Таинственное лето, я мчусь по твоим следам

Весна подходила к завершению. Учебный год также. Надежда гордилась, что заканчивает свой четвертый класс в числе лучших учеников. Для них уже приготовили грамоты, а для родителей благодарственные письма. В последний день занятий планировалось чаепитие для школьников, их родителей, классного руководителя. Чашечки с блюдцами, десертные тарелки, ложечки начищенные и прикрытые парой больших льняных салфеток уже поставлены в учительском шкафу, там же конфеты. А пирожные прибудут сразу перед чаепитием. Небольшой праздник как обычно.

За пару недель до этого лучшая ученица класса Ева Высокогорная собрала одноклассников в кружок и по секрету поведала, что втихаря от родителей смотрела новый импортный детектив. То есть родители вечером смотрели фильм, а Ева хитроумно приспособила небольшие зеркала, и лежа в кровати в своей комнате, приоткрыв малость дверь, тоже смотрела, вернее, подглядывала. А теперь пересказывала, как могла, одноклассникам.

Фильм на этот раз был про детектива. Так она сказала. Самые драматичные сцены Ева показывала в лицах.

События происходили в старинном замке, где наследники искали сокровища.

– Наследники – это кто такие? – Пропищал чей-то голосок.

Слушатели завертели головами и обнаружили малявку-второклашку. В костюмчике с эмблемой их школы и двумя косичками, свернутыми в очень симпатичные кольца. В волосах девочки посверкивали не менее изящные заколки.

– Это, когда умирает богатый граф, то появляются такие специальные люди, значит, наследники. Ты, девочка, не мешай нам общаться! Если хочешь слушать – слушай, а не отвлекай, – важно заметила Ева.

– И вовсе не специальные люди! – Возмутился Павлов, самый умный мальчик в их классе. Даже русая челочка его взъерошилась негодуя. Он поправил тоненькие очки и добавил:

– Это просто родственники. Разберут вещи разные кому что надо и разойдутся.

– Не спорьте!

– Ева, продолжай рассказывать, что там было.

Обрадованная Ева продолжила:

– В замке было очень страшно. Все наследники боялись остаться там наедине. Но они продолжали искать сокровища, которые, как кто-то рассказал, были спрятаны где-то в замке. И тут один такой прокрался в дом, а тут слуга. А он как даст! А слуга так и завалился! И всё загорелось! – тут она понизила голос. – А одна такая старушка спрашивает, а что ты видел? А он, такой, ничего я не видел!

– А кого старушка спросила?

Ева замялась, видимо, отматывала кадрики фильма назад.

– Да одного такого, главного по дому. Забыла, как он называется. А! Называется он дворецкий. Он сказал, что ничего не видел, ничего не помнит. А сам соврал.

– А зачем старушка его спрашивала?

– Ой, она такая любопытная бабулька! Куда не приедет, там кого-нибудь и пристукнут. Или обокрадут.

– Может, это она сама такая нехорошая женщина?

– А зачем дворецкий соврал?

– А он шкатулку секретную украл. На него никто и не подумал. А родственники говорят, где наше наследство? Вот они все ка-а-ак приехали в старинный замок. А там – ничего!

– Совсем ничего?

– Да ерунда какая-то. Шкафы старые. Картины старые. Посуда тоже старая. Ничего дизайнерского, – продолжала Ева довольная собой. Что смогла без запинки выговорить такое сложное слово. – Статуи какие-то разбитые.

– Кому такое барахло нужно?

– Вы ничего не понимаете! Сейчас это модно! Называется винтаж, – это снова вякнула маленькая пискля.

– Да тихо вы! Слушайте, что дальше было. Самое интересное! Внезапно, старушка исчезла, а она-то жила в замке уже много лет. Все наследники пришли в ужас. Комната, которую выделили старушке, заперта на ключ, на стук никто не отзывался. Дверь пришлось взломать. А там полный разгром: бумаги какие-то даже на полу валялись, старухины вещи в беспорядке, как будто кот рылся, подушка, перинка, чемодан изрезаны. Пух летает по всей комнате. Так смешно! Окно распахнуто. На полу красные пятна. – Ева сделала паузу, закатила глаза. Поскольку никто не издал ни звука, она продолжила. – И никого!

– И кто это был? Никто так ничего и не понял, что происходит?

– Нет. Никто. Тайна получилась. Наследники начали расследование, чтобы выяснить, что произошло с бабулькой. И вызвали детектива. И все спрашивают, где старушка? И всё!

– Как всё? Так что же, её не нашли?

– Не нашли. Пока. Следующую серию родители пока не смотрели.

– А кто бабушку украл? Шпион? Или дворецкий?

– Почему шпион?

– А кому же ещё старушка нужна? Она старая, много секретов знает, раз у неё целый замок.

– Девочка, расскажи как были одеты тёти, которых в фильме показывали, – это вновь пискля. – Я хочу записать. Или ты не помнишь?

В малышкиных руках оказались небольшой планшет, стильный, тёмно-синий.

– Вот приставучая малявка!

– Я не малявка. Я – Алина Снежковская! Я веду собственный блог о моде для детей. Я – дизайнер. Будущий.

– Вот горазда выдумывать! Посмотрите на неё!

– Ха-ха! Парадная форма для нашей школы сделана по моим эскизам. Это тебе любой наш учитель скажет. А сшита на фабрике моих родителей. Модельный дом «Снежковские и Ко». Слышала? А очень давно мой прапрадедушка владел фабрикой «Снежковский и Сын». В Лодзи. Знаешь, где такой город?

– Ты всё выдумала! – От возмущения у Евы глазки стали совсем маленькими, а губы вытянулись в тонкую нить. – Нет такого города! И никогда не было!

Павлов не удержался. Поправил очки и сказал:

– Такой город есть. Находится на территории иностранного государства, Польши. А очень давно, когда жил её прапрадедушка, этот город входил в состав Российской Империи. Так называлась наша страна. А Польша в те времена называлась так «Царство польское в составе Российской Империи». Император – русский царь.

Одноклассники подхихикивали. Потихоньку, чтобы Ева не обиделась.

– Ева, а ты нам продолжение кино расскажешь?

Ева кивнула. Ученица Высокогорная появилась в классе год назад. В классе уже была девочка по имени Ева. По фамилии Лаубе. Надежда знала первую Еву ещё с детского сада. И жила семья Лаубе неподалёку. На Сретенке. В огромном старинном доме. В большой квартире в пять комнат. Надежда бывала у них в гостях. И ей очень понравился камин. Такой большой, красивый, блестящий! Она рассказала бабушке, о том, что её поразило в квартире Лаубе. Бабушка пояснила, что камин выглядит привлекательно, потому что сохранены старинные изразцы.

– А что такое изразцы? – Спрашивала Надежда, выкладывая из школьной сумки тетради и учебник.

– Такие специально сделанные из глины плиточки. Их использовали для облицовки стен дворцов, значимых храмов, парадных помещений, в том числе комнат и залов, каминов. Глина специально обрабатывалась, покрывалась рисунками, обжигалась в печи.

Елена Вениаминовна удалилась на кухню готовить обед. Надежда побежала за ней.

– В других домах тоже сохранились такие красивые штуки?

– Правильно будет сказать, что сохранились не везде. Если тебе интересно, мы можем сходить в музей Москвы или съездить в музей-заповедник Коломенское. Там прекрасные коллекции изразцов.

– Бабушка, а ты в этих музеях была?

– Да, давно. Школьницей. Там были такие забавные красные изразцы, которыми в давние времена богатый люд украшал печи. Для красоты плиточки покрывали мелом, смешанным с толченой слюдой. И получалась сверкающая поверхность! Представляешь?

Бабушка красиво выложила на блюдо нарезанный хлеб, пирожки, а в отдельную маленькую тарелочку кусочки сыра, колбасу.

– Сегодня у нас рыбный суп, или уха, так в России его называли.

Надежде нравилось, когда бабушка варила уху, даже если суп был приготовлен из рыбных консервов. Получалось вкусно!

– Давние времена, это когда прадедушка Евы Лаубе жил?

– Нет. Много раньше. Это примерно шестнадцатый век.

Надежда задумалась:

– На самом деле древние времена.

Бабушка продолжала:

– Ты знаешь, что прадедушка и прабабушка Евы Лаубе работали в одной такой серьёзной организации?

– Ева нам рассказывала о своих родственниках. Но Ева говорила, что они работали рядом с Кремлём.

– Может, она говорила «в Кремле»?

– А! Да. В Кремле.

– Надежда, не отвлекайся! Если тебе интересно ещё что-либо узнать, расскажу после того как поешь.

Надежда согласилась. Она послушно уплела безо всяких возражений и уху, и гречневую кашу с маленькими маринованными корнишонами. С бабушкой выпили по чашечке чая с печеньем, сыром. На колбасу уже не хватило сил, решили оставить на вечер. Споро вымыли посуду и прибрали за обеденным столом. И только после девочка заявила:

– Бабушка! Рассказывай дальше!

Бабушка присела на диван, а Надежда на него улеглась. Вместе им не было тесно или неудобно. Было хорошо.

– Ну. Продолжим. Итак. Евины родственники были большевиками. Корнями своими они из Латвии. Знаешь есть такая страна? На Балтийском побережье?

Надежда кивнула. А бабушка продолжила:

– Так вот. Раньше, пока существовала Российская Империя, а такое название было у нашей страны, нынешняя Латвия называлась по-разному. При царе Петре I, наименовали Рижской губернией. В состав её входили часть земель Смоленской губернии и земель герцогства Лифляндского. Столицей назначался город Рига. Позже Смоленскую губернию восстановили. Оставшееся назвали Лифляндской губернией.

Надежда свернулась калачиком, глаза её стали закрываться. А бабушкина речь плавно лилась и лилась:

– В начале двадцатого века произошли две, друг за другом революции, принёсшие нашему государству много трудностей. А некоторые люди, которые совершили Октябрьскую пролетарскую революцию остались жить здесь, в России. В Прибалтике, которая получила независимость от молодой Российской Федерации, им грозили смертью. Лаубе рисковать не стали. Остались в России. Работали при новом Правительстве на ответственных должностях, поэтому и получили жильё в доме на Сретенке. Так как они считались востребованными специалистами квартиру им выделили целиком. В тридцатых к ним приехал дальний родственник. До сих пор помню его фамилию. Мулярчик. А откуда же он явился? – Задумалась Елена Вениаминовна. – Из Вильно что ли? Точно помню, что из-за границы. Намеревался учиться на художника. Потом он уехал, кажется, в Смоленск.

– Бабушка, откуда ты знаешь?

– Частично мне рассказала наша соседка Пелагея. А она-то всё обо всех знает!

Бабушка помолчала.

– Когда я была школьницей нас водили в музей Ленина. Возле Красной площади. Сейчас музея не существует. Там другой музей, связанный с историей нашей страны. Так вот. В музее Ленина в одном зале нам показывали фотографии старых большевиков. И рассказывали о них. Один из сподвижников руководителя и был старый Лаубе. Узнала его. Ведь они рядом жили. С его дочерью, бабушкой Евы, я, можно сказать играла в одной песочнице.

И тут Елена Вениаминовна заметила, что сон сморил её внучку.

Пользуясь случаем, Елена Вениаминовна решила написать письмо. Она взяла чистый лист из пачки, на которой большими крупными буквами обозначалось “Бумага для писем”. Куплена эта пачка давно и никто кроме бабушки ею не пользовался. Листы были тонкие, желтоватые. По мере того как она вдыхала слабый запах старой бумаги, в её памяти всплыли воспоминания. Словно наедине с прошлым, она обдумала каждое слово, которые собиралась написать. Её письма не просто сообщения, а настоящие насущные напоминания о неких событиях, имевших место в её жизни. Она ловила себя на том, что каждую букву выводит с трепетом, стараясь, чтобы каждая фраза звучала так, как будто была написана сердцем. Однако, её не хотелось, чтобы смысл и информация, изложенные ею, стали понятны совсем посторонним людям.

Елена Вениаминовна в левом углу проставила дату, ниже строкой указала “Сретенка”. Начала как обычно “Друг мой дорогой, позвольте поприветствовать вас вновь. Как быстро летит время, но мысли о вас всегда рядом. Сегодня я провела день, погруженная в воспоминания и семейные заботы. Готовила обед по рецепту моей бабки – тот самый, что всегда возвращает меня в беззаботное детство. Внучка, моя гордость, продолжает радовать нас своими успехами в учёбе, а её подруга Лаубе всё так же часто заглядывает к нам. Они до сих пор живут в том доме, и все взрослые служат там же.

А известный вам, друг мой, дом горел несколько раз, но к счастью стены и перекрытия остались практически неповреждёнными. Это удивительное обстоятельство, учитывая, что огонь может разрушить даже самые крепкие конструкции. Последние жильцы были вынуждены покинуть свои квартиры после очередного инцидента, который, увы, стал для них последней каплей. Печально, что такие ситуации случаются, но это реальность.

Последних жильцов выселили после очередного пожара, и опустошённое строение заняли бомжи. Не буду пояснять кто это такие, у вас в Австрии их, наверно, хватает.

Ожидали, что дом не восстановят, а снесут и выстроят очередной торговый центр. Но, о чудо, его выкупил новый русский и собирается превратить в элитное жильё. Да! Времена меняются, а купчики и любители поживиться находятся всегда! Увы! Впрочем, памятную табличку сняли ещё в начале двухтысячных, и вряд ли помнят кто жил в том доме. Но мы-то знаем и помним.

Наша память – странная штука, она хранит тайны, оставляя лишь тени событий, произошедших много лет назад. Дом на углу улицы, который мы с вами обсуждаем, стал тенью прошлых дней, но в тех стенах, возможно, до сих пор скрывается что-то более важное, чем мы можем себе представить. Я часто прохожу мимо того места, и каждый раз меня охватывает чувство неразгаданной тайны. У скрытого есть сила, но и желание прикоснуться к некогда забытому влияет на нас.

Но что же на самом деле скрывалось за фасадными кирпичами? Слухи об этом ходили разные. Некоторые говорили, что где-то в тайниках успел поселиться дух прежнего владельца, который охраняет свои секреты. Другие же утверждали об обширных подземных ходах, ведущих в самые потаенные уголки этого загадочного пространства.

Вопрос в том, должны ли мы открывать двери в прошлое, рисковать теперешним ради понимания того, что было? В том доме заключено нечто, что могло бы пролить свет на события, которые мы не в силах понять. Это не просто вопрос исторического интереса или удовлетворения любопытства – это часть коллективной памяти, которую важно сохранить и изучить, чтобы двигаться вперёд.

Я часто задумываюсь о том, что могло бы случиться, если бы дом был полностью разобран, полностью, по кирпичику? Результат мог бы открыть невероятные тайны. Что, если среди старых стен скрывались улики, оставленные тем страшным человеком? Возможно, именно там, в тени заброшенных углов, находились бы доказательства его преступлений.

Представьте себе, как строители, осторожно откладывающие каждый кирпич, вдруг наталкиваются на нечто необычное. Это может быть старая фотография, спрятанная в стене, или даже тайник с личными вещами. Как бы они отреагировали на это?

Но что потом? Как распорядились бы найденным наследием? Возможно, его бы передали в полицию для расследования. Или же местная власть решила бы создать музей, вспоминающий об эпизодах, которые произошли в этом доме.

Нашли бы то, что укрыто тем страшным человеком? Если нашли бы, то как этим наследием распорядились бы? Ответов на такие вопросы я до сих пор не нахожу. И всё-таки не потеряю своего убеждения, что справедливость должна восторжествовать!

Справедливость, о которой я не перестаю думать, сложна и многослойна. Она не только о восстановлении истины и обнародовании скрытых фактов, но и о признании того, что каждый дом, каждая стена сохраняет в себе память о произошедшем. Вопрос в том, готовы ли мы принять всё, что хранится в глубинах прошлого, как часть нашего общего наследия?

Может, именно в этом заключается настоящая справедливость – в принятии всей правды, какой бы она ни была.”

Растревоженная своим письмом, вздохнув, Елена Вениаминовна достала старинный бабкин альбом. Каким-то волшебным образом большая часть его сохранилась. Акварельные рисунки. Фото давних родственников, на которых невозможно было никого узнать. Даже саму бабку, потому что её запечатлели младенцем в кружевном одеяльце. Дамы и господа сидевшие на тонких венских стульях, а то и просто на травке, или стоявшие полукругом позади сидевших, кружевные зонтики, воздушные шляпки, гражданские сюртуки, военные мундиры и фуражки странноватой формы. А вот и оно! Елена Вениаминовна аккуратно достала и стала внимательно рассматривать зимнее фото, тоже жёлтое, потрескавшееся. Дамы и господа в мехах. Маленький ребёнок в шубке. Лиц не распознать. Фоном – городской пейзаж. Иглообразные крыши. На одной виден крест, тоже не привычной конфигурации. Узкие оконные проёмы. Строения как будто жмутся друг к другу. Совсем нет деревьев. Вдали что-то замёрзшее. То ли озеро, то ли река. Может, морской берег? И конькобежцы на льду. И чуть в стороне скопление людей. Ярмарка?

И всё выглядит совсем не по-русски. По архитектуре это европейский город. Отсутствие упоминаний на обратной стороне снимка оставляет пространство для воображения и догадок. Польша, Финляндия, Вильно или Рига – каждое из этих мест обладало своим уникальным шармом и архитектурой. Колокола и величественные соборы возвышались над мощёными улицами, словно представая напоминанием о давних временах, когда эти земли были частью одной огромной державы. Однако, в этом забвении есть и своя прелесть – фотография становится универсальным символом времени и пространства, вне национальных и географических границ.

–Да уж! Те времена кажутся столь далекими и даже мистическими, словно окруженные ореолом туманных воспоминаний. Как всё переплелось в жизни! – Усмехнулась Елена Вениаминовна, – Старые фотографии, найденные в пыльных альбомах, словно окна в прошлое, всегда вызывают желание разгадать их тайны. Возможно, это изображение успело запечатлеть начало нового века, когда империя на пике своего могущества простиралась от Балтики до Тихого океана. Жаль, что на обратной стороне нет пометки кем и когда была сделана фотография. Что же это? Польша? Финляндия? А может Вильно или Рига? Кто же теперь скажет? Да уж! Фотография без подписи – это как неоконченная глава в книге, или предложение нам самим стать детективами!

Сердце колотилось в груди от волнения. Важность момента ощущалась каждой клеточкой. Неизвестность терзала, но что-то внутри подсказывало, что впереди могут ожидать изменения, которых она так боялась и одновременно желала.

Она так глубоко погрузилась в свои мысли, словно в бездонный океан, где каждый вопрос возникал, как волна. Не сразу до нее донесся аккуратный стук в дверь, который, казалось, был едва слышен. В этот момент мир вокруг нее словно замер. Письмо, которое она держала в руках, было наполнено важными словами, а старая потрескавшаяся фотография вызывала эмоции, в которых сложно было разобраться сразу.

Стук в дверь стал настойчивее.

Письмо и фотографию она быстро вложила в какой-то детский журнал первый попавшийся под руку, а альбом так и остался открытым, словно заброшенное или забытое сокровище.

–Лена, стучу, стучу вам, а никто не открывает. Я в окно видела, что вы домой пришли. Стучу и думаю, может, опять погулять вышли, а я и не заметила? Вы спите что ли? – Светлана Муравьева, соседка-сплетница с первого этажа.

–Нет, только внучка спит, а я взялась письмо писать, да в старые фотографии засмотрелась.

–Да? А что такое интересное? – От любопытного соседкиного взгляда ничего не могло укрыться.

Она потрясла левой рукой, в которой был зажат смартфон и мгновенно рассмотрела зимнее фото.

–Звонка важного жду! Вот что я вижу здесь как посторонний и объективный наблюдатель? Время, в которое сделано фото – зима, судя по мехам и замерзшей воде. Место, где сделано фото – европейский город, возможно, где-то в Скандинавии или Центральной Европе. Стиль данного фото – старинный, с узкими улочками, высокими домами с остроконечными крышами. Детали, которые я увидела: крест на крыше, возможно, символ католицизма, отсутствие деревьев, что характерно для северных городов. Как я чувствую настроение этого фото: холодное, но в то же время романтичное, с ощущением старины и некой таинственностью.

Муравьёва стала делать пассы руками, закатила глаза и с подвыванием начала вещать:

–Я вижу зимний день, в воздухе витает запах свежезаваренного кофе и сладких булочек, вот там за углом затерянный отель среди европейских городских теней. Холодный воздух наполняет пространство, словно будто бы застывший сам по себе. Ветер приносит шорохи тяжелых мехов, а изредка слышится смех – молодые люди обмениваются шутками, катаясь по льду. Крики радости останавливаются в воздухе, как замерзшие снежинки, приземляясь на безмолвные крыши, покрытые морозной коркой. Голоса, звуки капели, отражаясь от стен старинных зданий, смешиваясь с треском льда под коньками. Город, охваченный зимней тишиной, кажется живым лишь на поверхности. Эти узкие улочки, обрамленные высокими стенами, лишь изредка оживают звуками шагов или скрипом уличных повозок. За готическими арками проскальзывают тени, напоминая о том, что в этом городе, в любой миг, живут тысячи историй, таящихся в каждом окне. Снег медленно выпадает, поднимая облака мелких кристаллов, которые летят, словно мечты, ожидая своего часа. Вдаль уходит свет, оставляя лишь грусть наступающей ночи.

–Замечательное описание! – Похвалила Елена Вениаминовна соседку. – Атмосферно! Оно звучит очень интригующе. Многие, пожалуй, захотели увидеть эту фотографию! Твоя фамилия случайно не Чумак? Нет? Удивительно! Ой, извини, извини. Наверно, ты вспомнила свою артистическую деятельность в народном театре. Я сразу и не поняла. А ты зачем пришла, кстати?

–Хотела попросить тот шарфик шелковый. Меня старинные знакомые пригласили вечером в ресторанчик. Я уж и костюм подобрала, но надо шею замаскировать! Сама понимаешь, возраст – не радость. И вспомнила про тот шарф. Так одолжишь? Ах, народный театр! Когда мы были молодыми и розы красные цвели, – вдруг запела Светлана.

–Не продолжай, – возразила Елена и пошла за шарфом, а шустрая Муравьёва за секунду сняла на свой смартфон зимнюю фотографию. Она вознамерилась полистать альбом, но Елена Вениаминовна вернулась с шарфиком. Пришлось соседке уходить.

Глава 3

Глава 10 которая состоит в основном из писем, черновиков, обрывков писем, газетных вырезок нынешних и очень-очень давних, и даже в электронном виде, без хронологии

“Старые письма” написал в 1904 году Максимилиан Волошин.

Я люблю усталый шелест

Старых писем, дальних слов…

В них есть запах, в них есть прелесть

Умирающих цветов.

Я люблю узорный почерк —

В нем есть шорох трав сухих.

Быстрых букв знакомый очерк

Тихо шепчет грустный стих.

Мне так близко обаянье

Их усталой красоты…

Это дерева Познанья

Облетевшие цветы.

ХХХ

“Наше семейство было радо получить весточку от тебя, дорогая моя!

В Кракове сейчас жить очень непросто. Сильно подорожали продукты. Правда, я договорилась с одной такой, из деревни, и она доставляет нам немного своей продукции. Кажется, что простоватая баба, а дела ведёт как настоящий кулак.

Селяне делают краковскую колбасу. Как мне объяснила эта деревенская тётка колбаса идёт на продажу. В хозяйстве у них есть и свиньи, и коровы, и птица разнообразная. Ещё они продают яйца, капусту, морковку, свёклу, картофель и даже горох. А в начале зимы торгуют гусями, выкармливают их к Рождеству. Конечно, есть у нас в городе и магазины, но в них совсем дорого.

А недавно сельчанка, пожилая женщина, потребовала, чтобы кто-то из нас приходил к ней на площадь возле костёла Св. Петра. Это место, расположенное на окраине города, не слишком удобно для частых поездок. Однако именно здесь местные крестьяне предлагают свои дары природы: свежие овощи, фрукты, молочные продукты и хлеб. Чтобы запастись всем необходимым, нам приходится планировать визиты.

К счастью, твой дядя Ежи взял на себя эту задачу. Он проявил смекалку и соорудил небольшую тележку, которая позволяет ему удобно транспортировать все покупки. Каждый раз он отправляется в путь пешком – туда и обратно, что, безусловно, экономит средства. На извозчиков он не тратит, а вместо этого получает заряд физической активности. Его здоровье пока не вызывает нареканий, и он справляется с этой работой без особых затруднений. Однако, есть один нюанс. Дядя Ежи старается избегать встречи с нашими общими знакомыми. Это связано с тем, что некоторые из них могут задать вопросы о его частых походках. Он предпочитает не вызывать ненужных разговоров. Для него это – личное дело.

А мне кажется он не желает, чтобы знакомые обсуждали наше финансовое состояние. Ты же знаешь, что чужим людям только дай повод посудачить и косточки перемыть. Недавно случайно увидела пани Муравецкую, так она мне рассказала, что видела на днях нашу общую знакомую. И так её расписала, как будто в чужом бумажнике порылась и в банковскую ячейку заглянула. Пока рассказывала, сама-то глазками зырк, зырк. Всё меня разглядывала. Представляю, что расскажет общим знакомым и как меня охарактеризует!