Любовь, пережившая века. Исторические рассказы

Если вы хотите убедиться, что в мире нет ничего постоянного, и все предметы в нём меняют свой вид, то совершите путешествие на самолёте – сверху наша земля выглядит совсем иначе, чем та привычная нам твердь, по которой мы ходим каждый день. Наблюдая землю с самолёта, вы увидите, что на ней есть крупные пятна разных цветов: изумрудные прямоугольники лесов, длинные, извилистые ленты рек, янтарь степей, сыпучее золото пустынь, лазурь морей, бронза высоких, кучно стоящих горных цепей и белые языки ледников. Это – суша, огромная и дикая, осталась она такой же мощной и прочной, как от сотворения мира… Но сейчас было неподходящее время любоваться явлениями природы – я пытаюсь угадать, как Игорь Сергеевич встретит меня. В голову приходили самые невероятные мысли…

Постепенно свет моего сознания померк, и я погрузилась в неглубокий сон – скоро я уже парила над землёй, а в сознании трепетали волшебные звуки «Аппассионаты». Пробудилась я от резкого толчка – наш самолёт приземлился в аэропорту Симферополя. В самолёте царило радостное возбуждение – всё таки это был конец долгого пути, – и кто-то из пассажиров предвкушал все прелести отдыха у тёплого, ласкового моря, а кто-то с нетерпением ждал встречи с родными и друзьями. Багажа у меня не было, и я быстро вышла из здания аэропорта. Было раннее утро. Внезапно густой мужской баритон окликнут меня сзади:

– Тебе куда, красавица? Могу подвезти.

Я обернулась и увидела крепкого бородача лет сорока в модных синих джинсах и брусничного цвета футболке. Природа украсила его глазами на выкате и заячьей губой – он точно происходил от человекообразных обезъян. Мне показалось, что он сошёл со страниц романов Пелевина: в нем угадывался эгоистичный, самовлюблённый, начисто лишённый какого-нибудь духовного начала борец за материальные блага, которыми так богата наша прагматичная современность. Я тихо и невнятно пробубнила:

– Я еду в Керчь.

Бородач внимательно окинул меня оценивающим взглядом с ног до головы, и, видимо, остался доволен результатом ревизии, так как сказал, заискивая и странно растягивая слова:

– С тебя недорого возьму до Керчи, красотка.

Шофёр мне достался на удивление неразговорчивый, вскоре я услышала успокоительный шорох шин по асфальту, и ничто не отвлекало моё внимание от созерцания окружающих ландшафтов. Вначале дорога шла по полям, но вплотную к ней примыкали отроги живописного горного массива. Эти горы были покрыты густой щетиной кустарников, а в ущельях, среди зеленых кустов, были разбросаны алые букеты дикого мака. Вот они окружили, как школьники любимую учительницу, как дети мать, подножие скатившегося с кручи обломка скалы; там яркой дорожкой стегнули к самому верху горы. Нет, это не человек украсил цветами и травами склоны гор и их лесистые ущелья. А бордюры желтой акации, а бутоны огоньков, синие ирисы, марьины коренья? Не белый ли ангел по зорям утренним слетает с белых вершин снегов в долины и рукою райскою украшает склоны гор? Ближе к морю стали попадаться посёлки и городки, утопающие в зелени садов и виноградников. Вскоре не горизонте показался знакомый мне до боли силуэт родной Керчи. Бородач поинтеросовался, не отрывая взгляда от дороги:

– Тебя куда доставить в Керчи? К родственникам едешь или на море?

Его вопрос застал меня врасплох. Помолчав несколько секунд, я ответила тихо, опустив глаза:

– В справочное бюро. Я хочу найти адрес моего знакомого в Керчи. Я не была здесь несколько лет.

Услышав это, шофёр подмигнул мне, лицо его сморщилось, как будто он проглотил лимон, и заявил твёрдо и безапелляционно:

– Всё ясно: едешь к любовнику. Ты – стерва гулящая! А я хотел с тобой познакомиться с серьёзными намерениями…

Я ничего не ответила – по опыту я знала, что переубедить таких всезнаек невозможно, да это и не нужно было, отдала ему деньги и быстро вышла из машины.

К моему счастью, в справочном бюро никакого конфуза не произошло: молодая девица, моя сверстница, понимающе кивнула, получив мой запрос, и через несколько минут в руке я сжимала листок с адресом Игоря Сергеевича. Наскоро перекусив в кафе, я отправилась на поиски указанного дома. Это было старое, ничем не примечательное одноэтажное строение, выходящее фасадом на морскую набережную. Я долго стояла перед входной дверью, не решаясь дотронуться до звонка, так сильно, нервно, не в такт билось моё сердце. Едва сдерживая волнение, я позвонила в дверь. Звонок показался мне оглушительным звуком, сравнимым по силе с грохотом сходящей с гор лавины. Дверь открыла маленькая, сгорбленная старушка. Она выглядела очень старомодной: покрой её старого чёрного платья можно было, вероятно, найти только в модных журналах позапрошлого века, а её причёска с гладко зачёсанными волосами, очевидно, украшала головы красавец задолго до эпохи Коко Шанель. Но от её лица веяло удивительным покоем, и на нём лежала печать духовного просветления. Взглянув на меня строго поверх очков, она громко и почти сердито спросила:

– Что Вам угодно, сударыня?

Я робко стала объяснять, что я ищу моего бывшего учителя музыки Игоря Сергеевича, который преподавал мне музыку около восьми лет назад.

Внезапно выражение лица дамы изменилось – оно как-то скорбно осунулось, и она опустила голову. Потом очень тихо, но чётко она произнесла:

– Игорь Сергеевич отошёл ко Господу на Небеса три месяца назад. У него открылись раны, которые он получил на войне, и врачи ничего не смогли сделать для его спасения. Хороший был он человек, настоящий праведник.

Она помолчала несколько секунд, а потом продолжала:

– Вы, вероятно, Анна Сергеевна? Я была соседкой Игоря Сергеевича, за несколько дней до своей смерти он попросил меня: если сюда придёт молодая женщина и будет спрашивать обо мне, то отдайте ей моё письмо. Вы ведь Анна Сергеевна?

Не дожидаясь моего ответа, она вышла из прихожей в другую комнату и вскоре возвратилась, держа в руках конверт. Она протянула его мне и указала мне рукой на небольшой столик, стоявший в углу прихожей. Я села за него, открыла письмо, лежавшее в конверте и, волнуясь, стала читать. Несколько раз я перевела дыхание, прежде чем смогла прочесть и понять эти удивительные слова, бросившиеся в мой мозг, как залп стрел:

«Дорогая возлюбленная моя Анна!

Сейчас, когда до моего ухода из этого мира осталось всего несколько дней, я должен сказать Вам о моих чувствах к Вам. Ещё в первую нашу встречу – помните, когда мы играли «Аппоссионату», – я полюбил Вас за Ваш дивный голос. Да, ни у кого на свете нет такого чарующего, волшебного, проникающего в самую душу голоса как у Вас. Может быть, только сказочная фея норвежских гор, Сольвейг, вечная невеста Пер Гюнта, воспетая Григом, может сравниться по красоте голоса с Вами, поэтому в мыслях я всегда называл Вас «моя Сольвейг». Потом, когда Вы стали приходить на мои занятия, я понял, что Вы – необыкновенная девушка, что Вы – всевидящая провидица, избранница Светлых Сил, которой в откровениях были открыты для созерцания другие, иноматериальные миры. Ваша душа такая чуткая, тонкая, всевидящая и щедрая! Я знаю, что Вас ждёт необыкновенная жизнь. И я со своей слепотой не должен был испортить Вашу жизнь и говорить Вам о своей любви. И я молчал все эти годы.

Знаете, в мой жизни не было ничего ценного – ни семьи, потому что мои родители рано умерли, ни настоящих друзей, – ничего кроме Вас и музыки. Любовь к Вам – это самое прекрасное, что у меня было в жизни. Я прошу Вас: почаще исполняйте «Аппоссионату» в память о нашей встрече и моей любви к Вам. И ещё одно: Ваша жизнь наполнится множеством смыслов, но когда Ваша душа будет подниматься в Небесные Поля после ухода с Земли, услыште мой призыв к Вам: «Да светится имя твоё! Я жду тебя у реки Леды!». Ответьте мне, я буду ждать Вас там всегда. И тогда уже никто никогда не сможет разлучить нас! Прощайте, моя прекрасная Сольвейг!

Ваш Игорь».

Нестерпимая боль утраты, горькой и невосполнимой, сжала моё горло и перехватила дыхание. Она парализовала мои нервы и волю. Слёзы позднего прозрения катились по моим щекам. Не помню, как я, шатаясь, вышла на улицу. Чьи-то заботливые руки подхватили меня, вывели на набережную и посадили на скамейку. У меня нет сил поднять глаза к небу, и солнце сегодня сияет не для меня. И звёзды никогда не будут моими, у меня уже нет сил взлететь к ним…

Белая акация уже отцветала, и её опадавшие лепестки падали на мои руки, словно первый снег заметал землю холодной зимой. Лепестки акации, сухие и ломкие, были мёртвы – праздник жизни был окончен. Мне хотелось рыдать, громко кричать, взывать, орать во всё горло: « Отец Вседержитель, если Ты есть, Ты обещал Спасение и жизнь вечную праведникам нашим. Но почему жизнь наша на земле такая краткая, что вскоре после рождения мы часто оказываемся на краю гибели и порой даже не успеваем попрощаться с этим прекрасным миром, в котором оказались?». Я не знала ответа на этот вопрос. Я даже не понимала, для чего мне теперь надо жить. Ведь наша жизнь – это поприще отчаянной борьбы между силами Добра и Зла, в которой каждый должен сделать свой выбор. И в этой борьбе не каждый может выжить. Но моё сердце не могло принять этот факт. А в моём угасающем сознании всё ещё тихо плескались обворожительные звуки незабываемой мелодии из первой части «Аппассионаты». Они, будто, специально проникали в меня из того неведомого мира, таинственные ландшафты которого я видела в детстве, для того, чтобы наполнить мне об Игоре, чей приход в бытие был таким же кратким, как мгновение вечности, но полон мистических смыслов…

ЗАПИСКИ ЮРОДИВОГО ХРИСТА РАДИ

От автора. Я по профессии археолог и принимала участие в археологической экспедиции, организованной Государственным Эрмитажем в Великом Новгороде в 2022 году. В процессе раскопок нами были найдены несколько берестяных грамот. Вот что мне удалось прочитать на них после расшифровки текста.

«Лето 1238-е от Рождества Христова

Начинаю я сказ свой о скромном и убогом житии моём в надежде, что будет оно назидательно потомкам. Зовут меня Андрей, родился я в лето 1212 года от Рождества Христова в семье худородного боярина Никиты, холопа князя Рязанского Юрия Ингваревича. Любил и почетал я родителей моих, уважал законы православной жизни. Рос я сильным и ловким чадом, и в кулачных боях много раз побеждал противников моих. А когда возмужал, взял меня рязанский князь в ратную дружину свою – служил я ему сотником. А потом время пришло, и благословили и женили меня родители на ровне нашей, княжне Ладе. Люба была она мне, вскоре Господь Бог дал нам и детишек. Мать моя, княгиня Лебедь, всё по монастырям ездила, молила Бога о здравии мужа своего, отца моего, и благополучии детей. Но видно, не услышал Господь молитв её, не уберёг Русь от беды – пошло на землю нашу войско татарское, рать великая. И потеснили поганые татары наше войско, напали на город наш Рязань, разбили детинец, взяли штурмом валы и стены городские, попалили град наш престольный, увели в полон местных жителей. Великий плач и стон стоял тогда на всей Руси, и слёзы православных застилали глаза их, видя как нечестивцы надругаются над святынями нашими христианскими. Текли реки крови невинных жерт, убиваемых безбожными татарами, по ступеням церквей наших, превращённых нечестивцами в стойла для жеребцов их. Пожгли татары дом мой, родовое гнездо наше, надругались и убили любушку мою Ладу и детей наших. Сам я уцелел, потому что был в то время в войске княжеском. И объял меня тогда ужас вселенский, полонил в оковы свои ледяные душу мою. Не взвидел я тогда солнца на небе, не вкушал я пищи земной и бежал из войска. Скорбел я о безутешной утрате моей несколько лет, только плакал и молился Иисусу Христу непрерывно.

Предав огню город и пограбив его, уведя с собой пленников, ушли проклятые басурмане из Рязани. Превратили они град наш стольный в сплошное пепелище, на котором только кое-где были видны упавшие колокола церквей. И однажды прискакал на пепелище князь рязанский Юрий Ингваревич с дружиной своей и приказал ей брать сброшенные церковные колокола. Зычно прокричал он своей дружине:

– Берите колокола! Наши умелые кузнецы перекуют их в мечи, шлемы и наконечники стрел для войска моего, чтобы прогнали мы поганых татар с земли нашей рязанской.

И не убоялся я сказать князю такие дерзкие слова:

– Неугодное дело Господу нашему задумал ты, князь рязанский Юрий Ингваревич! Надобно церкви православные восстанавливать и поднимать уцелевшие колокола на колокольни, чтобы призывали они звоном своим оставшихся в живых жителей Рязани на молитву. Тогда услышит Господь наш плач к Нему и поможет одолеть в ратном бою полчища татарские. Оставь колокола, а если не оставишь, то падёт под тобой конь твой любимый.

Устрашившись гнева Божьего, ускакал князь рязанский с дружиной своей. Так что колокола были спасены, а на следующее лето отстроили мы заново церковь Преображения и стали возносить в ней молитвы Господу. А иконы в храм приносили жители города из своих чудом сохранившихся после погрома домов.

Принял я тогда обет молчания в знак траура и скорби моей. Ходил я по дорогам сожжённой и поруганной нечестивцами земли нашей русской и везде видел следы опустошения и разорения – превратилась земля наша в пожарище скорбное, обезлюдела, ни одного путника не встретил я тогда на дорогах, только мёртвые тела лежали на ней, и птицы хищные клевали плоть человеческую. Молился я за души убиенных, а тела предавал земле. Только дым над пепелищами струился тонкой струйкой, да одинокая птица с переломанным крылом скорбно кричала невдалеке. Обуяла тогда меня великая скорбь, и плакал я, не скрывая слёз своих, и текли они из зениц моих и окропляли пепел пожарищ.

И призвал меня тогда к себе Господь, утешал Он меня, как чадо малое, не оставил Он меня одного в скорби моей великой. Привёл Бог меня на новое место, чтобы заглушить боль ран моих кровоточащих и умерить скорбь об убиенных сродниках моих, о возлюбленных жене и детях моих. И поселился я на новом месте – у Новгорода Великого. И принял я послушание – быть юродивым Христа ради. Вырыл я себе в лесу у черты города яму в земле, в которой стал жить, и опавшие листья с дерев служили мне ночным покровом. Но не сразу открыл мне Господь, что призывает меня на служение Ему. Долго подавал Он мне только знаки благосклонности своей. Дело было так.

Однажды на Покров – время холодное, ветренное и пасмурное – сидел я около ямы своей и смотрел на небесный свод. Небо было серое, покрытое плотными дождевыми облаками, и затосковал я опять о возлюбленной моей Ладе и детишках. Так тосковал, так плакал, в скорбной молитве обращаясь к Отцу Небесному. И услышал Господь плач мой молитвенный и послал Он мне настоящее чудо: неожиданно облака расступились, небо мгновенно очистилось от облаков, и внезапно яркая, сияющая всеми цветами радуга опоясала небесный свод, заискрилась множеством райских оттенков, чистым светом вселенского творения засияла, заиграла на небесном своде, перекинула мост между земным миром и Небесными Полями. Это знак мне был от Господа о том, что любит Он меня и утешает скорби мои сердечные. Другой знак мне был от Отца Вседержителя в зимнюю стужу, когда остановил Он страшную зимнюю бурю по молитве моей. И возлюбил тогда я Отца нашего Небесного и принял я тогда Его повеление – быть мне юродивым Христа ради.

На день Успения Богородицы

Сей день, день Успения Пресвятой Богородицы – великий праздник. Сподобил меня Господь узрить покров Её блистающий, омофор, спасающий под своим сводом не только праведников наших, но и всех православных. Ныне покоится Матерь Бога нашего в Раю, вместе с Сыном своим возлюбленным, Господом Иисусом Христом.

С утра небеса были ясными и прозрачными, как лесной ручей, заря пылала ярким розовым румянцем. К обедне на небе появились круглые, золотисто-серые, с отливом серебра облака. Казалось, ничто не предвещало беду, но она пришла: увидел я своим внутренним зрением, сидя в яме моей, как огонь пылает на кровле церкви Спаса Преображения на Ильиной улице в Великом Новгороде, и искры от огня уже перекинулись на стоящие рядом деревянные дома. Скоро яркие языки алого пламени уже лизали крыши и стены близлежащих к церкви домов – огонь разгорался всё сильней. Воззвал я тогда смиренно к Господу и умолял Его остановить пожар по воле Его Святой. Молился и взывал к Нему я долго, с сердечным покаянием и мольбой. Услышал стон мой Отец наш, смиловался и велел огню уняться. Тотчас угас огонь, повредив только кровлю церкви Спаса Преображения да два окрестных дома. Воистину всё творится на Земле по воле Бога, на всё воля Его Святая!

Позже, к вечерне, прибежал к моей яме лохматый и запыхавшийся от бега отрок Василий, сын головы с Ильиной улицы, где случился пожар, и прокричал мне быстро и отрывисто: «Святой Андрей, батюшка мой велел тебе кланяться и сказывать, что пожар у нас потушили, слава Богу!». А потом также быстро исчез.

На день Святой Троицы

Иисус Христос заповедовал нам не собирать богатств в земной жизни. Он учил нас: «Живите, как птицы небесные, не думайте о завтрашнем дне… Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?» (Матв. 6:26).

Всё что у меня есть – это моё рубище и железный крест с иконкой, доставшиеся мне от блаженного Прокопия, отошедшего ко Господу. Одеждой мне служит негодное рубище, едва прикрывающее телесную наготу мою. А жилище моё – яма, которую я выкопал на краю леса. А еда моя ежедневная – это две брюквы да краюха хлеба, которые приносят мне благочестивые жёны новгородские. Крепок и здоров я телом своим, силён и несокрушим я духом своим – юродивый я Христа ради!

Недавно приключилась ещё одна беда в Новгороде Великом – пришла в город язва моровая, косит людей смертью, точно колосья на жатве. Пришли ко мне благочестивые жёны новгородские за помощью. Просят и молят:

– Останови, святой, молитвой своей к Господу язву моровую. Многих сродников мы уже похоронили, так оплакиваем их, что глаза наши слепнут от слёз, а сердца разрываются от горя!

Сказал я им на это назидательно:

– Знать прогневали вы Господа, на всё воля Его Святая. Милосерден Иисус Христос, испрошу у Него волю Его Святую, ждите.

Присели они на полянку рядом с ямой моей, выложили дары мне: сырую брюкву и немного хлеба. У многих жён на руках чада малые, некоторые из них уже больны язвой моровой. Спрашивали они меня, будут ли их чада жить или умрут от моровой язвы. Уединился я в яме моей, которая служила мне жилищем, и вознёсся сердечной молитвой к Иисусу Христу, Богу нашему, моля Его отвести моровую язву от новгородцев. Приклонил Господь ухо Своё к рыданиям моим и услышал я внутренним слухом повеление Его:

– Отведу язву моровую от новгородцев. А сейчас иди к жёнам, ожидающим тебя. Я укажу тебе, кто из больных чад выживет, а кого я скоро заберу к Себе. Целуй обречённых и прощайся с ними, не жильцы они на Земле.

И исполнил я волю Божию. Господь указал мне, кто их детей не переживёт моровую язву, я их легко узнал по венцам мучеников, которые ярко горели над их головами. Матери младенцев подходили ко мне по очереди, подносили чад своих. Обречённых я целовал, а потом отворачивал лик свой от них в скорби, а других я благославлял на жизнь.

Вскоре поляна почти опустела, осталась только одна молодая жена. Робко и неуверенно подошла она ко мне, и я увидел тощую кошку, жмущуюся к её ногам. Я спросил, какая у неё нужда. Та, смущаясь и робея, поведала мне, что все её сродники умерли от моровой язвы, и осталась она одна на свете без хлеба насущного, а тут ещё эта кошка, которую надо кормить, только не знает чем. И она указала рукой на тощую, с облезшей шерстью кошку, жавшуюся к её ногам. Жалко мне стало кошечку – всё-таки живая тварь божия. Пока я размышлял, как помочь страдалице, она исчезла, не сказав больше ни слова.

Между тем короткий северный день уступал место вечеру. Кошка не уходила, временами она поднимала свою голову и загадочно смотрела на меня. Я достал еду: взял себе одну брюкву, съел, а краюшку ещё тёплого хлеба, принесённого жёнами, отдал кошке. Она быстро съела весь хлеб и удовлетворённо замяукала. Потом мы – я и кошка – спустились в мою яму, накрылись опавшими листьями, которых здесь было вдоволь, и стали греть друг друга.

Кошка Машка прожила со мной в яме несколько лет. Зимы в Новогороде суровые, морозы лютые, и страдали мы с Машкой в морозные зимние ночи без тепла. Однажды заболела Машка от холода и отошла ко Господу в одну из таких студёных ночей. Я знал: Господь мне открыл, что кошка Машка, как и все кошки, имеет душу человека, а кошачий облик приняла она как наказание за смертный грех убийства чада в утробе своей в ту пору, когда была девушкой в услужении у князя. Молился я о душе Машки после успения её, и всемилостивый Господь простил грехи её и определил её в Рай; вскоре получила она в Раю Херувимский чин. Слава милосердному нашему Владыке, Иисусу Христу!

На Великий Четверг

Сначала благодать приосеняет душу молящегося только отчасти, внутри неё остается ещё великая пажить пороку от грехов наших, и человеку нужен великий труд и усилия, чтобы очистить сердце, и благодать овладевает пажитию в душе человека постепенно и доходит до глубочайших её составов, пока не будет вся объята благодатию.

А когда святой стоит на молитве, свет божественного умиления является в сердце его, а лицо его делается огненным, а тело согревается благодатию, и бывает святой как бы исступлённым, и мысли его беседуют с другим миром. Сердце его в великой радости уподобляется младенцу; отверзаются перед ним двери, и входит он внутрь многих Небесных обителей, и по мере того, как входит, снова отверзаются новые обители и обогащается он. И в какой мере обогащается, в такой же мере показываются ему новые чудеса. Так втайне руководит, помогает и действует в нас Божественная благодать, данная нам при Крещении. Ею же начинает очищаться дух человеческий, затем святой постепенно переходит от познания духов к духовному видению их. Обнаруживается благодать особой духовной теплотой в сердце, умилением помыслов, отъятием вкуса ко всему тварному, и ко всему, что считается на земле ценным. Благодать пишет на скрежалях сердца законы Духа и Небесные тайны, потому что сердце владычествует в человеческом телесном сочленении. Святой Макарий утверждал, что у святых душа во время молитвы иногда выходит из тела особенным действием Святого Духа. Плоть святого утончается, и тело его поднимается от Земли, как бы окрылённое, и ходит святой по воде яко по суху.

И я ходил по водам реки Волхова как по тверди земной подобно Иисусу Христу, который шёл по водам Галилейского моря яко по суху.

На праздник Крещения

И открыл мне Господь Бог в молитве сего дня, что в будущности испортится, извратится род человеческий, отвратит лицо своё от Отца Небесного, отпадёт и отречётся от Него, соблазнится хитроумными искушениями Князя Тьмы. Свободой человеческой эгоистической, богатством, деньгами, властью единаличной, наслаждениями плоти, красотой порочных дев земных, зельями и снадобиями будет искушать Сатана человеческий род. И не устоит человек в будущем перед этими искушениями Лукавого, помрачится ум человеков, возомнят они себя богами в эгоизме и себялюбии своём. А если станут считать себя самих богами, то зачем, скажите, нужен им Творец Вседержитель? Забвению предадут они Бога нашего Иисуса Христа, любовь Его всепобеждающую к человеческому роду и смерть Его мученическую на кресте за наши грехи. Помрачится ум их, станут они как безумные; так помутится разум их грешный, что измыслят сии нечестивцы, что человек якобы произошёл от обезьяны! А почему не от свиньи, спрашивается? Ведь свиньи более благородные животные, чем обезъяны. Господи, прости им бредни их! Не ведают, что творят! Человек был сотворён Богом, о процессе творения подробно повествует святая Библия.

Так помрачится разум их, что будут убивать друг друга, как Каин Авеля, как брат брата, за деньги, за власть, за полюбовниц, за низменные наслаждения плоти, потому что если Бога нет, то и Страшного Суда Иисуса Христа нет, а значит, таким человекам дозволено всё: убивать, грабить, изводить ближнего своего. Станут ненавидеть эти нелюди других людей, особенно православных, за чистоту их помыслов и высокую нравственность. Хуже зверей станут они. Господь Бог на безумцев таких – а будут жить они и на Руси в будущности – нашлёт страшное наказание: кровопролитные мятежи и братоубийственные воины, новые не известные их науке болезни коварные, от которых человек умирает за несколько дней, страшные землетрясения и бури, разрушающие всё на своём пути, оставляющие за собой только разруху великую. Будут страдать они от адской жары летом, засухи, недостатка воды и худых урожаев летом и от лютой стужи и бурь – зимой. И будут бессильны эти человеки перед лицом гнева и наказания Господнего, которые Он пошлёт им. И сократятся жизни их земные по сравнению с их предками, потому что утратят они оправдание, смысл и цели их существования… И станут их чада слабыми и дряхлыми, как столетние старцы, и ничто не будет интересовать их, и исчезнут они с лика Земли…