Дары Всевышнего

Про себя Ранели называла хама, имевшего мистическую власть над эйманами, довольно грубыми словами, которые вряд ли произнесла бы вслух. Может быть, она и покинет замок Каракара, но не раньше, чем Алет попросит ее об этом. А до этого она будет бороться.

Девушка вприпрыжку спустилась по лестнице и почти вбежала в столовую, которая выглядела ничуть не лучше других комнат в доме. Стены потемнели от времени. Огромная железная люстра со множеством свечей, не могла оживить ни стареющий дом, ни мрачные лица присутствующих. И почему-то Ранели казалось, что дело тут не в том, что семья Каракара почти разорена. На всем как будто лежала печать проклятия. Она уже догадалась, что виновник всему – Халвард, этот ужасно противный тип.

Во главе стола сидел Каракар. Девушка не помнила, чтобы он хоть раз улыбнулся. Справа от него Тана – его жена. Она хорошо сохранилась для сорока с небольшим лет. В светлых волосах незаметна седина, почти нет морщинок, но она кажется безжизненной, так же как и ее муж. Следом Катрис – невестка главы дома. По левую сторону стола – Удаган и Алет, по старшинству.

Никто не ел, ждали ее. Ранели извинилась и опустилась на стул рядом с Соколом, сидевшим, к счастью, очень далеко от отца. Авиела Ранели побаивалась.

– Приятного аппетита, – произнесла Тана.

Слуги – супруги лет пятидесяти – стали накладывать всем в тарелки тушеную картошку с мясом. Алет, как обычно, позаботился о невесте. Ранели залюбовалась его сильными руками, перевела взгляд на лицо. Очень похож на мать – и волосами, и янтарно-желтыми глазами. Говорят, если сын похож на мать, будет счастливым. Пока эта примета не сбывалась. Алет посмотрел на Ранели. В доме много чего печального произошло, но больше всего обитатели обеспокоены тем, что пропал младший брат Алета – Шела Ястреб.

Ранели перевела взгляд на жену Шелы – потрясающе красивую рыжую девушку, сидевшую напротив. Она вяло возила вилкой по тарелке. Катрис была очаровательной, несмотря на то что щеки запали, а карие глаза будто угасли. Она была замужем всего два года. А три месяца назад Шела уехал с товаром в Энгарн. Сначала всё шло хорошо, семья надеялась, что удастся не только вернуть деньги, взятые в долг у какого-то энгарнца, но и получить хорошую прибыль. Но внезапно Шела исчез. Уже несколько дней они не получали от него известий. И, что еще страшнее для эйманов, не могли найти и эйма-ястреба. Ранели представить не могла, как бы пережила пропажу Алета.

Удаган – огромный парень, по сравнению с остальными членами семьи, – ел, не отрывая взгляда от тарелки. Волосы у него тоже были светлые, но не такие, как у Таны, а почти белые. Он не походил на родителей ни внешностью, ни эймом. Однако это была еще одна тема, на которую семья говорить не любила. Так что, и прожив здесь полмесяца, Ранели не вникла в тонкости отношений внутри семьи.

С Удаганом Ранели сошлась ближе – он радушно принял ее. Его добрый нрав и смешливость помогли девушке перенести самые трудные дни. Но он явно здесь ненадолго. Последние пять лет он почти не жил с отцом, постоянно путешествуя по Герелу или другим материкам. Сейчас он приехал, потому что Шела пропал. Пройдет Обряд – его и след простынет. И правильно: что делать в этом мрачном замке?

Ранели вздохнула, торопливо прожевала последнюю ложку картошки и поднялась.

– Большое спасибо!

Она поторопилась уйти в свою комнату. Поначалу она порывалась помочь Тане и Катрис в приготовлении пищи (слуги не справлялись со всеми обязанностями, дом был слишком большой, поэтому жены тоже подключались). Однако ее вежливо, но твердо отстранили. Пока она не член семьи, а гость, и приступит к хозяйственным делам не раньше, чем Охотник обвенчает ее с Алетом.

Убегая в спальню на второй этаж, Ранели заметила, как Удаган прячет улыбку, и расправила плечи: хорошо, что хоть кого-то забавляет происходящее.

Девушка сердито толкнула дверь в спальню, представив, что дает по морде Халварду и тот летит в грязь прямо в франтовском кафтане. И пачкает белоснежные кружева. А чудовищный черный медальон на его груди вообще улетает в неизвестном направлении.

Спальню ей выделили небольшую. Возможно, для гостей большие и не сделали. Слева камин, в котором тлели угли, поддерживая в комнате тепло. Рядом небольшой столик и грубо сколоченный стул. На полу – ковер, уже истрепавшийся за двадцать лет. Когда его купили, Каракар еще принадлежал дому Орла и дела у него шли гораздо лучше. Алет виновато пояснил ей, что дом давно бы пора подновить, но каждый раз что-то мешает.

Ближе к окну поставили узкую кровать с бледно-розовым атласным покрывалом и несколькими подушками разного размера в тон. Справа приютился крошечный секретер с письменными принадлежностями. Над ним, на побеленной стене, выделялся портрет рыжей девушки. Несмотря на то что девчушка была рыженькой, как Катрис, никто бы их не спутал. Катрис даже в горе казалась прекрасной. С портрета же смотрела курносая девчонка с острым подбородком и лукавой смешинкой в глазах. Щеки усыпали веснушки. Такую никто бы не назвал красавицей, но она излучала задор и вдохновляла на подвиги. Сейчас Ранели подмигнула хозяйке спальни:

– У меня всё получится, я знаю.

Настроение испортилось, когда взгляд упал на пяльцы с натянутой на них синей тканью. Вышивка! Девушка едва удержалась, чтобы не фыркнуть. Ялмари бы сейчас со смеху умер. Как бешеная собака, она сделала круг по Энгарну, для того чтобы сесть за вышивку в доме Каракара. Но было невыносимо скучно! В стае она нашла бы себе дело по душе, а тут с каждым днем занятий оставалось всё меньше. Если первые три дня она еще не пришла в себя от произошедшего и больше спала, потом знакомилась с домом, будущими родственниками, то теперь уже готова была выть от тоски. Да еще Алет вдруг стал избегать ее, почти не разговаривает, не подходит близко. Неужели так боится отца?

Ранели подхватила пяльцы и уселась на кровать, скрестив ноги – пока она одна, можно не заботиться о манерах. Но она не сделала и пары стежков, когда раздался стук. Она сразу различила запах того, кто ее посетил. Стремительно шагнула к двери, дернула ручку, повисла на шее.

– Алет!

Он быстро отстранился, шагнул назад.

– Ранели…

– Что опять не так? За нами кто-то следит? – возмутилась девушка.

– Нет, просто… – Алет смутился. – Надо потерпеть еще немного.

– Сколько? – Ранели уперла руки в бока. – Халвард не хочет, чтобы я стала твоей женой, ты не можешь ему противиться. Что дальше?

– Надеюсь, к Обряду что-то изменится. Не думай, что я ничего не предпринимаю, – он потер лоб. – Прости, я не хотел, чтобы всё так получилось…

– Я тоже! Тебе, наверно, стоило сначала поговорить с Халвардом о женитьбе, а только потом делать мне предложение.

– У нас так не делается.

– А как у вас делается? Привозите одну девушку за другой, пока Халвард не одобрит выбор?

– Нет, не так… – Алет не выдержал и рассмеялся. – Ранели, я переживал, не грустишь ли ты, но вижу, всё в порядке. Другие разговоры давай отложим. Скоро поднимется Катрис, спросишь у нее о том, что тебя беспокоит.

– То есть Катрис можно со мной разговаривать, а тебе нет?

– Мне тоже можно, но…

– Но ты не хочешь!

– Хочу, но…

– Но все-таки не можешь. Я поняла. Видеть тебя не хочу! И никого. Пусть Катрис не приходит. Не надо меня развлекать, у меня вышивка есть! – девушка захлопнула дверь.

Ничего… Таких невест, как она, эйманы точно еще не привозили. «Посмотрим, кто победит!» – мстительно подумала девушка и вернулась на кровать. Со вздохом посмотрела за окно. До ночи оставалось еще не меньше трех часов.

…Ранели сама себе удивлялась: откуда в ней столько терпения? Она не спустилась в гостиную, чтобы провести вечер с новой семьей. После того как сначала Тана, а затем Катрис пожелали ей спокойной ночи, она разобрала постель и еще долго лежала, не шевелясь, ожидая, когда обитатели замка крепко уснут. Когда ей показалось, что прошло достаточно времени, встала, сунула босые ноги в тапочки, накинула висевший на гвозде плащ прямо на нижнюю рубашку и выскользнула из спальни. Свеча ей не требовалась – она прекрасно видела в темноте, а запахи помогали найти дорогу. Вот если бы кто-то с ней столкнулся, напугался бы – глаза в темноте у нее светились желтым.

Она спустилась вниз по лестнице, там нашла другую, ведущую к мужским спальням. Вскоре она стояла в коридоре с несколькими дверями. Занято было лишь две комнаты: в одной спал Алет, в другой – Удаган. Перепутать оборотню невозможно.

Двери внутри дома не запирались. Ранели вошла в спальню и залюбовалась: Алет спал, раскинув руки на широкой кровати. Как же давно она не видела его без одежды. Пусть он прикрыт покрывалом, она это немедленно исправит. Девушка решительно направилась к нему, но мужчина проснулся.

– Кто здесь? – ладонь шарит в поисках меча, но тут же замирает: заметил блеск ее глаз. – Ранели? Что ты тут делаешь?

– Я сейчас тебе объясню! – она сбрасывает плащ на пол и запрыгивает на кровать. Их разделяет меньше двух локтей, но девушка не торопится преодолеть их. – Я пришла проверить, тот ли ты эйман, который собирался на мне жениться. Сокол любил меня. Мы болтали с ним часами. Он прикасался ко мне. А парень из дома Каракара почему-то меня избегает. Боится остаться со мной наедине и за весь день произносит лишь: «Доброе утро, Ранели», «Приятного аппетита, Ранели» и «Спокойной ночи, Ранели». А, если я приближаюсь, он отпрыгивает и спасается бегством. Что случилось? – он дышал тяжело, с надрывом. Девушка видела, как вздымается его грудь. – Если я тебе больше не нравлюсь, скажи об этом честно.

– Нравишься! – она давно не слышала у него такого хриплого голоса.

– Меня порядком раздражает то, что происходит, – Ранели игнорирует это восклицание. – Я играю по вашим правилам. Я дурацкую птицу почти вышила! Я готова делать всё, что нужно, но я должна знать, что ты меня любишь, иначе всё теряет смысл. Если ты не проведешь эту ночь со мной, я уйду. Сегодня. Сейчас. Мне необходимо…

Она не успевает договорить, потому что Алет сжимает ее в объятиях. И страх уходит, уступая место страсти. Он ее любит, ничего не изменилось. Это ее прежний Сокол.

…Ночь рассыпается на осколки кратких мгновений, когда она осознает происходящее…

– …У меня в глазах темнеет, когда ты рядом – так я тебя хочу. Поэтому старался держаться подальше. Иди ко мне.

– Сам иди…

…Победный крик Ранели сливается с низким рыком Алета. Он обессилено падает на кровать, воздуха катастрофически не хватает…

– Господи, мы весь дом перебудим!

– А мне плевать! – глаза девушки сверкают то ли от гнева, то ли от торжества.

…Буря утихает, превращаясь в ласковую волну, качающую обоих с непередаваемой нежностью. Она упивается каждым его прикосновением и щедро дарит свои. За все дни пока они были в разлуке…

– Как же я счастлив… любимая… я сейчас умру.

– Только попробуй…

Он уснул, когда за окном посерело. Не уснул, а будто на самом деле умер, даже дыхание почти исчезло. Ранели целовала бы его еще, если бы веки не закрывались сами собой. Поэтому она прижалась щекой к татуировке возле сердца. Что там с эймом: спит или летит куда-нибудь? Неважно. Главное, он здесь, под ее щекой, и в любой момент она может к нему прикоснуться губами.

…Как же ей хотелось стереть наглую улыбку с лица Халварда. Эти вальяжные движения, эти масленые глазки, словно ощупывающие ее фигуру, – точно отбирает телку и быка на племя. С каким бы удовольствием, она расцарапала ему морду. Но Алет твердо держит ее за локоть. Они стоят у дома Охотника. Алет собран и сдержан. На его плече – темно-коричневый сокол, только грудка рябая. Размером хищник чуть меньше, чем эйм-каракар отца. Когда он вертит головой, открывается белый ошейник. Ранели не смотрит в его черные глаза. Посмотришь – умрешь.

– Это моя невеста. Мы хотим обвенчаться перед осенним обрядом, – голос Алета напряжен, он опасается подвоха. Оказывается, не зря.

Мутно-зеленые глаза Охотника сверлят Ранели. Внезапно девушка осознает, что он вовсе не худой, как казалось издалека. Это рост – такой же, как у Удагана, – обманул ее. Но у Льва такой размах в плечах, что не во всякую дверь пройдет, а Охотник строен.

– Я не проведу обряд над вами, – выносит вердикт Халвард. Губы насмешливо кривятся. Он смотрит на эйма-алета, и смерть обходит его стороной. Птица съеживается, словно хочет исчезнуть, но не может. Пока Халвард не отпустит.

– Но Охотник… – Алет встревожен – этого он не ожидал услышать.

– Она не будет твоей женой, – категорично заявляет Охотник. – Уходи.

И тут оказывается, что небрежно брошенное «уходи» относится только к Алету. Халвард хочет остаться с ней наедине. На мгновение Ранели забывает, что его магия не имеет над ней власти, что она легко справится с ним, если обратится. Забывает, и сердце останавливается от ужаса. Неужели Сокол бросит ее на съедение этому…?

Алет с глухим стоном запрокидывает голову и тут же сгибается пополам, на траву падают капли крови. Девушка хватает его за руку. Кровь течет из носа.

– Я… не… уйду… – она скорее догадывается, чем слышит эти слова сквозь болезненные хрипы. И тут же ее озаряет: Охотник убивает его за то, что он не желает повиноваться. Страх Ранели сменяется болью и гневом.

– Алет, иди, пожалуйста! – вскрикивает она. – Иди, всё будет хорошо.

– Уходи! – повторяет Халвард. Голос становятся жестче.

– Да прекрати же ты! – Ранели едва сдерживает себя: из-под верхней губы показываются клыки.

К ним подбегает Удаган. Злобно глянув на Охотника, подхватывает обессилевшего брата и почти уносит его. Ранели выпрямляется и, прищурившись, смотрит на Халварда. Она не эйман, с ней так легко не справиться.

По некоторым оговоркам дома Ранели поняла, что Халвард – первый Охотник из эйманов. Раньше, когда у Охотника подходил срок покинуть Гошту, он на несколько дней отлучался с земли эйманов, а потом возвращался с молодым преемником. Около месяца старший обучал младшего, а потом передавал ему амулет и уходил уже навсегда. Но с Халвардом всё было по-другому. Он принял власть в тот год, когда семья Авиела стала изганниками, неожиданно как для себя, так и для всех остальных эйманов. Может, поэтому он такой мерзавец?

Охотник обходит вокруг нее и заявляет:

– Нет, ты не годишься, – у Халварда нет серебряного оружия, и всё же он ни капли не боится ее гнева. Может, потому что держит в руке жизнь того, кого она любит. – Ты можешь стать матерью Охотника, но матерью эймана – никогда, – объясняет он веско. – Ты же познакомилась с их женщинами. Они могут быть ослепительно красивы, но в то же время они будто добровольно заковали себя в кандалы. В них нет огня. Это кроткие, верные жены, месяцами и годами ожидающие возвращения мужей. Ты не способна на такое.

– Откуда ты можешь знать? – не выдерживает Ранели.

– Я – Охотник. Я знаю всё, что касается эйманов. В тебе огонь, который эйману не нужен. Он захочет сделать тебя такой же, как другие жены… И обломает о тебя зубы, – он точно вбивает с каждым словом гвоздь в сознание. Внезапно Халвард скалится – забавная мысль посещает его. – А знаешь что? Я вас обвенчаю. Но весной. Так и передай Соколу. Ты станешь его женой не раньше весны.

Слова очень походили на издевательство. Куда ей деваться в эти полгода? Переждать в Энгарне или прожить в замке Каракара на правах гостьи?

Она возвращается к дому, где жила в эти дни. Алет бросается навстречу и едва не падает – он еще слаб.

– Всё в порядке, – успокаивает она Сокола и задумчиво трет лоб. – А почему непременно нужно его согласие? – тут же спрашивает о том, что ее беспокоит. – Почему нам нельзя сыграть свадьбу без него?

– Если он не благословит, у тебя не будет детей, – выдавливает из себя Алет.

– И еще, если Охотник прикажет Алу бросить тебя, он бросит, – уныло добавляет Удаган Лев, стоящий рядом. – Или умрет. Мы не можем противиться ему, ты же видишь. Если Халвард проведет венчание, вас с Алом уже ничто не разлучит.

Так он называл Сокола – Ал. Алет звал брата – Ле. Интересно, как они именовали младшего Шелу: Ше или Ла?..

Алет открыл рот, но так ничего и не произнес, хотя и пытался.

– Что? – нахмурился Удаган.

– Запрет! – с трудом выдавил Сокол. – Шереш!

– Ладно, идем домой. Тебе полежать надо…

Ранели вздрогнула и чуть приоткрыла веки. Щека по-прежнему прижималась к горячей груди Алета. Ей приснилось то, что происходило позавчера. А сейчас она провела ночь с Соколом назло Халварду. Состояние у нее было странное: будто она то ли плыла, то ли летела куда-то. Не сразу Ранели поняла, что Алет нес ее на руках.

В полусне она обхватила его шею. Вскоре Сокол положил девушку на кровать в ее комнате, но, когда хотел уйти, она так и не расцепила пальцы. У оборотня, даже у девушки, сила немаленькая.

– Ранели, Катрис… рядом… – прошептал он умоляюще.

– Мы тихонечко, – заверила она.

И Алет задержался у нее в спальне.

17 юльйо, Жанхот

Ялмари вернулся в Жанхот днем. Недалеко от столицы в деревне его ждал Герард Сорот маркиз Нево5 с некоторыми другими аристократами, чтобы устроить принцу торжественный въезд в столицу. Он выторговал себе только право въехать в закрытой карете, чтобы не переодеваться в наряды, благодаря Герарду вошедшие в моду этим летом: колет с короткими рукавами, рубашка с большими кружевными манжетами, огромный отложной воротник; свободные штаны, подвязанные под коленом шелковой лентой с бантом; на большой шляпе, слегка приподнятой с одного бока, огромные перья. Ему гораздо привычнее кожаная куртка до середины бедра и старомодная широкополая шляпа, закрывающая, если надо, пол-лица.

…Очень рано он узнал, что у него, в отличие от остальных людей, два имени. Одно – Ллойд Люп. Его дал король Энгарна – все полагали, что он отец принца. Второе – Ялмари Онер – дал настоящий отец. Возможно, если бы король не погиб, у кого-то из подданных и возникли бы подозрения, потому что внешностью принц походил на предполагаемого отца разве что цветом волос: они тоже были темные. А вот глаза у короля были голубые, кожа светлая, а принц черноглазый с чуть смуглой кожей, легко принимавшей загар. Но теперь сравнивать было не с кем. Лицо последнего правителя можно было вспомнить лишь по парадному портрету, который, по понятным причинам, видели немногие. Ллойд Люп погиб, когда принцу шел пятый год. Только четверо в огромной стране знали о том, как это произошло: королева, ее телохранитель Мардан Полад, принц и принцесса.

Едва Ялмари научился ходить, Полад взялся за его обучение: ни словом, ни движением, ни взглядом он не должен раскрыть тайны королевы. Иначе пострадают все.

Позже принцу предоставили выбор: оставаться рядом с близкими или покинуть Энгарн. Нелегкий выбор….

Но теперь выбора не было: он не может оставить сестру и мать. Накануне войны он нужен здесь, нужны его навыки, вбитые Поладом до мозга костей. За три недели, что он играл роль особого посланника королевы, он сумел найти союзников, но предстояло сделать еще немало.

И как же не вовремя случилось его знакомство с маленькой леди Илкер Лаксме. Он и сам не мог точно объяснить, почему при знакомстве с ней представился лесником и своим вторым именем – Ялмари Орнер (пришлось добавить одну букву, чтобы фамилия его настоящего отца не была такой узнаваемой). Он с самого начала знал, что ничего хорошего из этого знакомства не выйдет. И в поездке принял твердое решение: больше с ней не встречаться.

Сейчас на сердце и в теле была лишь смертельная усталость. Почти месяц он только и делал, что скакал, договаривался, сражался, снова скакал. Поспать бы дня три, чтобы ни одна живая душа не беспокоила…

Когда Ялмари ступил на мраморный пол холла во дворце, запахи сотен людей окружили его. Он плыл в них, как в реке, а обоняние невольно выделяло только один. Принять решение о расставании оказалось проще, чем исполнить. Принц почувствовал Илкер на втором этаже. Пришлось сделать усилие, чтобы не свернуть туда, а подняться выше, к матери.

Короткая аудиенция у королевы – поцелуй щеки, холодные вежливые фразы, и его отпустили немного отдохнуть.

Нет, конечно, он знал, что мать его любит. Знал, что она переживала о нем все эти дни. Это было заметно даже через белила, которыми попытались загримировать следы бессонницы на ее лице. Но всё же семейные тайны накладывали определенные ограничения. Однажды Ялмари подумал, что королева настолько боялась выдать себя чем-то, что в какой-то момент запретила себе любое проявление чувств. Поэтому материнскую любовь он скорее понимал умом, чем ощущал. Кажется, маленькая фрейлина только этим и смогла пробить брешь в его защите: ее искренность обескураживала и заставляла сердце тосковать о несбыточном – об отношениях, где нет места фальши.

Принцу милостиво позволили удалиться до ужина, поэтому он отправился в свои комнаты во дворце. Когда слуги вышли, упал на кровать, сняв только сапоги и куртку, и закрыл глаза. Моментально в голове возник образ девушки: русые кудряшки, не желающие лежать в прическе, карие глаза, чуть курносый нос, тонкая талия, затянутая в шелк. Сидит рядом с принцессой, смеется, посматривая на дверь. Наверняка ведь сестренка сказала ей, что он вернулся. Ялмари не стал прогонять это видение. Встречаться нельзя, но представить-то можно…

…Очнулся, когда на город опустились сумерки. Полежал немного, прислушиваясь. Вскоре раздался бой башенных часов. Девять вечера. Еще немного, и опоздал бы. Он быстро сбросил рубашку на пол, амулет – черный матовый камень – и круглый медальон, висевшие на витой цепочке снимать не стал. Затем переоделся: в гардеробе всегда ждала его любимая одежда – черные рубашки и длинные штаны. Ялмари не любил надевать чистую одежду на немытое тело, но искупаться и побриться не успевал. Машинально провел ладонью по щеке: чтобы лицо было чистым, приходилось бриться два раза в день.

Когда он вошел в столовую, где по вечерам встречалась их семья, королева и принцесса уже ужинали. Хрустальная люстра, висевшая низко над центром стола, освещала небольшое пространство, и уже за спинками стульев начиналась тьма.

Увидев сына, королева Эолин величественно улыбнулась. Светлые волосы, белая кожа, холодная улыбка – королева по-прежнему хранила самообладание и не только не упрекнула Ялмари за опоздание, но даже не поднялась из-за стола. Слуги к вечерней трапезе не допускались, поэтому на ней было так называемое домашнее платье: оно надевалось без корсета и многочисленных подъюбников, запахивалось впереди и поддерживалось лишь легким пояском.

Восемнадцатилетняя принцесса, напротив, нарядилась. Она спала на другом этаже, и горничные помогали ей раздеться перед сном. Девушка подскочила к принцу и повисла на шее.

– Братик, как же я рада, что ты вернулся! Я к тебе уже заглядывала, но ты спал, ничего не слышал. Я тебя не стала будить.

Лин носила маску взбалмошной принцессы, поэтому могла позволить себе искреннее проявление радости.

Ялмари приобнял ее и чмокнул в щеку.

– Я тоже рад тебе, сестренка. Спасибо, что не разбудила.

Принцесса Эолин казалась молодой копией матери. Некоторые утверждали, что, когда королеве было восемнадцать, она отличалась такой же непосредственностью и искренностью, но смерть короля Ллойда в одну ночь изменила ее, превратив из юной девушки в зрелую женщину.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась королева таким тоном, будто задала вопрос исключительно из вежливости.

– Прекрасно, – поддержал Ялмари великосветскую беседу. Отодвинув стул, сел рядом. Положил в тарелку овощи и мясо.

– Давай я за тобой поухаживаю, – сияя, предложила сестра. – Специально для тебя мы заказали повару паштет.

Она передала маленькую тарелочку.

– Спасибо, – тепло поблагодарил он. – Полад задерживается?

За столом повисла тишина. Женщины переглянулись.

– Он не ужинает с нами… – бесстрастно сообщила королева.

– Почему? – Ялмари перестал жевать.

– Не хочет, – она спокойно нарезала рыбу. Только вот взгляд королева прятала, и это выдавало, что она опять лицедействует, а настоящие чувства спрятаны глубоко внутри.

Принцесса не выдержала:

– Они поссорились, – пояснила она недоумевающему брату.

– Поссорились? – он вновь перевел взгляд на мать.

– Я пыталась помириться, – королеве не нравилась эта тема, и она поспешила завершить ее. – Давай не будем об этом.

– Хорошо, – Ялмари поднялся.

– Ты куда? – холодность ее величества всё же поколебалась, она с беспокойством следила за сыном.

– Хочу найти Полада и узнать, что происходит.

– Но я почти не видела тебя…

– Мы вернемся вместе, – пообещал принц.