Дары Всевышнего

***

Спальня телохранителя королевы этажом ниже встретила тишиной, но Ялмари заметил движение на балконе и прошел туда. Полад покачивался в кресле-качалке, глядя в пустоту перед собой. Увидев принца, показал на соседний стул. Ялмари опустился рядом.

– Что случилось? – поинтересовался телохранитель, мельком взглянув на него.

– Пришел ужинать и с удивлением обнаружил, что тебя нет.

– Я не об этом, – прервал его Полад. – У тебя что-то случилось. Что?

– Как ты всё чувствуешь? – принц облокотился на колени и сжал виски.

– Мы слишком связаны, – усмехнулся «волк».

Ялмари всегда хотел походить на него: ни одного лишнего слова. Никогда, даже наедине. Даже когда кажется, что никто не может услышать. Полный контроль и самообладание. Но выглядит всё намного естественней, чем у королевы.

– Так что у тебя случилось? Видел леди Лаксме? – Полад, как всегда, в два счета добрался до самой сути.

Ялмари медленно поднял на него взгляд.

– Нет, – ответил безразлично. – Ты и сам знаешь.

– Собираешься встретиться?

– Нет, – на этот раз горькая усмешка тронула губы.

– Почему?

Опять долго-долго смотрят в глаза друг другу.

– У меня может быть помолвка? – наконец спрашивает Ялмари вместо ответа.

– Ты хочешь, чтобы я тебе разрешил или запретил? – телохранитель скрестил руки на груди. – Этого не будет. Ты уже большой мальчик и сам можешь принять решение. Ты доказал, что…

– Слово «нет» гораздо короче, – прервал его Ялмари. Он запрокинул голову и теперь уставился в звездное небо. – Оставим леди Лаксме. Ты очень удачно отвлек меня от цели моего прихода. Что у тебя с королевой?

Полад не спеша поднялся, навис над принцем, всмотрелся в его лицо.

– Я считаю, что не вправе тебе указывать, раз ты уже совершеннолетний. Но если хочешь мой совет – скажи леди Лаксме, кто ты. Всё сразу встанет на свои места.

– Какое изящное решение! – Ялмари иронично покивал. – Так и сделаем. А что скажешь насчет королевы?

– Произошло то, что должно было произойти, – холодно пожал плечами Мардан Полад, снова опускаясь в кресло. Один Ялмари мог почувствовать, какая боль скрывается за внешним спокойствием. – Она жалеет о том, что связалась со мной. Жалеет о том, что погиб Ллойд Люп.

– Не может быть, – не поверил принц. – С чего ты взял?

– Она почти открыто мне об этом сказала.

– Нет, Мардан, ты что-то неправильно понял.

– Слушай, когда я впервые увидел герцога Люпа, я сразу понял, что он подходит ей больше, чем я. До нее эта истина дошла не сразу. Но в любом случае в ту ночь он не оставил мне выбора.

– Ладно, я не буду расспрашивать о подробностях. Просто сделай мне одолжение: поужинай с нами.

– Не лукавь, – подмигнул телохранитель. – Вряд ли ты сможешь нас помирить.

– Что ж, тогда хоть поедим, – посмеялся принц.

– Только сегодня и только ради тебя, – Мардан поднялся.

На стенах галереи еще горели свечи. Стражу Полад отпускал, оставляя «волков» лишь на нижних этажах. Слуги тоже сюда не заглядывали после одиннадцати – чем занимаются королевские особы по ночам, им было знать необязательно, и так слишком много болтали.

– Я горжусь тобой, – нашел нужным сообщить Мардан, поднимаясь в обеденный зал. – Ты сделал больше, чем я предполагал. Прочитав сообщение о твоем столкновении с эймом-соколом, – продолжил телохранитель, – я узнал, что смог об эйманах. Этот народ живет за северо-восточными лесами Энгарна. Леса считаются непроходимыми и нежилыми, а возможно, там действует и какая-то магия. В общем, никого из людей они в гости не пускают. А вот сами часто среди нас вращаются. Большинство из них – купцы и, надо сказать, небедные. Они никогда не афишируют свою особенность, так что люди об этом народе забыли. Как ты понимаешь, немногие внимательно читают книгу Вселенной. Но в королевской библиотеке я нашел даже отрывки из книги Эйманов. Знаешь, как отличить эймана от человека? Кроме того, что у него есть эйм-животное, разумеется…

– Как? – заинтересовался Ялмари.

– У них на груди, возле сердца, татуировка. Его вторая сущность, его эйм. То есть, например, если бы ты раздел эймана Алета, который чуть не убил тебя, то увидел бы у него татуировку сокола.

– Татуировки делают и люди, – засомневался Ялмари.

– Таких не делают, – не согласился Полад. – Эта татуировка живет отдельной жизнью. Она будет изображать летящего сокола, спящего сокола, сокола с жертвой, – в общем, постоянно будет меняться, в зависимости от того, чем занимается эйм в данный момент.

– Интересно. Но, готов поспорить, эйманы нечасто раздеваются, – заметил Ялмари.

– Ты абсолютно прав, мой мальчик. А еще у эйманов необычные фамилии. Я почти убежден, что Удаган Лев – эйман. Ты должен его помнить: такой обаятельный светловолосый гигант, который поставил на уши весь Жанхот лет пять назад. Наши аристократки прыгали к нему в постель чуть ли не после первой встречи. Даже то, что муж может их убить, не останавливало.

Ялмари обдумал услышанное.

– Ты хочешь сказать, что Шела Ястреб…

Полад остановился у двери в обеденную залу.

– Я в этом почти уверен. Только этим можно объяснить то, что вожак отправил тебя в Хадашу. Ты спас эймана – они могут отблагодарить.

– Когда я уезжал, он был очень плох. Доктор даже не был уверен, что у него рассудок сохранится. Хорошо, что Декокт обещал позаботиться о нем.

– «Пути Творца не исследимы», – многозначительно промолвил Мардан Полад, взявшись за ручку двери. – Еще помнишь, чему тебя учили в школе при храме?

– Это незабываемо, – едко заметил Ялмари.

– Что ж, идем. И не говори о делах при наших женщинах. Им об этом знать ни к чему.

Ялмари полагал, что Полад напрасно ограждает от всего мать и сестру. Первая посчитает, что не так уж нуждается в нем, а второй когда-нибудь предстоит занять трон, и она должна готовиться к этому заранее. Не всегда же ее будут опекать. Но он не привык спорить с телохранителем.

17 юльйо, замок Зулькад, Кашшафа

Ночь пролетела незаметно. Рекем проснулся оттого, что в комнату кто-то вошел. Он быстро сел на кровати, ладонь легла на рукоять меча. Но тревога оказалась напрасной: Щутела застыл на пороге со стопкой одежды.

– Разбудил я вас, господин. Извиняйте. Я к такой работе не приспособлен, а хозяйка не велела других слуг пускать к вам. Сердится на принцессу, значит. Вот наша голубка и попросила меня. Тут одежда вам. Вроде должна по размеру подойти. Она как узнала, что вы без слуг да без вещей, так и обеспокоилась сразу. И еще велела, чтобы вам комнату на господской половине дали, потому как вы маркиз. А хозяйке и не понравилось, вроде как она распоряжается. Так комнату вам всё ж таки дали. Я так думаю, хозяйка не сердится, а только вид кажет. Что вдруг, чтобы король наш не осерчал. Так я вам одежду оставлю, а после того провожу в новую комнату вашу. И без слуги вам значицца придется. Дадите прачке одежу, она постирает. А что вдруг – так меня зовите.

– Хорошо, – Рекем отбросил волосы. – Оставь одежду здесь и принеси воды умыться.

– Эт я зараз, – конюх будто обрадовался. Он прошел в комнату, положил стопку на стул. – А то уж принцесса дожидается.

– Она послала за мной? – Ароди вскочил, передумав умываться, но Щутела успокоил.

– Она-то не посылала, а видно, что ждет.

– Как видно? – уточнил Рекем.

– Да видно и всё, – Щутела махнул и вышел, забрав медный таз. Вскоре принес чистой воды и тут же опять ушел.

Рекем успел наскоро ополоснуться в тазу, когда конюх снова заглянул:

– А кушать, стало быть, с принцессой. Она только и ждет, чтобы вы значицца пришли.

Рекем выругался в сердцах. Почему бы этому дураку сразу всё не объяснить? Он тут прихорашивается, а принцесса сидит голодная.

В коридоре ждал тот же конюх. Заверив, что отнесет вещи в другую комнату, он вновь повел маркиза на аудиенцию.

Мирела ожидала в гостиной. Напротив большого камина из белого камня стоял простой деревянный стол. Когда вошел Рекем, принцесса встала:

– Доброе утро, маркиз Бернт, – он тут же склонился на колено, а девушка возмутилась. – Нет, это невозможно. Если вы собираетесь падать на колени каждый раз, я не буду приглашать вас к себе. Немедленно поднимайтесь и садитесь завтракать.

Рекем не поверил в эту угрозу. У принцессы так мало гостей, что вряд ли она откажет себе в удовольствии пообщаться с ним из-за того, что он приветствует ее согласно этикету. Она всё равно будет приглашать Рекема, а он будет падать на колени. Не только как перед принцессой, но как перед хрупкой девушкой, которая смогла сказать «нет» королю, которому даже самые смелые говорили «да».

Он сел за стол, на который горничная уже постелила скатерть и теперь расставляла различную снедь. Луч солнца, неизвестно как пробравшийся сквозь узкую щель окна, отразился от золотой чайной ложки и брызнул в глаза маркизу, разом отбросив его на год назад.

…Солнечный луч, отразившись от позолоченного бока графина с вином, резанул глаза. Рекем отодвинулся чуть в сторону. Он, почти не дыша, слушал брата, но тот вдруг умолк, хмуро кусая губы.

– И ты не склонился перед ней на колени? – подтолкнул его Рекем. Он всегда был очень сдержан в проявлении чувств, но сейчас не мог не восхищаться братом.

– Нет, – коротко ответил Яхин. Затем поднялся, подхватил с кресла плащ. Золотая застежка, изображающая голову иттая, с алым янтарем6 вместо огненных рогов, мягко щелкнула в тишине кабинета. Будто арбалет спустили. – Достаточно того, что Элдад пресмыкается перед ней. Маркиз Бернт не признает ее королевой.

Рекем помрачнел, тоже поднялся. Застежка на его плаще проще. Не он наследует титул маркиза. Он всего лишь граф Цаир. Хотя ему всё равно повезло больше, чем большинству дворянских сыновей. Цаир – это не какая-то деревенька в десять домов, а большое поместье. Но по обычаям их семьи второй сын становится военным. Поэтому он одевался скромнее. Хотя и старший брат не любит показной роскоши. Вот эта родовая брошь – единственное исключение.

Яхин молча шел по коридору. Рекем следовал за ним. Всё, что не было произнесено вслух, кипело внутри. Младший брат был совсем другим. Он любил роскошь, любил королевские милости. Он прилепился во дворце, как репей к шкуре пса, и готов был танцевать и ползать на брюхе, чтобы заслужить «кость», брошенную царственной рукой. И там, где Яхин проявил твердость, Элдад прогнулся. Маркиз Бернт не пожелал склонить колени перед Сайхат, как того требовал этикет, а Элдад, говорят, даже стихи ей писал. Дурные стихи, безусловно. А еще, говорят, что молодая «королева», обещала в благодарность сделать Элдада маркизом Бернтом. Только ничего у нее не выйдет. Может, ведьма и желает передать титул младшему брату, но законов страны ей не изменить, маркизом останется Яхин.

До того как братья вышли во двор, Рекем заговорил:

– Мне следовало возглавить дворцовую стражу. Хотя бы временно, для вида. Я бы вправил мозги этому…

Брат резко останавливается и разворачивается к нему. В каждом движении, во взгляде столько власти, что сердце невольно вздрагивает. Впервые Рекем чувствует, что стоит не перед Яхином, с которым играл в прятки в огромном замке, а перед своим сюзереном.

– Оставь его в покое, – он произносит эти слова спокойно, но так, что даже мысли не возникает ослушаться. – Если в нем есть хоть капля разума, он скоро поймет, что к чему. А если не поймет… считай, что у нас нет младшего брата. Мы не воюем с королем. Даже если его величество сто раз поступит неправильно, мы не будем воевать с ним. Мы просто не оказываем почести ведьме и шлюхе. Это понятно?

– Да, мой господин.

В этом ответе нет подобострастия, только обещание полной поддержки и повиновения, и брат улыбается светло, кладя руку на плечо:

– Идем, нас уже заждались.

Во дворе шумно. Смеются женщины в дорогих охотничьих костюмах, лают псы. Лесник держит рог на полпути к губам, ожидая сигнала от маркиза.

– Мы уже думали, вы не придете. Хотели начинать без вас, – мама чуть хмурит брови. Она уже немолода, но еще сильна и здорова, седые волосы ничуть не портят ее величественной красоты. Хотел бы Рекем, чтобы у него была такая жена. Она будет меняться с каждым годом, но оставаться чрезвычайно привлекательной. Сейчас за невинной фразой он видит тревогу. Она спрятана в глубине карих глаз. Хочется точно так же положить ей руку на плечо и сказать: «Всё будет хорошо. Это понятно?» Но сейчас подобное неуместно. Братья легко вскакивают на лошадей, которых подвели слуги, лесник наконец трубит в рог.

…Всё происходит так неожиданно, что Рекем не успевает ничего сообразить. Вот они с братом несутся по лесу впереди всех. Собаки лают всё громче, значит еще немного – и они загонят оленя. А в следующее мгновение лошадь испуганно всхрапывает и поднимается на дыбы.

Он чуть не вылетел из седла. Еле успокоил ее. И только потом понял причину ее строптивости. Прямо на дороге лежит лошадь Яхина, жалобно ржет – нога явно сломана. А сам Яхин неподвижно валяется поодаль. Еще до того как он подбегает к брату, вокруг снова оказывается очень много людей, слуг. Они переворачивают брата на спину, один щупает артерию, прижимается ухом к груди. Наконец выносит вердикт.

– Маркиз Бернт мертв. Шею свернул.

Кто-то из женщин вскрикивает, кто-то падает в обморок, кто-то начинает громко рыдать. Мужчины предлагают перенести тело в замок, за спиной перешептываются о превратностях судьбы, и только он ревет, как раненый медведь.

– Это ложь! Он не может умереть. Лошадь не может сломать ногу на ровном месте!

Он рвется к Яхину, чтобы доказать, что они бестолковые врачи. Всех почему-то пугает его поведение, его пытаются удержать…

Рекем немного пришел в себя только к вечеру. Вдруг очнулся возле камина в гостиной с бокалом вина в руках и осознал, что его накачивают лейнским уже несколько часов. Вот только не берет нисколько. Хлебает его, как воду, а в голове по-прежнему звенящая пустота, ощущение, что он видит дурной, вязкий сон.

– Маркиз Бернт, леди Ароди хочет видеть вас.

Слуга почтительно замирает у входа, а он вскакивает радостно оглядываясь. Сон! Конечно, сон. Он выпил лишнего, вот и снится всякое. Где Яхин? Он оглядывается, выискивая брата среди людей, всё еще толпящихся в гостиной. Они смотрят так странно: с испугом, сожалением, некоторые со злорадством. Почему они так смотрят?

– Маркиз Бернт, что мне передать леди Ароди?

Рекем встречается взглядом со слугой и наконец понимает, что тот обращается к нему. Ну точно. Теперь он не граф Цаир, а маркиз Бернт. А безголовый Элдад сегодня стал графом Цаиром.

– Этого не может быть, – твердо повторяет он вслух – Лошадь не может сломать ногу на ровном месте.

– Не надо об этом так… громко, – выдыхает графиня Чанер. – Говорят, ведьмы могут слышать издалека.

И гости торопливо расходятся. Что если ведьма и видеть может издалека? Тогда Сайхат не понравится, что они поддерживали семью Ароди. Никому не хочется погибнуть, совершая верховую прогулку…

– Я совершу молитву.

Голос принцессы звучал виновато, хотя извиняться следовало ему. Он даже открыл рот, чтобы сделать это, но слова застряли в горле. Солнечный свет освещал Мирелу со спины, создавая вокруг нее золотое сияние, как обычно рисовали на картинах у святых.

Рекем склонил голову, но не услышал из молитвы ни слова. Напрасно он приехал сюда. Как эта девушка поможет ему? Она сама нуждается в защите…

– Кушайте, маркиз, – предложила принцесса. – Письмо отцу я уже отправила. Уверена, всё будет хорошо, – она мягко улыбалась.

Характером она походила на мать: и простотой в общении с подданными, и стойкостью, когда дело касалось ее принципов. Завтракая, девушка задавала вопросы, намеренно избегая болезненных тем. Рекем сам не заметил, как разговорился. Он рассказывал об общих знакомых, о происшествиях в детстве. Она весело смеялась, затем тоже рассказывала что-то. Завтрак давно закончился, горничная убрала со стола. Правила этикета требовали закончить аудиенцию, но он никак не мог уйти.

– Мы встретились в печальное время, – Мирела будто прочла его мысли. – Но ваш приезд – утешение для меня. До сих пор единственное, что я делала, – это читала Священные книги и молилась в часовне.

– О здешней часовне ходят легенды, – сообщил Рекем. – Я слышал некоторые еще в юности.

– Наверно, вы имеете в виду священника, которого пригласили, чтобы молиться об одной из предыдущих графинь Зулькад, потому что она никак не могла зачать наследника? – подхватила принцесса. – Да, здесь любят эту легенду. Священник молился почти целыми сутками, но выходил из часовни, пылая здоровьем, бодрый, с румянцем на щеках. А некоторые даже говорили, будто от него пахло костром и жареным мясом. Но главное – наследник всё же родился. Вам об этом рассказали?

– Да, – рассмеялся Ароди.

– Это было почти первое, что я услышала, когда вступила в этот замок…

– Госпожа! – в комнату, запыхавшись, вбежала горничная. – Госпожа, там какой-то граф от короля приехал, мне кажется, это Даут…

– Даут? – принцесса дрогнула.

Граф Даут когда-то познакомил короля с Сайхат – она приходилась ему племянницей. Когда ведьму казнили, он тоже впал в немилость, но это проявлялось лишь в том, что он меньше времени проводил в обществе короля. И теперь, когда Манчелу желал наказать кого-то из подданных, он посылал Даута. Без причины граф не приезжал.

– Маркиз Бернт, – Мирела встала. Рекем тоже поспешно вскочил, ожидая указаний. – Идите в свою комнату и там ожидайте… Будьте готовы… Если что…

Принцесса хочет, чтобы он сбежал, если Даут прибыл из-за него.

– Я буду готов, – он на мгновение преклонил колено и вышел.

В комнате он взял меч. Если его пришли арестовывать, он не сбежит и не сдастся. Всё равно умирать, так лучше в бою. А если помощь потребуется принцессе, он вступится за нее.

***

Мирела попросила горничную открыть дверь в гостиную и передвинула стул так, чтобы он стоял точно напротив входа. В коридоре послышался шум, тяжелые шаги, шелест платья. Видимо, Даут шел по коридору, а следом спешила графиня Зулькад.

– Леди Шедеур только что завтракала. Может быть… – послышался ее холодный голос.

Они появились в дверях. В последний раз Мирела видела графа около девяти лет назад, но он будто совсем не изменился: напыщенное, самодовольное лицо сильно сужается к подбородку, щеки выбриты до синевы, слишком большой, мясистый нос возвышается горой среди впалых щек. Ему исполнилось уже пятьдесят пять – он был немного моложе короля, но выглядел значительно лучше Манчелу, потому что, в отличие от короля, нисколько не поправился.

– Вина с дороги? – казалось, хозяйка замка заискивала перед графом.

– Позже, – отрезал он, пристально глядя на принцессу, гордо вскинувшую подбородок.

Мирела не знала, что делать. Даут с порога унизил ее, не только не поклонившись, но и не поздоровавшись. Встать ли ей и произнести протест, как учил ее духовник, или же сидеть, демонстрируя такое же пренебрежение?

– Леди Шедеур, – граф соизволил обратиться к ней, и Мирела вскочила.

– Я принцесса Кириаф-Санна и требую, чтобы ко мне обращались согласно моему титулу. Я не позволю, чтобы…

– Что ж вы так с порога? – с высоты своего роста Даут удовлетворенно оглядел строптивицу. – Вы ведь не знаете, с какой вестью я приехал к вам, а уже возмущаетесь.

– Я требую…

– Подождите требовать, – чуть насмешливо перебил мужчина. – Я к вам, даже не отдохнув, чтобы по приказу короля передать его письмо, – граф достал из-за пазухи сложенный и запечатанный сургучом листок и протянул принцессе.

Она приняла молча. Сломав печать, отвернулась к окну.

«Моя дорогая дочь, Мирела, – отец не назвал ее «леди Шедеур», как приказал, отметила девушка, а значит, хочет примириться. — Я рад был услышать, что вы хорошо себя чувствуете. Я скучаю по вам, и, надеюсь, мы скоро сможем увидеться. Я направляю к вам графа Даута. Вы можете доверять ему, как себе. Он приготовит вас к нашей встрече в Беерофе. Как только вы будете готовы, мы встретимся в столице, где вы публично признаете брак с вашей матерью незаконным. Я устрою ваш брак, мы больше не будем разлучаться. С нетерпением жду вас. Король Манчелу».

В комнате стояла мертвая тишина. Муха с мерным жужжанием летала вокруг Даута, ища, куда приземлиться.

– Леди Мирела, – заговорил наконец граф, – его величество король Манчелу желает вновь приблизить вас к себе. Условия очень просты. Перестаньте перечить его величеству, – предложил он. – Признайте, что брак с вашей матерью был незаконным, признайте, что благополучие страны зависит от того, как быстро мы избавимся от тварей, которые не являются людьми, и вы вновь станете любимой дочерью. Эль-Элион воздаст вам за вашу кротость.

– Вы вдруг вспомнили о Боге, граф? Может, вы хотите стать моим духовником? Извините, но это место занято. Отца Иавина нет здесь, потому что он отправился в соседний замок, там нужна его помощь. Но однажды он сказал мне, граф, – Мирела шагнула вперед, – что люди, лгущие ради выгоды, предадут и короля. Я не изменю ни королю, ни убеждениям. И от того, что я и моя мать находимся в тюрьме, мы не перестали быть первыми леди королевства. Обсуждать вторую часть этого требования в таком случае бессмысленно.

– Леди Шедеур, вы отказываетесь исполнить волю отца? – вскинул голову Даут.

– Я принцесса Кириаф-Санна, и буду повиноваться отцу во всем, что не противоречит воле Эль-Элиона.

– Я доложу об этом королю, а до его особых распоряжений, вы лишаетесь всех привилегий, – скривил губы граф.

Он обернулся. Графиня Зулькад с фальшиво-подобострастной улыбкой сообщила:

– Стол накрыт в большой зале. Или вы сначала искупаетесь?

– Графиня, – словно не слыша ее лепета, обратился Даут, – отныне король освобождает вас от обязанности присматривать за леди Шедеур. Она переходит под мою опеку, а вы должны позаботиться, чтобы мне и моим людям понравилось у вас в гостях, – он вновь повернулся к принцессе. – Сейчас вы, леди Шедеур, пройдете в спальню и не выйдете оттуда до особого распоряжения короля. А чтобы вы исполнили это повеление, двое моих людей будут караулить возле дверей.

– Вы не имеете права называть меня, не упоминая моего титула, – Мирела начала произносить протест, который выучила наизусть. – Вы не имеете права…

Даут повернулся спиной, отдавая приказ:

– Имна, Кеназ, проводите леди Шедеур в спальню. Если она будет сопротивляться, примените силу, – с этими словами он вышел.

Мирела вспыхнула, но спорить больше не имело смысла. Если она не хочет, чтобы ее унизили перед обитателями замка, ей придется подчиниться.

***

Принцесса безучастно сидела возле письменного стола, не слыша, о чем воркует суетящаяся вокруг нее Векира. Всё вернулось. Она надеялась, что жизнь налаживается, что отец любит ее и, освободившись от ведьмы, захочет вновь увидеть. Он ведь даже по ее просьбе помиловал нескольких дворян. Но всё вернулось. Неожиданно ей стало душно, и она рванула ворот платья.

– Госпожа, госпожа, дать вам вина? – переполошилась горничная.

– Нет, – Мирела стиснула зубы, чтобы не расплакаться. – Оставь меня, всё будет хорошо.

«Я выдержу, я смогу, – твердила она себе. – Разве не написано в Священной книге Людей, что Эль-Элион посылает лишь столько, сколько мы можем вынести?»

– Вот, выпейте, госпожа, – обратилась к ней горничная.

Принцесса словно очнулась. Она взяла бокал и, даже не пригубив, отставила его в сторону.

– Векира, надо предупредить маркиза Бернта. Теперь ясно, что я не смогу помочь леди Ароди. Ему надо как можно скорее покинуть замок.

– Да что вы, – всплеснула руками девушка. – Маркиз Бернт разве уехал бы? Видели бы вы, как он вступился за вас. И Даута не побоялся. Прямо как древний рыцарь против дракона, наскакивает на него – Даут-то его выше. А маркиз говорит: «Какое вы имеете право? Король не мог приказать так обращаться со своей дочерью!»

– Он сошел с ума!

– Да он, верно, влюбился в вас, – авторитетно заявила девушка. – Вон вы у нас какая хорошенькая. А и вам веселее будет. Вовремя он сюда прибыл.

– Векира, как ты смеешь?! – возмутилась Мирела. – Принеси мне вина и перестань болтать глупости.

– Вино вон рядом с вами стоит, – понимающе усмехнулась горничная. – Я уж не знаю, о чем там король распорядился, но Даут разрешил лорду Ароди с вами видеться, если вы, конечно, захотите. А покидать замок ему запретили. Сейчас я вам печеньев с кухни принесу.

Горничная вышла, и принцесса потрогала вспыхнувшие щеки. Они так пылали, что, кажется, приложи к ним бумагу – загорится. Девушка заглянула себе в душу: что ее так смутило? То, как смело Рекем вступился за нее, или бестактное замечание Векиры? Стыдно признаться, но ей было приятно слышать и то и другое. Но играть с чувствами других очень неприлично, поэтому, если придется видеться с маркизом, надо вести себя как можно сдержанней, чтобы он ни в коем случае не мечтал о несбыточном.