Абьюзер

Я села за маленький столик в углу. Рядом – чашки, чайник, старый плед на спинке стула. Так пахло домом, которого у меня не было.

– Я не знаю, зачем пришла, – сказала я, опуская глаза.

– Это лучший повод, – пожала она плечами. – Когда не знаешь – это значит, что хочешь понять.

Минуты текли. Я что-то рассказывала – отрывками, сбивчиво. О Владе. О том, как он может быть добрым. Как заботится. Как угадывает мои мысли. Как говорит, что знает меня лучше, чем я сама.

Она слушала. Не перебивала. Только наливала чай и изредка кивала. Потом вдруг тихо спросила:

– Ты не видишь, что паттерн тот же?

– Какой паттерн?

– Как с отцом. Он тоже заставлял тебя заслуживать взгляд. Одобрение. Любовь. Только другими методами. Влад – тактичнее. Умнее. Но суть та же. Ты опять у двери. С надеждой, что он обернется.

Я помолчала.

– Но Влад меня не бьет. Он ни разу не тронул меня пальцем. Отец бил. Иногда. Громко. А Влад… он любит. Просто не умеет это выразить.

Она наклонилась ближе:

– А тебе не кажется иногда, что он фальшивит?

Я сжала пальцы в замок. Посмотрела в чашку.

– Иногда. Мне кажется… как будто он испытывает вину передо мной. И я чувствую себя виноватой, что он так страдает. Словно это я довела его. Я – причина его боли.

Я замолчала, а потом тихо добавила:

– Иногда мне кажется, что я недостойна его. Что он мог бы быть счастлив с другой. Уверенной. Тихой. Более… правильной.

– Он сам говорил тебе это? Или ты придумала?

– Он… намекал. А может, и я придумала. Но мне часто снятся сны. Будто он уходит. Бросает меня. Я рыдаю. Умоляю его остаться. Как будто если он уйдет – я исчезну.

Она молчала. А я продолжала:

– А потом бывают другие сны. Мы вместе. Он такой заботливый. Мы едины, как будто душа одна на двоих. Без слов – все понятно. И я просыпаюсь с чувством любви. С ярким, почти сияющим ощущением. А потом смотрю на него… и понимаю: это не он. Не совсем. Это как будто два разных человека. Один – из сна. Второй – рядом. И я не могу понять, кто из них настоящий.

Она поставила чашку на блюдце, медленно.

– А ты когда-нибудь думала, что тот, из сна – это ты? Только та, которой не дают быть. Та, что любит, чувствует, говорит. Настоящая ты.

И мне вдруг стало страшно. Потому что, может быть, она права.

Я не ответила сразу. Просто опустила взгляд. Горло сжалось, как будто внутри вдруг образовался ком – не из слез, а из слов, которые я никогда не произносила.

Она налила мне еще чаю.

– Не спеши, – сказала она. – Но если хочешь, я дам тебе одну вещь. Маленькую практику.

Я подняла глаза. Она достала из ящика блокнот с обложкой, потертой по краям, и положила передо мной.

– Пиши. Не обязательно красиво. Не обязательно умно. Просто – все, что чувствуешь. Каждый день. Что Влад сказал. Как ты на это отреагировала. Какие мысли пришли. Даже если они пугают.

– Это дневник? – спросила я.

– Это зеркало. Чтобы ты видела себя. Настоящую. Не ту, на которую он смотрит. Не ту, которую ты придумала, чтобы выжить. А ту, которая внутри дрожит от боли. Или от радости. Или от свободы.

Я провела пальцами по обложке. Захотелось заплакать, но слез не было.

– И еще, – добавила она. – Наблюдай. Не за ним. За собой. Как ты себя чувствуешь рядом с ним. До разговора. После. Когда он рядом. Когда молчит. Когда уходит. Где сжимается тело? Что говорит сердце? Это все тоже текст. Твой внутренний дневник.

Я молчала. У меня вдруг возникло ощущение, будто я стою на краю. И если шагну – обратно уже не будет дороги. Но и оставаться там, где я была, больше невыносимо.

Она посмотрела на меня внимательно:

– Тебе не нужно принимать решений сейчас. Просто начни замечать. Все. Даже мельчайшее. И не вини себя за то, что видишь.

Я кивнула. Забрала блокнот. Спасибо не сказала – не смогла. Но внутри вдруг что-то дрогнуло. Как будто в темной комнате зашевелилась живая птица.

Может быть, я правда есть. Просто меня давно никто не слушал. Даже я сама.

Глава 9. Ты на меня как будто по-другому смотришь

Я долго сидела с блокнотом в руках. Лист чистый, но в голове – шум, как будто кто-то шепчет, перебивая сам себя. Я не знала, с чего начать. Поэтому просто встала, накинула пальто и вышла.

Ноги сами привели меня к старой церкви неподалеку. Там пахло свечами, холодом, пылью и чем-то очень теплым. Я зашла, тихо, почти неслышно, и просто села на лавку.

Я не молилась. Я просто сидела. Слушала, как сердце в груди стучит иначе, как будто освобожденное. Как будто его никто не держит пальцами за горло.

Когда я вернулась домой, Влад стоял у окна. Он повернулся сразу, будто ждал.

– Где была? – голос ровный, но в нем уже натянутые струны.

– В церкви, – сказала я. Честно. И тихо.

Он усмехнулся.

– В церковь? Правда? Ты теперь из этих? – он фыркнул. – Это все для идиотов. Что, свечки ставила? Отпущения грехов искала?

Я подняла глаза. Медленно. Ровно.

– Мне это, возможно, поможет. Я не знаю. Я просто… попробовала. Я ничего не теряю, Влад.

Он резко замолчал, и тишина стала вязкой. А потом неожиданно:

– Да пожалуйста. Сходи. Конечно. Ты же не пленница. Делай, что хочешь. Может, тебе и правда поможет. А то ты какая-то… странная стала в последнее время. Смотрю на тебя – и не узнаю.

Я замерла.

– Что значит – не узнаешь?

Он подошел ближе. Прищурился. Словно изучал.

– У тебя взгляд изменился. Понимаешь? Ты на меня как будто по-другому смотришь.

– Как? – прошептала я.

Он пожал плечами, все еще с этим своим спокойствием, в котором пряталась угроза:

– Как будто убить хочешь.

Я отпрянула, как будто он ударил меня словом.

– Что за бред? Я не смотрю на тебя так. Зачем ты это говоришь? Почему ты всегда считаешь, что я… злая? Плохая?

Он усмехнулся. Уверенно. Буднично.

– Потому что ты смотришь именно так. Просто ты не знаешь. Мне со стороны виднее. Я тебя лучше чувствую. Ты не замечаешь, когда в тебе что-то темное. А я – да.

Он отошел на шаг и бросил:

– Так что сходи. Может, тебе и правда поможет стать спокойнее. И снова покладистой. Такой, какой я тебя всегда любил.

Я осталась стоять. Сердце будто замерло, не желая биться под таким весом. Внутри все кричало. Но снаружи – только тишина.

Потому что я поняла: он говорит, что я злая – чтобы у меня не было права злиться на него.

***

Прошла неделя. Я несколько раз заходила в церковь. Один раз попала на библейскую школу. Там были обычные люди: кто-то молчал, кто-то задавал вопросы, кто-то делился болью. И никто не пытался меня исправить. Я просто сидела и слушала. И впервые за долгое время чувствовала себя частью чего-то большего, живого.

Я вернулась домой с легким сердцем. Даже шаг был другим. Я снова была похожа на человека. Впервые за много месяцев.

Влад сидел в кресле и смотрел в окно. Услышал, как я вошла – но не повернулся сразу. А потом, не глядя, сказал:

– Мне не нравится, что ты увлеклась религией.

Я замерла.

– Почему?

Он обернулся. В его глазах не было гнева. Только разочарование, которое он всегда использовал как оружие:

– Я считал, что ты умная женщина. А ты, выходит, из этих? Из быдла, которое верит в сказки? Ты правда думаешь, что Бог существует?

– Я не знаю, – сказала я. – Может быть. Я просто чувствую, что есть что-то… большее. И что в этом плохого? Ведь это дает надежду. Помогает жить. Радоваться.

– Это все инструменты для контроля. Механизм, придуманный, чтобы управлять массой. Людям легче верить в небо, чем взять ответственность за себя. Все можно объяснить логикой.

– Нет. Не все, Влад. Есть вещи, которые мы не можем объяснить. Есть то, что мы просто чувствуем. Почему это плохо?

Он встал. Прошелся по комнате. Потом резко повернулся:

– Потому что моя жена сходит с ума!

– Я не схожу с ума.

– Да? А с какого перепугу ты вдруг стала верующей? Всю жизнь тебе было все равно. А теперь что?

Я выдохнула.

– Я всегда верила. В глубине. Просто… не говорила об этом. И не могла это чувствовать, потому что постоянно жила в страхе. Сейчас я просто… хочу молиться. Просто медитировать в тишине. Иногда. Это не значит, что я уйду в монастырь. Я просто хочу немного тишины в душе.

Он посмотрел долго. А потом, будто внезапно остыв, кивнул:

– Ладно. Сядь. Попьем чаю.

Он принес чашки. Молча. Потом сел рядом, взял меня за руку и сказал:

– Знаешь… для меня все это бред. Но если тебе это помогает быть счастливой – сходи, молись, медитируй, ходи туда. Я не буду мешать. Просто ты должна знать: мне это не нравится. Я не одобряю.

Я кивнула. Снаружи – спокойно. Но внутри – впервые за долгое время я сказала ему мысленно: мне плевать.

Потому что я не делаю ничего плохого. Я просто хочу жить. Дышать. Молиться. Быть собой.

И, кажется, я только сейчас это поняла: мне больше не нужно его одобрение, чтобы быть собой.

Глава 10. Он это чувствует

На следующий день он был особенно внимателен. Не в том смысле, как раньше – без упреков, без давления. Наоборот: молчалив, отстранен, но смотрел пристально. Как будто выжидал.

Я приготовила завтрак. Он сел, не притронулся. Просто смотрел, пока я наливаю чай, двигаюсь по кухне. А потом сказал:

– Ты изменилась.

Я замерла.

– В каком смысле?

Он не ответил сразу. Только склонил голову и добавил:

– Не знаю. Ты другая. Не говоришь ничего плохого. Не споришь. Но ты… другая.

Я пожала плечами. Хотела сказать, что это хорошо. Но промолчала.

– Ты что-то скрываешь? – спросил он резко.

– Нет.

Он встал, подошел ближе.

– У тебя взгляд другой. Раньше ты смотрела с ожиданием. А теперь – будто… у тебя внутри своя жизнь. Скрытая. Без меня.

Я посмотрела на него и вдруг почувствовала: он боится. Не за меня. А потерять контроль. Он не понимает, как я стала другой. Ведь он не давал на это разрешения.

– Мне просто стало спокойнее, – тихо сказала я. – Вот и все.

Он кивнул, но скулы были напряжены. Он взял телефон, ушел в другую комнату. Дверь он не захлопнул, но я услышала: он говорит с кем-то. Тихо. Быстро. Резко.

Я не вслушивалась. Я просто записала все это в блокнот. Каждую реплику. Каждую эмоцию.

И с каждым словом я чувствовала, как внутри вырастает то, что невозможно больше остановить. Сопротивление.

То, что нельзя назвать

Близость с ним… сначала я хотела ее. Я помню, как поначалу тянулась к нему. Просто – как женщина, как человек, как тело, жаждущее прикосновений. Хотелось быть любимой. Хотелось отдавать и получать.

Но Влад всегда считал, что я должна заслужить его желание. Он не говорил это прямо. Он делал паузы, смотрел оценивающе, морщил нос или медленно говорил:

– Ты могла бы и поработать над собой. Ну правда. Немного соблазна, женственности. Это же несложно.

А потом, когда у него ничего не получалось, он шептал:

– У тебя… неидеальное тело. Ты же видишь. У меня просто физиологически не получается. Я стараюсь, правда.

Я слушала – и чувствовала, как умираю изнутри. Я винила себя. Я смотрела в зеркало и видела только недостатки. Я пыталась быть желанной. Голодала. Давилась таблетками. А потом – ела. Без остановки. В слезах. В отчаянии. И тут же – бежала в ванную. Меня рвало от ненависти к себе.

Так началась булимия. Она вошла в мою жизнь тихо. Как утешение. Как наказание. Как способ вернуть себе хоть какой-то контроль.

Это началось через два года жизни с ним. А спустя три я уже не знала, как есть, чтобы не вызывать в себе отвращение. Я все время думала: может, он просто хочет другую? Может, я – ошибка?

Но потом успокаивала себя: нет. Он не изменяет. Он просто несчастный. Просто мое тело его не возбуждает. Это моя вина. И я должна что-то с собой сделать.

Я изводила себя. А он хвалил:

– Молодец. Я вижу, ты стараешься. Ты хочешь быть стройной. Заботишься о здоровье. Вот это правильно.

Он не знал, что я по ночам стою перед зеркалом в истерике. Что не могу дышать от ужаса. Что ненавижу себя. И что все это началось из-за его фраз, взгляда, молчаливого отвращения.

А сейчас… спустя пять лет…

Меня трясет от одной мысли о близости. Мне страшно. Его руки – холод. Его взгляд – давление. Я не хочу. Я вся сжимаюсь, когда он подходит ближе.

Но он говорит:

– Мне надо. Ты же моя жена. Это нормально. Потерпи. Это часть жизни. Не выдумывай.

И я терплю. Лежу. Не двигаюсь. Закрываю глаза и мысленно отрываюсь от тела. Словно меня нет.

А ведь раньше я чувствовала что-то. Было тепло. Было даже удовольствие. Но теперь – только боль.

И я знаю: это не про тело. Это про страх. Про ненависть к себе, которую он во мне вырастил. Про то, что любовь нельзя построить на стыде. Только я узнала это слишком поздно.

Первая мысль о свободе

Все чаще я ловлю себя на одном и том же: я стою у окна, в полном молчании, и думаю – а что, если просто уйти? Не громко. Не скандально. Просто встать и уйти. Открыть дверь и исчезнуть.

Раньше мне казалось, что я не смогу. Что без него – провал. Тьма. Ничто. Он говорил это так часто, что я начала в это верить. Что только рядом с ним я защищена. Что мир – опасен. Что люди – хищники. Что мне повезло, что он меня «выдерживает».

Но теперь, когда я смотрю в окно, я впервые вижу не опасность. Я вижу дорогу. Я вижу жизнь.

Не легкую, не сказочную. Но свою.

Я не знаю, когда во мне появилась эта мысль. Может, в аптеке, когда женщина сказала «если что – я просто буду». Может, в церкви, где я впервые услышала себя. А может, когда Влад снова сказал:

– Ты опять ела ночью? Ты думаешь, я не слышу, как ты потом в туалет идешь?

Я не ответила. Я просто смотрела на него – и думала: а ты не слышишь, как я умираю каждый день рядом с тобой.

Эта мысль не громкая. Она не требует немедленного действия. Она – как тихий внутренний звон. Как колокольчик в густом тумане.

Я не собираю чемоданы. Я не покупаю билеты. Я просто впервые в жизни допускаю, что могу уйти.

И от одной этой мысли – становится легче дышать.

Я не знаю, когда это случится. Но теперь я знаю, что это возможно.

Глава 11. Первый удар

В тот день я снова пошла в церковь. Было тихо, спокойно. После службы я осталась поговорить с женщиной, которую недавно встретила. Ее звали Оля. У нее маленький сын, муж ушел от нее, когда она была на четвертом месяце.

– И как ты справилась? – спросила я. Честно. С замиранием внутри. Я не знаю, зачем спросила. Может быть, хотела проверить, выживают ли вообще люди после такого.

Она усмехнулась, горько и светло одновременно.

– Сначала никак. Я неделю просто лежала. Не ела, не пила, просто тупо смотрела в потолок. Потом пришла подруга, поставила поднос с едой и сказала: «Если ты не поднимешься – я сама тебя вымою и покормлю». Я тогда впервые за долгое время заплакала не от боли, а от того, что кто-то остался рядом.

Я слушала ее и удивлялась: в ее голосе не было жалости к себе. Только сила. Сила, которую не кричат, а носят в себе.

– Потом началось. – Оля улыбнулась. – Кто-то привозил памперсы, кто-то помогал донести коляску до маршрутки. А однажды знакомый бывшего мужа, да, тот самый друг, который раньше только бухал с ним, просто привез мне мешок детского питания. Сказал: «Не принимай это как помощь, просто пусть ребенок не голодает». И исчез. Я тогда поняла, что чужие люди могут стать ближе, чем семья.

Я молчала. У меня не было ни подруг, ни таких знакомых. Никогда. Все, что у меня было – это Влад. Или я так думала.

Потом мы пошли в парк. Она катала сына в коляске, а я шла рядом и впервые за долгое время чувствовала себя не вещью, а человеком.

– А ты хочешь детей? – вдруг спросила она.

Я растерялась. Пожала плечами.

– Боюсь. Муж ненавидит детей. Или боится. Или просто… сам еще не взрослый.

Оля кивнула.

– Вот я тебе что скажу. Никогда не бойся хотеть. Даже если все вокруг говорит: нельзя, не время, не с тем человеком. Хотеть – это нормально. Главное – не предавать себя.

Когда я вернулась домой, Влад уже ждал. Лицо было спокойное, но что-то в нем дрожало. Он смотрел, как я раздеваюсь, снимаю шарф, вешаю пальто. И молчал. До той секунды, пока я не подошла ближе.

– Ты снова была в церкви? – тихо спросил он.

– Да.

– Так долго? – в голосе уже зазвучала сталь.

– Мы с моей новой подругой гуляли после службы. Я встретила женщину в церкви, и мы пошли в парк…

– В парк? – перебил он. – С кем?

– Я же сказала… С женщиной. С ее ребенком. Мы просто гуляли.

– Разговор, да? Может, она не такая уж и женщина? Может, ты просто врешь? Или, может, вы вместе кого-то там ждете? Мужчинка должен был подойти позже, да? Признайся!

– Это бред. Ты сам слышишь, что говоришь?

– Нет, ты слышишь, как это выглядит?! Ты исчезаешь на часы, возвращаешься сияющая, с глазами, как будто ты снова живая – и все это благодаря какому-то разговору в парке? С чужой женщиной? Ты реально думаешь, я поверю в эту чушь?

– Боже, Влад… Мы правда просто гуляли с Олей и ее сыном. Никаких мужчин там не было!

– Просто гуляли? – голос стал тише. Густее. Опаснее. – Ты теперь просто гуляешь с кем угодно, не ставя меня в известность? А может, ты уже нашла себе кого-то там в своей церкви? И твои походы – это только предлог, чтобы видеться с ним? Отвечай мне!

– Влад, что за бред? Мы просто разговаривали с женщиной! Я что, не могу разговаривать с другими людьми?

– Это все сказки. Ты мне врешь! – взревел он. – Я знаю, как все это выглядит. Ты уходишь все чаще. Ты ищешь почву. Чтобы потом меня бросить, да? Чтобы найти кого-то «духовного», «доброго»? Иначе, чего ты таскаешься в свою церковь как идиотка?

– Ты с ума сошел! Никого я там не ищу! Там, блин, вообще мужчин почти нет! Одни бабульки! Уж если бы я хотела найти кого-то, наверное, пошла бы в другое место? А если не доверяешь – сходи со мной! Посмотри сам, с кем я там!

– Вот еще. Я что, совсем тупой по-твоему – по церквям шляться? – фыркнул он. – Хотя знаешь… может быть, и схожу. Чтобы увидеть, кто там за тобой ухлестывает.

– Влад, прекрати…

– Нет! – перебил он. – Ты не понимаешь, что ведешь себя как… как будто я для тебя никто! Ты исчезаешь на полдня, возвращаешься с довольной рожей, и мне даже не объясняешь, где была и с кем!

– Я же сказала. Мы гуляли с Олей. С ее ребенком. Просто поговорили, прошлись по парку.

– А ты не видишь, как это выглядит? – голос с каждым словом становился острее. – Ты мне врешь. Я это чувствую. Ты отдаляешься. Ты стала другой. Смотришь на меня, как будто сканируешь. Как будто сравниваешь. С кем, а? С кем ты меня сравниваешь?

Я устала объяснять. Просто опустила глаза.

– Я просто чувствую себя лучше там, в церкви. Там спокойно. Там можно говорить. Можно молчать. Там меня не обвиняют в каждом шаге.

– А здесь, значит, тебе плохо?! – голос его надломился, но не стал тише. – Я тебя кормлю, пою, обеспечиваю! Я терплю твои загоны, твои качели! А ты уходишь, чтобы "чувствовать себя лучше"?!

– Да, – сказала я, и голос предательски дрогнул. – Потому что мне там хорошо. Потому что впервые за долгое время я себя там чувствую… живой.

Он шагнул ближе. Прямо в мое лицо.

– Ты серьезно? Церковь делает тебя живой? Это сектантство. Промывка мозга. Я думал, ты умная женщина. А ты превращаешься в какую-то фанатичку! Ты что, реально веришь во все это?!

– Да. Верю. Я не стану монахиней, Влад. Я просто хочу… молиться. Иногда. Быть там. Потому что мне это нужно. Потому что мне это помогает.

Он застыл. А потом прошипел:

– Ты меня позоришь. Ходишь как шалава. Я не знаю, что ты там делаешь, но точно не просто молишься!

Я почувствовала, как внутри что-то оборвалось. И все же – выдохнула:

– Мне больше не нужно твое разрешение.

Он врезал кулаком по стене. Осколки от полки посыпались на пол. А потом… он ударил меня. Быстро. Резко. Не со всей силы – но достаточно, чтобы щеку свело от боли.