Княжья травница – 3. Заложница первой жизни

Пёс глянул в глаза умными зенками и снова гавкнул, уже строже и громче. Словно сказать хотел что-то. Ратмир насторожился и, отложив шкурку, встал. Теперь и он увидел щенка, который нёсся со всех ног прямиком к дому.

– Ах ты ж… – только и смог сказать. Буран снова глянул, но теперь в его глазах читалась тревога.

Лютик притормозил на полпути, видя, что его заметили, и, упершись четырьмя лапами в траву, громко, требовательно и часто залаял. Потом бросился бежать обратно, хоть и запыхался. Буран без раздумий сорвался с места в галоп, но оглянулся на хозяина.

У Ратмира сердце захолонуло. Что-то стряслось с Рудой! Не мешкая, он рванул за собаками. Бежать было далеко – Руда за своими травками ходила в самое сердце леса. Ругаясь на бегу самыми страшными словами, он вскоре начал задыхаться – давно не было сражений, засиделся на месте! Охота – не то, на охоте не побегаешь…

Лютик привёл их к прогалине и сунулся сразу в кусты. Острым глазом Ратмир подмечал следы на траве: вот тут Руда сорвала листья, вот тут присела, а здесь раздвинула ветки – мех от лисьего жилета на ветке остался. А в кустах на траве – кровь! И капкан окровавленный, раздвинутый. Неужто Руда попалась? Нет, не она: шерсть серая в крови клочками торчит из ошмётков плоти… Зверь. Руда лечила зверя, бесстрашная. Безголовая… Бить её надо, как учат деды. Бить-учить. Да разве ж пальцем можно тронуть её, Рудушку славную, любую, светлую, упрямую?

Лютик подскочил к замершему на колене Ратмиру и ткнулся носом в лицо, заскулил, отбежал. Буран сосредоточенно вынюхивал траву, то и дело тряся головой, будто от мошек отряхивался.

– Что там, Буран? – спросил Ратмир, хмурясь. Что с Рудой случилось? Ежели зверь напал, убил бы на месте, не уволок бы. Может, сама ушла? Куда? Зачем?

Буран поднял голову и чихнул. Ещё раз. И снова. Лютик затряс головой, отчего уши его смешно зателепались по сторонам, и снова залаял, отбежав в сторону.

– Да понял я, понял. Руда ушла туда, – проворчал Ратмир. – Одна? Сама?

Лютик подбежал к отцу, куснул его за холку – не больно, не сильно, чтобы привлечь внимание. Буран огрызнулся, но пошёл нюхать дальше. Туда, куда побежал Лютик. Оглянулся на Ратмира. Отбежал ещё, снова оглянулся.

Понятно. Руда пошла туда.

Лютик фыркнул, чихнул и, подбежав к Ратмиру, прыгнул лапами ему на грудь.

– Да, идём, – ответил он. – А это что? Следы…

Не лапы звериные, не Рудины сапожки. Большие следы ног. Мужские. Не то лапти, не то странные боты какие-то – широкие и основательные. Наши такое не носят. Чужие.

Люди!

Ратмир выпрямился, глянул с опаской на лес. Как знать, где сейчас эти чужаки. И люди ли. Вон в Кайа-Тиле змеи были, а тут незнамо что и незнамо кто может гулять по лесам. А у него, Ратмира, только кинжал с собой…

– Буран, беги домой и приведи мужиков! – распорядился Ратмир. – Сюда веди.

Он был уверен, что пёс поймёт. Руда говорила, что животные всё понимают. Теперь даже Резвого не хлестнёшь лишний раз, пятками в бока не ударишь. Он же всё понимает! Словами.

Глядя на хвост Бурана, мелькнувший в кустах, Ратмир выдохнул. Лишь бы с Рудой и с Ярославом ничего не случилось… Этого он себе никогда не простит.

Лютик снова чихнул.

Что ж они такого вынюхали?

Ратмир наклонился к следам мужских ног и понюхал. В нос ударил знакомый запах. Лёгкий, но устойчивый. Сакрытник! Надо листьями натереться, и ни одна собака не учует! О как, а чужаки-то умные, в то же время, что и златоградцы, жили! Ведь про сакрытник ещё дед Ратмира говорил…

– Так, так, – сказал он медленно. – Значит, запах свой скрываете… Ладно. Мы вас всё равно найдём.

Вскоре от дома прибежали остатки его дружины. Тишило, Бусел, Могута. Все вооружены. Чем смогли, тем и вооружились: самодельными копьями, ножами, кинжалами. Тревога на лицах. Ратмир сказал:

– Чужие люди увели с собой Руду и ребёнка. Надо найти и освободить их.

– Освободим, – солидно сказал Могута, поигрывая топориком, который выковал в первый день, когда они попали сюда.

– Пошли. Буран, Лютик, ищите следы Руды.

И они двинулись все за собаками, которые, чихая и морщась, шли носом к траве по шагам травницы.

* * *

Геля слушала мой рассказ о Златограде, о Мокоши и о чудесном перемещении из змеиного города в наше время с раскрытым от изумления ртом. Ахала, головой качала и всё говорила, что не может представить! А я и рада стараться – красочно описывала терема, Ирей, Мокошьин летающий аппарат, подземелье Кайа-Тиля, змеелюдей. А потом как-то плавно перешла к рассказу о моём времени. Геля, хоть и родилась всего каких-то пятьдесят лет раньше меня, никак не могла представить мобильные телефоны, интернет, компьютеры. А медицина её вообще зачаровала: ЭКО, УЗИ, контактные линзы, аппарат МРТ…

– С ума сойти, – всё повторяла она, прижимая ладонь к груди. – Как же, наверное, у вас здорово жить! Наверное, Советский союз стал самой сильной державой в мире! Наверное, теперь у вас настоящий коммунизм!

– Не хочу тебя огорчать, Гель, но нет.

Мне хотелось смягчить удар, однако я понимала, что его ничем не смягчишь.

– Что, коммунизма ещё нет? Ну ничего, с такими-то достижениями мы быстро его построим!

– Советского союза больше нет. Да и коммунизм оказался утопией.

– Как нет?

Она растерялась. Взрослая женщина, мать двоих детей, заправляющая жизнью в архаичном поселении, собравшим под шатрами людей из всех времён и народностей, выглядела маленькой девочкой, которой сказали, что вместо Деда Мороза подарки приносят родители. Даже слёзы на глазах выступили. Я порывисто обняла Гелю, на миг прижала к себе, потом отстранилась и сказала:

– Зато мы победили немцев.

Она кивнула, вытирая молочные «усы» со щёк дочери. Помолчала. Потом ответила:

– Ну и хорошо. Ну и ладно. Пускай. Всё равно ж мы сильнее всех!

– Сильнее, – улыбнулась я. – Ладно, погостила я у вас, пора и домой. Мои волноваться будут.

– Снаряжу с тобой Свейна, пусть проводит, – кивнула Геля. – А ты заходи к нам, я всегда буду рада тебя видеть…

Она не договорила. В шатёр нырнула снаружи худенькая черноглазая девушка и закричала:

– Геля! Там Ирма кончается!

– Как это – кончается? – не сразу сообразила Геля. Потом подхватилась: – Ой, бежим! Что с ней? Женя! Женя, присмотри за малышами!

Рыженькая девочка вышла из-за ширмы и без слов взяла на руки Батыра. Потом протянула вторую руку, чтобы я дала ей Ярослава. Но фигушки, я с сыночком не расстанусь. Сунула Ярослава в свой импровизированный слинг и вышла из шатра вслед за Гелей.

Ирма оказалась почти на другом краю поселения. Она упала перед входом и теперь корчилась, как зародыш, прижав руки к животу. Что может болеть? Живот сложная зона, там столько органов! Это может быть непроходимость, придатки, желудок, аппендицит… Ох, только бы не аппендицит! Оперировать я не умею!

– Ирма, где болит, скажи, – Геля упала на колени и попыталась разжать стиснутые руки женщины. А я склонилась над ней. Всё лицо в поту. Бледная до зелени. Землистая кожа. Губы искривлены болью. Чёрт, это всё же аппендицит…

– Геля, погоди, дай место.

Я потеснила новую подругу и положила ладонь на руки Ирмы. Ей было не больше тридцати, но выглядела она намного старше. Я мягко надавила и сказала тихо:

– Ирма, мне нужно осмотреть вас.

– Не трожь, – прошипела она сквозь зубы. – Я сама ведьма, знаю, поболит и перестанет!

– А если не перестанет? Если ты умрёшь?

– Не умру! Я уж должна была умереть на костре, ан нет! Тут оказалась!

Я покачала головой. Первая жизнь набрала себе людей из тех, что должны были умереть, перенесла их сюда и оставила выживать. Это что, какой-то социальный эксперимент? Впрочем, она же говорила, что этические законы на ней не работают. Значит, другая цель. Но какая именно – сейчас не важно. Важно спасти Ирму от перитонита. Если он уже разлился по внутренностям, я вряд ли смогу вылечить её.

– Ирма, что бы ты ни думала, я уверена, что у тебя нечто серьёзное. Если ты не дашь себя осмотреть, то умрёшь в страшных мучениях. И та сила, которая вытащила тебя из костра, не сможет тебе помочь.

– Что ты говоришь, Руда? – прошептала Геля. – Первая жизнь нам всё дала!

– Она вам не союзница, – сердито ответила я. – Она эгоистично выдернула нас всех сюда и бросила на произвол судьбы.

– Уходи, оставь меня, – простонала Ирма, ещё сильнее скрючившись на земле. Я поднялась с колен. Нет, так нельзя. Если я оставлю её умирать, то никогда себе не прощу. Огляделась. Махнула рукой двоим парням, которые куда-то тащили охапки дров:

– Помогите занести её в шатёр.

– Не трогайте меня! – крикнула Ирма, а Геля принялась гладить её по голове и шептать на ухо что-то, чего я не могла разобрать, да и не хотела. В конце концов, женщина обмякла и позволила взять себя за ноги, плечи, отнести в шатёр. Я вошла под полог, отвязала Ярика и отдала его Геле:

– Подержи, пожалуйста, мне будут нужны все мои силы.

– Ты травница, Руда? – спросила Геля с тревогой, принимая от меня спящего малыша.

– И травница тоже.

Присев рядом с Ирмой, я первым делом пощупала её лоб. Горячий. Жар, температура под тридцать девять… Ох, трудно придётся! Это не волчью лапу срастить, это весь организм придётся лечить…

– Мне нужно раздеть тебя, – сказала Ирме безапелляционным тоном. Та только глаза закрыла, и лицо её снова исказилось болью. Я задрала подол платья к груди, потёрла ладони, чтобы согреть их, и приложила к её животу. Живот острый. Волшебный рентген показал внутренности, как всегда. Они светились зелено-жёлто-оранжевым, и красным сигналом светофора ярко полыхал тот самый криминальный отросток, который раньше участвовал в пищеварении, а теперь превратился в ненужный рудимент.

– Что с ней? Что ты видишь?

Шёпот Гели заставил поёжиться. Но она хоть поймёт, что такое аппендицит. А остальные?

– Вижу, в чём проблема, и очень надеюсь, что смогу вылечить.

– Не кровит, значит, не ребёнок…

– А она что, беременна? – испугалась я. Провела по животу ещё раз, словно датчиком УЗИ вдавила. Очертания матки – рогатой, чуть припухшей, зелёной. А внутри – как маленькая рыбка в аквариуме, плавает зародыш.

Беременна. Сердечко пульсирует. Головастик живой…

Его надо спасти.

Глава 3. Выкарабкивайся, как хочешь

Август, 25 число

Первым делом нужно убрать воспаление.

Нужно говорить с аппендиксом, просить его успокоиться, гладить его через кожу, рассасывать красный пожар, всасывать его. В другой ладони зажать осколок первой жизни и вливать в него то, что убираю из тела.

Нужно приложить все силы, чтобы ни одной капельки гноя, ни одной крупинки жара не осталось. Нужно быть очень осторожной и следить за головастиком, который будет расти, расти, расти и родится маленьким человечком, продолжающим жизнь.

Нужно дать всё, что есть внутри себя, забрать всё плохое, перегнать через собственное тело, даже если больно и плохо.

А потом…

Потом я выдохнула, чувствуя себя словно обескровленной, глянула на зелёный волшебный рентген по всему животу Ирмы и сказала на последнем издыхании:

– Здорова…

Свет словно притушили, в голове звенело, руки и ноги стали чугунными. Я отчего-то с изумлением увидела перед глазами плетёный из травы половик, ощутила щекой его шершавую твёрдость. И только подумала – чтобы Ярослав не проснулся и не запросил сиську…

Я металась в жару, мечтая о воде. Недавно не хотела вброд переходить реку – сейчас плюхнулась бы целиком и поплыла бы по течению на спине, раскинув руки, наслаждаясь прохладой. Но воды не было. Пересохшие губы не слушались и беззвучно шевелились, когда я хотела попросить пить. Как больно… Камень, делай уже что-нибудь!

Живительная влага смочила губы, и я захлебнулась, закашлялась, попыталась поймать капли. Чья-то рука приподняла мою голову, удобно ладонью взялась за затылок, а губ коснулся шершавый край крынки. Я жадно выпила всю воду и открыла глаза.

Надо мной склонилась Геля. Тревожно округлив глаза, спросила:

– Ты в порядке?

– Не волнуйся. Как Ирма?

– Как молодая козочка, – усмехнулась Геля. – А ты спи, спи. Я приготовлю тебе настой шиповника от температуры.

– Камень всё сделает, – я устало закрыла глаза, откидываясь на топчан, куда меня уложили. – Надо только немного поспать…

– Спи, спи.

Но я не спала.

Я находилась в странной полудрёме, видела всех через уменьшающую призму, очень грязную и мутную, а слышала будто через подушку. В поле зрения появился воин-половец. Как же его зовут? Не помню… Муж Гели… Он долго смотрел на меня, потом сказал кому-то:

– Её нельзя отпускать.

Кто-то что-то ответил, чего я не разобрала, и половец сердито рыкнул:

– А если и так, то что?! Она лечит руками, она будет нам полезна!

Геля появилась рядом с ним, я увидела её нахмуренные брови и услышала грозный ответ:

– Ты забыл? Рабства больше не будет! Никогда!

– Она одна, с ребёнком. Она священная мать! Её нужно задержать в поселении и выдать замуж за одного из наших воинов. Это не рабство.

– Это неправильно! У неё есть муж, Дархан!

Дархан… Точно, его зовут Дархан. И он собрался меня взять в рабство… Я против. Ратмир тоже будет против. Против того, чтобы меня выдали замуж за другого мужика!

Мне стало смешно, но смеяться я не могла. И протестовать не могла. Хотя и очень хотелось.

Потом все испарились. Я осталась одна. Камень начал потихоньку действовать, высасывая лихорадку из моего тела. Мысли, расползшиеся было по углам, стали выбираться и толкаться. Но я вычленила одну, главную: нужно уходить домой. Если не отпустят – сбегу ночью и доберусь до своих. Почему Лютик не привёл их по моим следам?

Терпение дало свои плоды. Я наконец-то смогла подняться с ясной головой. Проверила камень – молочно-белый. Значит, я смогла вылечить Ирму. Значит, именно поэтому Дархан хочет, чтобы я осталась в поселении. В чём-то этот воин, конечно, прав. Я полезна для живущих здесь людей.

Но это не значит, что я покорно останусь под началом этого половца!

Коснувшись рукой полога, чтобы откинуть его, остановилась – услышала голоса снаружи. Кто-то возбуждённо кричал:

– Геля! Дархан! Мы поймали чужаков! Они следили за поселением!

Чужаки? Должно быть, Ратмир с парнями…

Ох, надо бежать и спасать их. Снова! Они пришли спасти меня, вот и спасём друг друга.

Я решительно откинула полог и вышла на воздух. Геля с Яриком на руках обернулась и с улыбкой сказала:

– Ты уже встала, Руда!

– Да. Я услышала, что вы схватили моих людей. Нас всех надо отпустить.

Ответила так и с вызовом взглянула на Дархана. Тот хмурился, жуя бороду. Геля подала мне сына и мягко упрекнула:

– Ты неправа, Руда. Ни ты, ни твои люди не находитесь здесь в плену! Просто в гостях. Правда же, Дархан?

Он пробурчал что-то, но я поняла – всем здесь заправляет Геля. Она и мужем заправляет, а он делает вид, что недоволен, однако не пойдёт против слова жены.

– Раз так, пошли, я познакомлю тебя с моим мужем, – сказала я, обращаясь исключительно к Геле. Дархан фыркнул, будто чихнул, но, положив ладонь на свой пояс с длинным изогнутым ножом, последовал за нами.

На небольшой круглой площадке, посреди которой был установлен круглый каменный очаг с треножником, стояли на коленях мои, уже ставшие родными люди. Ратмир едва сдерживался, чтобы не разорвать всех вокруг, но ему бы не позволили. Численный перевес мужчин поселения был налицо. Даже Могута молчал и терпел острие копья, уткнутое ему в спину. Я возмутилась:

– С гостями так не обращаются! Геля, ты же мне сказала…

– Конечно, конечно! Дархан, вели освободить наших гостей!

В нежном голосе девушки прозвучали стальные нотки. Муж её сразу смешался, забормотал:

– Мы всегда так обращаемся с чужаками, вспомни, Геля… И когда они приходят сами, и когда мы ловим их в лесу!

– Немедленно, – тихо добавила Геля, и этот тон подействовал сильнее, чем сталь в голосе. Дархан махнул рукой, его воины отступили, брякнули ножны от вложенных кинжалов и мечей. Ратмир вскочил на ноги и даже отряхнулся по-собачьи, рявкнул грозно:

– Руда, иди сюда! Мы уходим!

Тишило и Могута разом протянули руки к своим бывшим охранникам за оружием. А я покачала головой:

– Мы в гостях, и никто нас здесь не обидит. Где Лютик?

– Я велел им ждать в лесу, когда нас схватили.

Ратмир оглянулся на людей Дархана и подошёл ко мне. Взял за руку властным жестом, другой рукой накрыл головку сына и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Мы свободные люди и не мешаем вам жить. Так и вы не мешайтесь в нашу жизнь.

Геля снова улыбнулась:

– Произошла ошибка. Мои воины привели твою жену в поселение, думая, что она одна и беспомощна. Но всё сразу выяснилось, и никто не собирался задерживать её и вас. Вы можете уйти в любой момент.

– Благодарю, – сухо ответил Ратмир. – Мы уйдём немедля.

Я прильнула к нему и сказала тихо:

– Нас немного, а в поселении навскидку человек сто. Быть может, лучше нам переехать поближе к ним? Мы все оказались тут из-за первой жизни, у всех свой опыт выживания, мы можем быть полезны друг другу.

– Я князь, я не стану подчиняться ему! – и Ратмир кивнул на Дархана. Половец оскорбился, шагнул к мужу:

– Я Дархан-опа, кошевой Тургенхана, а вас, князей славянских, мы данью облагали да саблями рубили!

– Выходи один на один, коли смелый, да поглядим, кто кого саблей зарубит! – тут же вскинулся Ратмир, и глаза его зло блеснули. Честное слово, как будто он ещё одного червяка в башке подхватил! Аж проверить захотелось.

Они стояли друг против друга, как молодые и горячие бойцовские петухи на ринге. За спиной Дархана сдвинулись ряды воинов и охотников, за своей спиной я услышала тяжёлое дыхание Могуты, которому опрометчиво вернули топорик. Ой-ой, надо что-то делать, пока мужики не принялись махать кулаками и оружием!

Ярик завозился в слинге, и я беспомощно взглянула на Гелю. Ну не умею я управлять армиями… А она умеет.

– Р-равняйсь! – звонкий голос советской девочки Ангелины прорезал напряжённый плотный воздух площади. – Смир-рно! Шаг назад!

Она лично отпихнула большого и сильного Дархана, встала между двумя предводителями. Машинально я присоединилась к ней, хотя и боялась драки. Геля взяла меня за руку и сказала громко:

– Здесь нет больше князей и кошевых. Нет царей, королей, принцев по праву рождения. Здесь все равны! А управляют те, кто лучше знает и может это делать. Или вы забыли те страшные годы голода и болезней, которые пережили, пока я не научила вас мыть руки водой и выращивать пшеницу?!

Ратмир и Дархан молчали. Не уверена, что им стало стыдно за своё поведение, но шаг назад сделали оба. Я добавила:

– Нас забросили сюда, чтобы мы выжили. Во все времена выживали только те, кто сбивался в группу. Я за то, чтобы присоединиться к поселению. У нас есть лошади и козы, у вас – налаженный быт.

– Женщины не могут указывать мужчинам, что делать, – упрямо буркнул Дархан.

– Женщины спасают мужчин, более того – женщины рожают и выкармливают мужчин, – ядовито ответила ему я. – Поэтому меньшее, на что женщины должны иметь право – это на равный с мужчинами голос.

Из рядов воинов вышел совсем молодой парень – младше меня. Он был черноволосый и черноглазый, загорелый, как бронзовое изваяние, и с очень характерным носом. Ещё бы несколько перьев заткнуть за головную повязку… В общем, самый настоящий индеец посреди европейцев. Он вынул из-за пояса длинную курительную трубку и протянул нам с Гелей, сказал:

– У моего народа принято мириться, выкуривая одну трубку на всех. Предлагаю вам свою, у меня ещё осталось немного табака.

– Курить вредно, – автоматически заметила Геля. Потом опомнилась: – Трубку мира! Это идея! Но только давайте устроим обед мира!

– Ещё можно зарыть топор войны, – усмехнулась я, всей кожей ощутив, как спадает напряжение между двумя противостоящими группами. Индеец склонил голову к плечу и возразил:

– Мы зарываем ритуальные топоры, а здесь только боевые. Их нельзя зарывать – чем мы будем дрова рубить?

– Ты прав, Моки, – рассмеялась Геля. – Дархан, ты согласен?

– Ратмир? – спросила я у мужа. Он прикрыл глаза, но кивнул.

– Вот и хорошо, – мы обе выдохнули в унисон, и Геля добавила:

– Лус, Ирма, соберите женщин и накройте на площади обед, – а потом наклонилась ко мне и шепнула на ухо: – Мы всё же сильнее мужчин!

Обед мира состоялся уже через полчаса. Женщины быстро стащили вокруг очага плетёные циновки и уставили их глиняными тарелками, в которых было мясо, овощи и каша. Каша из пшеницы, ладно, а вот овощи меня искренне заинтересовали. Откуда тут свекла и репа? Откуда картошка? А ещё… Я никогда не ела этот странный овощ, но видела его на картинках. Откуда он тут взялся?

Наклонившись к Геле, рядом с которой я села, спросила у неё:

– Скажи мне, откуда у вас овощи? Ведь их так трудно вырастить из диких!

– О, каждый из тех, кто приходит к нам, приносит что-то своё, – ответила с улыбкой хозяйка поселения. – Семена, иногда ростки. Ирма дала нам пшеницу, Моки – картошку, а вот этот овощ, который на его родине зовётся едой для бедных, сажала Генриетта в тот момент, когда за ней пришла цыганка. О, его называют артишо.

– Артишок, – поправила я Гелю. Задумалась. Спросила: – Слушай, а ты никогда не задумывалась, почему все разных национальностей, из разных стран и эпох, а понимают друг друга прекрасно?

– Задумывалась, конечно.

Геля протянула мне плошку с мясом:

– Ешь, тебе нужно, чтобы молоко прибавлялось для малыша. Знаешь, мы сейчас говорим на русском языке, поэтому понимаем всё. А другие… Мне кажется, что каждый говорит на своём наречии, а мы слышим своё.

– Первая жизнь позаботилась обо всём, – пробормотала я, пробуя кусок нежной зайчатины. – Эх, как же вкусно! Наша кухарка Голуба осталась… там, откуда мы пришли. Она умела готовить, как никто!

– Наши женщины тоже умеют готовить, – рассмеялась Геля. – Да и ты, наверное, умеешь? Вот я нет, меня мама не успела научить.

– Да и я так-то… У нас в основном еда уже готовая продаётся.

Я почувствовала на себе взгляд Ратмира и улыбнулась ему. Он сел напротив по правую руку Дархана, но старался не выдать то, что ему этот факт был неприятен. Геля усмехнулась, сказав мне шёпотом:

– Они могут задирать друг друга, но я вижу, что твой муж такой же храбрый и справедливый, как и мой.

Сверху раздался голос Моки, который встал за нашими спинами:

– Трубку мира курят все по очереди, так и вам нужно съесть по очереди немного еды одной ложкой.

– Но это же негигиенично! – воскликнули мы с Гелей хором, потом переглянулись и синхронно покачали головами. Потом она махнула рукой:

– А, пусть делают, как хотят. В конце концов… Прививай не прививай гигиену – они всё равно забывают мыть руки перед едой.

– Мои моют, – гордо заявила я. – Попробовали бы не мыть!

– Ты должна мне рассказать, как ты добилась этого.

– Расскажу.

Мы с Гелей обменялись понимающими взглядами и вместе рассмеялись.

Эта молодая женщина очень нравилась мне. Хоть я и знала её совсем недолго, но она поражала стойкостью и одновременно мягкостью характера. Геле не надо было кричать или топать ногой, чтобы её послушались. Достаточно было просто сказать и улыбнуться. А вот мне всегда приходилось рявкать на своих баб, а уж на мужиков – и того пуще…

Женя принесла Геле малыша и присела рядом. Эра держалась за её юбку, посасывая большой пальчик. Я мягко вынула его из ротика и сказала ласково:

– Нельзя, зубки некрасивые вырастут!

– А мама всегда говорила, что это от соски, – заметила Геля.

– Последние исследования доказали, что уж лучше соска, чем палец, – пожала плечами я.

– Тебе виднее, – ответила она и сказала Жене: – Не позволяй ей больше сосать пальчик.

Девочка кивнула и отошла с малышкой чуть дальше, села на циновку и принялась кормить Эру кашей. Геля протянула сыну кусок лепёшки, и мальчишка сунул его в рот, мусоля зубками. Я спросила:

– А почему Женя всё время молчит?

– Я не знаю. По-моему, она немая из-за какого-то потрясения. И зовут её Эжени, она из Франции, крестьянская дочь.

Ещё раз оглядев Женю, я покачала головой. На Вранку чем-то похожа… Интересно, она-то зачем первой жизни понадобилась? Худенькая, рыжая, немая. Кстати, если проблема в связках, то я её вылечу. Наверное… Во всяком случае, могу попытаться. А если действительно в потрясении, то над мозгами я бессильна. Ну разве что попробовать через камень…

Сосед слева – бородатый зверского вида мужчина – молча передал мне плошку с супом. В ней плавала деревянная ложка. Это и есть обед мира? Мне нужно съесть ложку после этого мужика? А вдруг у него какая-нибудь чума средневековая? Заразимся все, а мне потом бегай лечи…