Курьер

Соня Ледышкина

Курьер

Все, что известно людям об ангелах – полная ерунда.

Глава 1

В то утро меня разбудил… нет, не петушиный крик – всего лишь телефонный звонок. «Мы делили апельсин, много нас, а он один. Эта долька для Ежа…», – надрывался динамик. С трудом разлепив глаза, я посмотрел на дисплей: звонил Ежи, мой коллега и самый близкий друг.

– Люк, ты где, блин?! – возмущенно зашипел он. – Планерка через 10 минут!

– А который час? – пробормотал я, пытаясь стянуть одеяло, плотно обмотанное вокруг моих ног.

– Половина десятого, – продолжал шипеть Ежи, – тебя Прапор убьет!

– Не убье-о-от, – со смаком потянулся я, – крестника-племянника? Вряд ли.

– Короче, – повысил голос Ежи, – бегом сюда! Тихонько зайдешь в кабинет, может, шеф и не заметит…

Я, наконец, выпутался из одеяла и сел, свесив ноги с кровати. Кинул телефон в кресло, потянулся до хруста в суставах и оглянулся в поисках пачки сигарет. Самочувствие было не ахти, слегка подташнивало, в затылке тупо пульсировало, а во рту было кисло и сухо – обычные, в общем, последствия удачно отмеченного накануне дня рождения.

Вчера Ежка проставлялся – именинник как-никак. Пригласил весь отдел, шефа тоже, разумеется. Правда, Прапор, не пришел: сказал, что в его присутствии оторваться по полной у нас вряд ли получится – все будут смущаться, цедить по глоточку, жевать по кусочку… Ежку, тем не менее, перед всеми торжественно поздравил и конверт с внеплановой премией вручил, но на вечеринку не пошел. Отличный у нас босс, да?

Стефания и София – девочки-феечки, умницы-красавицы и, по совместительству, гордость нашего отдела – взяли на себя обеспечение мероприятия едой, Илия занимался покупкой-доставкой алкоголя – какая ж вечеринка без выпивки?.. Виновник торжества Ежи (по документам и метрикам проходящий как Ежиремия) ни фига, разумеется, не делал, наслаждаясь процессом организации праздника и потирая руки в предвкушении получения подарков и наших нетрезвых физиономий.

В целом, хорошо погуляли. Весело, шумно, многолюдно. С тостами и подарками другу и коллеге.

Я, кстати сказать, крепкие и благородные напитки не употребляю – плохо переношу алкоголь, предпочитаю плебейский напиток пиво, но и им запросто могу накачаться до розовых слонов. Что вчера, как сами понимаете, и сделал, за что сейчас расплачиваюсь трясущимся ливером, неимоверной жаждой и головной болью.

Я встал и, стараясь не делать резких движений, побрел на кухню. Нахлебался воды прямо из крана, проглотил обезболивающее.

Варить кофе не стал, включил чайник, насыпал в кружку растворимые гранулы, бросил два кубика тростникового сахара – говорят, полезно для мозга сладкое… Заглянул в холодильник – приступ тошноты при виде продуктов усилился – решил сегодня обойтись без завтрака. Тем более и так уже опаздываю.

Намешал кофе, сделал глоток и осторожно понес кружку в спальню – сигареты, насколько помню, вчера сунул в задний карман джинсов…

Джинсы обнаружились на кровати: лежа прямо на них, на животе, спала девушка.

Я тупо уставился на голую задницу, едва прикрытую одеялом, отметил красно-черную татуировку на крестце и еще одну между лопаток, копну спутанных черных волос, тонкие руки, обнимающие подушку, смуглую кожу с пушком.

Твою мать, а это еще кто?!

Я поставил кружку с кофе на подоконник и потряс девушку за плечо:

– Эй, вставай!

Сначала она замычала и попыталась уползти поглубже под одеяло, брыкнула ногой. На щиколотке оказалась еще одна татуировка.

Как меня угораздило связаться с этой дамочкой?! У меня пунктик: я терпеть не могу людей с татушками! Не понимаю я подобного самовыражения: есть уйма разных способов показать окружающим, кто ты есть. И для этого совершенно необязательно уродовать кожу несмываемыми рисунками – часто, кстати, не имеющими к внутренней сути никакого отношения.

Я довольно грубо выдернул из-под ее живота джинсы, и она, наконец, подняла голову. Возмущенно уставилась на меня припухшими карими глазами в размазанной туши:

– Эй, аккуратнее! Больно же!

Я выудил из заднего кармана смятую сигаретную пачку и бросил джинсы на пол.

– Вставай давай, – сказал я девице, щелкнув зажигалкой. – Мне на работу пора.

– А который час? – зевнула она.

– Время покинуть мою квартиру.

Она хмыкнула и поудобнее улеглась на спину:

– А вчера был такой милый… Ласковый. Не выспался или головка бо-бо?

– Вставай говорю, уматывай! Я опаздываю!

– Ну ты и хамло! – возмутилась девчонка. – Можно немного полюбезнее разговаривать?! Я же не виновата, что ты проспал!

Она слезла с кровати, пошарила вокруг глазами и спросила:

– Одежда моя где?

– Где снимала, там и ищи, – ответил я, выуживая из комода чистую футболку, носки и черные джинсы. О, и трусы не забыть!

– Ну ты и хамло! – повторила она и вышла из спальни. – Между прочим, ночью было супер! Мне понравилось! – раздался ее голос из соседней комнаты. – А тебя как, кстати, зовут?

– Ты вчера спросить не удосужилась, а сегодня тебе это зачем? – буркнул я, лихорадочно одеваясь и делая еще один глоток кофе.

– Ну, мало ли – продолжить знакомство, так сказать, вдруг захочу повторить, – заявила она, появляясь в дверях, одетая в ярко-голубые кружевные трусики.

Ага, нашла одежду-таки.

– Это все твои шмотки? Так и пойдешь? – спросил я. – Сиськи хоть прикрой, не в бане!

– Ночью тебе мои сиськи очень даже нравились, – надулась девчонка.

– Ночью я, детка, был пьян, как кошмар, – признался я. – Будь я трезвый вчера, тебя бы сейчас тут не было. Я, чтоб ты знала, не сплю с разукрашенными татушками дешевками.

– Это я-то дешевка?! – возмутилась она. – Ты офигел?!

– Ты даже не знаешь, как меня зовут! Стоишь передо мной полуголая! Пошла домой к первому встречному и легла с ним в постель! Сама мне скажи, кто ты после этого всего? Дама, знающая себе цену? – продолжал ехидничать я. – Уважающая себя девушка? Ты ценишь свое тело, и поэтому разукрасила его несмываемыми рисунками и даешь к нему доступ всем подряд? Нет, дорогая, ты безответственная дешевка, как я тебе и сказал.

У девчонки задрожали губы и в глазах появились слезы, но она упрямо спросила:

– А ты сам лучше, что ли?! Ты же сам ко мне клеился, забыл? Сюда меня привел – звал-уговаривал! И переспал со мной – первой встречной – тоже ты!

– Я тот еще придурок, согласен, – улыбнулся я. – Но я тебя силком не тащил, у тебя же был выбор, верно?

Девица коротко матюгнулась и вылетела из комнаты. После недолгого шуршания и топота раздался лязг входной двери.

Я допил гадостный остывший кофе, бросил взгляд на смятую постель (о, презерватив! Молодец, не забыл!) и пошел в коридор. Обулся, натянул толстовку, поверх нее – толстую кожаную куртку, глянул в зеркало: пепельные волосы стоят дыбом, с одной стороны примяты; белки глаз в лопнувших сосудах – красные; кожа бледная…

– Ну и гад ты, – сказал я своему отражению. – Хамло и козел. А еще алкаш. Аж смотреть противно…

Снял с вешалки ключи от мотоцикла и входной двери, сунул подмышку шлем, запихал в карман перчатки, телефон, пачку сигарет и зажигалку рассовал по задним карманам джинсов, натянул ботинки и выскочил в подъезд.

Глава 2

На разборки с девицей ушло, конечно, не особо много времени, но до места моей работы, даже при самой безбашенной езде, добираться по городским пробкам не менее пятнадцати минут. Пришлось срезать дворами, распугивая кошек, собак и обычных утренних прохожих – вездесущих бабулек и мамаш с колясками.

Я припарковался на заднем дворе здания, в котором наша контора занимает два этажа. На остальных семи располагаются какие-то офисы, отделения банков, нотариусы, риелторы – в общем, всякой шушеры навалом, я никогда особо не интересовался. Все наши пользуются парковкой, я предпочитаю ставить своего «коня» не на виду, оставляю возле мусорных бачков.

Быстрым шагом обошел здание, вошел в холл и глянул на огромный циферблат, висящий прямо напротив входной двери – начало одиннадцатого. Все, Прапор меня точно убьет… Уволить не уволит, но мозги будет выносить неделю. Он такой – занудный мужик.

В нашем отделе на восьмом этаже не оказалось ни души – только пустые столы и включенные компьютеры. Черт, Ежи же сказал, что планерка сегодня! Я метнулся к лифту (преодолевать лестничный пролеты с похмелья – то еще удовольствие), шарахнул кулаком по кнопке вызова. Пока ехал на последний, девятый, этаж нашего здания, еще раз посмотрел в зеркало, висящее на стене в кабине. Выгляжу не айс, конечно, но рожа уже вроде не особо похмельная, хотя умыться бы не помешало. Чертова девица! Благо, утренний коктейль из фармакологии и кофеина, плюс холодный ветер (промерз до соплей, честно говоря, по осеннему-то холодку на мотоцикле) сделали свое дело.

В конец длинного, пустого и оттого гулкого коридора крался быстро, но тихо. Вот и кабинет шефа – двухметровой высоты дубовые двери, золотая табличка.

…Вот ведь странность, чем «крупнее» начальник, тем массивнее двери в его кабинет, не замечали?..

Я выдохнул, ужаснулся своему перегару (забыл почистить зубы!) и вошел в приемную. Хрупкая голубоглазая блондинка, внимательно смотревшая в монитор, обернулась ко мне, улыбнулась, сверкнув белоснежными зубками, и мелодичным голосом, чуть укоряюще, произнесла:

– Доброе утро, Люк. Ты опоздал. Присядь на минуту, пожалуйста.

Она встала, продемонстрировав стройные ножки и короткую серебристую юбочку, подошла к холодильнику, замаскированному под одну из настенных панелей, достала бутылочку с ледяной минералкой. Поставила передо мной стакан, налила воду и протянула мне:

– Пить хочешь?

– Спасибо, Софи, ты ангел, – пробормотал я, отпивая из стакана и стараясь не дышать в сторону этой феи.

– Я знаю, – улыбнулась София. Одернула нежно-розовый пиджачок, полюбовалась французским маникюром и серебряными кольцами на тонких изящных пальчиках и нежно спросила: – Ты хорошо спал?

– Э-э… Нормально, да. А что? – спросил я и почувствовал, как горят щеки.

– Выглядишь уставшим, глаза красные. Все в порядке?

– Не выспался, – сказал почти правду я. – Поздно лег.

– Разве ты не пошел домой вчера? – удивилась Софи. – Ты вроде никуда больше после вечеринки не собирался?

– Пошел домой, конечно, – чуть раздраженно ответил я. – Софи, а это допрос или просто – женское любопытство?

– Прости, Люк, конечно, я тебя не допрашиваю, – чуть покраснела она. – Мы с тобой уже давно вместе, и я тебе доверяю… Но мы видимся так редко в последнее время, ты ведь сам знаешь! Я понимаю, что мы не клялись друг другу в верности, мы оба свободны и вольны жить так, как хотим… А вчера еще…

Я почувствовал, что во мне поднимается волна раздражения. Ненавижу эти женские разборки «а где ты был, а куда ходил, а во сколько пришел»! На мое счастье, и к огорчению Софии, на столе загудел интерком, и хрипловатый голос четко и громко вопросил:

– София! Люк явился?

– Да, Велимир Олегович, он ждет в приемной, – пропела Софи, не поднимая на меня глаз.

– Запускай! – рубанул шеф, и интерком отключился.

Я встал и вошел в кабинет Прапора. Это не фамилия, если вы так подумали. Велимир Олегович много лет своей жизни отдал службе в армии, в связи с чем семьи не завел. Жены точно нет, не было и не будет уже, а вот пара-тройка детишек, может быть, где по необъятным просторам нашей родины и бегает – в молодости наш босс был высок, широк в плечах, брутально красив и не особо щепетилен в вопросах верности своим женщинам.

Дослужился наш шеф, как вы сами понимаете, до звания прапорщика. Характер и привычки, а также манеру общения с окружающими имел специфические, армейские.

На лесть наш Прапор не падок, чины и звания ему до фени. С подчиненными он строг, суров, но справедлив. Горит на работе, душой болеет за каждого сотрудника. Помогает как деньгами, так и отеческим советом, дает отгулы, выбивает премии. Вызывая на ковер, правда, орет и стучит кулаком по столу, может и обматерить, не без этого. Но все – только с глазу на глаз, в присутствии кого бы то ни было отчитывать не станет никогда. Никого, кроме меня.

Весь наш немногочисленный коллектив босса обожает, несмотря на его солдафонские замашки. А мне Прапор не только главный начальник, но еще и дядя. И крестный. Повезло, да и только.

Когда я вошел, все наши, сидящие вокруг длинного стола, обернулись и с интересом уставились на меня. Ежи закатил глаза и вывалил язык, изображая повешенного – скорчил такую мину, что я чуть было не рассмеялся. Прапор всем своим крупным телом откинулся на спинку кресла, побарабанил пальцами по столешнице и отработанным командирским голосом, громким и четким, приказал:

– Садись! Повторять для тебя специально ничего не буду, у коллег спросишь последние новости и распоряжения! Продолжаем собрание!

Я сел, засунул в уши пуговки наушников, выбрал в плейлисте «Солнышко Лучистое», и, наконец-то расслабился, – к чему слушать Прапора, все равно потом коллеги все расскажут. Пронесло вроде – дядя не ехидничал, не язвил и не подкалывал, краснеть не заставил перед всеми.

Собрание продолжалось еще минут десять, но я слушал «Сектор Газа», а не то, что наш любимый босс втирает моим коллегам. Почему-то начал думать о той девчонке, что утром обнаружил в своей постели – голубые трусики, красно-черные татушки… Затем вспомнил лепет Софии в приемной, ее вчерашнюю выходку, и, в очередной раз, накатило раздражение – рано или поздно придется позволить ей любимое женское занятие повыяснять отношения, а я этого ох как не люблю… И с Ежи надо будет обязательно объясниться, он просто так не отстанет, будет допытываться, почему опоздал, ушел-то я вчера достаточно рано…

Сквозь сипловатый голос советского панка Юры, поющего о сельском кайфе, пробился рык Прапора:

– Все свободны! Жду всех с отчетом в течение этой недели! Люк! Останься на минуту!

Я вынырнул из своих нерадостных мыслей, проводил взглядом коллег, гурьбой направившихся к двери, вынул из ушей «капельки» и вопросительно посмотрел на Прапора:

– А?..

– Бэ! Сиди тут! Я сейчас! – с этими словами дядя Веля вышел из кабинета и хлопнул дверью. Из приемной приглушенно раздался его голос: – София! Кофе в мой кабинет! И этому жвачку что ли принеси! Выхлоп такой, что стекла запотели, хоть закусывай рядом с ним!

Это обо мне, следует полагать… Через несколько минут вошла Софи с подносом, расставила чашки, разложила салфетки. Открыла окно и протянула мне освежитель для рта:

– Возьми, пожалуйста.

Я пшикнул пару раз, поморщился – ненавижу мяту! – и спросил у Софии:

– Посмотри, сейчас как? Сильно воняет?

Софи наклонилась, потянула воздух возле моего рта тонким носиком:

– Уже лучше. Постарайся с ним сегодня не спорить. Он не в духе.

После чего нежно коснулась губами моей щеки и вышла.

Глава 3

– Люк, что с тобой происходит?!

– А что со мной?..

– В последнее время ты совсем распустился! Третье опоздание за полгода!

– Так получилось. Вчера у Ежи был день рождения, я выпил лишнего…

– Нажрался, подцепил очередную девицу, проспал и опоздал на работу!

– Про девицу я ничего не говорил!

– А мне и не надо ничего говорить! Я тебя что – первый день знаю?! Ты хоть имя ее удосужился спросить?!

– Нет, – огрызнулся я. – Зачем мне ее имя?!

– Действительно, зачем?! Не первая, не последняя – со всеми не перезнакомишься! Ты идиот и говнюк! Пользуешься тем, что тебе ни одна не откажет!

Я философски вздохнул и пожал плечами: кто виноват, что у меня ангельская внешность и дьявольское обаяние, мать его? Спасибо родителям.

– Я понимаю, – продолжал бушевать дядя, – что у тебя кризис! Год прошел всего со смерти родителей! Но надо уже начинать приходить в себя! Я твой дядя! И крестный отец! Я тебе не позволю превратиться черт знает в кого! Ты пьешь, куришь, этот твой мотоцикл, на котором ты каждый день стараешься свернуть себе шею! Бесконечная череда девиц на одну ночь! Наплевательское отношение к работе! Что дальше?!

– Со мной все в порядке…

– Нет, не в порядке! Пойдешь к штатному мозгоправу! Не хочешь к нашему – найду тебе в городе отличного психолога, у меня полно связей!

– Дядя-а, – скривился я, – может, не надо, а?

– Надо! Я приказываю – ты исполняешь! А София? – понизил голос Прапор и покосился на дверь, за которой Софи наверняка прислушивалась, – Тебе что же, даже не стыдно ни капельки, что ты ее постоянно обманываешь?! Ты как собака на сене, любезный племянничек – и сам не жрешь, и другим не даешь! Подло, понимаешь, подло давать ей надежду на будущее с тобой и, ничтоже сумняшеся, тащить в кровать каждую юбку!

– У нас свободные отношения…

– Какой же ты кретин, Люк! Да не могут бабы так! Свободные отношения! – фыркнул дядя. – Им всем нужна определенность, статус! А кто вы друг другу? Никак не определитесь? В общем, так! Либо веди себя с ней, как положено – вы встречаетесь, все дела, и никаких больше глупостей! Либо отпусти девушку, погорюет, посопливит, слезы польет и другого найдет! Вон Илька глаз с нее не сводит, думаешь, я не вижу?!

– Хорошо, я подумаю.

Прапор вытер покрасневшее от волнения лицо, залпом выпил чашку кофе и повернулся к окну:

– Люк, я серьезно, – тихо проговорил он. – Мне тоже тяжело, не только тебе одному. Твой отец был моим единственным братом. Я скучаю по нему каждый день. Но жизнь продолжается, сынок! Нужно просто взять себя в руки, заняться делом, отвлечься. Но не так, как ты это делаешь – не напиваясь и не трахая все, что движется! Приди в себя, крестник, пока не стало слишком поздно!

– Дядя Веля, ну к чему столько пафоса? – поморщился я.

– К тому! Я не хочу потерять еще и тебя! Себя не жалко, так меня, старика, пожалей, если ты загнешься, я ж совсем один на всем белом свете останусь!

Я молчал и злился – как на себя, так и на дядю. Да, он во многом прав, да, он действительно меня понимает, как никто другой. Да, я веду себя как придурок. Просто очень неприятно слушать правду о себе и своем поведении от кого-то, вот и все…

Мои родители погибли около года назад. Прямо у меня на глазах. Банально и страшно: пьяный мужик за рулем не справился с управлением, вылетел на встречную полосу и протаранил автомобиль, в котором ехали мои родители. И сам погиб, и моих мать и отца на тот свет отправил. Я ехал на мотоцикле прямо за ними, хотелось докатать сезон, ведь зимой особо не поездишь. Затормозить, разумеется, не сумел – тогда первый снег выпал, на дороге слякоть – ну и врезался в кучу металла, в которую превратились обе столкнувшиеся машины, получил сотрясение мозга, перелом руки и ребер.

В тот день у моей мамы был день рождения, и мы всей семьей ехали отмечать это событие за город, где нас ждали праздничный стол и дядя Велимир. Мы не доехали каких-то десять километров до его дома.

Провалялся две недели в больнице, долечивался дома. И, хотя кости срослись, головные боли больше меня не беспокоят, со мной не все в порядке.

Я почти перестал спать по ночам, замучила бессонница. Конечно, таблетки я пил, но от них, почему-то, не дрых, как сурок в норе, до утра, а просыпался посреди ночи с бешено стучащим сердцем и мокрой спиной. Один и тот же сон, каждую ночь – авария, кровь, мамино лицо с открытыми глазами, невидяще смотрящими в небо…

Лекарства я принимать перестал, и спать тоже перестал. Мне настолько страшно засыпать в одиночестве, в темной квартире, осознавая при этом, что в соседних комнатах никого нет… Никогда больше голос мамы не позовет меня с кухни завтракать. Никогда больше отец не крикнет за дверью «вставай, соня, весь свет проспишь!»

Я в норме. Правда-правда, я очень честно вру, я в норме… Почти. Со мной иногда случаются странные приступы плаксивости. Накрывает на работе, на улице, в магазине. Без повода, совершенно без повода – просто начинают катиться слезы из глаз.

Если сразу начинаешь себя на что-то отвлекать – да хоть на пустой разговор о «как дела-погода-семья-здоровье» – это проходит. Когда вокруг люди – легче.

А вот если я один… Знаете, открою вам секрет: если у вас за стенкой кто-то воет – это не всегда собака, тоскующая по хозяину. Возможно, это ваш сосед. Человек с хронической депрессией.

Он ее отрицает. Он не идет к врачу. Он боится антидепрессантов. Ему плохо от самого себя. От факта собственного существования.

Он может расплакаться в магазине. На улице. Без причины – просто накатило и все. Он зло вытирает слезы, которые катятся и катятся, как будто внутри – соленое озеро размером с Байкал, по сути – практически неисчерпаемое.

Он постоянно разговаривает сам с собой – успокаивает, утешает, убеждает сам себя, что все отлично, все в порядке. Все в норме, все не так уж плохо! У других еще хуже! У тебя все в порядке! Все в порядке!!!

Все хреново. Все хуево. Все вокруг – полный пиздец.

Человек в депрессии все время уставший. Он встал утром и вроде выспался, а чувствует себя так, будто на нем всю ночь мешки возили. У него падает производительность труда, выражаясь казенным языком делопроизводителей.

Какого, нахрен, труда – он заставляет себя работать, убеждает, пинками гонит – работай, сука, работай! Хлебушка в магазине бесплатно не дадут! А вот не работается. Руки опускаются. Внимание рассеивается. Ничего не хочется.

Это не усталость, нет. Уставший человек может отдохнуть: поспать, поиграть в игры, выпить, почитать и нифига весь день не делать – разгрузить мозги и овощить.

У человека в депрессии нет отдушины. Ничто не радует, ничто не приносит облегчения. Книги – любимые, наизусть заученные, зачитанные до дыр – не читаются, скучным все кажется, глупым, сто раз виденным. Игры? Нее… Неохота. Куража нет, азарта. Спать не хочется – бессонница. Ты таращишься в потолок до часу-двух ночи, убеждая себя – что надо поспать, что завтра по будильнику вставать… И встаешь в 4 утра – проснулся и все тут, а весь мир вокруг спит, только ты и сигареты, и ни одного окна в доме напротив не светится.