Неправильный лекарь 3

– Стойте там, сейчас за вами придёт наш человек и проводит, там сложно добираться от главного корпуса.

– Хорошо, жду, – ответил я, за это время успев добежать даже не до холла, а до приёмной, и положил трубку, обратившись уже к секретарю, – Главный полицмейстер Санкт-Петербурга сказал, что в отличие от вас он мне поможет! А на аудиенцию у Степана Митрофановича на утро отменять не надо, у меня к нему есть ещё вопросы и предложения.

– Х-хорошо, – начал заикаться секретарь и интенсивно думать о своём плохом поведении. Он даже хотел мне ещё что-то сказать, но я не стал дожидаться и вышел в холл.

Отлично. Даже лучше, чем отлично! Я и не надеялся так быстро увидеть Андрея. Уже успел обрадоваться, а потом вспомнил слова Белорецкого об амнезии. А вот тут уже не отлично. Хотя, может зря я так начал переживать? Может у него вполне обычная амнезия, а не такая, как у меня? В голове даже мелькнула мысль, а вдруг в теле Боткина сейчас такой же, как и я? Да ну, нет, два снаряда в одну воронку? Вот скорее снаряды так упадут, чем произойдёт то же, что произошло со мной. Но раз к нему пока запретили подпускать мастера душ, значит всё далеко не в порядке. Могли не допустить, кстати, в том числе и из-за более агрессивного стиля работы штатных мастеров.

Вскоре из коридора вышел человек в штатском, и не подумаешь, что это полицейский. Заметив сомнение в моём взгляде, он предъявил удостоверение в развёрнутом виде.

– Капитан полиции Бобриков – представился он и ловко захлопнул удостоверение, убирая его во внутренний карман. – Идите за мной.

Даже не спрашивал, кто я, зачем я. Как так-то? Я оглянулся вокруг, в холле никого кроме меня нет. Теперь понятна беспечность сотрудника полиции. Он шёл впереди достаточно быстро. Это хорошо, что я тоже люблю быстро ходить, другой давно отстал бы. Мы спустились в подвал, вышли в подземный коридор, а тут оказалось вообще легко можно заблудиться, как пуля в навозной куче. Переходы разветвлялись, изгибались, выходили на первые этажи, потом вновь уходили под землю. Ужас какой-то, а ведь наверняка делали для удобства, чтобы попасть из одного корпуса в другой и не попасть при этом в буран или ливень.

Наконец мы пришли в нужное здание. Как я это понял? Мы поднялись на третий этаж и точно не собирались ни в какой переход. Возле четвёртой двери стояло два охранника в форме. Хм, а ведь папа Боткина грозился к нему приставить кучу охраны на всех подступах. Возможно решили, что главная угроза миновала и Серафим Павлович позволил своим людям расслабиться. Мы вошли в палату, в центре стояла какая-то навороченная койка, похожая на наши функциональные в реанимации. Андрей лежал с закрытыми глазами, лицо выглядело вполне здоровым. Слева от него в кресле сидел ещё один полицейский в штатском, значит их всего четыре, как и говорил Белорецкий.

Я подошёл к другу поближе и взял за руку, щупая пульс. Он открыл глаза и повернул голову ко мне. В его глазах никаких эмоций – ни радости, ни печали, ни узнавания меня в качестве друга, которого по идее рад должен был увидеть, особенно учитывая, что находится под усиленной охраной. Я ждал, что он заговорит первым, но он и не собирался. Просто с интересом меня изучал, как нового человека.

– Ты меня не узнаёшь? – спросил я с надеждой. А вдруг он просто придуряется? Это от него легко можно ожидать.

– А что, должен? – спросил он.

– По идее, да, – сказал я и грустно вздохнул. А может он не хочет признаваться при полицейских? Играет в свою дудку, чтобы его в ближайшее время не допрашивали с пристрастием и выворачиванием мозга мехом внутрь? А легко. Только выяснить это получится, когда рядом не будет посторонних. Такой случай представится нескоро, надо набраться терпения и выждать удобный момент.

– Как себя чувствуешь? – решил я задать вопрос, ответ на который не требует уединения.

– Вы, сударь, можете хотя бы представиться, чтобы я понимал, с кем разговариваю? – его голос прозвучал немного раздражённо, непохоже, что он сейчас играет на публику. Неужели и правда не помнит?

– Я Александр Петрович Склифосовский, лекарь, твой друг детства и до последнего момента.

– Принято, буду пытаться вспомнить, – немного успокоился он, но всё равно оставался серьёзным и немного напряжённым.

– Ну может хоть какие-то образы всплывают? Лицо может знакомое, ресторан “Медведь”, наш любимый, нет?

– Абсолютно, – покачал он головой. – Мне почему-то кажется, что мы и в самом деле знакомы, но ничего более дельного в голову не приходит.

– Так я вернусь к вопросу, как самочувствие?

– В целом нормально, слабость пока остаётся, голова кружится, когда пытаюсь встать. Ну вот ещё не помню ничего до того момента, как оказаться в больнице.

– Что говорят по поводу перевода отсюда? Есть какие-то прогнозы?

– До завтра точно здесь, дальше будут решать. Я так понял, что отсюда меня не домой отпустят, который я ни малейшего понятия не имею, где находится, а в камеру в управлении полиции.

– А в чём обвиняют? – решил я спросить на дурачка.

– В покушении на убийства на тебя, раз уж ты тот самый Склифосовский. Но как такое могло быть, если мы закадычные друзья?

– Да не было никакого покушения, – хмыкнул я. – Я же объяснял главному полицмейстеру. Ладно, не переживай, вытащим тебя отсюда.

– Они сказали,… – начал он, но я его опередил.

– Сказали, что изменят меру пресечения, когда ты начнёшь сотрудничать, – кивнул я. – Только, во-первых, убивать ты меня не собирался. Во-вторых, те, кого ты должен был сдать полиции, уже арестованы, так что толку от твоих показаний, даже если ты всё вспомнишь, будет ноль. У них нет причин тебя держать в камере предварительного заключения.

– Тогда почему на меня продолжают наседать три раза в день, чтобы я всё вспомнил и рассказал?

– Чтобы поставить галочку в документах, – хмыкнул я, удивляясь, что капитан полиции до сих пор не вмешивался в наш разговор. Может записывает всё потихонечку? Да пусть записывает. Я ничего криминального не сказал.

– Понятно, – хмыкнул Андрей без тени улыбки на лице.

– Я займусь этим вопросом немедленно, а ты выздоравливай! – сказал я, снова взяв его за руку, проверяя пульс. Учащения нет, значит во время разговора он не волновался и вполне возможно, что ему не приходилось врать. Грустно. Я всё ещё лелеял тающую надежду, что он прикидывается. – Ну всё, пока, друг!

Я улыбнулся ему на прощание и подмигнул. Он смотрел на меня, как на чужого человека, силясь вспомнить, где раньше меня видел.

– До свидания, – ответил он, когда я уже открывал дверь.

Я молча повернулся, кивнул и вышел из палаты. Сам не знаю почему, но в глазах наворачивались слёзы. Чем дальше, тем больше мне казалось, что Андрей не играет в амнезию, а действительно ничего не помнит. Ведь Белорецкий обещал обеспечить ему безопасность во время задержания, как же так получилось? Теперь никто не ответит. Состав группы захвата засекречен, а тот, кто отвечал за её формирование, скорее всего мне отвечать не будет, хоть ты его огнём жги, хоть молнией.

Сначала я хотел снова позвонить Белорецкому, но потом решил посетить его лично. Не думаю, что он откажет мне в аудиенции, как Обухов. Впрочем, Степан Митрофанович мне и не отказывал, всё застопорилось на секретаре. Ну ничего страшного, завтра утром задам свои вопросы. До управления полиции чуть больше двух километров, оно находится на Литейном проспекте. Часть пути я решил пройти пешком, чтобы ветер с Невы охладил разгорячённый мозг и успокоил нервы. Ну и на ветру слёзы выглядят вполне естественно. Вот перейду через мост и вызову такси.

Когда дошёл до середины моста, остановился и некоторое время смотрел на чёрную рябь Невы, частично освещённую подсветкой моста, на редкие проплывающие корабли, которые никак не хотели уходить на зиму в доки несмотря на завершение сезона навигации. Богатые купцы пользовались тем, что вода ещё не схватилась льдом и наплевав на возможные штрафы везли свой товар, готовясь к зимней торговле. Наблюдая за всей этой неторопливой движухой, я почувствовал, как мне полегчало и стало зябко, особенно ногам.

Быстрым шагом я дошёл до конца моста и решил, что мне на хрен не нужно никакое такси, я почти дошёл. А вот стакан орехового рафа мне точно не повредит, поэтому я потратил на эту покупку ещё пять минут своего времени. На часах полшестого, рабочий день в полиции близится к концу, но ещё не завершён. Белорецкий, как настоящий капитан большого судна, сходит на берег последним, я просто обязан его застать.

Что вполне естественно, меня к нему в кабинет не пустили. Да что там в кабинет, дежурный на входе сказал, что визиты на сегодня завершены и надо приходить завтра утром. Ладно, тогда достаём козырной туз. Я всё-таки позвонил Белорецкому и сказал, что я стою внизу возле дежурного. Ровно через минуту меня не только пропустили, но и выдали сопровождающего, который провёл меня до самого кабинета главного полицмейстера.

Возле кабинета пусто, секретаря в приёмной уже нет или отлучился. Я воспользовался моментом, постучал в дверь самого кабинета и тут же её открыл. Вот же удача! Павел Афанасьевич был один, копошился в бумагах, перекладывал папки с места на место. На большинстве папок я увидел надпись “дело Баженова”, а рядом номер. Охренеть не встать, это они столько накопали только по делу князя? Впрочем, это сложно назвать просто делом. Это целый конгломерат, опутанный тонкой паутиной.

– Слушаю вас Александр Петрович, – сказал Белорецкий и отодвинул в сторону одну из стопок папок. Особой приветливости в его голосе я не заметил, но и неприязни не было точно. Человек просто устал и хочет домой.

– Павел Афанасьевич, я всё понимаю, что у вас очень много дел, поэтому я буду краток, – сказал я, а убедившись, что он смотрит на меня вполне вменяемым внимательным взглядом.

Я чётко по полочкам разложил ему все свои аргументы по поводу невиновности Андрея. Получается, что основная статья обвинения с него снимается, даже если он не захочет сотрудничать. Да и толку от его показаний, если всё уже разрешилось без его участия. Белорецкий меня внимательно слушал, подперев щёку рукой. Такое чувство, что он выслушивает сказки про пропажу колбасы из уст шестилетнего ребёнка, когда очень интересно, но толку от этой информации никакой.

Я остановился на полуслове, понимая, что продолжение значения не имеет, и ждал его реакцию. Должен же он мне что-то на всё это ответить. А вместо ответа он, убедившись, что я закончил, подвинул ко мне одну из стопок папок, совсем свеженьких и ещё не сильно распухших от дополнительных материалов. Их там было штук пять.

– Это результаты расследований по разным делам, следы которых так или иначе выводят на Боткина. Мне это всё передали буквально только что. Почему и как эти дела выводят на боткина, мы узнали от двух его подельников, которых удалось допросить, в том числе с помощью мастера душ. До этого дня всё это считалось бесперспективным к раскрытию, так как следы уводили в никуда. Теперь всё стало на свои места. если есть желание, можете ознакомиться. Только в пределах этого кабинета. У вас ещё есть вопросы по поводу меры пресечения планируемой в отношении Боткина Андрея Серафимовича?

Я хотел было протянуть руку, чтобы взять в руки хоть одну папку для ознакомления, но меня словно парализовало, рука не хотела тянуться вперёд. Я молча покачал головой, поднялся и направился на выход даже не попрощавшись. Белорецкий тоже промолчал. Я беспрепятственно прошёл через все коридоры и посты и вышел на улицу. Очень хотелось, чтобы холодный ветер с финского залива дул сейчас гораздо сильнее.

Глава 3

Из кабинета главного полицмейстера Санкт-Петербурга я вышел в настолько подавленном состоянии, что словами не передать. Вопреки тысячам предупреждений и советов не связываться с Боткиным, я всё равно успел к нему привязаться. Может быть какую-то роль в этом сыграли и частично восстановившиеся воспоминания прежнего носителя этого тела, но к Андрею были только тёплые чувства. Пусть с хорошей примесью недоверия и настороженности по поводу неожиданных предложений и поворотов, но всё равно тёплые. А теперь оказывается, что он настолько злостный преступник, что на него собрали целых пять папок не раскрытых ранее дел. Может не всё правда, что там написано? Его отец очень состоятельный человек, он наймёт ему лучших в городе адвокатов, и они опровергнут большую часть того, что лежит в этих папках, если не всё. Буду держаться за эту надежду, как утопающий за соломинку.

Нет, утопать я не собираюсь, у меня слишком много грандиозных планов на будущее и настоящее, но какая-то частичка души сегодня умерла, а остальная по ней скорбит. Понимаю, что лично я ему уже ничем помочь не могу, только наблюдать со стороны. Возможно как-нибудь получится к нему попасть и подбодрить. Второе лучше получится, если он всё-таки вернёт память, люди Обухова над этим работают. Когда он придёт в норму, к нему допустят мастера души из управления полиции, он уже будет точно знать, что Андрей делал, а что нет. Ещё одна соломинка, буду теперь держаться за две.

Я немного прошёл по Литейному проспекту в обратном направлении, потом свернул на Пантелеймонскую в сторону Невского, там по набережной мойки и уже совсем недалеко Большая Конюшенная улица, где в цокольном этаже находилось небольшое питейное заведение, полюбившееся мне ещё в прошлой жизни. Почему-то я был уверен, что оно и сейчас там тоже есть. В «Хулиганах» готовят отличные стейки, много сортов разливного и прочее. Когда я увидел заведение именно там, где и ожидал, даже не сильно удивился.

Мой любимый маленький столик в углу оказался свободен, в четверг аншлага нет. Как только я снял пальто и сел за стол, ко мне подошёл официант с меню. Он уже собирался уходить и оставить меня выбирать блюда, когда я его остановил.

– Любезнейший, у вас же готовят самые лучшие стейки в Питере или я ошибаюсь?

– Никак нет, ваше сиятельство, – заулыбался парень. – Именно такие и готовим.

– Тогда мне принесите пожалуйста лучший из лучших, ассорти домашних солений с квашенной капустой и двести грамм холодной, как зима в Тайге, беленькой на ваше усмотрение.

– Да, ваше сиятельство, будет сделано в кратчайшее время и в лучшем виде, – парень расцвёл, как клумба тюльпанов в апреле. Видимо почувствовал, что здесь пахнет сочными чаевыми, а у меня сегодня не тот настрой, чтобы лишать его этой радости.

Весь мой заказ в полном составе оказался на столе ровно через десять минут. Вот и отлично. Я налил полную стопку и принялся резать сочный шмат мяса. Прожарка – то что надо, серединка красная, даже вытекающий сок немного красноват. Всё, как я люблю. Подцепил кусок на вилку, взял в руки успевшую запотеть стопку, поднёс ко рту и замер. Стоп, а на фига мне это надо? Легче станет? Кому станет легче, мне или Андрею? Да никому. С полной уверенностью поставил стопку обратно, подозвал официанта и попросил стакан томатного сока. Ну вот, совсем другое дело. А соленья и так к мясу неплохо подходят, так что вкуснейшую говядину я употребил с солёными огурчиками, помидорчиком и квашенной капустой. Миниатюрный запотевший графинчик и стопка рядом с ним так и остались нетронутыми и неоценёнными.

Когда тарелка опустела, я щедро расплатился и снова вышел на улицу. Время восемь, скоро семейный ужин, а я сытый. Опять придётся есть, чтобы не обидеть никого. Ну хорошо хоть алкоголь меня не уговорил, так что вместо того, чтобы продолжать грустить, буду читать книги и медитировать. На сегодня по плану улучшение ядра. Оказывается, я прочитал только начало, там дальше должно быть ещё интереснее, вот как раз и займусь для пользы дела. Но сначала, естественно, выслушаю нравоучения от Маргариты, с видом голодного в семейном кругу запихну в себя ужин, потом чаепитие у камина, с которого я и свинчу к себе в комнату. Всё по накатанному сценарию.

И мой план удался на все сто. Я не собирался засиживаться за полночь, потому времени у меня на всё про всё два часа. Прочитал ещё одну главу по медитации и тут же приступил к внедрению в жизнь. Как говорится “куй железо, не отходя от кассы”.

С нововведениями работа с ядром получилась мягче и качественнее. Внутренним взором я видел, что оно стало чуть больше. То же самое с чисткой и улучшением магических протоков. Если верить тому, что я вижу и чувствую, моя эффективность выросла процентов на десять. Надо бы конечно на несколько тысяч в конечном итоге, но это не сегодня, немного позже.

Я отложил учебник по медитации в сторону и взял в руки новую книгу с коротким, но ёмким названием “диагностика”. Это третья из книг, что мне тогда вручил дядя Витя. Сам не знаю почему, но раньше до неё руки не доходили. Наверно потому, что считал себя неплохим диагностом, забыв про отсутствие анализов, ультразвуковой диагностики и томографии в этом мире. Правда, когда я начинал работать, а точнее пришёл в интернатуру, из всего этого в нашей больнице были только анализы и один ультразвуковой аппарат на тысячу коек.

Мои ожидания оправдались, пробежав глазами по содержанию, я понял, что здесь речь пойдёт о той самой диагностике, которой я уже начал заниматься чисто интуитивно. Теперь с помощью этой монографии я смогу это делать правильно, по-научному. Первое же практическое задание после первой главы было просканировать собственную почку. Да без проблем, с простатой будет сложнее. Я положил ладонь в проекции почки, закрыл глаза и сосредоточился. Самое сложное – это не делать так, как я уже начал привыкать, а делать правильно.

Какой же у меня был восторг, когда перед моим магическим взором предстала почка в виде объёмной модели. Я мог её даже повернуть перед собой, чтобы рассмотреть со всех сторон. Потом было задание посложнее, надо было заглянуть внутрь почки. И тут я вспомнил про своё увлечение томографией, переросшее в ещё один диплом. Я начал двигать ладонью, стараясь превратить сканирующий луч в плоскость. Получалось пока смазано, но в итоге получилось. Осталось теперь только набить навык регулярным применением на практике.

Пока возился со всем этим, мозг потихоньку начал закипать. Чувствую, что заснуть сейчас не смогу из-за психоэмоционального перевозбуждения. Слишком всё близко к сердцу воспринимаю, а это всего-навсего учебный процесс. И прежний я наверняка всё это знал и умел. Возможно сохранившиеся остатки этих знаний помогают мне сейчас быстро осваивать предметы, а не доходить до всего месяцами, как школьники и студенты.

Контрастный душ взбодрил и выкинул лишние тревоги из головы, а следующие пять минут под умеренно горячим достаточно расслабили, чтобы захотелось плюхнуться в койку и залезть под одеяло. Засыпал с мыслями об Андрее, его состоянии и о том, что его ждёт впереди. Понятно, что он сам виноват во всём, чисто его заслуга или влияние плохой компании, но он виноват. Всё равно его было жалко.

– Ты сегодня решил поехать на работу пораньше? – спросила мама, когда вошла в столовую утром. К этому моменту я уже заканчивал завтракать и вскоре собирался вставать из-за стола.

– Не совсем, на работу даже немного опоздаю.

– Тогда зачем вскочил в такую рань? – удивилась она.

– Забыл вчера сказать, – я мысленно стукнул себя по голове. – У меня назначена аудиенция, Обухов должен принять без четверти восемь.

– Ого, а что-то случилось? И почему ты раньше не сказал?

– Да ничего особенного не случилось, – отмахнулся я, но потом всё-таки решил признаться. – Андрей Боткин там лежит под охраной из четырёх полицейских. Его сильно ранили молнией свои же при задержании. Память потерял, не узнаёт никого.

– Ну попробуй, вдруг получится, – пожала мама плечами, наливая себе чай. – Подожди, как под охраной? За что его задержали? Кто ранил?

– Полиция задержала, он решил сдаться и указал полиции, где можно задержать его вместе с подельниками. Но с этим вопросом я разобрался уже, хотел сейчас с Обуховым обсудить легализацию метода лечения тонким потоком. Если получится, то можно будет начать обучать этому слабых лекарей и знахарей.

– Мне кажется вряд ли он на это пойдёт, – добавил входящий в столовую отец. – Такое важное решение он не будет принимать самостоятельно, а снова соберёт коллегию. Захарьин и Гааз точно не одобрят. Они просто физически не воспринимают магов со слабым даром. Считают, что они не маги вовсе, а сплошное недоразумение.

– Но всё-таки Обухов главный лекарь, – упирался я, хотя и сам понимал, что отец прав. – Попробовать то надо.

– Ну попробуй, почему бы и нет, – пожал плечами отец и принялся за омлет.

– Доброе утро всем! – жизнерадостно воскликнул входящий в столовую Виктор Сергеевич. – А у меня радостная новость! Сегодня в моей квартире будут завершены ремонтные работы, и я от вас съезжаю!

– Виктор Сергеевич, – мама на него так посмотрела, словно он чем-то обидел её лично. – Вы это говорите так, словно мы здесь держали вас в клетке на хлебе и воде, а теперь вы наконец-то попадёте в пятизвёздочный отель. Неужели у нас вам было так плохо?

– Да что вы, голубушка, как можно такое говорить! – он подарил ей настолько обворожительную улыбку, что мама спрятала обиженное лицо и тоже улыбнулась. – Но вы ведь прекрасно понимаете, что свой дом он всегда свой и нет ничего лучше. А моё гнёздышко отнюдь не конура, а вполне большая удобная квартира для проживания одинокого старика.

– Ну что ж, поздравляю, Виктор Сергеевич, – улыбнулся отец. – А вообще имейте ввиду, что этот дом и ваш дом, двери сюда для вас всегда открыты, в любое время дня и ночи.

– Спасибо вам большое, Пётр Емельянович, и вам, Алевтина Семёновна, за заботу и тёплый приём. Мне очень приятно, что в моей жизни когда-то появились такие замечательные люди, как вы. И знайте, что мои двери для вас также всегда распахнуты настежь.

– Не забывайте к нам дорогу, Виктор Сергеевич, – сказала мама, немного растрогавшись, словно провожает старого друга в дальнюю дорогу без шансов вернуться домой.

– Да ни за что, Алевтина Семёновна! – он поклонился маме и сел за стол. – А вещи я тогда после работы заберу.

– Маргарита всё подготовит, а Пантелеймон поможет дотащить клетку и чемодан.

– Не надо Пантелеймона, – вмешался я. – Я помогу Виктору Сергеевичу.

– Спасибо Саш, – улыбнулся старик. – Я уж не стал тебя просить, ты такой занятый в последнее время.

– А я не просто так с вами поеду, – подмигнул я ему. – Я по делу.

Сказав последнее, я побежал одеваться, уже у ворот стояло такси и надо успеть прибыть к кабинету Обухова чуть раньше назначенного времени. Пока вроде успеваю.

В холле перед кабинетом главного лекаря уже толпился народ. Неужели все к нему в такую рань? Я приехал без двадцати пяти минут восемь, а эти в семь что ли пришли? Секретарь выглянул без двадцати, нашёл меня взглядом и кивнул, чтобы я заходил. В толпе возмущённо забубнили по этому поводу, упоминая, что они давно здесь сидят, а он мол только пришёл.

Я прошёл через приёмную сразу в кабинет. Степан Митрофанович уже сидел, обложившись кучей бумаг. На мгновенье оторвал взгляд от макулатуры и, глянув на меня, жестом указал на стул.

– Здравствуйте, ваше сиятельство! – сказал я и сел.

– Приветствую Александр Петрович. И можно без титулов, когда мы не на официальной встрече в высших кругах, – пробубнил он. У меня сложилось впечатление, что рабочий день только начался, а он уже устал. Может он отсюда и не уходил вовсе? – Что тебя привело ко мне в собачью рань?

– Вчера было два вопроса, а сегодня только один, – начал я, но он тут же перебил.

– И куда делся второй?

– Второй был про Андрея Боткина, как состояние его здоровья.

– С ним всё будет в порядке. В плане здоровья, я имею ввиду. Вчера с ним поработал наш мастер души и ему удалось вернуть парню память. Теперь у него будут проблемы только с законом, но это уже не в моей компетенции. Какой ещё вопрос?

– Помните во время прохождения мной испытания Захарьин возмутился по поводу того, как я заживляю раны.

– Он всегда чему-то возмущается, ну допустим помню, что дальше?

– Мой дар всё ещё достаточно слаб, но я нашёл одну интересную книгу, где написано о том, как сделать большую работу с гораздо меньшей затратой энергии, им я и пользуюсь, чтобы компенсировать этот недостаток. Но, вы не подумайте, я не собираюсь топтаться на месте, а занимаюсь каждый день, прорабатываю ядро и протоки силы, мои успехи неуклонно растут.

– Что за метод такой? – снова перебил он меня. Ну точно за столом ночь провёл.

Я начал ему рассказывать и показывать рисунки на листе бумаги. Он отложил свой ворох документов в сторону и стал изучать мои рисунки, нахмурив при этом брови на максимум. Я был предельно краток, излагая самую суть. Не меняя положения головы, он посмотрел на меня исподлобья.

– Так вот что тогда не понравилось Захарьину, – хмыкнул он и откинулся на спинку кресла. – Теперь понятно. Наш сокол-то верит только в чистую силу в огромных количествах, вот ему твоя метода и встала поперёк горла. Так любой слабый маг сможет сделать то же, что и он. Ты где взял это вообще? В институте этому не учат.