Клетка для лжецов

И ведь словно в насмешку, Най вырос как две капли воды похожим на отца. Джемма ни оставила на нем ни единого отпечатка, навсегда канув в небытие. Это добивало отца окончательно – пусть он никогда в этом не признавался, но Най видел, как он ждал от сына чего-то другого, чего-то несвойственного ему самому.

Най не мог ему этого дать, несмотря на всю любовь и уважение. Он был тем, кем был – упрямцем, помешанным на науке и готовым ради нее почти на все.

И самой главной его одержимостью уже десять лет был Нефрит – в последние четыре года, правда, из научного этот интерес стал менее… благородным, но в этом Най не любил признаваться даже самому себе, не говоря уже об окружающих…

Не сказать, что эти артефакты не манили больше никого, но из всех нынешних сотрудников музея один лишь Най побывал на Последнем корабле и смог отыскать способ отслеживания “следа” Триады – энергометр, что покоился сейчас в его сумке. Даже отец не подбирался к истине так близко.

Олаф Осклас тоже всю жизнь исследовал Нефрит, из-за чего сейчас Най пришел к выводу, что поиски директора музея и стоит начать с Зала Триады, куда он и направился, нервно стискивая в руке портфель.

В свете своих последних исследований и одной претенциозной, по мнению Оскласа, гипотезы, Най стал побаиваться этого зала. Иногда ему и вовсе начинало казаться, что перенасыщенный энергией Триады воздух даже издает характерный гул, но Олаф с Сонсоном приписывали эти беспочвенные подозрения излишне бурной фантазии молодого ученого.

Най же не только сломал голову в поисках доказательств, но и разрывался между жуткой возможностью практического подтверждения своей гипотезы и низменным, постыдным желанием почувствовать на себе эту силу, воспользоваться ей, как пользовались все эти ряженые дворяне с первых Колоний, называющие себя Хранителями.

Ему нужна была Нефритовая Клетка. Нужна была ее сила, способная исцелить любую болезнь, а значит, вырвать из его груди эту дрянь, которая сжирала его заживо.

И в то же время в погоне за жизнью и чуть-чуть за славой, воссоединив Триаду спустя несколько веков, изрядно подпорченную и дестабилизированную испытаниями и перевозками, выпавшими на долю этих артефактов, Най мог собственными руками собрать бомбу невиданной мощности. Возможно даже, вызвать второй Предел.

Единственный способ поймать двух зайцев – разделить Триаду, убедить Оскласа в необходимости и целесообразности хранения экспонатов отдельно друг от друга, возможно, даже в разных зданиях. Но на слово ему никто не поверит, а потому, чтобы это сделать, Най должен доказать свою гипотезу.

А для доказательств у него не было ни идей, ни времени.

Обо всем этом Най думал по пути к Залу Триады, минуя коридоры с Древностями, не представлявшими для него никакого интереса – компьютерами, телефонами, макетами многоэтажных зданий Древних, называемых небоскребами, странной одеждой в виде объемных клеенчатых курток и многослойных спортивных ботинок на шнурках с огромной уродливой высокой подошвой.

Научные сотрудники калибра поменьше занимались изучением причудливой Древней архитектуры или странной Доколонизационной моды – Най же считал себя птицей более высокого полета. Его интересовали не сами явления, а их природа – чем был Предел? Взрывом? Радиацией? Плодом человеческих или природных усилий?

Откуда взялась сила Триады? Почему именно нефрит впитал в себя эту силу? Почему именно эти предметы – веер, шахматы, птичья клетка? Что послужило истинной причиной смерти всех членов экипажа Последнего корабля?

В университете, услышав от преподавателя ответ “крушение”, Най чуть не плеснул ему водой в лицо, хотя за ним никогда не замечали излишней вспыльчивости. Его вывело из себя нежелание, казалось бы, профессиональных ученых докапываться до истины.

Как жестоко и цинично порой обходится с людьми судьба! Казалось бы, такая благая цель, такая великая мечта и похвальное упорство – отняли у Ная самое дорогое, наложили ограничения на всю его дальнейшую жизнь и теперь сподвигали его невесть на что.

Он мысленно усмехнулся этой мысли и шагнул в Зал Триады.

Проницательность Ная не дала осечки и в этот раз – Олаф Осклас действительно оказался здесь, задумчиво застывший возле витрины с Нефритовым Веером. Его ссутуленную фигуру молодой человек узнал бы даже в полной темноте.

Най уверенно направился к директору музея, попутно прислушиваясь к своим ощущениям – сегодня он не чувствовал никакого гула, и лишь воздух в зале казался ему чуть прохладнее, чем везде.

Осклас так усердно был занят созерцанием Веера, что заметил появление Ная только в последний момент, когда молодой человек был уже в паре метров от него.

—Найджел!? —Натянув поношенный вязаный жилет на круглом животе, Олаф спрятал руки в карманы брюк, —К-к-какими судьбами так рано?

А ведь действительно – рано. Порядком раньше, чем обычно – и все ради того, чтобы застать директора в самом что ни на есть деятельном расположении духа, еще не загруженным всей бюрократией музейного быта.

Часы не пробили еще семи утра, а Олаф уже был на ногах. Может, он и не ложился вовсе? По его лицу невозможно было понять.

Вот еще один повод уважать этого человека. Найджел бы ни за что так не смог. Он знал, что такое жертвовать сном ради работы, но не до такой же степени!

Впрочем, руководящие должности совершенно его не привлекали. Вся его натура требовала кипучей деятельности, постоянных перемен, а не перекладывания бумаг из одного ящика в другой. Этим он тоже был весь в отца.

—Очень хотел поговорить, —Най принялся поспешно открывать портфель, —Мне кажется, я сдвинулся с мертвой точки.

—Э-э-это ты о ч-чем?

Най давно привык к заиканию Олафа, и с годами даже перестал считать это дефектом. Просто особенность. К тому же, скорость речи совершенно не влияла на скорость его мышления.

—Энергометр поймал сигнал, —Молодой человек в несколько шагов преодолел расстояние до ближайшей витрины – с обычными нефритами – и разложил записи своих расчетов прямо на ней, —Вот, —Он указал на цифру “406,18Е”, —Это самый высокий показатель с тех пор, как я увеличил чувствительность энергометра к Следу.

—И ч-что это значит? —Олаф склонился над записями.

—Что заряд Триады претерпел перемещение в пространстве. След проявляет себя только в таком случае. А учитывая показатель, мы можем судить о дальности этого перемещения. И близости его относительно местонахождения моего устройства.

—И ты д-д-думаешь, что это..?

—Я уверен, —Выдохнул Най, —Это может быть только Клетка.

Олаф задумчиво потер небритый подбородок:

—Это все цифры, цифры… Н-на выходе что?

Най выложил на витрину еще один лист, на этот раз исписанный словами, а не уравнениями:

—Предел чувствительности моего устройства – не более пяти астрономических единиц. На этом расстоянии от нашей колонии находится порядка пятнадцати других планет, —Затараторил Най, —Шестнадцать, если быть точным, но сигнал с Колонии-32 дошел бы до меня только в виде шума из-за пояса астероидов. К тому же, если брать в расчет силу этого сигнала, то круг поиска сужается до трех астрономических единиц, —Палец молодого человека бодро заскользил по листу бумаги, —а это уже шесть планет, одна из которых окружена силовым куполом и не пропускает никакие сигналы, другая – закрыта для посещений из-за карантина и не принимает пребывающие судна – что дает мне право утверждать, что Клетка точно не там – и еще одна… находится в военном положении. По итогу окончательный круг я могу сузить до трех – Колония-11, Колония-18 и Колония-27.

Довольный своей тирадой, Най с облегчением выдохнул и во все глаза уставился на Оскласа.

—И ты с-считаешь, что сейчас будет ц-целесообразно..?

—Другого шанса может не появиться.

Олаф упрямо смотрел на него исподлобья. Най мысленно воззвал к – удивительно – расчетливости и, может, даже алчности этого человека. Как-никак, в случае обнаружения артефакта такого масштаба без выгоды он не останется: деньги от туристов и любопытствующих зевак потекут в музей рекой, а его директору, как руководителю экспедиции, непременно достанется вся слава.

Най не преминул бы сообщить Оскласу об этом, реши он заартачиться, но директор зашел с другого пути:

—А к-как же твоя гипотеза?

“Ну почему именно сейчас!?” – мысленно выругался Най. Надо же было испортить такой торжественный момент его воодушевления внезапным упоминанием возможности конца света!

—Не думал, что ты п-п-присоединишься к нашему с Сонсеном мнению, —Добавил Олаф.

Най всегда считал себя принципиальным человеком. Не во всем, конечно – ему не было никакого дела до пошива костюма в конкретном ателье или покупки сладостей у одного и того же кондитера, но были вещи, которые он находил чрезвычайно важными. И собственные научные изыскания относились именно к таковым.

Он никогда не выдвигал поспешных гипотез и непроверенных идей, дабы не прослыть среди ведущих умов недотепой и профаном, сыном гениального отца, на котором отдохнула природа. Все, что Най делал и говорил, было результатом многолетнего труда и кропотливых исканий, взвешенных и обдуманных.

Он не поступился бы ни одним своим словом даже под страхом смерти. Но в данном случае речь шла даже не о его гордости или принципах – на кону стояла целая колония.

Вся его затея могла провалиться из-за одной неосторожной фразы. Но Най не имел права поставить себя – свою дурацкую жизнь – выше безопасности целой планеты. В таком случае он недостоин бы ни звания ученого, ни звания сына своего отца.

—Я и не присоединяюсь, —Твердо возразил он, —Я по-прежнему считаю, что нахождение артефактов Триады в одном помещении может быть небезопасно. В случае, если у меня получится доставить сюда Клетку, я бы советовал расположить ее как минимум… в другом крыле здания.

—Г-г-гипотетически небезопасно, —Подняв палец, поправил Ная Олаф, —Пока н-не приведены доказательства разрушительного влияния энергии артефактов на внешнюю среду, мы ничего не можем з-заявлять наверняка.

Снова эта песня! И почему они с Сонсеном не могли даже допустить такой возможности?

Най знал ответ. Ни Олаф, ни Сонсен не были на Последнем Корабле, не видели своими глазами эти неестественно разбросанные по судну трупы, ставшие за много лет голыми скелетами, не натыкались на неестественный зеленоватый свет, который и натолкнул Ная на мысль о Следе. Они посвятили жизнь изучению Нефритовой Триады, но словно понятия не имели, с какой силой имеют дело.

Несмотря на то, что теперь молодой человек искал в ней исцеления, он помнил, что в первую очередь она убивала.

—Я найду и приведу доказательства, —Отчеканил он, —Но сейчас нужно пользоваться шансом, пока он не исчез. Возможно, именно в Клетке и кроется доказательство моей гипотезы.

—Или же н-н-наоборот, —Заговорщически улыбнулся Осклас.

—В любом случае, мы должны быть с ней предельно осторожны, —Най кивком указал на застекленную высокую витрину, с которой за ними наблюдал Нефритовый Веер, —Как с ним.

Он до сих пор помнил момент, когда первый и единственный раз взял эту, казалось бы, безобидную вещицу в руки. И едва не разгромил весь Золотой зал, по размеру превосходящий этот раза в два.

Веер превращал воздушные потоки и непреодолимую разрушительную силу. Из всей Триады он был самым опасным. Впрочем, Най понятия не имел, на что были способны Шахматы до того, как кто-то расколошматил их вдребезги, очевидно, свихнувшись от полученной в результате взаимодействия с ними информации.

По старой хранительской легенде Шахматы знали какую-то истину, едва ли не суть мироздания или смысл бытия, постигнув который, человек либо становился властителем миров, либо сходил с ума.

Впрочем, Шахматы уже давно ничего не могли сказать – нефритовые фигуры из камня разных оттенков, посветлее и потемнее, были разбиты на мелкие кусочки, а доска развалилась на клетки, из которых и состояла. Вся эта неприглядная куча обломков теперь представляла из себя лишь странный музейный экспонат с невероятным прошлым, который тоскливо взирал на Веер с витрины напротив, но отчего-то до сих пор излучал След, из-за которого Най не спешил списывать Шахматы со счетов. Эти утратившие дар кусочки камня все еще светились таким количеством энергии, что не уступали в ней вполне невредимому Вееру. И это настораживало Ная не меньше всего остального, потому как от дестабилизированного артефакта можно ждать чего угодно.

Олаф задумчиво снял со своего крючковатого носа очки и принялся протирать линзы платком, что неизменно торчал у него из кармана.

—З-значит, ты хочешь погоняться за Клеткой?

—Не просто погоняться, а предъявить на нее права музея, —Простодушно выпалил Най, удивленный тем, что Олаф все-таки уступил ему в вопросе гипотезы.

—Бог мой, Найджел! —Внезапно чисто выдал Осклас, всплеснув руками, —Тебе ч-что, все еще семнадцать? Н-неужели ты думаешь, что владельцы такого артефакта просто-напросто отдадут тебе его, если ты ткнешь им в лицо к-какой-то бумажкой?

—Нет, конечно же нет! Мы выплатим им… компенсацию, —Пожал плечами молодой человек.

Олаф лишь расхохотался, и Най осознал, что в очередной раз выставил себя дураком. Он не был готов к этому вопросу – даже не думал, что зайдет так далеко. Преодолевая желание гневно шлепнуть себя по лбу, он почувствовал, как к щекам приливает краска неподдельного стыда.

Как назло, в этот момент о себе решил напомнить очередной приступ удушающего кашля. Най резко втянул воздух и в страхе напрягся всем телом. Пришлось не на шутку постараться, чтобы не дать хрипу в груди прорваться выше – из-за этого легкие зажглись такой болью, что молодой человек на какой-то миг потерял ориентацию в пространстве.

—Компенсацию… за вещь, к-которая в несколько раз древнее здешней цивилизации! —Озвучивая ускользающие мысли Ная, восклицал Олаф, —И которая, возможно, может исцелять болезни! Т-ты хоть представляешь, какой должна быть сумма?

Все, что оставалось ему, полностью утратившему нить разговора – это только потерянно пожимать плечами.

—И скорее всего, люди, которые ей владеют, не самые законопослушные граждане, —Добавил директор.

—Тогда… —Най понял, что окончательно дискредитировал себя, —Я не знаю…

—Эту Клетку, сынок, —Вкрадчиво заключил Олаф, —Можно только украсть. Ты уверен, что готов к этому?

Най нервно взглотнул, некстати вспомнив привычный солоноватый привкус крови на языке. В груди все еще болело – да так сильно, что ломота отдавала даже в ребра.

Разве ему было, что терять? Разве что свою собственную, донельзя отощавшую задницу и пару ненаписанных научных работ. Сущая ерунда, особенно, в сравнении с тем, что он мог получить.

—Уверен, —Не узнавая свой голос, отчасти сорванный неслучившимся приступом, отчасти сраженный безумием этой затеи, проговорил Най, —Но один… я не справлюсь.

Олаф удивленно склонил голову, вновь водрузив очки на нос:

—В-вот уж не думал, что т-ты решишься. Особенно, после той самой…

—Прошло четыре года. Все в порядке, —Бросил молодой человек.

“Если бы!” – с мрачной насмешкой возразил его разум.

—З-значит, хочешь возглавить экспедицию? —Осклас по-отечески положил руку ему на плечо и пристально заглянул в глаза.

—А вы доверите? —Удивился Най. Он-то уже думал, какими способами отбиваться от кандидатуры зануды Сонсена во главе экспедиции, а тут такой подарок!

—А п-п-почему нет? Или тебе все еще семнадцать?

Най улыбнулся и покачал головой:

—Нет, кажется, я все-таки чуть старше.

Рассмеявшись, Осклас взъерошил ему волосы и приобнял за плечо. Он делал так каждый раз, когда Най добивался в чем-то успеха, пусть даже совсем незначительного:

—Т-тогда буду подавать заявку на финансирование. З-запишу как исследовательскую экспедицию.

Най едва не бросился на него с объятиями, но вовремя осознал, что это выглядело бы странно.

—Спасибо, Олаф, —Вместо этого сказал он.

—Д-да что уж там, —Пожал плечами директор, —К-кто бы я был, если бы загубил дело стольких лет!?

—Я вас не подведу, —Отстранившись от Олафа, Най с неподдельной радостью заглянул ему в глаза.

—Да знаю, что не п-подведешь. Т-т-только смотри, без глупостей. А то знаю я вас, молодых – р-расшибусь, но сделаю!

—Постараюсь, —Уклончиво ответил Най.

—Т-ты сам-то как? Все в порядке? А то я что-то гляжу: схуднул что ли? Совсем небось ничего не ешь?

Отпираться не было смысла:

—Бывает иногда, —Пожал плечами молодой человек.

—Н-нехорошо, нехорошо… Отец бы тебе за это в-всыпал. Пойдем, хоть у меня чего-нибудь перекусишь…

Глава 2.

—Н-не сомневаюсь, что наше с-сотрудничество будет плодотворным.

Какая же тухлая избитая фраза! И все же Вэйл, преодолевая раздражение, заставил себя выдавить лыбу и чуть привстал, чтобы сунуть этому книжному червю свою загрубевшую лапу для рукопожатия.

Льстить музейному бюрократишке в ответ он не стал – условия работы и вознаграждение за нее Вэйла вполне устраивали, и улучшать их он не видел смысла. Тем более, что свалить из этого душного кабинета хотелось неимоверно. Все бы ничего – горы книжек на полках он бы даже попытался понять – но вся здешняя дребедень, которую эти идиоты называли Древностью и едва ли не поклонялись ей, в то время как ее следовало давным-давно обозвать хламом и хранить на свалке, просто выводила его из себя.

Взгляд Вэйла то и дело упирался то в какие-то экраны, то в чудные пластинчатые шторы, то в провода непонятного предназначения – в общем, в мусор, давным-давно растерявший всю свою пользу (если она вообще когда-то была). И ведь Вэйл не был совсем уж профаном в технике – как-никак, оттрубить на межколониальном судне семь лет, это тоже дорогого стоит! – но представить, на кой черт древним сдались эти вещички, не мог при всем желании.

Оттого даже на директора музея глядеть было не так тошно, хотя персонажем Олаф Осклас казался не самым приятным. Профессор каких-то там заумных древних наук, он был из тех самых людей, над кем Вэйл всегда был не прочь посмеяться – все, как положено: жалкий, скрюченный, с крупной лысиной, украшенной тонкими седеющими волосенками, заметным брюшком и дряблой рано постаревшей рожей, он так и кричал всем своим видом: “Я – неудачник, просадивший жизнь на какую-то бесполезную дрянь”.

А ведь такие, как он, еще и любили задирать носы при виде работяг вроде Вэйла. Ну ладно… не совсем работяг, это уж он маханул – но смысл оставался тот же.

Другое дело, что сейчас этот неудачник не на шутку заинтересовал Вэйла – хотя сейчас его смог бы заинтересовать, наверное, даже бездомный бродяга, бросив между делом одно-единственное словцо, ставшее для него слаще всякого сахара:

“свобода”.

За свободу, а точнее, за то, что за ней следовало, он бы сейчас полез в самое пекло, единолично рванул бы в Предел и свернул бы горы, а тут – всего-то навсего то, чем он занимался всю сознательную жизнь. Можно сказать, по профилю обратились!

Что поражало ничуть не меньше, так это легальность происходящего. Сам Фогнет, начальник тюрьмы, где Вэйл мотал срок уже пятый год, распорядился притащить его сюда – такое даже всяким писакам из газет не снилось!

И что уж греха таить – несмотря на всю ничтожность этого музейного дядьки, какая-то часть психоватой души Вэйла хотела его обнять, потому как свободу (хоть и с оговоркой в виде механизма, вшитого под кожу) он получил уже сейчас, она свалилась на него, как внезапное воздаяние небес за все то дерьмо, которого он с лихвой хлебнул не только в тюрьме, но и перед ней…

От мерзкого, липкого, как грязь, воспоминания Вэйла передернуло. Он задумчиво пожевал нижнюю губу, подыскивая слова поприличнее и поскладнее, чтобы как-то повежливее слинять с этой барахолки. Слова, как назло, на ум никак не приходили, напоминая Вэйлу о том, как непозволительно он отупел в тюрьме. Раньше поговорить с образованным человеком для него не составляло труда, да и умных слов он тоже знал предостаточно.

—Так что? —Выпалил он, кивком указав в сторону выхода из кабинета, —Я… могу..?

—Д-д-да-да, —Кивнул директор-заикашка, —М-м-можете идти.

—А мне это… может, уже с кем-то познакомиться можно?

Вообще-то, Вэйл не слишком горел желанием общаться еще хоть с одним из этих идиотов-историков, но во всем, что касалось межпланетных полетов, он придерживался заведенных много лет назад правил. И одно из них гласило: ступать на борт только с теми, о ком знаешь чуть меньше, чем о себе самом – то есть, почти все. Мало ли, сколько времени придется провести бок-о-бок в стенах механической железной банки в открытом космосе – в таком деле сюрпризов быть не должно.

Тем более, что речь шла не о каком-то механике, а о самом “главаре” экспедиции, по сути, капитане! Надо же знать, что за фанатичный придурок будет омрачать своим присутствием наслаждение Вэйла первыми глотками свободы.

Конечно, в общих чертах директор уже представил ему второго (и пока что последнего) члена экспедиции – “Найджел Ардайк, 26 лет, историк-археолог, специалист по Нефритовым артефактам” – но складывать впечатление по имени Вэйл пока не научился, а потому горел желанием посмотреть на рожу этого парня и перекинуться с ним парой слов.

—К-конечно, —Осклас поднялся из-за стола и махнул Вэйлу следовать за ним, —Он н-наверняка где-то здесь.

Вэйл не спеша встал со стула, отряхнул потрепанную тюремную куртку и следом за директором вышел в коридор, где так противно воняло древностью, что, несмотря на новенькое сверкающее убранство и натертые до блеска полы, это место все равно напоминало свалку с барахлом.

Коридоры в музее были почти такие же длинные, как в его родной тюрьме, да и шли они с директором так же молча. Хотя о чем могли говорить фанатичный историк и осужденный за пиратство пилот межпланетного корабля? Вот и Вэйл считал, что ни о чем. Он просто топал следом за Оскласом и разглядывал все, за что цеплялся глаз. Мыслей о воровстве не возникло ни разу, хотя в силу ремесла, которому Вэйл посвятил не один год, они, наоборот, постоянно и всюду лезли в башку.

Глядишь, эти придурки своим унылым увлечением Древностью еще и на путь истинный его наставят!

Между тем, директор уже доковылял до двери с табличкой “Отдел нефрита” и, даже не думая постучать, ввалился в помещение. Вэйл воровато шмыгнул следом, не забыв прикрыть за собой дверь.

Комнатенка здесь была поприличнее – такая же захламленная, но просторная и светлая. До Вэйла даже не сразу доперло, что тут скрывался еще и второй этаж. Разглядеть там, наверху, что-то кроме заваленных всякой дребеденью столов не представлялось возможным, но, заслышав стук ботинок по железному полу, Вэйл смекнул, что обитатель этого логова скрывался именно в той стороне.

—Н-найджел! —Неуверенно позвал Осклас, —Я к тебе привел кое-кого. С-спускайся!

Шаги стали громче, и поначалу Вэйл даже не врубился, где тут находится лестница, ведущая на второй этаж. Видать, от посторонних глаз ее действительно хорошенько заныкали, потому как главарь экспедиции вынырнул из-за угла книжной полки словно из ниоткуда.

В тюрьме Вэйл растерял не только остатки образования, но и манер. При виде Найджела он не присвистнул и не выругался только потому, что проникся какой-никакой благодарностью к Олафу, оказавшему ему нехилую услугу.

И этот парень очертя голову рвался экспроприировать, возможно, самый ценный хлам во всей системе!?

От несовпадения ожидания с реальностью Вэйл даже вспомнил слово “экспроприировать”…

Он не мог подобрать слов, чтобы описать, насколько тощим был этот парень. Просто кость, длинная, почти с самого Вэйла ростом, высушенная кость, завернутая в приличный бежевый костюмчик, как мумия – в саван. Да даже высокие вешалки в богатых домах, и те смотрелись толще и упитанней этого Найджела!

“А он точно не отбросит коньки прямо сейчас?” – едва не поинтересовался у Олафа Вэйл. Его вообще-то к доктору неплохо бы было сводить, а не в экспедицию отправлять…

В остальном же парень был точной копией других идиотов-историков – такие же круглые очочки, чуть ссутуленные плечи и вид незаметной, словно слегка припорошенной пылью архивной крысы.

—Это В-вейл, п-пилот межпланетных кораблей, —Представил его Осклас.