Княжья травница – 3. Заложница первой жизни

Но попробовать суп надо. Всё же наша жизнь в этом мире (или куске мира) зависит от этого. Поселение сильнее нашей могучей кучки, нас раздавят в один момент. Ладно уж, пусть чума… Вылечу.

Зачерпнув густую похлёбку, я выпила её, едва касаясь губами ложки. Вкус картошки и птичьего мяса. Передала миску Геле:

– Что ж, можно считать, что мир официально заключён?

– Между нами – уже давно, Руда, – ответила мне хозяйка поселения и так же, как и я, одними губами, выпила суп. Передав миску мужу через «стол», кивнула. Дархан слегка скривился, но исполнил ритуал, а потом сунул плошку Ратмиру. Мой любимый князь зыркнул всё ещё недоверчиво, но, посмотрев на меня, съел ложку супа.

Мир был заключён между поселением и нашей группой. Теперь можно расслабиться и покурить, то есть, поесть. Потом будут переговоры о месте, где мы поселимся, расчёты количества дерева и всего остального для постройки дома или шатров. Потом мы вернёмся домой, чтобы оповестить остальных. Потом мы с Ратмиром ляжем на наш матрас, набитый травой, обнимемся и всласть наговоримся о том, что видели в поселении, и о том, что пережили за этот день…

А пока можно расслабиться и, пока Ярик чмокает у груди, подумать о замысле первой жизни.

Зачем она собрала в этом месте столько разных и не похожих друг на друга людей из разных эпох? Как будто…

Мать моя женщина, я поняла, что мне напоминает поселение!

Коллекция. Коллекция живых людей.

Глава 4. Разведка боем

Октябрь, 1 число

Нога потёрлась о мою ногу, и я на миг размякла, прижимаясь к мужу спиной. Но тут же вспомнила – Ярик только недавно уснул! И осторожно спихнула ногу Ратмира с бедра:

– Ш-ш-ш, разбудишь!

– Любая… – горячий шёпот мужа в ухо вызвал во всём теле приятный озноб. – Хочу тебя!

– Маленький спит, Ратмир…

– Мы тихонечко!

– Не получится!

– А ты постарайся. Ну!

И нога снова скользнула вдоль бедра, щекоча волосками мою гладкую кожу.

Я вдохнула, выдохнула. Самой хотелось, но Ярик…

– Ратмир! Твоя сестра за пологом!

– Руда, не сопротивляйся, моя сестра будет только рада…

Сдалась.

Я сдалась сразу, практически без сопротивления. Муж развернул меня на спину и впился губами в мои губы. Счастье – безграничное женское счастье – обуяло меня в один момент, я даже не успела заметить когда именно, и стало так странно. Я мать и вдруг снова любимая, желанная женщина! Как будто смешалось всё в доме Облонских… Как будто я вернулась вспять, в то время, когда была ответственна только за свою судьбу, а не за маленькое существо, которое каждые три часа просыпается и просит сиську.

Ратмир задрал мою рубаху вверх, к шее, приник сам к той самой сиське, губами к моему соску, который я уже привыкла давать только Ярославу. В глубине души я стала той самой священной матерью, которой меня называли в поселении. А каково это – быть женщиной, любимой, женой? Я забыла.

В груди снова родилось затмение, как и каждый раз, когда возбуждение брало верх над смирением, и я выдохнула – громко, страстно, ярко! Закрыла рот ладонью, чтобы Забава или Могута за занавесью не услышали, а Ратмир не собирался щадить меня. Он завладел моим телом, как захватчик, как всегда, как любил это. Всем телом. Губами, грудями, лоном.

Он пил меня, как сладкое вино, ел меня, как вкусный пирожок. Наслаждался мною, как наслаждаются едой, компанией друзей, одиночеством. Ратмир любил меня так, словно это был наш первый раз, наш последний раз. А я отдавалась ему, как девственница отдаётся первому любовнику, как шлюха отдаётся любимому клиенту, как любовница отдаётся женатому в редкие случайные встречи…

Но как и каждый раз, когда я возбуждалась во время редких наших возможностей побыть вдвоём, проснулся Ярослав. Он замяукал, как голодный котёнок, и у меня сразу же пропало желание, задавленное материнским инстинктом. Я вывернулась из объятий Ратмира и потянулась к сыну, который корчился в пелёнках в своей люльке. Муж недовольно сморщился:

– Ну вот, вечером никак, ночью не получается, утром нет… Когда же я снова смогу воспользоваться твоим телом, травница?

– Как только малыш подрастёт, – ответила я рассеянно. Отогнув край рубашки у груди, запихнула сосок в рот Ярику. Тот ухватился, зачмокал, а я откинула голову на плечо мужу, прикрыв глаза. Тёплые сильные руки обняли меня и сына, Ратмир проворчал:

– Знал бы, никогда бы не согласился на детей…

Я тихонько рассмеялась, чувствуя, как твёрдые дёсны сжимают сосок, а руки мужа гладят мой живот. Скоро, скоро… Когда Ярик подрастёт и сможет спать всю ночь, не будя нас, мы снова станем любовниками, а не только родителями.

Ратмир пытался пристроиться ко мне сзади, но я осталась непреклонна. Хоть и хотелось, хоть и жаждало тело, но сын перевесил все плотские аргументы. Муж поскрипел, поворчал, но поднялся и сказал напоследок, перед тем, как выйти в общую зону:

– Ещё попросишь сама, ведьма моя, а я не дам то, что хочешь.

Я только усмехнулась, устраиваясь поудобнее на матрасе из травы. Мы с Яриком нежились под тёплым одеялом, сваляным из овечьей шерсти. Нам было так хорошо, что даже не хотелось вылезать наружу, в хмурый осенний день, хотя сын быстро покормился и стал кряхтеть, что было сигналом к смене пелёнок. А значит – вставать всё же придётся.

Когда встала, вспомнила: ведь сегодня инаугурация бани!

Баню я задумала в первый день переселения. Когда мы только переехали в поселение, я спросила у Гели, где они моются. Оказалось – обтираются намоченными в травяном отваре холщинами в шатрах, когда очаги нагреты на свой максимум. Мне такой способ не подходил. Лучше уж общая баня, чем обтирания. И дядька Бусел нашёл глину, обжёг кирпичи, сложил печь. Вокруг печи построили домик. В нём были три помещения: одно для парилки, второе для мытья, третье для стирки. Бабы со всех сторон мира косились с предубеждением, но сегодня я покажу им всем, что такое настоящая русская баня!

Перепеленав сына, я примотала его слингом к себе и вышла в хмурый осенний день. Поселение уже проснулось, шевелилось вяленько, но вполне ощутимо. Мимо пробежала к реке девушка с берестяными вёдрами, где-то на окраине заголосил петух. Я глянула на небо и улыбнулась, хотя и нечему было. Серое свинцовое небо, низкие облака, холодная морось – не то туман, не то дождь…

Но мы живы.

Мы всё ещё вместе, те, кто начал свой путь из Златограда. Мы прошли века и километры, оказавшись в этой глуши, чтобы жить, как раньше, как встарь.

Геля помахала мне рукой от своего шатра:

– Руда, сегодня в баню пойдём?

– Пойдём! – ответила я ей весело. – Давно не парилась как следует. А вот тебе париться нельзя, ребёнка можешь потерять.

– Эх, жалко, – огорчилась она, погладив себя по животику. – Ну ничего, хоть помоюсь. А пока заходи ко мне, я собрала яиц и сделала настоящий омлет на козьем молоке!

– Хороши наши козочки, – усмехнулась я. – Жалко, козла нет для них, чтобы увеличить поголовье.

– Вот точно.

Геля горестно закивала, выкладывая на глиняные тарелки рыхлый омлет с сушёными травами. Запах от него стоял такой, что у меня в животе заурчало. Я присела на топчан и облизнулась. Ко мне тут же подсела малышка Гели и обняла со всей силы её детской привязанности. Чмокнув Эру в светлую макушку, получила поцелуй от девочки. Геля рассеянно заметила:

– И овцы тоже нуждаются в баране… Хоть бы нам принесло сюда чабана с бараном!

Мы обе рассмеялись. Но мысль засела в голове. Чабана, конечно, не надо, а вот барана и козла примем с удовольствием! Вот почему бы первой жизни не подкинуть нам немного скотины?

А ведь идея!

В самом деле, очень логично попросить у первой жизни то, чего не хватает для жизни. Но как её найти? Все прошлые разы цыганки сами меня находили. Однако должен быть способ связи с первой жизнью. Возможно, через камень?

– Геля, а вы в поселении никогда не видели цыганок?

Мой вопрос её удивил. Геля уставилась на меня задумчиво, но дурой сразу не обозвала. Она вообще с момента нашего знакомства мои слова под сомнение не поставила ни разу. Более того – раз я что-то сказала, значит, так оно и есть. И правоту мою слепо отстаивала даже перед мужем.

Вот и сейчас Геля покачала головой, ответила серьёзно:

– Нет, никогда. Если бы другие видели, они бы мне сказали.

– А как далеко вы разведали местность?

Этот вопрос я задала, сама не зная зачем. Место здесь было дикое, зверьё почти непуганое. Во всяком случае, огнестрела дичь не знала. Подпускала ровно до расстояния полёта стрелы, издалека не шугалась.

– На словах не скажу, километры не считали, – пошутила она, подав мне тарелку с яичницей. – Эруня, иди ко мне, мама покормит тебя! Но карта есть.

– Карта?!

– Ну да, воины и следопыты составили вместе. Тебе, наверное, трудно будет понять, получилось чуднО.

– Разберёмся! – с воодушевлением ответила. – Я читала древнерусскую карту, вышитую на куске тряпки!

Карта поселенцев оказалась нарисована на выделанной до светлой гладкости шкуре. Я сразу различила в её центре гору, у подножия которой были маленькие треугольники – шатры. А вот река. Она вилась между деревьев-кружков на восток и на запад, огибая гору. На юге одиноко торчал на опушке леса наш терем-квадратик. А свежими чернилами из сока лесных ягод были пририсованы три овала и лабиринт – менгиры, которые мы забрали с собой невольно.

Я словно снова почувствовала запах вереска.

Но Мудрый Кайа мне не поможет даже своими расплывчатыми ответами. Цыганка изгнала его из лабиринта… Я должна найти первую жизнь сама.

– Маленькая территория, – я покачала головой. Яичница быстро закончилась, и я отхлебнула глоток горячего травяного чая. Надо выслать разведку за гору. На восток. Там совсем никто не бывал, горой и рекой заканчивалась карта. Вдруг мы найдём что-то полезное? Вдруг там логово первой жизни?

Это логово мне трудно было представить.

Цыганский табор? Смешно!

Избушка в лесу? Глупо.

Даже не знаю, где должна обитать первая жизнь, но явно точно где-то по соседству.

– А нам больше и не надо, – пожала плечами Геля, продолжая затронутую тему. – Рыба есть, дичи хватает, лес рубим понемногу. И в поселении забот полон рот. Не до разведки.

– Угу, – ответила я и замолчала. Подруга забеспокоилась:

– Что, Руда? О чём ты думаешь?

– Да вот думаю… – сказала неопределённо. – Надо бы посмотреть, что там с другой стороны горы.

– Кому надо?

Вопрос резонный. Мне? Да нет, нам всем. Если я найду первую жизнь, смогу попросить у неё то, чего нам не хватает.

Так Геле и ответила. На её лице появилось странное выражение. Как будто она сама хотела бы отправиться, но не могла. Но я-то могу! Конечно, Ратмир снова станет возражать, как всегда, скажет, что я неуёмная и с шилом в попе, что должна сидеть и растить сына… Однако отпустит. Может, даст Тишило для охраны.

– Пойду поговорю с мужем, – сказала я, допив чай. – Разведка нужна, нам тут жить.

– Пошлём нескольких крепких воинов, – ответила Геля. – И Моки, он хорошо ориентируется в лесу. У вас пять лошадей, вот пятеро и поедут.

– И верблюдица, – весело добавила я. – Поеду с ними.

– С ума сошла! – испугалась Геля. – Как сына оставишь?

– С собой возьму, – я погладила Ярика по голове и улыбнулась подруге. – Ну, не бойся, это же не поход на месяц! Погуляем и вернёмся.

Вышла сразу, чтобы избежать охов и вздохов. Геля хороший человек и отличная подруга, но переубеждать меня бесполезно. Если я решила – сделаю.

Ратмира я нашла у бани. Сделали её мужчины добротно и на десятилетия. Теперь нужно было правильно протопить, чтобы никто не угорел, и пар получился бы хороший, целебный. Кто, как не мои древние славяне, умеет делать хороший пар?

Вокруг суетились подросшие щенки – помогали изо всех сил. Прыгали на тех, кто носил дрова к бане, сосредоточенно путались у них в ногах, важно гавкали, чтобы подстегнуть шаг людей. Лютик подскочил ко мне, боднув башкой в бедро, и залаял весело:

– Хозяйка, хозяйка, хозяйка, все идут в баню, а мы пойдём в баню?! Пойдём, пойдём, пойдём?

– Балбес, – рассмеялась я, потрепав его по холке. – Нет, вы в баню не пойдёте. Мы отправляемся в поход!

– Поход, поход, ура! Поход! А кто пойдёт? Я пойду?

– Да, мой славный Лютый, ты пойдёшь с нами на разведку!

– Какая разведка, Руда? – спросил, хмурясь, Ратмир. Я повернулась к нему и ответила с лёгким вызовом в голосе:

– Нужно разведать, что там, с другой стороны горы.

– Зачем?

– Ну, Геля мне показала карту, и там пусто. Нельзя жить и не знать, что там, в округе.

Он шагнул ко мне, взял ладонью лицо и приподнял, заставив взглянуть в глаза:

– Руда, не лги мне, я знаю этот блеск в твоих очах, любая. Ты что-то задумала!

– Ишь, знает он… – пробормотала я. Врать смысла нет. Ответила: – Мне нужно найти первую жизнь, Ратмир. Понимаешь?

– Руда, я не понимаю и не хочу понимать, но знаю…

Он улыбнулся мне так ласково, что я сразу растаяла. Поцеловал в губы мимолётно и продолжил:

– Что ты всё равно сделаешь то, что задумала. Поэтому удерживать не буду, но поеду с тобой, чтобы удостовериться, что с тобой ничего не случится.

– Я знала, – самодовольно улыбнулась, обняла его и отстранилась. – Возьмём дядьку Бусела, он составит карту. И Тишило – он даже рад будет, а то заскучал тут…

– Княгиня моя, ты лучшая женщина, которую я мог бы полюбить в этой жизни.

Его пальцы сжали мою руку, и я поняла, что счастлива.

Организовать экспедицию оказалось – проще некуда. Просто Ратмир позвал Бусела и Тишило, Геля велела Моки и ещё одному крепкому парню по имени Хосе присоединиться к нам и слушать меня, как Дархана.

Выехать решили завтра. После бани. Я не могла пропустить это, не могла не воспользоваться правом священной матери первой помыться и попариться. Пришлось ждать первой протопки, вместе с Гелей мыть детей, используя пуки сушёной травы вместо мочалок, а потом…

Потом моя подруга забрала Ярика и кивнула на сруб:

– Иди уж первой с мужем!

– Спасибо, дорогая моя, – я даже обняла Гелю от наплыва чувств и, взяв Ратмира за руку, направилась к бане.

Тепло, жар, пар.

Я наслаждалась этим счастьем, чистой горячей водой, о которой почти забыла за последний год. Я наслаждалась прикосновениями мужа, который наконец-то смог остаться со мной наедине, пусть и в бане, а не в постели. Я нежилась в объятьях горячего воздуха, чувствуя, как возрождаюсь к жизни, чувствуя, как выходит из меня с потом вся грязь и боль, всё зло, владевшее мною, все заботы и проблемы. Я нежилась в объятьях Ратмира, снова ощутив себя женщиной, а не просто матерью, снова став той, которая зажигала огонь в его душе, страсть в его теле, любовь в его сердце.

Я упивалась моментом ласки и свободы. Я кричала от возбуждения, зная, что толстые стены без окон не пропустят ни звука. Я царапалась дикой кошкой, я извивалась змеёй, я была идеальной любовницей и готова была на всё, чтобы продлить минуты близости на года, на века…

Ратмир сжал меня в своих руках, рискуя задушить, и шепнул на ухо:

– Руда, я люблю тебя так, что иногда мне кажется, что я уже умер.

– Что это значит?

Я удивилась, извернулась, чтобы заглянуть ему в глаза. Там было космическое небо, там были звёзды, чернота ночи, блеск предутренней зари… Ратмир ответил:

– Разве при жизни я мог бы надеяться, что мне достанется такая женщина, как ты? Понимаешь? Ты же помнишь невест, которых мне прислали в Златоград? Ни одна из них ни мизинца твоего не стоила…

Рыбки. Помню, да.

– Ты не прав, Ратмир. Нас свела судьба, и мы просто не могли пройти мимо друг друга.

– Боги нас свели.

– Разве не одно и то же?

Боги… Мокошь, Велес. Они были просто людьми, трёхметровыми, одинокими и последними. Не они свели нас, это точно. Первая жизнь. И это, наверное, единственное, что она сделала хорошего для меня.

– Мой светлый князь, нас свела случайность, а боги тут ни при чём.

– А цыганка?

Цыганка… Я отвернулась и помрачнела. Цыганку я бы задушила собственными руками, если бы могла. Но пока не могу, поэтому…

– Любимый, не стоит думать об этом. Мы вместе, ты не спишь, ты жив. Всё будет хорошо.

– Ты едешь в разведку, чтобы узнать, где мы?

От него нельзя ничего скрыть. Я усмехнулась в его локоть и прижалась щекой к груди, ответила глухо:

– И чтобы найти первую жизнь.

– Храбрая моя княгиня! Как осмелилась?

– Я просто хочу узнать, для чего она собрала нас всех в этом месте. Ну, и попросить кое-какие улучшения наших условий.

Он рассмеялся тихонько. Прижал меня к себе. Мой муж, мой соратник, моя родственная душа…

После бани мы разошлись все по своим делам. Ратмир следил за тем, как подтапливали, а я отправилась проследить за сборами в дорогу.

Провизии и питьевой воды совместными с Моки размышлениями было решено взять на четыре дня. Углубляться дальше не имело смысла. Первая жизнь не станет селиться слишком далеко, ей нужно быть рядом. Потом я навестила на лугу Асель, которая в праздной спячке бродила в поисках сочной ещё травы вместе с лошадьми. За верблюдицей неизменно следовала единственная кобыла в табуне, которую недавно покрыл Резвый. Все надеялись, что родится кобылка и мы сможем увеличить поголовье.

– О, пожаловала проведать свою боевую верблюдицу? – приветствовала меня Асель. Я с усмешкой ответила:

– И я тоже рада тебя видеть, ленивая толстая скотина.

– Пф, – сказала Асель и замотала головой: – Скажи, что ты пошутила, я вовсе не толстая!

– Значит, против ленивой скотины ты не возражаешь!

– Пф! – повторила верблюдица и отвернулась от меня.

– Ладно, не злись, я же шучу, – примирительным тоном протянула я и почесала Асель по длинной изогнутой шее. Получилось плохо, потому что верблюдица линяла, меняя шерсть на зимнюю, и та висела длинными спутанными клочьями. Надо бы вычесать её хорошенько, чтобы женщины сваляли тёплое одеяло… Только чем? Или привлечь детей, которые играют целыми днями и бегают по поселению? Им будет весело пятернями чесать шерсть…

– Асель, у меня для тебя новость, – добавила, потому что верблюдица не отвечала. – Завтра мы идём разведывать местность за горой! Ты рада?

– В поход? – она взглянула на меня круглым глазом. Недоверчивая! Я кивнула:

– В поход. Ты же боевая верблюдица, правда?

– О да! – с чувством глубокого удовлетворения подтвердила та. – Я умею бить врага ногами! Любому человеку колено сломаю с одного удара.

– Значит, ты сможешь защитить нас с Яриком.

– Хозяйка, да в чём вопрос?! – Асель надула щёки и снова фыркнула. Прозвучало это, как отрывистый лай, и я потрепала верблюдицу по узкому носу. В груди заныло прибывшее молоко. Со вздохом я сказала:

– Пойду, пора мне. Завтра с утра будьте готовы.

Асель мотнула головой и сказала напоследок:

– Боевая человечка, иди корми своего детёныша. А у меня, видно, потомства никогда не будет…

Я ничего ей не ответила, но пунктик в голове поставила: попросить верблюда у первой жизни. Чем чёрт не шутит! А вдруг у неё припасён один?

Ярослав уже начинал хныкать на руках у Гели. Она качала его и одновременно варила грибной суп, помешивая его длинной деревянной ложкой. Когда я вошла, подруга посмотрела на меня с лёгким укором и сказала:

– Где же ты ходишь, милая? Сынок твой волнуется.

– Бегу, бегу, – не вдаваясь в подробности, взяла Ярика и, развязав завязки платья, приложила сына к груди. Он вцепился дёснами в сосок, как утопающий в соломинку – яростно, сильно, даже больно стало. Мой мальчик, моя гордость, истинный княжич, хоть и без княжества!

Ради него, ради моей семьи я не только в разведку, я биться пойду с теми неизвестными существами, которые ожидают нас по ту сторону горы!

Ради него я уничтожу первую жизнь, если она каким-то образом захочет отнять у меня малыша!

Глава 5. Лес

Октябрь, 2 число

Рано-рано утром спозаранку… Да, хотелось бы мне, как тот водитель, отправиться в путь с песней, но дождик зарядил с ночи. Поэтому мы собирались молча. Какой-то странный груз лежал на душе. Будто чудилось – я никогда больше не увижу остальных, если сейчас уеду.

Мужчины приготовили лошадей, Ратмир лично оседлал Асель, настроение у которой было поистине двоякое. Верблюдица ворчала, как столетняя старуха:

– Куда тащиться в такую погоду… Не понимаю! Подождали бы солнышка… Вот у меня на родине всегда светило солнышко…

Ратмир рывком затянул подпругу, Асель выдохнула и громко фыркнула, плюясь:

– Аккуратнее, человечишка! Клянусь, всем ноги переломаю, кого встречу по дороге!

Резвый заржал:

– Да ты первая под кустик побежишь прятаться!

– Ты меня сейчас трусихой обозвал?! – Асель рванулась из рук Ратмира, и он зло шлёпнул её по крупу:

– А ну не балуй!

– Асель, успокойся, – устало сказала я. – Резвый, а ты не задирай её.

– Опять ссорятся? – усмехнулся Ратмир. – Вот уж правда, как кошка с собакой.

– Это у них игра такая: кто кого переспорит, – отмахнулась я. – Неспокойно мне что-то.

– Сама же затеяла разведку.

Муж развернул меня лицом к себе, заставил взглянуть в глаза. Я пожала плечами:

– Не знаю, почему. Может, предчувствие, а может, просто женская истерика.

– Истерика… – пробормотал он и приник губами к мом губам. Оторвавшись от долгого поцелуя, сказал почти весело: – Я тебя не узнаю, моя княгиня! Ты же всегда была рассудительной и вела нас твёрдой рукой туда, где безопасно. Теперь что, боишься?

– Боюсь, – призналась почти неслышно. Муж огладил ладонью мою щёку и сказал:

– Ты не должна бояться, когда я рядом с тобой.

– За тебя и боюсь, – улыбнулась.

– Едем аль что? – раздалось за спиной. Обернувшись, я увидела Тишило и Бусела, которые сидели в сёдлах, накрытые плотными покрывалами, которые женщины поселения умели ткать так, чтобы дождь соскальзывал с них. Точно такое же покрывало дали мне, и я закуталась в него, спрятав Ярика, но оставила просвет, чтобы сын не задохнулся.

– Едем, – ответила им, поискала глазами остальных. Моки сидел на самом маленьком жеребчике, сверкая глазами из-под покрывала. Индеец так радовался походу, что и мне мгновенно передалось его возбуждение. Всё будет хорошо. Обязательно. Мы найдём первую жизнь и вернёмся!

Вместе с нами на пятой лошади ехал Хосе – испанец-конкистадор, которого на поле битвы с индейцами полумёртвым нашла цыганка. Был он крепким и коренастым, в седле держался так, будто мать его там и родила. Кривые ноги колесом выдавали бедняка, в детстве подверженного рахиту, но Хосе обожал лошадей, а лошади очень любили его, сами мне признавались в этом. Был он вооружён длинным копьём и управлялся с ним ловчее любого из моих воинов. Говорил мало, в основном, отрывистыми «да» и «нет», зато в деле не было лучше его. Мне нравился Хосе, потому что я в нём чувствовала человека ответственного и работящего.

Моки же был слегка раздолбаем. Конечно, трудился он на всеобщее благо вместе с другими, но не прочь был позубоскалить и потрепаться. Вот и сейчас он улыбнулся белыми зубами, сказал мне:

– Раньше выедем – раньше вернёмся!

– Согласна, – усмехнулась. – Асель, ляг, пожалуйста, чтобы я смогла сесть в седло.

Моки недоверчиво прищурился, Хосе поперхнулся. Они уже знали, что я лечу людей, но пока ещё не успели привыкнуть к тому, что животные понимают меня, а я понимаю их. Но ничего, привыкнут! К тому же…

Лошадь под Хосе, молодой жеребец по кличке Гордый, заржал тихонечко:

– Скажи ему, пусть не бьёт меня сильно пятками в бока! Я всё понимаю, не надо лупцевать!

Со смешком я передала слова Гордого конкистадору, садясь на верблюдицу. Хосе испуганно поднял ноги в сёдлах, и жеребец снова заржал, теперь уже просто смеясь.

В общем, выехали мы в хорошем настроении. От моих дурных предчувствий не осталось и следа. Оглянувшись на поселение, я только улыбнулась. Всё будет хорошо, мы вернёмся целыми и невредимыми, с картой и племенными животными для наших овец и коз.

Лес встретил нас настоящим холодом. Лебеди недавно улетели на юг, мы слышали их крики в небе, когда косяки пролетали над поселением. Я думала, что это журавли, но Моки поправил. Журавли кричат по-другому, сказал он, да и выглядят длиннее. Но мы с ним сошлись в одном мнении, что после улёта птиц на зимовку осень заканчивается.

Я почувствовала это сразу, как только мы въехали под сень деревьев, обрамлявших гору. Закутавшись плотнее в покрывало, я прижала к себе Ярика в слинге, чтобы отдать ему своё тепло, другой рукой правила Аселью, хотя это было почти незачем. Верблюдица плелась позади Резвого и Гордого сама, не сворачивая никуда, не отставая, только бурчала:

– Грязь, дождь, холод… Что ещё есть в этом мире, чтобы убить бедную меня?

– Молчи, Асель, не ной. Ты же боевая верблюдица, ты привыкла сносить тяжести походов!