Жемчужинка для Мажора

Собравшись с духом, быстрым шагом иду по аллее. Мне навстречу идут редкие прохожие. Я опускаю глаза в пол, стараясь привлекать как можно меньше внимания. Смотря себе под ноги, молюсь, чтобы эти десять минут до дома не стоили мне очень дорого.

Соколовский! Всё как обычно из-за него! Все проблемы в моей жизни из-за него! Если бы он не задержал меня в библиотеке, я бы еще засветло успела добраться до дома.

Костеря Глеба на чём свет стоит, я, наконец, сворачиваю и захожу во дворик своей многоэтажки. Тут ещё темнее, чем там, где я шла раньше. Тени сгущаются в углах домов, построенных буквой «П». А нужный мне подъезд как раз в самом дальнем конце.

Я поднимаю голову и вглядываюсь в темноту детской площадки, расположенной посреди дворика. И, к своему ужасу, обнаруживаю там четыре тени, явно мужского пола, потому что даже сквозь наушники доносится их басистый смех. Я плохо вижу, что они делают, да и мне это не интересно. Главное, чтобы они и дальше продолжили этим заниматься, а я благополучно добралась до своей квартиры.

Оставлять группу парней за спиной страшно, но у меня нет выбора. Я ускоряюсь, видя свет от подъездной лампы впереди. Она освещает небольшую светлую дорожку передо мной. И я иду на неё, как на спасительный свет в конце тоннеля.

И, когда до заветной цели остаётся чуть больше двухсот метров, кто-то грубо хватает меня за шиворот, словно котёнка. Дёргает назад с такой силой, что я чуть не заваливаюсь на спину, едва успевая выровняться и придать телу вертикальное положение.

– Оглохла что ли, шваль?! – Меня обдаёт парами алкоголя и запахом нечищеных зубов.

Наушники, которые выдрала эта особь мужского пола, падают в лужу, которая не высохла после вчерашнего дождя. На краю сознания проносится сухая констатация факта – купить новые я смогу только в следующем месяце. И то не факт.

– Ты чё такая охреневшая, а? – Мужик или парень, в темноте не понять, продолжает удерживать меня за воротник джинсовой куртки.

Я отстранённо замечаю, что остальные потихоньку подтягиваются к своему главарю. Они пьют дешевый алкоголь прямо с горла бутылки и гнусно смеются, поглядывая на меня. А я, видимо, в таком шоке, что даже испугаться не успеваю. Просто наблюдаю за происходящим, словно это происходит не со мной.

– Ты чё не отвечаешь, мразь? – Встряхивает меня, будто котёнка, громила.

Я не знаю, что ответить, лишь испуганно смотрю на него. Тело впало в какой-то ступор, и я не могу даже заставить себя пошевелиться.

– Гордая, видать, – бросает второй из их компании, подходя ближе. – Научить надо, чтобы всех уважала и отвечала, когда задают вопросы.

Его смех подхватывают остальные. А я никак не могу понять, что в этом всём смешного. Но самое главное – что мне делать? Как выбраться?

Может, позвать на помощь?

Я раскрываю рот, чтобы закричать, но не успеваю. Громила, что держит меня, второй рукой затыкает мне рот.

– Помоги, Серый. Кажись, до неё дошло, наконец, что мы тут шутки с ней шутить не собираемся. Да, блондиночка? – Он оскаливается неровным рядом кривых зубов.

Так называемый «Серый» подходит ко мне и обхватывает со спины, неприлично прижимаясь. Удерживая меня на месте в цепком кольце рук.

– Специально так покрасилась, сто пудов! – Лыбится третий из-за спины громилы. – Внимания не хватает, вот и привлекает его своей белобрысой башкой.

– Ну, раз не хватает, давайте окажем этой невоспитанной твари любезность. – Довольно продолжает скалиться главарь.

Мой мозг отказывается работать. Я понимаю, что нужно что-то срочно сделать. Хотя бы попытаться вырваться и сбежать, бросив все вещи на пол. Но тело всё ещё в ступоре. А в голове пустота. Лишь сердце бешено колотится, разгоняя адреналин по сосудам, который сейчас работает против меня, делая тело ватным.

– Отпустите эту дуру. – Вдруг раздаётся в отдалении. – Ещё заразитесь чем-то вроде бешенства или беспросветного идиотизма.

Я не вижу говорившего. Но этот голос… Тот самый, который я узнаю в любом состоянии.

Никогда в жизни я ещё не была так рада появлению Глеба Соколовского, несмотря на слова. Никогда! Но сейчас, его появление придало мне сил и надежду. Надежду на то, что я выберусь из этой передряги благополучно.

Компания гопников разворачивается и иронично смотрит на Соколовского. Кажется, его вид совсем не впечатлил их. Что не удивляет, ведь мажор следит за модой и носит дорогущие, но странные по фасону шмотки.

– Чё, твоя подружка что ли? Ну, так забирай, чё. Мы не держим. – Говорит главный, явно издеваясь. Убирает руку от моего рта и всем корпусом разворачивается к брюнету, которого я до сих пор не вижу.

По дворику снова разносится хриплый смех пьяной компашки. Я оглядываюсь вокруг и с ужасом понимаю, что за всё время во дворике не появилось ни одного человека. Все будто вымерли. Или спрятали головы в песок, решая не связываться…

Если бы Глеб не появился, они бы меня…

Я с ужасом сглатываю, боясь даже подумать, что бы они со мной сделали.

– Она? Подружка? Херню не неси. – Выдаёт презрительно мажор.

– А чего тогда впрягаешься? Хочешь, будешь пятым, мы не против. – Главарь делает паузу, скорей всего, рассматривая Глеба и прикидывая уровень проблем, которые он может им доставить. – Ну, или вали, если проблем не хочешь, мажорчик. – Милостиво делает Соколовскому одолжение.

– Ой, да делайте с ней что хотите. Может, мозги появятся после этого и она поймёт, что не стоит шляться одной по пустым подворотням. – Зло бросает Глеб.

Я обмираю, хотя до воспалённого сознания не сразу доходит смысл брошенной Соколовским фразы.

Конечно, я знала, что Глеб может быть неприятным человеком. Глумливой скотиной – да. Но не мразью…

Внезапно приходит понимание – если не помогу себе сама, то никто точно не поможет. Максимум помощи от моего личного кошмара – это непроизвольно отвлечь внимание гопников. Что он и сделал.

Я выныриваю из ступора, будто со дна глубокого озера. С трудом и словно на последнем издыхании.

Это мой единственный шанс.

Резко дёргаюсь, пытаясь высвободиться из крепкой хватки Серого. И у меня получается. Сама не понимаю, каким чудом, но не медлю. Ныряю ближе к земле, уворачиваясь, когда Серый осознает, что потерял добычу, и пытается ухватить меня снова.

Всё происходит, как в замедленной съемке.

Я вижу, как Серый промахивается, выпрямляюсь и со всех ног, задыхаясь от нехватки воздуха, несусь к подъезду. Не оглядываюсь. Судорожно достаю ключи из кармана и прикладываю чип к домофону. Распахиваю подъездную дверь и влетаю внутрь, плотно закрывая её за собой. И только после этого чувствую себя в относительной безопасности.

Мне плевать, как Глеб будет выкручиваться. После его слов, что-то во мне умерло.

Наверное, небольшая вера в то, что этот человек не такой плохой, каким хочет казаться.

Глава 3

Поднимаюсь на седьмой этаж по лестнице – лифт как обычно не работает. Этажка старая. Но ноги, после пережитого, идут медленно, будто по вязкому болоту. Заплетаются. Я цепляюсь за перила. Оседаю. Адреналин схлынул, а вместе с ним ушли ступор и последние силы, поддерживающие меня в вертикальном положении.

Паника и страх обрушиваются на меня, как бурный водопад на голову – одним мощным потоком. Я сажусь прямо на бетонную ступеньку третьего этажа. Подтягиваю к себе колени, утыкаюсь в них лбом и разражаюсь тихим плачем. Мне хочется исчезнуть из этого гадкого мира хотя бы на пару часов.

Не знаю, сколько я так сижу и плачу. Минуту? Полчаса? Это становится абсолютно неважным, когда сквозь небольшое приоткрытое окно лестничной клетки помимо свежего ветерка до слуха доносятся звуки драки.

Я перестаю плакать. Судорожно всхлипываю и зачем-то поднимаюсь. Как сомнамбула подхожу к окну. Дворик всё также непрогляден из-за отсутствия нормального освещения, но глаза, привыкшие к темноте, различают смутные силуэты. Они двигаются хаотично – не разберёшь, кто дерётся.

Но голоса… Эти голоса теперь присоединятся к главному кошмару моей жизни и будут сниться чуть ли не каждую ночь. Я уверена. Забыть такое я смогу не сразу.

На мгновение мелькает мысль: а что если среди дерущихся пьяных гопников, которые не поделили что-то между собой, Соколовский?

Я содрогаюсь. Какое мне вообще дело до этого?

Хочу отмахнуться. Уйти. Сделать вид, что мне нет дела до того, изобьют Глеба за его длинный язык или нет.

Я даже делаю несколько шагов вверх по лестнице. Но с рыком, с ненавистью к собственной совести, останавливаюсь. Достаю смартфон, чудесным образом оказавшийся в правом кармане джинс, и набираю номер полиции. Сообщаю о драке, называю адрес. И облегчённо выдыхаю, когда слышу:

– Вызов принят. Патруль уже в пути.

Я не буду уподобляться Глебу. Он заслужил, не спорю. Но я – не такая, как он. Посидит сутки в обезьяннике, ничего с ним не будет. Может, как он сказал, у самого мозги на место встанут.

Утираю слёзы рукавом джинсовой куртки. В голове пусто. И, наверное, я сошла с ума, но я не могу заставить себя уйти с лестничной площадки. Взор всё также прикован к злополучному дворику, откуда доносился уже злой, ироничный гогот гопоты.

Похоже, Соколовский проигрывал. Если он там вообще был, а не ушёл благополучно восвояси.

Представив Глеба, лежащего на земле, избитого, с кровоподтёками и синяками, чувствую, как внутри назревает протест. Я ненавижу себя за это. Ненавижу, что несмотря ни на что, не могу желать ему зла. Поэтому, надеюсь, что брюнета нет среди дерущихся. И до самого приезда полиции вглядываюсь в темноту, пытаясь узнать, нет ли там Глеба.

Машина с мигалками появляется неожиданно не только для пьяных гопников, но и для меня. Я вздрагиваю от звука сирен, и выныриваю из вязкого потока собственных мыслей. С усердием вглядываюсь во дворик, освещенный светом фар, и с ужасом понимаю, что оказалась права.

Глеб лежит на земле, окруженный гопниками, как стаей шакалов. Его одежда грязная и изорванная. И, похоже, его били ногами…

Завидев ментов, гопота матерится и бросается в разные стороны, кто куда, оставляя Соколовского валяться на земле. В итоге, те, кого действительно нужно было наказать, просто скрываются в тёмных подворотнях. Глебу придётся отдуваться за всех.

Эта мысль душит.

Он всё же помог мне. Пусть и своеобразно… Ты не можешь его оставить вот так, Арина…

Я не даю себе времени на раздумья. На дрожащих ногах несусь вниз. Открываю тяжёлую подъездную дверь и за пару секунд преодолеваю эти злосчастные двести метров, которые не смогла дойти до подъезда, не отыскав проблем на свою блондинистую голову.

Полицейские только останавливают машину перед Глебом, который поднимается с земли, когда я оказываюсь рядом с ним. Фары ослепляют меня, поэтому я лишь слышу, как открываются и захлопываются двери полицейской машины.

– Твоих рук дело? – Тихо спрашивает Соколовский, намекая на полицию.

Я протягиваю ему руку, чтобы помочь встать, но он её игнорирует, глядя на ту, как на ядовитую змею, которая может ужалить в любой момент. Его губа разбита. Кровь небольшой струйкой стекает по подбородку.

Заметив мой взгляд, он быстро утирает её, но делает только хуже, размазывая красную жидкость по лицу.

Я сглатываю, потому что меня слегка мутит. Но, кроме разбитой губы и грязной одежды, не нахожу на парне иных видимых повреждений. Видимо, по лицу его ударили один раз и, судя по всему, он упал. А после…

Тряхнув головой, отбрасываю всякие мысли о насилии.

– Арина? – Настойчиво шипит Глеб, склоняясь ко мне ближе. – Ты? – Презрительно кивает в сторону ментов.

Я понуро опускаю голову.

– Я хотела, как лучше… – Мямлю неповоротливым языком.

– А получилось, как всегда! – Низко рычит брюнет и, приобняв меня за талию, притягивает к себе.

Я не успеваю удивиться такому повороту событий, потому что Глеб разворачивает нас к служителям закона и ослепительно скалится во все тридцать два.

– Здравия желаю, – первым здоровается с мужчинами в форме.

– Здравствуйте, здравствуйте. – Один из них оглядывает нас суровым, строгим взглядом, от которого я вся внутренне подбираюсь. И напрягаюсь.

Он мне совсем не нравится. Но ведь эти люди приехали сюда, чтобы нам помочь?

На вид полицейским около тридцати. Совсем молодые. Но их взгляд не сулит ничего хорошего. С каждой минутой мне всё сильнее становится не по себе, и я невольно прижимаюсь к боку Соколовского поближе.

Как там говорят? Свой тюремщик ближе к телу?

Я едва успеваю подавить нервный, ироничный смешок от собственных мыслей.

– Кто из вас звонил в полицию? – Задаёт вопрос тот, что постарше. Обращается он в основном к Глебу.

А вот второй скользит по мне таким же взглядом, каким недавно смотрел на меня главарь тех гопников. Нехорошим. Масляным.

– Я звонил. – Уверенно отвечает брюнет. – Перед тем, как ввязаться в вынужденную драку.

Я удивлённо кошусь на него, наверняка, выдавая нас с головой, но ничего не могу с собой поделать.

Глеб… покрывает меня? Что происходит с этим миром?

– То есть, вы добровольно признаёте, что были участником. – Не спрашивает, утверждает тот полицейский, что старше.

– Ой, да давай просто закроем их, пусть посидят в изоляторе. Вызов был? Был. Другие участники драки сбежали, не искать же. А отчёт писать надо… – Ухмыляется второй, всё не сводя с меня взгляда.

– Но как? – Вырывается у меня. Я совсем не понимаю, что происходит, почему нас хотят упечь за решётку? – За что? Мы ведь жертвы нападавших!

– Их это не волнует, Жемчужинка, – быстро шепчет мне на ухо Глеб. – Они поймали нас. Так что помолчи, пожалуйста.

Это неуместно, но… Моё сердце внезапно обмирает от того, как брюнет назвал меня.

Я поднимаю глаза на Соколовского и смотрю на него так, будто вижу впервые. Будто передо мной вовсе не мажор, что издевался надо мной столько лет, а кто-то другой. С этим Глебом не страшно. Не омерзительно от его теплых, согревающих объятий. От его руки, лежащей на моей талии под курткой.

– Будете шептаться, статью за хулиганство припишем. – Бросает один из них. – Сами в машину сядете или придётся волоком тащить?

– Ну, что вы так сразу, – заискивающим тоном говорит брюнет. Но я чувствую, что он нервничает. Его пальцы, покоящиеся на моём животе, сильно впиваются в кожу. – Может, договоримся? Кому нужны эти проблемы? Скажете, что во дворе никого не нашли.

С этими словами, свободной рукой Глеб достаёт из внутреннего кармана кожаной куртки, наверняка дорогущего лэйбла, портмонэ и выуживает из него золотую карточку. Глаза ментов загораются алчным светом.

Но тот, что старше, видимо, научен лучше.

– Подкупить нас хочешь? – Сводит брови на переносице и скрещивает руки на груди, расставив ноги на ширине плеч.

– Отблагодарить, – поправляет его Глеб. – Хорошие люди приехали на вызов. Помогли нам спугнуть чертей. За помощь полагается благодарить.

Оба полицейский заметно расслабляются и довольно ухмыляются.

– Двадцатка каждому. За каждого. – Выразительно и с намёком понижает голос полицейский.

Соколовский пожимает плечами.

– Как скажете, господа.

Далее, не отпуская меня от себя, брюнет переводит деньги на счёт этим двоим, и они, наконец, уезжают. Но перед этим они на прощание иронично салютуют нам. Явно глумясь и издеваясь над моей тупостью.

А я ведь действительно не знала, что наши служители закона… такие!

Стоит машине скрыться за поворотом, Соколовский шарахается от меня и очень протяжно вздыхает. Глубоко. С чувством. Будто его сильно достало всё, что связано со мной.

– Прости, – вырывается, прежде чем я успеваю подумать.

– И почему ты такая идиотка? – Он трёт переносицу указательным и большим пальцами. – Почему от тебя столько проблем?

Вопросы явно риторического характера, поэтому я угрюмо молчу. Внутри все чувства смешались, и я больше не могу однозначно относиться к Соколовскому. По крайней мере, точно не сегодня.

Возможно, завтра я буду ненавидеть Глеба ещё больше. Но… не сегодня. Я слишком устала от всего. Слишком.

– Ну, что, седая девочка-проблема, веди меня к себе домой.

Что?

Я зависаю от того, что меня даже не соизволили спросить. Прозвучало, как приказ.

– А не слишком ли ты обнаглел, Соколовский? – Ошарашено произношу я. А у самой сердце трепыхается в груди, как крылья колибри, стоит представить мажора в своей захолустной совдеповской квартирке.

И стыдно, и… А что «и»?

Я вновь зависаю, не находя ответа.

– Вот и вся твоя благодарность. Что и следовало от тебя ожидать, – презрительно фыркает парень.

– Это неправда! Я благодарна тебе! – Протестую, сжав руки в кулаки.

– Тогда давай уже зайдём хотя бы в подъезд! Ты думаешь, эти черти далеко ушли? – Пугающе низко говорит брюнет, и я содрогаюсь от одной только мысли, что те гопники могут вернуться.

Он прав…

– Пошли, – бурчу я, неосознанно хватая Глеба за руку.

Так проще идти в темноте. И дело вовсе не в том, что мне на самом деле страшно до мороза по коже.

Если Глеб и был изначально против моего самовольства, по итогу он ничего не говорит, покорно следуя за мной. Лишь губы поджаты и взгляд янтарных глаз, направленных на меня, сверкает из-под густых чёрных ресниц.

Мы молча заходим в подъезд и так же молча поднимаемся на седьмой этаж. И лишь оказавшись у дверей собственной квартиры, я облегченно выдыхаю, понимая, что дышала через раз, пока мы шли.

Выпустив руку брюнета из своего захвата, достаю ключи дрожащими руками. Не с первого раза попадаю в замочную скважину, но, в конце концов, дверь поддаётся.

Соколовский, глядя на всё это, лишь пренебрежительно фыркает себе под нос. Даже язвительные комментарии оставляет при себе.

Да уж, сегодня с ним явно что-то не так.

– Проходи. – Киваю на вход.

– Ты меня, как кота, первым запускаешь что ли?

Я удивлённо кошусь на Глеба, не понимая его настроение от слова «совсем».

Это он сейчас что, пошутил? Без сарказма? Без издёвки? Без злобы? Просто пошутил?

Треш…

– Как пушечное мясо, – мрачно выдаю я и впихиваю его в прихожую, быстро закрывая за нами дверь.

Если вечно бдящая бабуля по имени Афанасия Никифоровна заметит, что я посреди ночи привела к себе парня, мне не сдобровать. Сначала она позвонит арендодательнице, жалуясь на меня, на чём свет стоит. Та в свою очередь – родителям. Круг замкнётся. И в итоге мне достанется – будь здоров. Потому что поверят точно не мне.

– Чего пихаешься? – Возмущается Глеб, проходя вперёд на пару шагов дальше, чем нужно, и пачкая своими мажористыми кедами мне коридор.

– Куда по чистому! – Хватаю его обратно за порванную и некогда белую кофту и тяну на себя.

Получается, как в плохом кино.

Глеб не удерживается на ногах от неожиданности, заваливается на меня. Я с ужасом смотрю на тушу, которая вот-вот меня раздавит, так же, как кролик на удава – даже не пытаясь избежать столкновения. Всё равно уворачиваться некуда.

Но Соколовский каким-то чудесным образом в самый последний момент успевает поймать равновесие. И помогает ему в этом входная дверь, в которую он упёрся руками по обе стороны от моей головы. Непострадавшей, слава всем богам.

Мы так и застываем друг напротив друга. Лицом к лицу. Я сглатываю, а Глеб тяжело и рвано дышит.

Не найдя ничего лучше, пищу тоненьким голосом:

– Тебе плохо?

Янтарные глаза прожигают меня, от чего в районе груди и живота становится жарко. Очень. Мне хочется отодвинуться, но я понимаю, что если шелохнусь, наша шаткая «конструкция» упадёт.

– Видать сильно об голову приложили, – хрипит парень, – раз я о таком думаю.

– О… чём?

Но вместо ответа брюнет пожирает взглядом мои губы. И мне становится предельно ясно о чём.

Я сначала бледнею. Потом краснею. Меня кидает то в жар, то в холод. Я, как и Соколовский, начинаю тяжело дышать, потому что воздуха в коридоре перестаёт хватать.

Нужно срочно открыть окно! Душно… Как же душно!

– Ты не мог бы… – Я упираюсь ладонями в плечи Глеба, ощущая себя максимально неловко. И странно.

Я не могу разобрать то, что чувствую прямо сейчас.

Соколовский делает очень глубокий, тяжелый вдох и прикрывает глаза, с силой сжимая веки.

– Это что? Малина? – Спрашивает неожиданно.

– Малина? – Переспрашиваю. А потом до меня доходит. – Ты про шампунь? – Хлопаю глазами, мечтая, чтобы парень поскорее отодвинулся. Но он, как специально, не торопится.

Наверняка назло.

– Шампунь. Господи, – хрипло смеётся брюнет и, наконец, отодвигаясь, выравнивается. Закрывает лицо рукой и продолжает беззвучно сотрясаться от смеха.

– Что? – Не выдерживаю я. – Что происходит, Глеб?

– Глеб? Ты назвала меня по имени? – Его брови взлетают вверх. Похоже, парень в тотальном шоке.

Впрочем, как и я.

Я игнорирую его вопрос, смущаясь ещё больше. Хотя казалось бы – куда ещё больше?

– Причём тут мой шампунь? – С нажимом повторяю я.

Соколовский стоит на расстоянии двух шагов от меня, и разум постепенно возвращается на круги своя. Что радует.

– Притом, что это – дешёвка. – Припечатывает он и скидывает кеды. – Жесть, Скворцова. Я, конечно, знал, что ты не закупаешься в дорогих бутиках, но не настолько же!

– Ты сейчас вылетишь из квартиры, я тебе это обещаю! – Злясь на себя за то, что мне становится стыдно от его слов, уже жалею, что не оставила мажора на улице.

И что я творю? Боже… А главное, зачем?!

Ответов нет, поэтому я просто яростно смотрю на парня. Включаю свет в прихожей, чтобы он оценил. Но вместо этого упираюсь взглядом в большую ссадину с кровоподтёком на скуле и болячку на губе, которая вновь стала кровоточить после того, как этот шкаф поржал надо мной.

– Ванная там, – указываю на дверь справа по коридору.

– Благодарю, – язвит Глеб и скрывается за ней.

Только после этого я вздыхаю с облегчением, приваливаясь к стене. Но легче не становится, потому что в голове всплывает острый вопрос:

«И что мне теперь делать с главным врагом моей жизни, который, судя по всему, собирается остаться у меня ночевать?!»

Глава 4

– Сильно больно?

Любопытство – не порок. А уж тем более, если оно подкреплено врождённой жалостливостью…

Соколовский отрывает взгляд от зеркала в ванной и неодобрительно косится на меня, стоящую в дверях. Я неловко мнусь под его взором, но не ухожу. Хотя придерживаю дверь, чтобы закрыть и уйти, если встречу привычные ненависть и злость, исходящие от Глеба.

Вот только, кроме неодобрения, я не нахожу в янтарных глазах ничего другого.

– Я разрешал тебе входить? – Цедит парень, однако, его голос не источает яд, как обычно это бывает.

Он уставший.

Я игнорирую вопрос, и, набравшись смелости, вхожу внутрь своей же ванной. Присутствие Глеба на фоне обшарпанной краски и старого кафеля на стенах смотрится до дикости чуждо.

– Давай, помогу. – Не спрашиваю, ощущая себя более уверенной на своей территории.

Открываю шкафчик и достаю из него коробочку с медикаментами первой необходимости. Открываю перекись водорода и смачиваю ей ватку. Во вторую руку беру полотенце и смачиваю его под проточной водой, чтобы смыть с лица Соколовского грязь.

И всё это под внимательным взглядом медовых глаз.

– Ты тоже что ли головой приложилась, пока убегала от той шпаны?

– А ты можешь просто помолчать? – Хмурюсь я недовольно и, напирая на Глеба, вынуждаю его усесться на стиральную машинку, стоящую у стены.

Я подхожу ближе, держа ватку с перекисью так, будто собираюсь ими защищаться.

– Мне не нужна твоя помощь. – Отмахивается брюнет и отворачивает голову, напоминая маленького и вредного мальчишку.

– Мне твоя тоже не нужна была. – Нагло вру, упрямо глядя на него. – А быть у тебя в долгу – последнее, чего я бы хотела в этом мире. Так что, не дёргайся, пожалуйста. И будем в расчёте.

– Несоизмеримая плата за мою помощь, как считаешь? – Фыркает мажор, скрещивая руки на груди. Однако не сопротивляется, когда я подхожу ближе, практически в упор, и начинаю обрабатывать ссадины на его лице. Лишь изредка кривится и шипит от боли.

– Считаю, что нужно было научиться драться получше, – пожимаю плечами, стараясь не отвлекаться

– Я тебе Рембо, что ли? – Возмущенно выдыхает Глеб, отдёргиваясь от моей руки, когда я собираюсь обработать последнюю длинную царапину, идущую вдоль нижней челюсти. И смотрит на меня так, будто я своими словами нанесла ему личное оскорбление. – Ну, ушатал бы я двоих. От силы – троих. И то при колоссальном везении. Четвёртый бы подошёл сзади, тюкнул меня по темечку и всё. Гейм овер.

Представшая перед глазами картина почему-то смешит, а не ужасает. Не сдержавшись, тихонько смеюсь. Качаю головой и, наконец, завершаю обрабатывать последнюю царапину, воспользовавшись тем, что Соколовский на мгновение подвис, наблюдая за тем, как я хихикаю над ним.