутрь дневной свет. Крыльцо с резным орнаментом выглядело нарядно, над ним на фронтоне избы была приколочена деревянная деталь – символ бога Рода.

– Это сооружение сохранилось лучше, чем большинство других. Когда деревню оставили, окна и двери закрыли плотно, поэтому оно не подверглось разрушению из-за погодных условий и диких животных.

Вербицкий отворил ветхую дверь и жестом пригласил Германа внутрь. Они попали в сени. Полы под тяжестью шагов скрипели и местами уже начали крошиться. Смотреть здесь оказалось особо не на что: две широкие скамьи, над ними на стенах были прибиты крюки для верхней одежды, напротив входной двери располагалась кладовка, где когда-то хранилась домашняя утварь и строительный инвентарь. Но все эти вещи уже давно перекочевали в музеи.

За следующей дверью открывалась горница – просторная, как и полагалось дому старейшины, но мрачная и холодная. Первое, что бросилось в глаза, это печь – сердце дома.

– Она была в плачевном состоянии, хоть и исправная, – Милен заметил интерес Германа и, приблизившись к печи, ласково провел рукой по ее побеленной поверхности. – Но мы с Дашей ее отреставрировали.

И правда, побелка выглядела свежей, и в тусклом свете горницы ее белизна почти сияла. Но больше всего Германа поразила роспись, покрывавшая печь и дымоход. Полевые цветы, гроздья рябины, листья и колосья были нарисованы так искусно, что казалось – они оживают, стоит только присмотреться. Между узорами прятались жар-птица, кони и лесные звери.

– Эти навыки передавались из поколения в поколение, – сказал Милен, будто угадывая мысли Германа. – Здесь можно увидеть мотивы из мест, откуда они родом. Но чем дальше на восток уходили кочевники, тем больше заимствовали у местных – орнаменты становились богаче и разнообразнее.

– Получается, они тесно взаимодействовали с местными народами?

– Не уверен, что прямо тесно, но совсем без сотрудничества с соседями здесь не выжить, – Милен достал фонарик, чтобы подсветить печь для съемки. – При этом они никогда не интегрировались в чужие селения, строили собственные в дебрях, без шансов их обнаружить.

– А местные какую от них выгоду получали? – Герман с интересом уставился на ученого.

– Кочевники были мастерами по дереву, – тот, кажется, ждал этого вопроса. – Мы нашли целую мастерскую, полную невероятных вещей. Для такого скромного поселения их было слишком много. Очевидно, эти изделия шли на обмен. Представь: резная посуда, фигурки животных, мебель – все украшено росписью. Для местных это было настоящим чудом. Думаю, они охотно меняли эти сокровища на продукты, пряжу и другие нужные вещи.

– Впечатляет. А можно взглянуть на мастерскую?

– Разумеется. Только всю эту роскошь вывезли на реставрацию, – Милен с сожалением развел руками. – Но у меня есть фотоотчеты, обязательно тебе покажу.

– Договорились.

– А вот тут есть любопытное местечко, – Вербицкий указал за печь. – Загляни.

Герман послушно обошел печь, и перед его глазами предстал укромный уголок: низкий табурет, вплотную придвинутый к стене, и сбоку от него маленький столик.

– На стене была приколочена медвежья шкура, – произнес ученый. Он помогал себе жестами, словно прямо сейчас видел то, о чем говорил. – Табурет тоже был застелен. А на этом столике мы обнаружили чашку и пиалу с остатками засохшего меда на дне.

– Кто и для каких целей здесь уединялся? – спросил Чернов, мельком глянув на собеседника.

– Это предстоит выяснить, – мечтательно улыбнулся Милен. – Но самое загадочное тут – это рисунки. Посмотри на печь.

И действительно, реставраторы оставили не побеленным фрагмент печи, на котором углем были схематично набросаны рисунки: ручей в лесу, человек внутри какой-то арки перед водоемом и посреди пустыря большой камень или, может, скала, окруженная редкими травинками.

Герман пригнулся, уперевшись ладонями в колени, чтобы лучше рассмотреть изображения.

– И что это может значить?

– Вот это очень напоминает вещий камень из русских былин, – Милен в воздухе обозначил пальцем абрис рисунка, не смея дотрагиваться до него. – Ну, помнишь, налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – себя потеряешь? Видишь, тут неразборчиво малость, то ли письмена изображены на камне, то ли грани его. А остальные два… нет идей, если честно. Может, какие-то их священные места.

В целом горница выглядела так, как Герман привык видеть на исторических иллюстрациях. Судя по всему, именно в этом доме устраивали застолья, на которых гуляла вся деревенька. Стол был огромный, окруженный множеством резных табуретов. Милен пояснил, что почти вся мебель и полы были уничтожены грызунами. Все это пришлось реставрировать на месте – работа оказалась долгой и кропотливой. А занавески, за которыми уединялись жители дома, шкуры диких животных и ковры на стенах, которые вешали для утепления, как это делали местные, а также нарядные вышивки и картины, коими украшали стены – все это отправили на восстановление в институты. Среди всего этого добра самой ценной находкой была каменная плита с родовым древом кочевников.

Герман обошел все помещение, заглянул в бабий кут, где обнаружилась ветхая тахта, ткацкий станок и пара расписных сундуков, уже приведенных Миленом и Дашей в порядок и ждущих своей отправки в музеи. Там же обнаружился вход в погреб, где все то, что не сгрызли мыши, давным-давно истлело и сгнило. Но археологам удалось найти следы пшеницы, вяленого мяса и кое-каких корнеплодов.

Вербицкий рассказывал интересно, и Герман пару раз ловил себя на том, что слушает его, раскрыв рот. Тот досконально помнил, где какой предмет располагался и как выглядел.

– Ни пересказы, ни фотографии не передадут того, как тут все выглядело, – сокрушался ученый. – Надеюсь, ты приедешь сюда снова, когда откроется заповедник. К тому времени сюда привезут точные копии предметов и даже некоторые оригиналы. Тогда картина станет полной.

– Непременно приеду, можешь не сомневаться, – заверил его Герман.

Остальные дома обошли гораздо быстрее, так как начало стремительно темнеть. Впрочем, такого сильного ажиотажа, как изба старейшины, они у Германа не вызвали, поскольку были гораздо скромнее и весьма схожи друг с другом. Милен показал мастерскую, избу, где обнаружили останки младенца, показал яму, в которой кочевники держали сосуды с прахом предков. Рассказал про найденные в некоторых домах предметы, явно принадлежащие другим культурам, благодаря которым можно было отследить примерный маршрут кочевников от Ладоги до места их исчезновения. И высказал интересное предположение, что эти предметы, скорее всего, были приданым местных девушек, которых они брали в жены. К концу экскурсии Чернов уже в общих чертах понимал, что здесь к чему.

– А они оставили какие-нибудь письмена, или, может, карты местности?

– Абсолютно ничего, – удрученно произнес Милен. – Ни одной летописи, документа, карты. Хотя я уверен, что это все должно было быть. Мы залезли в каждый угол каждого дома. Безрезультатно.

Они только что обошли вокруг единственную недостроенную избу, которая почти полностью разрушилась, и взяли курс на лагерь.

– Люди здесь жили удивительные, – задумчиво сказал Герман. – И до странности загадочные.

Милен коротко кивнул, но его взгляд оставался выжидающим, словно он хотел услышать продолжение.

– Примерно понимаю, как жили… да и до сих пор живут некоторые кочевые племена. Явно не в таких условиях, как я сейчас увидел. Очевидно же, что этим ребятам был привычен оседлый образ жизни. Основательные дома, монументальные святыни, домашний скот, деловые связи с соседями. Но в какой-то момент они собирали все свое хозяйство и переезжали черт знает куда и зачем, где начинали все сначала. Что ими двигало?

Милен молчал, раздумывая, а затем медленно протянул:

– Мы все задаемся этим вопросом.

Герман оглянулся, бросив последний взгляд на деревню, теперь укрытую сумерками.

– Слушай, а ты не думал о том, что это и есть то место, куда они шли столько веков?

– Честно говоря, думал, – признался Милен и включил фонарик, освещая дорогу. Чернов последовал его примеру. – Поэтому и вознамерился обойти с разведкой каждый уголок этого полуострова. Вдруг они еще что-то оставили после себя, что поможет понять их. И знаешь… местоположение стоянки вызывает вопросы. До этого они так же селились вдали от деревень и трактов. Обнаружить их было сложно. Но в случае, если бы к ним все-таки нагрянули незваные гости, то путей для бегства была уйма. Здесь же стоянка больше напоминает ловушку. Полуостров, кругом вода, уходить просто некуда.

Чернов задумчиво хмыкнул, обдумывая услышанное. Но Милен неожиданно перевел разговор в другое русло:

– Знаешь, я рад, что ты приехал. Ты так быстро во все вникаешь и задаешь правильные вопросы. Нам в команде очень нужен свежий взгляд думающего человека.

– Постараюсь быть полезным, – Герман нисколько не смутился, поскольку и сам знал свои сильные стороны.

Милен уверенно вел их обратно в лагерь. Вечерний мрак все гуще окутывал лес, но их путь был выверен и ясен.

– Спасибо тебе за экскурсию и что выделил для меня время, – искренне поблагодарил Чернов. – Паша говорил, ты завален работой.

– Да все мы здесь завалены работой, – усмехнулся Милен. – Но для тебя время найдется всегда. По любым вопросам смело обращайся ко мне или к Ладе. Все мы хотим, чтобы твоя статья об этом чудном месте привлекла сюда как можно больше людей.

– Уверен, когда тут откроется музей–заповедник, отбоя от туристов не будет. Благо, что деревенька прекрасно сохранилась. Кстати, – у Германа еще с первого на нее взгляда созрел этот вопрос. И сейчас он про него вспомнил: – К слову о сохранности, это редкое везение, что дома не заросли и не разрушились за целый век.

– Везение в том, что для основания своего поселения кочевники выбрали именно это место, – поправил Милен, встретившись с Черновым взглядом. – Дело в том, что на этой территории очень скудная почва, под которой залегают слои известняка. Здесь способны выживать только неприхотливые сосны. Единственное, что им нужно, это прямой солнечный свет. В тени они не выживут, поэтому поросль не дают. Точнее, дают, но в тени взрослых деревьев маленькие росточки неминуемо погибают.

– Ах, вот как, – протянул Герман, осмысливая полученную информацию. – И насколько велика эта территория?

– Трудно с точностью сказать, но местность тут гористая. Соответственно, на вершинах в большей степени растут сосновые леса, а в ущельях, где почва плодородная, встречаются гораздо более разнообразные виды деревьев.

Милен вдруг притормозил и повел носом.

– Чувствуешь?

Герман чувствовал. Пленительный и восхитительный аромат плова, который доносился из лагеря. Стало не до разговоров. Обменявшись голодными взглядами, они рванули на запах.

Глава 5. Голос костра

Чернов не помнил, когда в последний раз пробовал столь вкусный ужин. Наверное, с тех пор, как его занесло на суровые берега Мурманска, где еда всегда с привкусом ветра и соли. Здесь же, у костра, плов будто вобрал в себя весь аромат таежного воздуха. Паша принимал заслуженные комплименты с видом мастера, который привык, что его творения восхищают.

Маленькая компания уютно разместилась у костра, языки которого трепетали, словно подслушивая их разговоры. Алима, по словам Милена, не признавала трапез без магии живого огня. «Как можно есть, когда не видеть танцующие тени?» – с негодованием выговаривала она, называя волонтеров, предпочитавших обедать в просторной беседке, людьми, лишенными вкуса к жизни.

– Ты вообще нельзя отходить от костра, – молчавшая до этого Алима вдруг с упреком обратилась к Герману. – Ты нужно отогреться. Смотреть на огонь часто. Терапия.

Сидевший рядом с ней плечом к плечу Милен молча закатил глаза. А Чернов, сам от себя не ожидавший подобного, вдруг искренне и добродушно хохотнул. Но быстро одернул себя, получив от Алимы укоризненный взгляд. На мгновение ему даже показалась, что тарелка с пловом вот-вот окажется у него на голове. Буря миновала, когда он пообещал, что займется терапией немедленно.

В целом, атмосфера за ужином создалась приятная. Внимание, конечно же, в основном было приковано к Герману. Он с удовольствием делился впечатлениями и эмоциями от деревни кочевников. А эта тема была здесь самая обсуждаемая, поэтому разговоры не умолкали ни на минуту. В какой-то момент между археологами разгорелся жаркий спор о том, чем питались кочевники. Кто-то упомянул карасей, и Паша снова вспомнил про рыбалку. На этот раз глаза закатывали всей компанией. Потом Паша вспомнил про принесенную Алимой байку от местных из Озерного. Вот тут уже Герман весь обратился в слух.

– Поговаривают, где-то в этих краях была секретная советская лаборатория, то ли химическая, то ли биологическая. Но давно ушла под воду. Мы с Миленом в прошлом году загорелись ее найти и, как два идиота, перерыли гору документов. Ни одного упоминания.

– Это в каких же документах вы хотели найти упоминание о секретном объекте? – усмехнулся Герман.

– Да ладно, байки это! – махнул рукой Паша, будто отметая лишние сомнения.

– Но с рыбалкой будь осторожнее, – вставила Лада, прищурившись. – А то выловишь мутанта, и вырастет у тебя вторая голова.

– Ну и пусть! – не растерялся Паша. – Одна голова – хорошо, а две – лучше!

Когда с едой было покончено, компания взялась за уборку с той легкостью, с какой делают привычное дело. Паша шутил, что это их «ритуал завершения трапезы», подталкивая Дашу локтем, чтобы та шевелилась быстрее. Алима, не произнеся ни слова, первой поднялась и растворилась в темноте за границей костра, будто ее и не было. Паша с Дашей, переглянувшись, отправились отмывать казан, обсуждая что-то вполголоса и изредка смеясь.

– Дни сейчас короткие, а ночи холодные, – пробормотал Милен, протягивая ладони к угасающему пламени. – Через полтора часа отправимся в баню, а там – и на боковую пора. Ты пока можешь отдохнуть или заглянуть к нам в лабораторию.

– Конечно, с вами, – ответил Герман, не раздумывая.

***

В лаборатории он первым делом принялся рассматривать карту местности, с особой тщательностью изучая те места, которые археологи уже успели обойти с разведкой.

– А где то озеро, про которое ты сегодня рассказывал? – на самом деле Чернов узнал его сразу.

Милен приблизился к карте и, закусив нижнюю губу, молча ткнул указательным пальцем на схематично изображенный водоем в форме запятой. Лада перегнулась через стол и слегка прищурилась, чтобы рассмотреть, на что он показывает.

– То самое озеро, где девушка пропала? – ее голос был полон неподдельного удивления. – Ну ты, Вербицкий, даешь. Не успел человек в себя прийти с дороги, а ты уже криминалом его запугиваешь.

– Сегодня по радио рассказывали про ее исчезновение, – нехотя бросил Милен, пожимая плечами. – Согласись, трудно не упомянуть. – Затем, словно пытаясь разрядить обстановку, улыбнулся Герману уголком губ: – Но ты же не из пугливых?

– Не из пугливых, – серьезно отозвался Чернов, в голосе которого мелькнуло нечто острое. – Хотя история, конечно, мрачная.

– И не говори, – вздохнула Лада, усаживаясь обратно на стул. – Тут в округе все знатно всполошились.

– Не удивительно, – Герман снова вперился взглядом в карту. – В маленьких селениях такие события всегда сильный резонанс вызывают. – Затем перевел взгляд на Милена: – Ты обещал отвести меня туда, помнишь?

– Конечно, – кивнул Милен, чуть прищурившись, будто обдумывал что-то свое. – Вообще, я планировал разведку через пару дней, но переиграл. Как насчет того, чтобы завтра с утра отправиться? Или тебе нужно время, чтобы немного освоиться в лагере?

– Что ты, – Чернов усмехнулся, пряча руки в карманы брюк. – Я тут уже как дома. Завтра – в самый раз.

Лада бросила на них взгляд поверх стопки бумаг и чуть слышно хмыкнула.

– Знаю, что ты тут главный глас разума, – обратился к ней Герман с легкой улыбкой, – но не пытайся меня отговорить.

– Отговорить журналиста, который рвется на место возможного преступления? Даже не буду тратить на это энергию, – фыркнула она насмешливо и придвинула стопку документов.

Чернову в этот момент подумалось, что если Лада и дальше будет так же нейтрально относиться ко всем его инициативам, то отношения у них сложатся превосходные.

– Помнишь, я говорил о планах на этот сезон? – Милен привлек внимание Германа легким движением руки.

– Конечно, – откликнулся тот, заинтересованно глядя на карту.

Милен склонился над столом и принялся перечислять:

– Вот здесь, здесь и здесь, – он поочередно указывал на отмеченные точки. – Самые высокие участки полуострова. Там пещеры, в которых, насколько нам известно, еще никто не бывал. Мы должны провести первичный осмотр, а уж по его результатам руководство решит, звать ли специалистов.

Герман внимательно изучал карту, пока Милен продолжал:

– Большинство пещер расположены недалеко от деревни кочевников, но одна… – его палец задержался на точке у самого края карты. – Эта омывается водами Ангарии.

– Сложно туда добраться? – уточнил Герман, уловив нотку азарта в голосе собеседника.

– Еще как, – усмехнулся Милен. – Со стороны воды склоны такие крутые, что без снаряжения не забраться. А ровный берег – сплошное болото с камышами высотой в два метра. Если лазейку не найдем, придется идти по суше.

Его палец прочертил извилистую линию через леса и холмы:

– Дорога займет почти весь день. Значит, идти туда нужно с расчетом на пару ночевок.

Герман улыбнулся, в глазах мелькнуло знакомое чувство предвкушения.

– Как я по этому скучал… Не против, если я присоединюсь? Все необходимое для вылазки у меня есть.

– Здесь ты вольная птица, – Лада снова вклинилась в разговор. – Мы тебе не начальники. В академии за тебя поручились как за первоклассного специалиста, который гениально делает свою работу. А кто мы такие, чтобы мешать гению? – ее мягкие интонации в голосе окрасились легкой иронией. – Так что дерзай, Герман.

– Вот такой подход мне нравится, – весело отозвался Чернов, расплываясь в довольной улыбке. – Когда ты планируешь туда выдвигаться?

– Точно не раньше, чем через месяц. Будем ориентироваться по погоде, – ответил тот, рассеянно взъерошив пятерней волосы. – Гляжу, ты любитель разведок. Представляю, как Алима обрадуется пополнению в нашем с ней тандеме.

Герман прищурился, бросив выразительный взгляд на посмеивающуюся Ладу. Впрочем, быстро сдался и сам ухмыльнулся.

– Завтра мы втроем уходим?

– Нет, – Милен покачал головой, растягивая уголки губ в легкой улыбке. – У Алимы дела в Озерном. Так что пойдем только ты да я да мы с тобой. Надеюсь, ты не сильно расстроен.

– Ага, смейся, смейся, – Герман с легкостью подхватил шутливый настрой. – Я, между прочим, не теряю надежды ее обаять.

Время в лаборатории потекло незаметно, будто растворяясь в шорохе бумаги и тихом гудении ламп. Милен бегло ознакомил Германа с последними находками: каменные орудия, керамические черепки, аккуратно разложенные на полках. Карта на стене, испещренная метками, отражала прошлое и будущее экспедиции: здесь уже копают, здесь только собираются. Когда Милен придвинул к столу еще один стул и выложил несколько тяжелых папок с отчетами, Герман понял, что у него впереди долгий вечер.

– Вот, ознакомься, – с легкой улыбкой бросил Вербицкий, стягивая с запястья часы и перекладывая их на край стола, будто давая понять: время уже не имеет значения.

Некоторое время спустя в лабораторию забежала Даша, торжественно объявила о том, что баня уже топится, и забрала с собой Ладу. Как позже выяснил Герман, постройку бани для археологов недалеко от лагеря профинансировал Вербицкий, ведь кататься каждый вечер в Озерный до ближайшей бани и тратить на дорогу по два часа было не с руки, особенно людям из состоятельных семей, привыкших к определенному комфорту.