Нежные сердца

Она не побежит прочь. Не опустит голову. Не покажет слабость.Слёзы жгли глаза, но она не позволила им пролиться. – Я ненавижу тебя, – её голос прозвучал тихо, но в этой тишине было больше боли, чем в крике.

Лукас лишь усмехнулся, потирая покрасневшую щёку.

– Похоже, хоть в чём-то мы наконец сошлись.

Он развернулся и ушёл, растворяясь в толпе, а она осталась стоять, цепенея от холода, который растекался внутри. Каждый его шаг отдалялся – и с каждым шагом что-то внутри неё умирало.

Её сердце сжалось, внутри разлилась пугающая пустота. Если раньше она чувствовала себя одинокой, то теперь одиночество стало абсолютным, не оставляя даже надежды.

Она глубоко вдохнула, заставляя себя идти вперёд. Держала голову высоко, словно ничего не случилось. Но с каждым шагом её решимость таяла, как снег под первым весенним солнцем.

Добравшись до своей комнаты, она захлопнула дверь, и в тот же миг всё, что сдерживала, прорвалось наружу. Слёзы хлынули потоком, размывая зрение, превращая боль в острие, которое пронзало сердце. Она упала на кровать, зарылась лицом в подушку и закричала – так, словно её душу разрывало на части.

***

Эва уютно устроилась в мягких атласных простынях, которые ночью ласково окутали её тело, словно невидимый кокон. Сквозь полусон она почувствовала лёгкое, едва ощутимое прикосновение к щеке. Сон или реальность? Мысли путались, расплываясь в тёплой дремоте.

Она издала тихий, сонный звук, пытаясь вырваться из тумана сна. Веки были тяжёлыми, но постепенно ей удалось их приоткрыть. Она зевнула, медленно осматриваясь, пытаясь разглядеть в темноте знакомые очертания комнаты. И тут дыхание сбилось. По комнате скользнула тень.

Эва похолодела, едва сдержав крик. Резким движением она села в постели – и тут же ощутила, как чей-то взгляд приковал её к месту. Нежеланный ночной гость заметил, что она проснулась.

– Тсс, это всего лишь я, – раздался его голос, спокойный, почти убаюкивающий, пока он осторожно сделал шаг ближе.

Эва мгновенно натянула простыню выше, поползла назад, пока спиной не упёрлась в изголовье кровати.

– Не подходи ко мне, ты… грязная свинья! – прошипела она, стараясь говорить тише, чтобы не разбудить остальных.

На долю секунды на лице Лукаса мелькнула боль, но тут же исчезла, сменившись ледяной маской безразличия. Он покачал головой, закатил глаза – словно борясь с собой, – и тяжело опустился на край кровати.

Глубоко вздохнув, он провёл рукой по подбородку, покрытому свежей щетиной.

– Мне не стоило говорить того, что я сказал раньше, – глухо выдавил он, выглядя растерянным.

Он уставился в ковёр у своих ног, избегая её взгляда.

– Это у тебя такая манера извиняться? Потому что это самое жалкое и бессмысленное извинение, которое я слышала в жизни, – Эва скрестила руки, глядя на него с нескрываемым скептицизмом.

Лукас резко вздохнул, гнев вспыхнул у него в груди. Он вскочил.

– Чёрт возьми, я хотя бы пытаюсь, ясно?! – прошипел он, и его глаза потемнели на несколько оттенков.

Эва прищурилась.

– Подожди… Только не говори мне, что это первый раз, когда ты вообще извиняешься, – её голос дрогнул от недоверия.

Он ничего не ответил.

Она фыркнула, а затем расхохоталась – коротко, холодно, без капли веселья.

– Ужасно у тебя это выходит, – бросила она, лениво хлопнув его по руке.

Лукас поморщился.

– Я знаю, – простонал он, закатывая глаза.

Эва ухмыльнулась, в её взгляде блеснуло лукавство.

– И чего ты лыбишься, как идиотка? – буркнул он, раздражённо заметив перемену в её лице.

– Просто чувствую себя особенной, – поддразнила она, прижав руку к груди, будто тронутая до глубины души.

Она ещё не забыла его обидные слова. Но после этого? Как она могла злиться?

Её сердце сжалось от тёплого, противоречивого чувства – он ведь действительно набрался смелости, чтобы прийти в её комнату и извиниться. Пусть и чертовски паршиво.

– Ты и правда особенная, принцесса, – усмехнулся Лукас, и его фирменная ухмылка медленно расплылась по лицу.

Глаза лениво скользнули по ней, но в этот раз в них не было насмешки – лишь едва уловимый жар.

– Настолько особенная, что я хочу сорвать с тебя это кружевное бельё и насладиться твоим вкусом, – его голос опустился до хриплого, тягучего бархата, пока пальцы скользнули по изящному кружеву её трусиков.

Эва вздрогнула, но тут же резко отдёрнула его руку, испустив злобное, предостерегающее рычание.

– Ты охренел?! – её пальцы сжали простыню, тут же натянув её выше, прикрывая себя.

Щёки вспыхнули предательским румянцем. Только теперь она осознала, что перед ним – полуобнажённая. Она и забыла, что из-за жары решила не надевать пижаму этой ночью.

Она прожигала его яростным взглядом, но Лукас лишь расхохотался – низко, раскатисто, так, что его грудь вибрировала от смеха.

– Извращенец, – прошипела она, понимая, что не придумала ничего лучше.

– Я просто честный, принцесса, – ухмыльнулся он, лениво заправляя выбившуюся прядь её тёмных волос за ухо.

Его пальцы задержались на мгновение, тёплые, чуть шероховатые. Эва замерла. Но Лукас уже поднялся на ноги.

– Спокойной ночи, принцесса, – бросил он с той самой самоуверенной ухмылкой, которая могла свести с ума, прежде чем развернулся и направился в свою комнату.

Эва бессильно уронила голову на подушку, проводя ладонями по горящим щекам. Она ненавидела его. И в то же время… Чёрт, кажется, они сделали шаг вперёд. Пусть крохотный, пусть странный, но шаг.

Да, его слова задели её до глубины души, но он всё же извинился. И, чего уж там, не стоит забывать, что именно он спас её от пьяного футболиста.

Этот день был чертовски насыщенным. И, пожалуй, невероятно поучительным. Эва поняла, что, даже увидев десять разных сторон Лукаса, на самом деле она не знает и половины.

Он был парнем с ранами на душе – разрушительным, вспыльчивым, со скверным характером. И была большая вероятность, что она никогда не узнает, кто такой настоящий Лукас Лэнгтон.

Но, чёрт возьми, она точно собиралась выяснить. Даже если для этого ей придётся разбирать его по кусочкам.

Глава 5

Комната выглядела так, будто по ней пронесся торнадо – и не один. Мусор покрывал каждый уголок кухни, создавая хаотичный ландшафт из пустых стаканов, разбитых бутылок и грязных тарелок. И, о боже, использованные презервативы. Эву передёрнуло. Она даже не рискнула заглянуть во двор – предчувствие подсказывало, что там всё в десять раз хуже.

– Хьюстон, у нас проблемы! – громко объявила она, качая головой. Желудок скрутило от отвращения.

В комнату ввалился Нэйтан – сонный, помятый, с бледным лицом и глазами, красными, как у вампира после запоя. Он зевнул, потёр виски и только через пару секунд осознал масштабы бедствия.

– Чёрт! – выдавил он, морщась.

Эва с трудом сдержала усмешку. По сравнению с ним она чувствовала себя королевой.

Ну, почти.

– Ты выглядишь так себе, – протянула она, поднимая с пола несколько пустых стаканов. Остальное – особенно то, что абсолютно точно не её проблема – она намеренно оставила для мужчин.

Фу. Фу. Фу.

– Да и чувствую себя не лучше, – Нэйтан натянуто улыбнулся, массируя висок.

– Где твой ленивый братец? – поинтересовалась Эва, уже наполняя первый мешок мусором.

У неё появилось нехорошее предчувствие: если Лукас ещё спит, значит, уборка целиком ляжет на их плечи. А это катастрофа.

Габриэла и Фрэнк должны были прибыть к полудню. Они уехали к матери Фрэнка, оставив детей дома с наивной надеждой, что те не воспользуются внезапной свободой.

Ошибочка вышла.

– Где Лукас? – спросила Эва, кидая в мешок очередной стакан.

– В колледже, – отозвался Нэйтан, закатив глаза. – Он ушёл рано утром.

Эва замерла с пустой бутылкой в руке, вскинула брови.

– Подожди… Он достаточно крут, чтобы курить сигареты и разъезжать на «Харлее», но при этом не пропускает занятия? Этот парень – настоящая загадка.

Нэйтан усмехнулся, но в его голосе послышалась едва уловимая напряжённость.

– Он делает вид, что ему плевать на всё, но за спиной родителей ходит на лекции и старается поддерживать успеваемость.

Эва прикусила губу. Она даже представить не могла Лукаса таким. Особенно после того, как Габриэла не раз жаловалась,что он «выбрасывает свою жизнь на помойку».

– Почему тогда родители так злятся? – осторожно спросила она.

Нэйтан тяжело вздохнул.

– Они хотели, чтобы он стал врачом. А он выбрал бухгалтерию. В их глазах он – неудачник, пока не займётся медициной.

Он помолчал, стиснул зубы.

– Из-за его выбора было много ссор. Но Лукас просто любит цифры больше, чем копаться в людях.

Эва промолчала, задумчиво водя пальцем по краю стакана. Вот уж чего она не ожидала, так это услышать, что у Лукаса есть амбиции. Они продолжили уборку в тишине, но её мысли были далеко. Теперь она смотрела на него совсем иначе.

Мысли Эвы были заняты Лукасом. Ей вдруг стало его жаль. Какими бы хорошими ни были Габриэла и Фрэнк, они не имели права заставлять сына идти по пути, который ему не подходил. Лукас не был неудачником. Просто он не хотел шагать в тени своего отца.

Эва бросила взгляд на Нэйтана, колеблясь, но всё же решилась спросить:

– Могу я узнать, почему вы с ним такие разные? Это странно… Вы ведь братья, выросли вместе.

Она не знала, болезненная ли это тема, но не хотела заставлять его чувствовать себя некомфортно.

Нэйтан остановился, посмотрел на неё серьёзно.

– Если хочешь что-то узнать, никогда не бойся спрашивать, – сказал он, отложив очередной мусорный пакет.

Эва кивнула.

– Так вот, – продолжил он, возвращаясь к уборке. – Мы когда-то были близки. Честно говоря, я сам не понимаю, как мы отдалились.

Он помолчал, словно собираясь с мыслями.

– Сейчас в это сложно поверить, но когда-то Лукас был хорошим парнем. Отличным братом. А потом… что-то случилось.

Нэйтан сжал губы.

– Он изменился. Начал курить, принимать наркотики, водиться с сомнительной компанией. Всё в таком духе. Постепенно превратился в бесчувственного ублюдка.

В голосе звучала смесь разочарования и скрытой боли.

Эва потянулась к шкафчику, достала тряпку.

– Где-то глубоко внутри он всё ещё может быть тем братом, которого ты помнишь, – тихо заметила она.

Нэйтан презрительно фыркнул.

– Не думаю. Лукас – законченный бессердечный ублюдок. Иначе он бы не вёл себя так, как ведёт, – мрачно заявил Нэйтан, бросая мусор в мешок с резким, почти злым движением.

Эва была другого мнения. Парень, который заметил её слёзы и разбудил посреди ночи, чтобы хоть как-то извиниться, не мог быть полностью бездушным.

Он просто был потерянным. Непонятым.

Может, Лукас никогда не вернётся к тому, кем был когда-то, но характер человека не меняется до основания. Если в нём когда-то была доброта – значит, она всё ещё где-то там, глубоко внутри.

– Ты можешь ошибаться, – тихо сказала она, ощущая, что должна его защитить.

Как же всё стало плохо, если даже его собственный брат больше в него не верит?

Нэйтан горько усмехнулся и покачал головой.

– Не думаю, Эва. То, что ты видишь в людях хорошее, даже когда они не заслуживают этого, – достойно уважения. Но Лукас – это уже потерянный случай. Не трать на него силы. Он не хочет, чтобы его спасали.

Он замолчал на мгновение, затем устало добавил:

– Поверь мне, я пытался. И потерпел неудачу.

В его голосе было что-то болезненно окончательное.

Эва сжала тряпку в руках.

– Почему ты так уверен, что его нельзя спасти? По-моему, он просто потерял веру в себя, – возразила она, но даже сама не была уверена, спорит она с Нэйтаном или с собой.

Часть её понимала его. Лукас действительно причинил боль многим, даже тем, кто пытался ему помочь. Но в глубине души…Она всё равно верила, что он хороший человек. Может, он мучил её, злился, закрывался от всех. Но в нём было нечто большее, чем просто вспышки гнева и разрушения.

Её этому научила бабушка. Делить мир на «плохих» и «хороших» – слишком просто. В каждом человеке живут обе стороны. Все совершают ошибки. Даже самые лучшие могут сбиться с пути. Но если кто-то готов за них бороться, даже заблудшие души можно вернуть к свету.

А люди, которые видят мир только в чёрно-белых красках, либо узколобы, либо просто устали верить в лучшее. Но прежде чем она успела сказать что-то вслух, Нэйтан вдруг резко выдохнул и взорвался:

– Потому что он переспал с моей девушкой.В моей комнате. Зная, как чертовски сильно я её любил!

Он с яростью пнул ближайший стул, и тот с грохотом рухнул на пол. Эва вздёрнула брови, её глаза расширились от неожиданности.

– Ох…

Нэйтан провёл рукой по лицу, как будто пытаясь стереть воспоминание.

– Я пытался достучаться до него.Пытался заставить его поговорить, делал всё, что мог. Даже запирал его в комнате без сигарет и алкоголя, надеясь, что он протрезвеет и поймёт, каким идиотом он стал.

Эва напряглась, слушая его голос – глухой, полон горечи.

– Но знаешь, что он сделал? Выбрался через окно и исчез на три дня.

Он хрипло усмехнулся, но в этом не было ни капли веселья.

– А когда наконец вернулся… я нашёл его в постели с моей девушкой.

Он сжал кулаки.

– Они были полностью голые. Он даже не выглядел виноватым.

Грудь Эвы сжалась от этого признания.

– А когда вышел из комнаты, знаешь, что он сказал?

Нэйтан посмотрел прямо на неё, и его глаза были полны горечи и боли.

– «Это бывает с теми, кто суёт нос не в своё дело».

Эва с трудом сглотнула.

– Нэйт… мне так жаль, – прошептала она, мягко касаясь его руки.

Его челюсть была напряжена – воспоминания о прошлом всё ещё причиняли ему боль.

– Не надо извиняться, Эви – Бу. Ты ничего не сделала.

Он вздохнул и посмотрел в сторону, словно не хотел, чтобы она видела его эмоции.

– Просто… пообещай мне, что не позволишь Лукасу разрушить тебя.

Он горько усмехнулся.

– У него есть дурная привычка тащить людей за собой на тёмную сторону.

Эва не отвела взгляд.

– Этого не случится.

Она взяла его руку и прижала к своей груди, чувствуя собственное быстрое сердцебиение.

– Обещаю.

Нэйтан кивнул, но ничего больше не сказал. Они продолжили уборку в тяжёлой, но наполненной пониманием тишине.

***

– Эва? Дорогая, почему ты не в школе? – обеспокоенно спросила Габриэла, увидев, как её новая родственница сидит в гостиной, уткнувшись в экран телевизора.

Они с Нэйтаном провели в уборке почти пять часов, вычистив дом до блеска. Когда наконец закончили, учебный день был уже наполовину позади, и они решили, что раз уж так вышло, то проще пропустить его целиком и просто передохнуть. Нэйтан, к тому же, всё ещё мучился от похмелья.Эва вздрогнула от неожиданности, мысленно выругавшись. Она совсем забыла, что сегодня должна была быть на занятиях. – Я… я плохо себя чувствовала с утра, – выдала Эва первое, что пришло в голову, глубже зарываясь в диван.

Она никогда не была хорошей лгуньей, но надеялась, что это прозвучит убедительно.

– Ох, дорогая! – всполошилась Габриэла, её материнские инстинкты мгновенно взяли верх.

Она присела рядом, заботливо приложив ладонь ко лбу Эвы, проверяя температуру.

– Как ты себя сейчас чувствуешь? Может, попросить Грейс приготовить тебе куриный суп?

Эва едва удержалась, чтобы не поморщиться.

– Всё в порядке, – поспешно заверила она, слегка отстраняясь от её прикосновения. – Думаю, это просто стресс и усталость.

Главное – не выдать себя. Она ценила заботу Габриэлы, но не хотела, чтобы та слишком переживала.

– Тебе нужно было сказать мне, что тебе нехорошо, – укоризненно заметила женщина, её лицо омрачилось от беспокойства.

Эва почувствовала укол вины, но ничего не сказала.

– Я заварю тебе имбирный чай. Просто поднимись наверх и отдохни немного, – мягко предложила она.

– Хорошо, – кивнула Эва и тут же поспешила вверх по лестнице в свою комнату.

Чёрт. Всё было на грани.

Если бы Габриэла узнала о вечеринке у бассейна, которую они устроили в отсутствие взрослых, Нэйтан бы её убил. Лукас предусмотрел всё: позаботился, чтобы вся прислуга ушла ровно в шесть вечера накануне и не приступала к работе до полудня следующего дня – включая дорогую Грейс. Всё было спланировано идеально, никто не должен был ничего узнать.

С облегчением вздохнув, Эва плюхнулась на кровать, уставившись в потолок. Вчера она облажалась по-крупному. Ей не стоило пытаться вывести Лукаса из себя. Её план с треском провалился, разлетевшись на куски. Всё пошло совсем не так, как она рассчитывала. Глупая, дурацкая идея с самого начала.

Бабушка бы её убила, увидев тот наряд, который она надела. Слишком вульгарный. Совсем не её стиль. Что вообще заставило её вести себя так безрассудно? Единственное утешение – Нэйтан не видел её глупый спектакль. Но, чёрт возьми, он наверняка услышит об этом в школе.

Мягкий стук в дверь заставил её вздрогнуть. Она мгновенно спряталась под одеяло.

– Входите, – пробормотала она, стараясь звучать уставшей.

Дверь тихонько приоткрылась, и в комнату вошла Габриэла, неся на подносе чашку с горячим чаем и тарелку с печеньем.

– Я подумала, что немного сладкого тебе не повредит, – сказала она с тёплой улыбкой.

Эва сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле. Она не заслуживала такой заботы.

– Мне нужно узнать, какое у тебя любимое блюдо. Грейс хочет приготовить тебе что-то вкусное на ужин, – сказала Габриэла, ставя поднос на прикроватный столик.

– Честно говоря, мне всё равно. Я не привередлива, – ответила Эва, наливая себе чашку чая.

Аппетит вроде вернулся, но мысль о роскошном ужине сейчас казалась ей излишней. Габриэла кивнула и улыбнулась, но вскоре её лицо приобрело задумчивое выражение.

– Знаешь, я всегда мечтала о дочери, – внезапно призналась она.

Эва подняла на неё взгляд, удивлённая таким откровением.

– Мы с Фрэнком пытались завести ещё одного ребёнка после рождения Нэйтана, но… – женщина на мгновение замолчала, словно собираясь с силами. – Природа решила иначе.

Она сделала глубокий вдох, словно пытаясь удержать внутри боль воспоминаний.

– У меня случился выкидыш, и после этого я так и не нашла в себе смелости попробовать снова, – продолжила она, её голос дрогнул. – Боль и чувство вины за потерянного ребёнка были слишком тяжёлыми.

Эва заметила, как по её глазам, затуманенным невидимой тяжестью, скатилась одинокая слезинка.

– Мне так жаль, – тихо сказала она, поражённая откровенностью Габриэлы.

Сильная, уверенная в себе женщина вдруг показалась ей хрупкой и сломленной. В её глазах таилась боль, глубокая, с годами ставшая частью неё, словно шрам, который никогда не заживёт до конца.

Снаружи семья Лэнгтонов казалась идеальной. Безупречные улыбки, прекрасный дом, успешные дети – они были похожи на картинку из журнала.

Но теперь Эва ясно видела: это всего лишь тщательно разыгранная сцена. Как и у любой другой семьи, у них были свои раны и свои несчастья, спрятанные за идеально накрытым столом и учтивыми манерами.

Она вновь осознала, насколько сложно будет оставаться равнодушной. Как бы она ни пыталась держать дистанцию, она неизбежно привязывалась к ним. Связь ещё была хрупкой, почти невидимой, но Эва уже не могла игнорировать того, что начала испытывать симпатию к Габриэле и Фрэнку.

Она не соглашалась с их методами, ненавидела, как они давили на обоих сыновей, заставляя их стать врачами, загоняя в рамки чужих ожиданий. Но при всём этом она понимала: они просто хотели, как лучше. Но не осознавали, что именно их высокие стандарты оттолкнули Лукаса.

– Всё в порядке. Это было давно, – Габриэла мягко улыбнулась, но её глаза выдали что-то большее. – Иногда мне всё ещё становится грустно, когда я думаю о нём… или о ней. Но сделанного не вернуть. Я знаю, что не единственная женщина, прошедшая через это. Нас тысячи. Потеря ребёнка – самая страшная боль, которую мне довелось пережить. Но я должна считать себя счастливой. У меня всё ещё есть двое прекрасных сыновей. Не у всех есть такая удача, – она слабо улыбнулась сквозь слёзы.

Эва давно хотела спросить, но не решалась. Сейчас момент казался подходящим.

– Простите, если мой вопрос покажется грубым, но… почему для вас так важно, чтобы ваши сыновья стали врачами? Каждая профессия имеет свою ценность. Разве не главное, чтобы они были счастливы?

Габриэла устало вздохнула.

– Я это понимаю. Я никогда не считала Лукаса неудачником из-за того, что он выбрал другой путь. Я просто хотела для своих детей самого лучшего. Разве это преступление? – в её голосе прозвучала боль. – Фрэнк всегда обожал свою работу. Мне казалось, что и мои сыновья пойдут по его стопам. Но теперь я вижу: Лукас никогда не был предназначен для этого. И разочарована я не потому, что он отказался от медицины… Я разочарована тем, что он тратит свою жизнь впустую. Пьёт, меняет девушек, прожигает время.

Эва внимательно посмотрела на неё.

– А ты говорила ему это? Говорила, что на самом деле чувствуешь?

Габриэла подняла взгляд. Эва вдруг осознала: раньше она считала эту женщину надменной, высокомерной снобкой. Но теперь видела перед собой не снобизм, а гиперопеку и страх. Она всего лишь хотела направить своих детей по правильному пути, чтобы обеспечить им благополучное будущее.

– Думаю, нет. Лукас начал отдаляться от меня в тот день, когда ему исполнилось семнадцать. Я не знаю, что именно тогда случилось, но словно в один миг всё вышло из-под контроля. Его оценки стремительно ухудшились, он начал курить, выпивать, совершать одни лишь ошибки. Я пыталась вернуть его на правильный путь, становясь всё строже, принимая решения за него, ограничивая его выбор. Но чем сильнее я сжимала поводья, тем дальше он уходил. Вместо того чтобы вернуть сына, которого я знала, я потеряла его окончательно. Теперь передо мной стоял не тот мальчик, которого я растила, а холодный, напряжённый молодой человек с пустым взглядом.

Эва кивнула, но промолчала.

Как так получилось, что она видела проблески прежнего Лукаса, в то время как его собственная семья была слепа к тому, что скрывалось внутри? Они замечали только нового, безрассудного Лукаса, но не пытались заглянуть глубже. Лишь повторяли, что он «испорчен», «потерян», «безнадёжен». Но разве действительно не осталось в нём ничего светлого? Разве они не видели, как он страдает?

Эва не была психологом, но всё это походило на отчаянный крик о помощи. Она не знала, что именно сломало Лукаса. Не знала, какие демоны грызли его изнутри. Но была уверена в одном – никто не рушит себя просто так, без причины. И пока они не поймут, что привело его к краю, никто не сможет спасти Лукаса.

***

Когда Эва вышла из своей комнаты, её взгляд невольно упал на дверь в спальню Лукаса – она была слегка приоткрыта. Это было странно. Обычно он либо запирался, либо был вне дома. Любопытство взяло верх, и она осторожно толкнула дверь.

Лукас лежал на кровати без рубашки, его тело расслабленно утопало в смятых простынях. Тёплый свет лампы скользил по его подтянутому торсу, оттеняя рельеф мышц. Эва почувствовала, как у неё пересохло в горле. Она быстро отвела взгляд, но жаркое покалывание на щеках выдало её смущение.

– Ты правда остаёшься дома сегодня? – поинтересовалась она с лёгкой насмешкой, скрестив руки на груди. – Не собираешься на очередную охоту за девушками, чтобы удовлетворить свои… ежедневные потребности?

Она приподняла бровь, ожидая ответа. Это было в его стиле – исчезать по вечерам, оставляя за собой аромат чужих духов и намёки на бессонную ночь. Но сегодня… Он был здесь.

Глаза Лукаса моментально метнулись в её сторону, и на его лице мелькнуло лёгкое удивление, прежде чем смениться фирменной самодовольной ухмылкой.

– Мне это показалось, или я уловил нотки ревности? – протянул он лениво, чуть приподнимаясь на локтях.

Эва фыркнула и закатила глаза.

– Конечно, Лукас, ты – центр моей вселенной, – усмехнулась она, входя в его комнату и закрывая за собой дверь.

Если честно, она сама не понимала, что заставило её прийти и заговорить с ним. Может, всему виной были разговоры о Лукасе, которые она слышала в течение дня от семьи Лэнгтон? Или что-то другое – неуловимое, тревожное, будто внутренняя струна, вибрирующая на его частоте. Её словно тянуло к нему, и чем больше она пыталась сопротивляться, тем сильнее ощущала это притяжение. И сначала ей казалось, что это хорошая идея.

– Почему ты остаёшься дома? – повторила она свой вопрос, пристально глядя на него.

Эва жила здесь меньше недели, но уже знала наверняка: Лукасу не свойственно проводить ночи в одиночестве.

Он тяжело вздохнул и откинулся на спину, заложив руки за голову.