Одинокий. Злой. Мой

– Мне не станет плохо.

– Ну а вдруг?

– Никакого «вдруг». Запомни: ни в коем случае не прерывай сеанс. Я сам дам знать, когда можно завершать.

– А если ты умрешь? Доктор сказал…

Боги!

Этот доктор – пугливый идиот, который не заслуживает носить звание врача. Перестраховщик, боящийся даже чуть-чуть выйти за грань.

Запугал своими бреднями девчонку, и она теперь фантазирует, как Платон испустит последний дух прямо на этом вот кофейном столике.

– Слушай, ну чего ты переживаешь? – Платон глянул на нее снизу вверх. – Если я умру, то скажешь моей родне, что это лишь моя инициатива. Даже не соврешь. Можешь еще добавить, что я собирался ставить на тебе опыты. Они в это с легкостью поверят. – Он хмуро ухмыльнулся.

Девушка дернулась как будто от пощечины. Какая интересная реакция. Неужели на слово «опыты»?

– Постарайся все-таки не умирать, – сказала, закусив губу.

Ее тонкие холодные пальцы, дрожа, лепили на него электроды. Иногда Платон поправлял положение, но в целом девушка все запомнила правильно.

С настройками она тоже разобралась. Даже не зная предназначения тумблеров, выставляла их правильно. Все-таки он не ошибся: если бы не превосходная память, она бы не выжила в бегах.

Ему повезло встретиться именно с Марьяной.

– А как к тебе заходит доктор? – внезапно спросила девушка. – У него есть какой-то ключ?

Ха, так он ей и вывалил всю правду.

– У него есть доступ, – туманно ответил Платон, давая понять, что чары недостаточно «открыть» ключом.

Пусть считает так.

– Ясно, – огорчилась она.

– Ты готова?

Он сверился с настройками – все верно. Можно начинать.

– Я… да…

Она глубоко вдохнула и быстро выдохнула. На Платона старалась даже не смотреть. Ресницы ее подрагивали. Это вызвало в нем странное секундное чувство. Захотелось заглянуть ей в глаза.

Вместо этого он просто сказал:

– Тогда не скромничай – поехали.

Платон привык к ударам тока и не боялся их, но когда первый разряд прошел сквозь его тело – он по привычке сжался в тугую струну. Электричество пробрало насквозь, заполнило каждую молекулу. Сердце остановилось и тотчас забилось сильнее, оглушительно, кровью молотя в висках. Кожа как будто треснула. По ощущениям – его порвали на десяток частей и наскоро слепили. Все вены вывернуло наизнанку. Сухожилия скрутило.

Адская боль. Предсмертная агония. Жар самой преисподней. Все смешалось воедино.

Животный инстинкт самосохранения в эти секунды был сильнее разума. Все в Платоне взмолилось о прекращении пытки. Нужно сдернуть провода или закричать – но ток был сильнее, и тело Платона словно сковало. Лишь силой воли он заставил себя остаться лежать, когда разряд кончился.

Это только начало, минимальные настройки. Хуже всего переносится третий раз. Сейчас – вообще цветочки.

– Повышай напряжение… – просипел он и внутренне приготовился к новому разряду, но ничего не произошло ни через десять секунд, ни через двадцать. – Марьяна, не медли.

Она не ответила.

Платон с силой разлепил веки. Девушки над ним не обнаружилось.

Марьяна забилась в угол, как испуганная дворовая кошка, над которой издевались дети-хулиганы. Она вся ощерилась и тряслась крупной дрожью. Из глаз катились слезы. Девушка плакала не сознательно – она просто была в истерике и вообще не понимала, где находится.

– Марьяна…

Не отреагировала, лишь начала раскачиваться из стороны в сторону и тихонько стонать, обхватив себя руками и вцепившись в предплечья ногтями так сильно, что пальцы побелели.

Платон поднялся, сдернув с себя электроды. Очевидно, что сеанс придется перенести.

– Эй, посмотри на меня, – попытался тронуть девушку за плечо.

Та дернулась как от удара и взвыла:

– Не прикасайся ко мне! Пожалуйста, не надо!

Она смотрела на него пустыми невидящими глазами. Такими огромными, такими испуганными, что Платону стало немного не по себе. Что же она пережила, если ее так сильно накрыло?

– Марьяна, послушай. – Его голос был тверд и строг, он специально дробил предложения на части: – Это я. Платон Адрон. Ты в безопасности. В моем особняке. Помнишь? На входе стоят защитные чары. Тебя никто не обидит. Сюда никто не войдет.

Пересилив слабость, он сел перед ней и выставил вперед руки, показывая, что он безоружен.

Понемногу взгляд девушки прояснился. Она моргнула, глянула на него почти осмысленно.

– Где я… что… – Наконец она пришла в себя и сумела разжать пальцы. – Платон?..

Имя прозвучало так, будто Марьяна с трудом его вспомнила и вообще не поверила, что она больше не в своем старом кошмаре, а здесь, с ним.

От кого она бежит? Как там его, Нику Альбеску?

Платон никогда не слышал этого имени.

А девушка тем временем хоть и осознала реальность, но так и продолжала сидеть в углу комнаты.

Он осторожно протянул к ней руку, касаясь предплечья. Она была напряжена, все тело – сплошной оголенный нерв. Словно ждала, что он как минимум ее ударит.

Это ее чувство в нем неожиданно отозвалось. Они ведь с братьями сами все детство провели с тем же ощущением. Когда рядом близкий, от которого никуда не деться, от которого ты зависишь и от которого не знаешь, чего ожидать, – это очень выматывает.

Серп мог в любой момент выкинуть что угодно. Накричать, ударить, запретить. Наказания и похвалы были, казалось, совершенно случайны и зависели только от настроения отца. Доставалось чаще всего Златону, старшему из них троих. Дитрих – был любимчиком отца, тот его никогда не трогал. А самого Платона…

Нет, эти воспоминания сейчас совершенно не то, что ему нужно.

Но именно из-за них, действуя скорее по наитию, Платон неосознанно начал копировать действия матери, когда та утешала их после очередной стычки с отцом. Движения были мягкими и плавными, он принялся шептать ей успокаивающие слова:

– Тише, ты в безопасности. Все кончилось. – Это был уже не строгий отстраненный голос, а мягкий и обволакивающий.

Он провел тыльной стороной ладони по ее щеке, стирая слезинку. Под пальцами пробежали искорки магии. Ее магии, от которой становилось щекотно и тепло. Это какие-то чары на коже или просто сама ее сущность? Он ведь так и не спросил, к какой расе или виду она относится.

Он осторожно погладил ее плечо, руку, затем взял ладони в свои и поднес к губам. Пальцы Марьяны были ледяными, и он попытался их согреть дыханием, а затем медленно встал сам, потянув за собой девушку. Она чуть покачнулась, на краткий миг оказавшись в его объятиях.

«Совсем худенькая…» – отстраненно подумал мужчина, но Марьяна тут же выскользнула из его рук.

– Я в порядке, – произнесла она сбивчиво и отчего-то покраснела.

Платон покачал головой, не веря ей ни на йоту.

– В полном, – упрямо мотнула она головой и махнула в сторону столика, при этом смотря куда угодно, но только не ему в глаза. – Давай, ложись. Можем продолжить.

– Через полчаса. – Платон взглянул на часы над камином. – Встречаемся здесь же.

Он вышел из комнаты, оставив девушку одну. На языке крутились тысячи вопросов. Что с ней делали? Долго ли она пробыла в плену, давно ли скитается в поисках безопасного места? И кто, леший дери, такой этот Нику? Он не решился задать ни один из них – не был уверен, что ему вообще ответят. Но отчего-то вопросы казались важными.

«Это важно, потому что напрямую влияет на то, может ли она выполнять мои поручения», – находил оправдания внутренний голос. В общем-то, логично. Для него сейчас имеет значение совсем иное. У него есть цель.

Он просто использует ее, а взамен дает защиту. Вот и все.

Вернувшись к себе в спальню, Платон открыл створку шкафа, нажал внутри рычажок – с глухим стуком открылся секретный тайник в полу рядом. Внутри был телефон. Старый, кнопочный, но зато ни у кого нет доступа к списку номеров, который он будет набирать на нем.

Он покрутил трубку какое-то время, затем вздохнул и все-таки ввел нужный номер. Что ж, есть только один вариант, кто способен осторожно все разнюхать и при этом не поддаться искушению сдать Платона братьям.

Короткое «слушаю» раздалось буквально через несколько секунд.

– Виктор Ковтун?

– Платон Адрон. – Собеседник на том конце связи не спрашивал, утверждал. Узнал безошибочно. Хотя лично они практически не общались. – Какой приятный сюрприз. Но ты ведь звонишь не просто так?

Ему почудилось или в голосе беса мелькнула обида? С чего бы.

– Ты искал со мной встречи.

До того как угодить в этот замок под купол, Платон какое-то время провел в больнице. И тогда Виктор дважды передавал через различных курьеров предложения о встрече и номер мобильного телефона.

– М-м… Я весь внимание, – не стал скрывать интереса Виктор.

– Мне нужно кое-что выяснить. Альбеску. Нику Альбеску. Сможешь раздобыть о нем информацию? И тогда я с радостью с тобой встречусь, чтобы выслушать.

– Звучит как музыка. Имя очень знакомое, Нику… Нику… Думаю, раздобыть сведения о нем будет несложно. И я так удачно приехал сегодня из столицы. Но… – Бес запнулся, явно подбирая слова. – Я слышал, что ты, скажем так, стал затворником.

– Организуй время и место без лишних ушей. А прийти туда – моя забота.

– Хм… Я открываю филиал «Серой моли» в вашем городе. Видел рекламу? Сейчас там идет ремонт, и по ночам помещение пустует. Я как раз собирался туда сегодня заехать.

Рекламу Платон видел и даже представлял, где это. Очередное злачное место на окраинах города. Но в нынешних условиях так даже лучше.

– Отлично. Узнай, что мне нужно, и ночью я буду там.

Платон отключил телефон, спрятал его в тайник. Что ж, осталось уговорить Марьяну на пару сеансов, и к вечеру он выйдет отсюда. На протяжении двух месяцев, что он находится взаперти, ночью его ни разу не приезжали проверять, а доктор был вчера, значит, если не случится эксцессов, минимум два дня тот не появится.

Все-таки как удачно, что он встретил Марьяну. Ведь она ему послужит не только как ассистент в лечении.

У него впереди целая ночь свободы. Идеально.

* * *

«Серая моль» вошла в жизнь Киры, срослась с ней, проникла под кожу так незаметно и естественно, что теперь казалось: она всегда была местной.

Да, у Виктора Ковтуна было много и других заведений, маленьких бизнесов, автозаправок, прачечных, придорожных кафешек, саун. Но только этот клуб получил его имя. Насколько Кира успела узнать по обмолвкам остальных подвластных, «Моль» – старое прозвище беса.

Виктор был невзрачным, тощим, физически слабым (рядом с его подручными морлоками и берсерками это особенно бросалось в глаза), крылья за спиной – тонкие, не способные летать.

Насколько прозвище ему подходило, настолько, по слухам, бес его ненавидел. Но, придя к власти, он не только смирился и принял его. Сделал своей броней. Своей визитной карточкой.

Это невольно восхищало Киру. То, как он сделал свою слабость – своей силой.

Клуб располагался недалеко от центра столицы, но при этом в отдалении от шумных улиц. Обычные люди сюда заходили если только случайно, и то стремились поскорее покинуть злачный проулок под воздействием тайно начертанных на углах зданий отпугивающих рун.

Кира едва подошла к запасному входу, предназначенному для персонала, как ее уже заметили.

– Привет, красотка! – Здоровяк Фет масленым взглядом прошелся по ее фигуре и жадно оскалился.

Кира торопливо кивнула и поспешила проскользнуть внутрь. Несмотря на то что одного внушения Виктора оказалось достаточно, чтобы громила перестал распускать в отношении нее руки, все равно было рядом с ним не по себе.

– Ты сегодня рано, Кира, – простодушно улыбнулся Макс, разговаривающий в коридоре с каким-то троглодитом. Макс был самым приближенным из телохранителей беса и, пожалуй, самым человечным из них. – Когда с боссом поедете филиал смотреть? Ты там намекни ему, что я тоже хочу съездить.

– Интересно, как клуб будет выглядеть? – улыбнулась девушка, проходя мимо. – Вроде собирались на днях заехать.

– Да не, фиг с ним, но там же столько всего посмотреть в городе можно. Я бы на их центральную площадь сходил, с колонной той гигантской… – Он мечтательно улыбнулся. – А оттуда – в музей… Знаешь, как его название переводится? «Место уединения», во как.

Макс, разглядывающий с внимательным видом картины в каком-нибудь музее, был настолько сюрреалистичен, что на какое-то время Кира даже забыла о собственных переживаниях.

– Ты там подойди к боссу, он тебя искал…

После смерти дяди Кире пришлось перехватить дела семьи, но пока у нее получалось не очень хорошо. В итоге занимался всем присланный Виктором управляющий, а она сама лишь выполняла мелкие поручения, пытаясь поскорее войти в общий курс дел.

Бес намекнул, что не любит бездельников, а потому, считая, что дома она делает недостаточно, вечерами девушка помогала в «Серой моли». Ничего такого, разносила еду и напитки, несколько раз танцевала, развлекая гостей со сцены.

Дядя, с которым Кира жила до этого, все время повторял, что Кира обуза и лучше бы ее вообще не было. Что она никчемная, жалкая и из нее путного ничего не выйдет. Почему-то теперь, даже когда его уже не было, эти слова все еще крутились в голове.

Виктор сидел на своем излюбленном месте, в углу зала, за небольшим столиком, с которого хорошо просматривалось все, что происходило в «Моли». Рядом с ним со стаканом чего-то красного расположился еще один мужчина – правая рука беса, его ближайший друг и соратник.

– Добрый вечер… Виктор, Виталий Юрьевич, – она выдавила из себя улыбку. – Макс сказал, вы велели подойти.

Бес всегда настаивал, чтобы подчиненные обращались к нему по имени, разве что охрана звала его «боссом».

– Не сейчас уже, – отмахнулся от нее бес, коротко стрельнув глазами в сторону Виталия. – Лучше помоги чем-нибудь персоналу.

Она тотчас же поспешила убраться на кухню, а оттуда понадобилось выйти в зал, одна из официанток заболела, так что пришлось работать с удвоенной силой.

Голодные взгляды, шуточки, непристойные предложения, шепотки за спиной. Пока ее не трогали – все знали, что Кира не просто нанятый работник. Но всегда казалось, что она вот-вот потеряет расположение или Виктору понадобится купить лояльность какого-нибудь высшего. И тогда ее мнения никто спрашивать не будет.

А пока приходилось улыбаться так, что сводило скулы, казалось, собственное лицо уже ей не принадлежит – это просто маска.

Стоя спиной к неприметному столику в углу, она чувствовала на себе чужой взгляд. Вряд ли Виктору было до нее дело. Но почему она ловила на себе хмурые взгляды Виталия Юрьевича, Кира тоже никак не могла взять в толк.

Пару месяцев назад Виктор намекнул ей, чтобы «порадовала» мужчину своим обществом. В итоге тот даже не поцеловал ее. Только отругал как школьницу, что полезла…

Очевидно, такая худосочная хвостатая уродина оказалась не в его вкусе. Кира тогда сначала обрадовалась этому, а потом еще больше возненавидела собственную внешность. Дядя все время говорил, что на такую, как она, без слез не взглянешь. Видимо, и правда, она только и годится, что для подвыпивших завсегдатаев-низших, которым все равно, кого лапать.

Нечисть условно разделяли по двум признакам. Первый: те, кому нужны люди для выживания. И те, кто может прекрасно обходиться без них.

Все низшие так или иначе зависели от подпитки от людей. Упырям нужна была кровь, бесам – темные секреты, кикиморам – людские страхи, кто-то питался человеческими потрохами и так далее.

Высшие в подобной подпитке не нуждались. И по этой логике черти относились к высшей нечисти.

Дядя, по крайней мере, всегда ей внушал, что так.

Вот только вторым признаком является облик и темная аура. Низшие при всем желании не могли сойти за стопроцентных людей. Одних выдавали крылья, других излишняя волосатость по телу, неправильные уши или копыта. Они не умели их прятать, не имели второго облика, как оборотни или орки. Но имели тяжелую ауру, на которую могли среагировать люди. По этому признаку черти – низшая нечисть.

Впрочем, одним из таких «промежуточных» видов были вампиры, в том числе и древние. Они тяжелой ауры не имели, выглядели как люди, но в крови нуждались.

И боже храни того, кто посмел бы отнести их к тварям, подобным тем, что наводнили сегодня клуб.

Так или иначе, дяди теперь нет, а самой чертовке все это не так уж и важно.

– Кира, детка, станцуй для нас. – Чертовка проходила мимо, неся поднос с грязной посудой, когда услышала негромкую просьбу беса.

Это была именно просьба, а не приказ, потому что незримая змея кровной клятвы на руке никак на него не отреагировала.

Поспешно отнеся поднос, Кира поднялась на сцену под яркий свет фокуса, окутанная запахом пота и алкоголя, пропитавшим воздух ночного клуба.

Она была прекрасна и загадочна, словно создана для этих моментов, когда жизнь кипит вокруг, а она смело совершает свои движения.

Подвыпившая публика разбавляла воздух громкими возгласами, улюлюканьем и грязными шутками. Кира сглотнула, постаралась отвлечься, чтобы это все стало просто шумом на фоне.

Она нашла глазами голову Виктора – сам он отвернулся и даже не смотрел на нее – и начала танец, плавно притягиваясь к шесту, словно он был продолжением тела. Движения раскрывались в медленном танце, а хвост вплетался в каждую его петлю.

Песня закончилась, началась новая, Кира не знала, можно ли ей прекратить, а потому продолжила. Посетители были явно не против, встретив это сальными комментариями и шуточками.

Виктор что-то обсуждал с Виталием, кажется, даже спорил, тот хмурился, недовольно посматривая в ее сторону.

В какой-то момент хозяин клуба вскинул голову в сторону чертовки и произнес тихим, но решительным голосом: «Довольно».

Ее сердце сжалось, она под недовольный ропот зрителей спешно спустилась со сцены и, убежав в туалет для персонала, заперлась там.

* * *

Красные капли стекали по предплечью вниз, кровь тонким ручейком струилась по коже.

Кира завороженно смотрела на тягучие капли, но едва повышенная от природы регенерация дала о себе знать, затягивая рассеченное предплечье, – полоснула лезвием по коже еще раз. Боль принесла облегчение и смутное ощущение постыдного удовольствия.

Так ей и надо. Большего она не заслуживает.

Снаружи кто-то дернул ручку двери. Кира поспешно принялась убирать компрометирующие ее «улики». Неожиданно дверь поддалась.

– О, прости, тут занято…

«Запирала же двери, какого лешего!..» – Она не успела додумать свою мысль, как стоящий в дверях мужчина округлил глаза.

– Кира, ты поранилась? – Он кинулся на помощь, не понимая, что лучшей помощью было бы в его случае просто свалить. – Дай помогу.

– Виталий Юрьевич, все в порядке, я… все хорошо, просто…

Мужчина перехватил ее руку, развернув к себе, придирчиво осмотрел. От его внимательного взгляда не укрылось ни лезвие, ни окровавленное бумажное полотенце. Лицо его потемнело. Стало таким же мрачным, как в тот день, когда она увидела этого человека впервые – когда он убил ее дядю.

Вроде как Виталий был просто человеком. Но мало кто из домашних верил в это. Ходили слухи, что он из высшей нечисти и хорошо умеет прятать свою сущность.

Как иначе объяснить, что мужчина, которому, как она знала, и тридцати еще нет, стал такой влиятельной фигурой? Говорят, раньше Виталий работал на Златона Адрона, одного из влиятельных высших, известного бизнесмена, владельца горнодобывающего холдинга «Молния», а потом вдруг переметнулся от того к бесу.

Златон же не только простил предателя, но и до сих пор периодически с ним общался. А однажды она даже видела Златона в «Серой моли», где тот рассказывал какому-то троллю, что «Виталик – мировой мужик».

– Что «просто»? – прищурился тем временем Виталий.

– Как вы вошли? – с трудом разлепив губы, пробормотала Кира.

Виталий на это только отмахнулся.

– Не меняй тему. Это то, что я думаю? – Он скрестил руки на груди. – Ты сделала это нарочно?

– Нет, случайно. – Девушка опустила голову и поспешно принялась убирать следы своего «преступления».

«Леший! Пол кровью закапала…» – Всего пара капель, но лучше убрать их. Мало ли какая нечисть сюда зайдет.

– Как можно случайно себя порезать? Зачем? Кира… – Он ухватил ее за плечо и несильно тряхнул, желая получить хоть какой-то внятный ответ.

– Больше такого не повторится. – Горло сжало спазмом. Какая же она жалкая и ничтожная, что постоянно влипает в какие-то истории. Прав был дядя в отношении нее. А теперь это дойдет и до Виктора, и тот отдаст ее кому-нибудь типа того же Фета. – Вы ему скажете?

Вопрос отозвался горьким привкусом во рту. Ну конечно скажет. Вряд ли кто-то захочет ради нее скрывать что-то от беса.

«Вот дерьмо!..»

– Сказать? – Виталик на мгновение задумался, а затем вдруг выдал: – Так ты ради этого режешь себя? Хочешь обратить на себя внимание таким дурным секретом?

– Что? Нет! – Чертовка аж опешила от такого предположения. – Нет, конечно, нет…

– Тогда для чего?

От его мрачного взгляда стало еще хуже. Сердце билось, как загнанный кролик, по упрямому выражению лица мужчины было ясно – отговорки его не устроят.

– Просто мне так становится легче. Я давно так делаю, еще когда дядя был жив. А теперь… – Она всхлипнула и тут же до боли закусила губу. Никто не любит слез. Надо быть сильной, но не получалось. Слова словно сами вылетели из ее рта, и прежде чем она осознала, что и кому говорит, выдала: – Я сама себе не принадлежу. Сначала моя жизнь была в руках у дяди, теперь – у Виктора. А это… Это то, что я могу сделать с собой сама.

Мужчина протянул к ней руку, осторожно погладил по волосам. Невесомая ласка. Обычно Кире не нравилось, когда ее касались, но этот жест, на удивление, не был неприятным.

На лице Виталия было написано непонимание пополам с жалостью. Он свел брови к переносице и закусил губу, словно сдерживался, чтобы не сказать чего-то.

Быть может, накричать хотел? Кира бы это поняла.

– Ты больше этого не будешь делать, поняла? – звенящим от напряжения голосом наконец выдал он.

– Да, как скажете, – тихо пробормотала чертовка.

– Серьезно. Увижу хоть малейший намек, заставлю раздеться и осмотрю на предмет шрамов, – сердито выдал Виталик.

От этой угрозы похолодело внутри. Нет, помощник Виктора был хорош собой, даже красив. Вежливый, обходительный. И тем не менее отчего-то стало жутко. Лучше бы он ее облапал… чем так.

– У меня не остается шрамов. Регенерация хорошая.

– Ну да, ты же чертовка, – вздохнул мужчина и покачал головой.

– Дядя всегда говорил, что я не чертовка, а черт-те что.

Кира взяла еще бумажное полотенце, смочила его и, встав на колени, принялась оттирать капли крови с пола.

– Твой дядя был идиотом. А ты замечательная. Я знаю, что ты стараешься. Тебе не за что себя так ненавидеть.

Она подняла лицо, глядя на Виталия широко распахнутыми глазами: «Он правда это сказал? Про меня?»

В этот момент дверь ванной снова распахнулась. На этот раз явился Виктор.

«Закон подлости, не иначе».

– Ох, я, кажется, помешал, – заулыбался бес, поспешно отступая.

Кира, на коленях, раскрасневшаяся, с бумажным полотенцем в руках, а перед ней Виталий. О чем он мог еще подумать?

– Нет, не помешал. Мы уже закончили, – произнес Виталик, и только потом до него дошло, как это прозвучало. Еще чуть-чуть, и он хлопнул бы себя ладонью по лбу.

– Пахнет секретами, – усмехнулся Виктор.

Девушка умоляюще взглянула на мужчину.

– Не спрашивай ничего, – отрезал Виталий.

– Даже не думал, – хихикнул Виктор. – Ни на что не намекаю, но планы поменялись. Кира, выезжаем через час. Поэтому закругляйтесь.

Он наконец закрыл дверь снаружи, снова оставляя их одних.

Сказать бесу, учуявшему секреты, «не спрашивай», и чтобы после этого бес просто ушел? Нет, этот Виталий точно не может быть человеком.

– Он наверняка подумал, что я тебя насилую.

– Это плохо? – на всякий случай уточнила Кира.

– Да! Это плохо. Кира, с твоей самооценкой нужно что-то делать. – Он развернулся к выходу, но уже почти у самой двери добавил: – И больше никаких самоповреждений, ты поняла? Будь уверена, если повторится, я узнаю.

Кира поежилась: «Ну да, такой, как он, точно узнает…»

* * *

Я стояла перед воротами особняка, мечтая лишь об одном – выйти за них. Но Платон оказался прав (не то чтобы я ему раньше не верила в этом вопросе). Едва подносила руку к калитке, как ее тут же окутывало мягкое золотистое сияние, а затем резко отталкивало в сторону. Причем я проверила: палки и камни спокойно проходили сквозь решетку. Блок распространялся именно на живых.

«Интересно, мертвяков оно пропускает?» – отстраненно подумала я, обходя границу владений по кругу и ища слабое место.

Полчаса, отсчитанные Платоном, уже почти вышли, но я не спешила возвращаться. Было стыдно и неловко за то, что показала свою слабость. Позволила заглянуть куда глубже, чем следовало.