Океан в конце дороги

Старая миссис Хемпсток быстро вытряхнула нарциссы на стол и цапнула шиллинг. Она осмотрела его, прищурившись, потерла, даже послушала (вернее, приложила зачем-то к уху) и осторожно лизнула сиреневым языком.

– Совсем новенький, – наконец сказала она. – Тут написано «1912», но вчера его еще не существовало.

– Я знала, что с ним что-то не так, – кивнула Летти.

– Как вы это поняли? – спросил я.

– Хороший вопрос, дитятко. Тут надо глядеть на распад электронов. Нейтроны серые и хмурые, а электроны – улыбчивые такие малыши. Вот только подозрительно улыбчивыми они мне показались для двенадцатого года, так что я проверила буквы, голову старого короля, и все-то слишком уж чистенькое и новенькое оказалось, а там, где потерто, словно нарочно терли.

– У вас очень хорошее зрение, – пораженно ответил я.

Бабушка Летти вернула мне монету.

– Неплохое, да не то, что прежде! Впрочем, поживи с мое – тоже глаза испортишь! – Она расхохоталась, будто сказала что-то смешное.

– А «с мое» – это сколько?

Летти глянула на меня, и я испугался, что случайно нагрубил. Иногда взрослым не нравилось, когда я спрашивал их про возраст, а иногда нравилось. Нравилось обычно старичкам – они гордились своими годами. Миссис Воллери, например, было семьдесят семь, а мистеру Воллери восемьдесят девять – они очень любили нам об этом рассказывать.

Старая миссис Хемпсток достала из буфета несколько ярких ваз и поставила в раковину.

– Да уж много! Помню даже, как луна была сделана.

– Разве она не всегда была?

– Что ты, конечно нет! Помню, как мы ее впервые увидели. Глянули на небо… Оно тогда было грязное такое, коричнево-серое, совсем не сине-зеленое, как теперь. – Она наполнила каждую вазу до половины, взяла почерневшие от времени ножницы и принялась подрезать цветы.

– А вы точно знаете, что это не призрак того человека делает? – спросил я. – Вы точно уверены?

И бабушка, и внучка в ответ расхохотались так, что я почувствовал себя дураком.

– Извините…

– Призраки не могут создавать вещи, – объяснила Летти. – Они их и двигают-то с трудом.

– Сходи-ка за своей матерью, пусть заканчивает стирать, – сказала старая миссис Хемпсток и обернулась ко мне. – А ты мне поможешь с нарциссами.

Я помог ей распределить цветы по вазам, и она спросила, куда их лучше поставить. И мы правда расставили их на те места, которые я указал. Чувствовать себя таким важным и нужным было здорово.

Букеты нарциссов золотились как солнечные зайчики на фоне беленых стен и красно-серого камня полов, делая темную кухню веселее.

Бабушка Летти дала мне кусок сотов на блюдце со сколотым краешком и немного полила сливками из кувшина. Соты были из ее улья, и я ел их ложкой, пережевывая воск как жвачку. Мед лился мне прямо в рот, сладкий, липкий, пахнущий полевыми цветами.

Когда Летти привела свою маму, я как раз выскребал блюдце дочиста. Миссис Хемпсток зашла на кухню прямо в своих резиновых сапогах, быстро, словно ужасно спешила.

– Мама! – воскликнула она. – Ну зачем мед? Хочешь ребенку зубы испортить?

Старая миссис Хемпсток фыркнула.

– Просто поговорю с малютками-червячками у него во рту, чтоб оставили зубки в покое.

– Нельзя указывать бактериям, – возразила молодая миссис Хемпсток. – Они этого не любят.

– Чушь-ерунда, – заявила бабушка Летти. – Этим червячкам только дай волю, они тебе устроят! А вот если покажешь им, кто тут главный, станут как шелковые. Да вы и сами знаете, ели же мои сыры.

Она обернулась ко мне.

– Я за эти сыры получала медали. Медали! Во времена старого короля люди неделю скакали сюда ради головки моего сырку. Говорили, сам король его изволит есть с хлебом, и его мальчики тоже. Принц Ричард, принц Джеффри, даже маленький принц Джон – все говорили, что лучше сыра не едали в…

– Ба, – перебила Летти.

– Сломай ветку орешника, – сказала ее мама и с сомнением добавила: – Мальчика тоже возьми, пожалуй. Она сделала монетку для него – если он будет рядом, ты легче с ней справишься.

– Она? – переспросила Летти, держа в руке все тот же складной ножик с роговой рукоятью.

– Пахнет как «она».

– Не тащи туда мальчика, – сказала старая миссис Хемпсток. – Потом хлопот не оберешься.

Я расстроился.

– Все будет хорошо, – сказала Летти. – Я буду его защищать, у нас с ним будет приключение. И вдвоем веселее. Ба, ну пожалуйста!

Просияв, я тоже обернулся к старой миссис Хемпсток, с надеждой ожидая ее решения.

– Если все пойдет наперекосяк, не говори потом, что я тебя не предупреждала.

– Спасибо, ба! Не буду. Мы осторожно.

Старая миссис Хемпсток фыркнула.

– Ну да, ну да. Не делай глупостей, веди себя осмотрительно. Свяжи ее, закрой ей пути и отправь спать.

– Знаю я, – ответила Летти. – Я все знаю, честно. У нас получится.

Но у нас не получилось.

Глава 4

Летти отвела меня в заросли лещины возле старой дороги. Пока она искала нужную ветку, весенние сережки орешника тяжело покачивались над нашими головами. Наконец она отломила тонкую веточку и молниеносно обстругала ее ножиком, будто тысячу раз это делала. Конец она расщепила как рогатку, в виде буквы «У», и, спрятав нож (куда – я опять так и не понял), взялась за оба конца.

– Лозоходство тут не поможет, конечно, – объяснила она мне. – Я просто ищу направление. Для начала надо найти синий… колокол, кажется. Или что-то темно-фиолетовое, блестящее такое.

Я огляделся.

– Не вижу ничего синего.

– Оно точно где-то здесь.

Я снова огляделся, всматриваясь в траву. Коричневый цыпленок клевал что-то у обочины, ржавели рядом какие-то механизмы, шесть пустых молочных бидонов стояли на козлах. Краснокирпичный дом Хемпстоков в отдалении казался уютно свернувшимся зверем. В траве я заметил весенние цветы: вездесущие маргаритки, желтые и белые, золотые одуванчики, лютики из тех, от которых лицо начинает светиться, если подержать их под подбородком… и последний, уцелевший с ранней весны колокольчик в тени под козлами. Темно-фиолетовый, поблескивающий капельками росы.

– Это? – спросил я.

– Глаз-алмаз! – одобрительно кивнула Летти.

Мы подошли к колокольчику, она зажмурилась, повернулась туда, сюда, на восток, на запад, выставив ветку, как компас – стрелку.

– Черное, – вдруг выпалила Летти. – И мягкое.

От колокольчика мы двинулись вверх по дороге (я всегда думал, что ее проложили еще римляне), и, дойдя до места, где был припаркован «мини», Летти заметила его – лоскут черной ткани, запутавшийся в колючей проволоке забора.

Все повторилось: она подошла к цели, выставила ветку, медленно-медленно повернулась…

– Красное, – уверенно сказала она. – Очень красное. Туда.

Мы прошли через луг к маленькой рощице.

– Вот оно, – сказал я, включившись в игру. Передо мной на кучке зеленого мха лежал трупик какого-то маленького зверька, полевки, наверное. Головы у него не было, ярко-красная кровь залила шерсть, запятнала мох.

– А теперь возьми меня за руку, – сказала Летти. – И ни за что не отпускай.

Я осторожно взял ее за левую руку, чуть пониже локтя. Летти вновь повернулась вслед за веткой.

– Туда.

– А теперь что мы ищем?

– Теперь ищем бурю. Немного осталось.

Мы прошли через рощицу и оказались в лесу. Деревья в нем росли так густо, что кроны их смыкались над нашими головами, а между деревьями приходилось протискиваться. Кое-как мы выбрались на просеку и пошли вдоль нее по границе зеленого царства.

Слева раздалось бормотание далекого грома.

– А вот и буря! – пропела Летти. Она снова развернулась, таща меня за собой, и, сжимая ее руку, я почувствовал (или мне показалось, что почувствовал), как через все мое тело проходит вибрация, будто я держусь за работающий мотор.

Мы перебрались через ручеек, и Летти внезапно остановилась, словно наткнулась на что-то. Но не упала.

– Мы пришли? – спросил я.

– Нет. Оно знает, что мы идем, чувствует нас. И не хочет, чтобы мы приближались.

Ветка крутилась в ее руке, как магнит, который отбрасывает магнитом с другой полярностью. Летти ухмыльнулась.

Порыв ветра швырнул в нас листья и грязь, что-то загрохотало вдалеке, словно поезд. Небо, проглядывавшее сквозь древесные кроны, потемнело, будто утро в одночасье превратилось в вечерние сумерки.

– Ложись! – крикнула Летти и потянула меня вниз, на мох. Мы упали рядом и тихо лежали какое-то время. Я чувствовал себя глупо, да и земля подо мной была мокрая.

– А сколько еще…

– Тихо! – раздраженно прошипела Летти.

Я умолк.

Что-то прошуршало через кроны над нашими головами. Я глянул вверх и успел заметить что-то коричневое и пушистое, но плоское, похожее на здоровенный ковер, загибающийся на концах. А еще у этого ковра был рот, полный маленьких острых, как иглы, зубов.

Странная штука покружила над нами и, хлопая краями, полетела дальше.

– Что это было? – прошептал я. Сердце мое бухало в груди как кузнечный молот, ноги стали ватными.

– Волчий скат. Значит, мы зашли дальше, чем я думала. – Летти поднялась, снова выставила перед собой прут и повернулась кругом.

– Ничего не чувствую. – Она встряхнула головой, пытаясь убрать челку с глаз. – Либо оно спряталось, либо мы слишком близко…

Она прикусила губу.

– Шиллинг из твоего горла. Дай его сюда.

Я достал шиллинг из кармана и протянул ей.

– Нет, – отказалась Летти. – Сейчас я его трогать не могу. Положи на развилку ветки.

Я не стал спрашивать почему – просто положил монетку на рогатку, как было сказано. Летти вытянула руки и медленно-медленно повернулась вокруг своей оси. Я поворачивался вместе с ней, но на этот раз ничего не почувствовал, будто «двигатель» заглох. И вдруг Летти замерла, чуть-чуть не докрутившись до полного оборота.

– Смотри!

Я взглянул в ту же сторону, но не увидел ничего, кроме деревьев и теней.

– Нет, сюда смотри! – Она мотнула головой в сторону прута. Кончик его тихонько дымился. Летти повернулась немного налево, немного направо, еще правее… И на кончике вспыхнул оранжевый язычок.

– Такого я раньше не видела. Я использую монету как усилитель, но кажется, что…

Вжух – и конец прута загорелся ярким пламенем. Летти тут же сунула его в мокрый мох.

– Забери свою монету.

Я осторожно подобрал шиллинг, ожидая, что он обожжет мне пальцы. Но монетка была ледяная.

Летти отбросила дымящуюся ветку и повела меня дальше. Теперь мы шли, взявшись за руки. Воздух вокруг пах странно, потухшими фейерверками, и мир с каждым нашим шагом становился все темнее.

– Я обещала тебя защищать, помнишь? – спросила вдруг Летти.

– Да.

– Я обещала, что никому не позволю тебя тронуть.

– Обещала.

– Просто держи меня за руку. Не отпускай. Ни за что не отпускай, что бы ни случилось.

Ладонь у нее была теплая, но не мокрая, и от этого становилось немного спокойнее.

– Держи меня за руку, – повторила Летти. – Делай только то, что я скажу. Понял?

– Это все как-то… опасно звучит, – ответил я.

Летти не стала спорить.

– Я не собиралась так далеко заходить, – призналась она. – Не думала, что так выйдет. Тут, на границах, может водиться всякое.

Деревья кончились, и мы вышли на открытый простор.

– Ваша ферма далеко? – спросил я.

– Нет, мы все еще на своей земле. Ферма Хемпстоков очень большая, мы много земли привезли из Старого Света. Вот только к ней прицепились всякие… Ба их называет блохами.

Я понятия не имел, где мы, но мне не верилось, что вокруг все еще ферма Хемпстоков. Что мы вообще в моем мире. Здесь небо было тусклым, тревожно-оранжевым, а шипастые растения, похожие на гигантские потрепанные алоэ, были темного серебристо-зеленого оттенка, словно старая бронза.

Монетка, нагревшаяся было в моем кулаке, начала стремительно холодеть, и в конце концов мне стало казаться, что я сжимаю кусочек льда. Я решил ни за что не отпускать руку Летти.

– Мы на месте, – сказала она.

Сперва мне показалось, что я вижу какое-то строение: натянутый шатер из серой и розовой парусины – огромный, размером с церковь. Ткань хлопала на ветру, потрепанная непогодой, а сооружение покосилось от времени…

Но потом «шатер» обернулся, и я увидел лицо.

Кто-то взвизгнул, словно собака, которую пнули, и я с запозданием понял, что это был я сам.

Огромное лицо выглядело старым, ободранным, на месте глаз в ткани зияли пустые дыры. За ними ничего не было – лицо оказалось просто огромной серой маской, кое-как сшитой из лохмотьев.

Складки сдвинулись – теперь казалось, что маска смотрит на нас.

– Назовись, – приказала Летти Хемпсток.

Пауза. Я думал, что пустые глазницы так и будут пялиться, но вот послышался голос, безликий, как шорох ветра.

– Я хозяйка этого места. Я живу здесь с начала времен. Поселилась здесь раньше, чем маленькие людишки начали приносить друг друга в жертву на плоских камнях. Мое имя принадлежит только мне, дитя. Тебе я его не отдам. А теперь убирайтесь, пока я вас не вышвырнула.

Существо взмахнуло конечностью – словно сломанная мачта с парусом качнулась на ветру. У меня по спине побежали мурашки, но Летти сжала мою руку, и я почувствовал себя чуть храбрее.

– Я те сказала, назовись, – начала она. Говор ее был совсем как у деревенской девчонки. Обычно это не так резало слух, но стоило ей разозлиться, как речь ее начинала звучать по-другому. – Неча хвастаться своей древностью, достала. Имя говори, третий раз повторять не буду!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.