
Полная версия
Искусственный отбор. Часть 1
Образ рождающейся функции тождественен платоновской Идее, он не вмещается в прокрустово ложе явления и не сводим к значению объекта обладания. Образ всегда имел перспективу внутреннего погружения в поток и в храмах торжественный символизм икон и пение хора, создавали обитель пристанища души, позволяя воспринять мир субъекта в его действительности, теперь желание в экранизации видеть образ в его относительности направляет восприятие вовне, формируя устойчивый рефлекс искусственной сцены в субъект – объектных отношениях. Это гносеологическая реставрация образа, где автор исполняет роль творца. Гордыню определяет чувство меры, заставляя восприятие жить чужой судьбой и внешней природой по отношению к субъекту времени. Автор сохраняет таинство творения, переводя отношения с Истоком в имманентную плоскость. Восприятие покидает время и живет пространством мира. Человек сам себя создает, не пытаясь избежать ответственности за единоличную судьбу. Поэтому и главный герой на экране. Но как при этом сохранить образ человечности в человеке? Сберечь в объективации явления субъективную реальность присутствия вечности. Отрицая «Диктатуру Неба» во времени, воспроизводим диктатуру мира в истории под флагами демократий. В этой матрице образ неотделим от объективной реальности и изображает мастерскую «для себя» прикладной континуальной и единственной в значении бытия. Бытия реагирующего на деятельную актуальность индивида. Гносеология, извлекающая субъект из объекта сохраняет дистанцию намерений, несовпадения внешнего и внутреннего в перспективе. При этом субъект-познающий становится внешним и деятельным, а объект-скрывающий, инерционным и внутренним. Жажда познания выдает заблуждение за истины в желании обрести свою орбитальную искренность в ходе бега за зрелищностью сменяющихся актов. Шоу представляется гипотетической популяризацией цели познания. Но даже когда мнительность меняет траекторию, стремясь к центру движением по окружности, это не делает бесконечность блужданий истиной. Для субъекта такая отстранённость «чужое», ведь в науке любая теория может быть фальсифицирована, а ее мнительная обоснованность признаваться за согласованную истину в историческом времени. Например, время как пространственная система координат. Пространство инертно, а время актуально!? В субъективной реальности все совершенно по-другому. Здесь невозможно сконструировать или что-то добавить, а потом отнять. Если субъект не обретет тождественности с глаголом времени, он не пройдет тест на становление. То самое игольное ушко, о котором говорит Иисус. Это пограничный рубеж краха бытия в становлении. Не может себе позволить мнить, ведь он принимает свой образ целого прямо из феноменологии проявляющегося действия, напряженного проникновения глагола в действительность. Картезианского субъекта стремились извести именно потому, что он более реален, нежели сам мир растворяющейся протяженности. В отличие от субъективной реальности на экране кино осуществляется виртуализация, подражая идеи выхода и выводящая за грань по ту сторону добра и зла. Любой злодей может быть хорошим парнем и изображать сюжетную линию блага, а бесчеловечные действия выступать антагонизмом обострения противоречий, повышая зрелищность напряжения игры обостряющей чувства. Намерено происходит раскол на «мы» и «они». «Мы можем себе позволить!». Соскальзывание с позиций должного и разрушение образа в столкновении с метафизикой ничто происходит так обыденно и почти естественно для уходящего времени. Романтический полет воображения, возвышенное чувство парения над горизонтом событий и проблески проступающего мерцания там за гранью раскрывающей свою пасть бездны. Выход это всегда зависимость спровоцированная желанием необъятного чувства. Предчувствие ненормальности в повседневной обыденности происходящего, безусловно. Научно-фантастический фильм ужасов «Чужой», внедряющийся в сущность человеческого бытия. Если время управляет эволюцией пробуждения неорганической природы, раскрывая взрыв витализма, то человечество устойчиво движется в направлении сворачивания пространства энергоемкости своего бытия. Однако для того чтобы летать и не падать важно открывать для себя законы моментной устойчивости в горизонте событий и понимать стадии эволюции бездны не меняя своего человеческого отношения к бытию.
Кино, кино…. Другое дело изобразительное искусство!
Зазор воображения
В жизни не поверю, разве это возможно? Даже не ожидал от взрывной реакции пробуждающей неподдельный интерес к миру, который, раньше как будто обходил меня стороной. Телепередача «Искусственный отбор» увлекает мое воображение и гидом ведет за собой по вехам истории развития живописи, скульптуры, искусства. Раскрывает следы прошлого обзорной передачей многовековой игры фантазии со временем, интегрированной в техническую выразительность композиций и ритмов, журчащих вибрацией в художественном повествовании картин. Каждая передает свой колорит чувства, движения жизни, перспективы воплощения и времени. Образ оживает, бередит воображение. Радушие эмоциональных всплесков симфонического оркестра отдается звучанием внутреннего присутствия эпохи, сопровождая оторопь внешней впечатлительности прямо до мурашек.
Но так ли важно на самом деле художественно изобразить образ воображаемого в цвете, то, что мыслишь, что тебя волнует, экспрессией ведет за собой, выплескиваясь красками на чистый лик холста? Ментальное дыхание эхом отвечающее свечением ауры как неотъемлемая часть вовлечения субъективной реальности в поток. Интуитивное чувство наделяет впечатлительность глубиной восприятия, что позволяет видеть реальность в функциональном исполнении, используя фильтры внутренней и внешней логистики движений для отождествления происходящего. В творчестве это неотъемлемое «право дышать» полным чувством. Полет глубин ясновидения в потоке энергий действительности! Моментальное озарение, приходящее с величием образа в ясном понимании всех присущих ему детализаций. Так рождается реализм, несмотря на то, что фантастический. Только фантазия может извлечь глубь образующей силы. Художник видит образ моментом вечности, и схватывает дно текущего напряжения танцующих энергий, вписывая их в изысканность движений кисти, художественно передавая сюжетной линии силу действия. Передача действия замирает в красках картин, ожидая жизненного любопытства щедрой созерцательности. И это прямо-таки откровение, посылка передачи вечности в мгновении, воспринимаемом адресатом причинно-следственной зависимости всего преходящего. Современное искусство совсем другая реальность, не похожая на мир существительного, выступающая красками из-под скатерти материй размазывающих функции по горизонту событий. Беспристрастность, кричащая о себе действительностью непроявленного бытия уравновешиваемого усилиями примирения. Художественная насыщенность глубоким чувством движимым силой воображения грандиозно так и чинно переступает через хронологию рабских цепей причинно-следственной повинности. Художник – оракул предвещающий дисфункцию безобразности эпохальной идеологии конфликтующей с течением времени и неизбежность сворачивания феноменологии энергетического пространства уходящего бытия. Он открывает дверь выхода в новые отношения энергий и структур организации пространства. Трансформации его потенциала. Видит блуждание по пустыни в поисках рождения жизнью неведомых еще смыслов содержания. Силовая вертикаль как королевство нескончаемых потоков не иссякающего действия глагола, созидающего бытие мира усилиями потенциальной природы. Взгляд художника запечатлел время становления в вечности – создал новый мир!
Современное искусство это способ выражения пограничного восприятия на пределе возможного. Там где еще есть, но уже нет. Иносказательно испытывающего на прочность пределы явления, играя образом в воображении, или же растворяя его в черном квадрате Малевича. Всегда страшно выйти за предел, но именно это открывает глубину настоящего. Человек хочет того или нет но всегда бессознательно говорит о Боге в положительном или отрицательном понимании Высшего Сущего, душой принимая Образ в абсолютном или относительном осмыслении, и все же наследует его от Вечности и никак иначе. И вот тогда обретает целостность своей судьбы, растворяющейся в бесконечности, или организует ее по подобию Вечного основания бытия. Если идеальное потоком привносит в реальность образ целокупной полноты бытия, то конечная природа образующая единство растворяется в бесконечности. Эти перспективы не совпадают и представлены силовой вертикалью бытия и континуумом. Одна перспектива наполняет функцией бытия, а другая рассеивает глагол действительности.
Шаг, воплощающий образ нерасторжимого целого в мире состояний исследовал еще Сократ, называя функции движущихся энергий и одевающих существующее в наряды бытия вездесущими непоседами – «идеями». Идеальные начала присущи формам явления каждой состоятельной вещи и выражают локальную полноту бытия, дифференцированно выделяющуюся из потока. Идеальную повестку содержат уже представления о порядке организации пространства в геометрии Евклида и Римана. Поточная перспектива проникновения глагола и рассеивания протяженности явления в евклидовой геометрии и отчуждаемое от функции, единение являющегося качества наполняемого конденсацией материй. Атомы и пустота как в физике Ньютона, только он рассматривал их статично как аксиому начала движения мысли в физической реальности, а для нас это априорная динамика становления и преткновения глагола действия. Функция! бытия представляет явление, а не его материализация. Встречаются два одиночества потенциальное и информационное обеспечение частной особенности явления, где потенция содержит бытие, а информация алгоритмы качественной состоятельности наполняемой функцией действия. Без матричных программ обеспечения мир не мог бы организовать структуру взаимодействия ядра и электронов в диапазоне проникающего действия глагола (случайность здесь не поможет). Усложнение объективной реальности ориентированно установкой программных алгоритмов организации пространства. Формируя качества отношений устойчивые в потоке времени или несостоятельные и разваливающиеся. Информационный фон компенсирует утрату миром функциональной полноты бытия Вечности. Идеи вынуждают все существующее быть, они проявляют чувство напряжения времени во всеобщее обозрение. Энергия бытия становится достоянием атрибутов явления сущего кричащего о своем присутствии. Я – Есть! Идеи выражают локализацию пространства и проявляют формы энергетических состояний на качественно сфокусированных этажах мироздания непрозрачных для действия потока времени. Микромир-Мезамир-Мегамир. Поток времени соединяет все это многообразие в разных диапазонах собирательной чувствительности. Циклическое время организует доступную сферу влияния вовлеченности качества в поточную природу.
Идея – бег волны в квантовой реальности, мысль, живущая речевой выразительностью, гармоничная страсть ощущения полета в полноте объединяющего чувства, озарение ясности, оживляющее смыслом коммуникации действительности. В обыденной повседневности мы каждый день используем языковые формы, передающие чувства, эмоции, настроения, и было бы нелепо думать, что можно осознать объективную реальность без помощи вербализации речи, языковых форм единения субъективной полноты с текучей изменчивостью внешней природы. Движение мира, как и повествование речи, есть производная действия времени. Субъект определяет излом времени, регулируя напряжение действительности, и собирательная способность субъекта выступает цензором мировоззрения целого. Человек открыл для себя мир, как только смог назвать его, осмыслив и придав значение этому масштабному архитектуры единства функциональной полноты. Смысл рождается напряжением целостности, с утратой отношения к единству разрушается основа бытия. Смыслы содержат квантовая монада структуры, а также качественная целостность организованного пространства, а все остальное в этом субъективном триединстве – война со смыслами. Мир, схватываемый в моменте единения динамики и статики бытия, открывает перспективу имманентной и трансцендентальной природы. Иерархия идеи целого выступает основанием бытия для локальной полноты частного в субъекте становления. С высоты силовой вертикали Субъективной реальности можно именовать части, так как Адам присваивал имена животным, закрепляя за их бытием символизм силы. Имена рождаются в отношениях относительного взаимодействия потоков вечности со своими частями. Обосновывая объективную и функциональную целостность относительности бытия мира. Принцип отношений влагается в значение силовой принадлежности имени и в состояние стабилизации горизонта событий. В Русском языке именительный падеж представляется независимой формой спряжения глагола, обозначает номинальную функцию в названии лица (кто? что?). Это момент становления, выражающий абсолютную зависимость этого «что?» от поточной природы времени. В отношении к миру глагол утрачивает эту независимость и обретает относительную форму спряжения.
Язык сам по себе символичен и представляет собой высокий потенциал выразительности, объединяющий стихии жизненной силы с насущностью времени. Язык сохраняет конструкцию силовой вертикали живущей отглагольной реальности в человеческой полноте. На языке мы мыслим и понимаем происходящее самосознания жизни.
Глубина момента открывает функциональный ритм звучания принципа в явлении отраженной реальности. Символ силы, проявляющий себя на стволе древа жизни священными рунами осевого Севера. Насыщение пространства током в поле напряженности создает структуру внутреннего чувства. Ту самую руническую зону пронзительного действия глагола. Традиционное начало язычества рождается контактом воображения с энергиями пространства, ощущением созерцательной периодичности смен календаря. Язык в зачатии эмоционального выражения связан родственными узами с вечностью и ее ухаживанием за явлением и развитием мира. Мир явления скоротечен, но что же поддерживает его неустанное бытие, если не, Воля Вечности!? Эмоциональный катарсис в озарении самосознания жизни. Эмоция сопровождается взрывом выразительности и торжеством блистательной ясности, оставляя яркий отпечаток в памяти. Эмоционально сопровождаемая информация всегда запоминается лучше. Шагая по стопам исследования предков, ищущим в природе открытые формы глагола проявляющей себя жизненной силы эмоционально обнаруживая символы в самых обыкновенных вещах, мы понимаем, что ход их мысли связан с предчувствием, как прибор, реагирующий на поточную природу действия. Путешествие по энергиям поля создает карту восприятия высоких и низких потенциалов бытия, и для язычества предчувствие становится важнее логики. Так рождается традиция структуры! Инициация посвящения в таинство взаимодействия с потоком. Искать и найти в символах открытую эмоцию означает подойти к реке энергий поточной природы и почерпнуть из нее вод оздоровляющего величия. Вода хранит идеи жизни, поэтому река накормит и напоит усталого скитальца, вдохнув в него, как и прежде сил обновления. Языки рек отворяют запоры привратников, запуская исток говорения потоком льющейся речи. Чувство, затягивающее воображение открывает сознанию потоки глагола действительной силы, обогащая отглагольной реальностью. Это порог поточной энергии, воплощающий божественную сущность в человеческой природе.
Древние славянские поселения располагались возле рек изобилующих силами стихийной природы, проточного обновления вод мира отсчитывающего бег времени. Ход реки разверзает лесную глушь зеркалом бегущей вдаль ленты, благодатно принимая могущество сил света сливающихся со стихией бушующих пучин. Русские – люди света, излучающие свет ментальности, оседлые старожилы речной стихии. Чуткая душа великой культуры, создаваемая просторами климатического разнообразия единой среды объединенных природ в православном и языковом отождествлении соприсутствия полноте бытия. Глубина фундаментальной ценности ментального восприятия, признающая все остальные ценности обмена вторичными. Ментальная общность самосознания жизни и воля вольная разгулявшейся стихии так и живут в русском понимании блага, мигрируя между столпами от доктринальной философии языческой коммуны к православной вере пробуждения души. Масштабы широты восприятия климата от жары юга до холода Севера загадочную русскую душу выносят за пределы имманентной природы. Смотри какая, морозная потеха для катания на тройке по речной глади льда поддерживающая праздник души. Миссия души – обители русского духа становится смыслом бытия мира для русофилов. География у такой души непременно будет централизованной и обширной выходящей за рамки приличий удела. Собирание русских земель связано с ощущением державного единения в единстве многообразия проявляющейся силы бытия. В высшем содержании не может быть противоречий и в этом искренность понимания правды. Так рождаются представления соборной и органичной ментальности амфоры собирания жизненных сил. Политикой централизации и деньгами признанных ценностей мира выкупается право на полноту состоятельности величия Духа. Сила духа преодолевает и политическую разобщенность русских земель. Время, проникая в сердечную географию, действием силовой вертикали щедро насыщает образы мысли, культивируя самосознание жизни. «Там царь Кощей над златом чахнет; Там русский дух… там Русью пахнет» (Пушкин). С песней поэзия ритма слов возвращается к музыке звучания души:
Ты лети от Волги от Урала,
Песня журавлиная моя!
Проживи сто лет,
Облети весь свет,
Но вернись в родимые края.
Какая ж песня без баяна?!
Какая ж зорька без росы?!
Какая Марья без Ивана?!
Какая ж Волга без Руси?!
Автор: Олег Анофриев
Со времен «отрицание отрицания» существует предубеждение, что мир развивается частями, никогда не достигая целого и сменяя уходящую реальность представлениями насущной актуальностью становления. При этом трудно было бы представить традицию, судьбу, да и само взросление, выбросив хоть какой-то этап его прохождения во времени. Поэтому бинарные пары мракобесие или прогресс, язычество или христианство свидетельствует лишь об ограниченности понимания бытия и неспособности видеть в целом логистику передачи функции в эстафетном забеге. Сейчас бы это называли клиповое мышление, ведь отрицание не бывает вне продолжения в становлении утвердительной состоятельности наслаивающейся на предыдущий фундамент. Если в сознании происходит отрицание, то феноменология осуществляется через совпадение качества с функцией бытия. Необходимо интеграция. Человек может отрицательно относиться к природе, когда природа всегда утверждается в позитиве. В этом контексте язычество надо воспринимать как фазовую процедуру взросления самосознания жизни. Оно навсегда остается в судьбе человечества позволяя переступить и пойти дальше. От него невозможно отказаться, как от отрочества или юности, потому что оно вписано усилием времени в линию человеческой судьбы. Язычество дарует человеку отглагольную реальность личного отношения к бытию. Критика предыдущего образа мысли пытается завуалировать огрехи несовершенства настоящего, не желая с этим соглашаться. Идея прогресса оправдывает деструктивное будущее по отношению к консервативному прошлому, наверно потому что юность лучше, чем старость. Но старость это содержательность, а юность – беспечность. Такой подход свидетельствует о неискренности, которая чем больше отрицает предшествующее ей бытие, тем больше вопросов к ней возникает хотя бы потому, что прошлое было и аттестовало свою состоятельность достойно: «да были люди в наше время, не то, что нынешнее племя». Когда пытаются нас убедить в том что: «вера возникает из страха боязни природных сил, и потому люди поклонялись высшим сущностям управляющим непогодой», – это скорее подходит к профанации рационализма сражающегося со стихиями не совсем успешно. Потому что язычники активно использовали поточную природу в организации собственного быта и уважительно относились к этим силам. Бояться «черных лебедей» могут только живущие эмпирической видимостью, не понимая принципов действия потока в человеческой судьбе. Это попытка собственные страхи и агрессию по отношению к неконтролируемой силе перенести на плечи «благородного дикаря». По этой причине Каин убивает Авеля, потому что Бог благословил судьбу брата.
Языковое влияние силовой вертикали на смыслы бытия глаголом проявляющей себя действительности внезапно озаряет темноту забвения и снова поглощается примирительным рассеиванием и угасанием светляков ночи. И только страсть речи своим пылким действием льющегося потока способна зажечь огонь веры, сияющий неугасающим светом маяка в ночи. Светильник огнем веры разверзающий мрак сумерек, поляризует осмысленность целесообразности бытия.
Язычество выражает внешние энергии природы стихий, а христианство представляет внутреннюю сущность жизненной силы, человеческую природу ощущения времени в триединстве ипостасей. Сосуществуя наряду язычество, будучи государственной религией, все же уступает власть организующей силе христианства в человеческом самосознании жизни, потому что глагол воплощения и пробуждения веры требуют внутреннего содержания бытия, которые непосредственно присущи человеку его выбору и судьбе. Глагол времени ищет и находит точку воплощения действия в субъекте становления. Язычество это про организацию пространств насыщаемых силой жизни. Сложно представить высшее проявления Духа в разумной основе всех явлений природы познающее самое себя независимо от судьбы человека. В интерпретации стихийных основ это встреча жизненной и временной деятельности, разных сил влияния соединяющихся в единстве. Растворение глагола в обобщении знания это преступление перед усилием времени. Глагол действия требует точки воплощения и это уже не абстрактная логика, интегрированная в спекулятивный разум Самопознания Духа в сложных условиях мира. Даже язычники не смогли бы понять философию Гегеля, потому что в ней исчезает разность потенциалов божественного и человеческого в онтологии бытия мира и смысл существования сводится к идее познаваемости. Абсолют, который все еще не познал Самое Себя, может ли быть Творцом мира если не ведает что творит? Ведь все развивающееся недостаточно в значении бытия! А Исток – избыточен. «Абсолютный дух» – удобная категория растворения атрибутов Эталона функции бытия, рождающего внешние миры. Итак, язычество остается внешним по отношению к внутренней силовой организации пространства бытия и это делает христианство выгодно привлекательным, человечным и личностным связывая Абсолют в подобии образа с судьбой человеческого выбора. Никакой абстрактной логики, одна лишь логистика воплощения поточной природы времени в истории становления личной судьбы. Это натурализм излома времени в приобщении человека к потенциям Абсолюта. Присягнувшее служение самосознания жизни функции бытия. Воплощение происходит по согласию принятия в себя мотивации усилий времени и человек становится носителем силовой вертикали на Земле, а не завоевателем Небесного Свода, организующим крестовый поход познающего.
Следует отметить, что язычество не всегда нейтрально к судьбе человека, стихийность, не усвоенная качеством организации пространства, становится деструктивна, поэтому спады жизненной силы компенсировали агрессией требующей жертвы, а войну противоборствующих начал переориентировали во внешний контур, организуя набеги на чужие поселения. Если кто-то должен пострадать то лучше чужие польют поле брани жертвенной кровью, нежели свои. Отсюда и убеждение что «война всех против всех» создает предпосылки исторической неизбежности столкновения жизненно ориентированной и хищной природы. Бинарное игровое пространство, кто-то должен вытянуть черную метку, а кто-то остаться жить. Расколотое пространство отождествления ценности бытия создает колониальную политику господ и рабов! Чтобы не убивать, рационально превратить в вещь и извлечь из него пользу. В сознании рождается политика двойных стандартов. Постмодерн превозносит рационализацию власти в противовес стихийной природе. Но это не значит, что язычество было всегда агрессивно, в нем современники замечают лишь инструментарий деконструкции жизненной силы, противопоставляя языческую стихийность христианской человечности. Конечно, язычество не ограничивало себя человеческой моралью, и организация пространства в потоке времени считалась важнее личной судьбы, но оно представляет силы Витализма, которые родили эту жизнь из первичного хаоса. История целых поселений считалась продолжением энергий природных сил созидания или разрушения, закольцовывая в себе энергетику действительности или разоряя ее потоком времени стремящегося в титаническую бесконечность.
Вот опять над миром нависает третья мировая война и вновь Германия готова напасть на Москву, чтобы победить или умереть. Говорят, истории повторяются, но почему? Ведь случайность, неоднократно повторяющаяся называется закономерностью. Почему реваншизму падшим «Небожителям» так отвратительна устойчивость Земли в истории мира? Земли, возрождающей из себя росу жизни после страшных пожарищ. Для менталитета власти просто невыносимо ощущение благодарности за освобождение от фашизма! Той самой легендарной реальности перетекающей в символизм высшей расы. Фасматагория величия собственного мира выражает расцвет языческой стихийности, величия которому предопределено владеть судьбами и народами и вот с этой виртуальной мнительности сняли корону «истинных арийцев» остудив реализмом могущества правды господствующего времени над человеческим бытием. А это их Владычество ангельского миссионерства оказывается всего лишь инерцией мира, прах земли, в прах и возвратиться. Онтология аутентичности не имеет фундамента в истории, если сражается с человеческой природой времени. Но почему опять русские? Опять хотят зажечь пожарище в сердце Евразии. Это характерно ведь об этот утес разбивались многие волны могущества моря. Потому что русские носители метафизического света времени даже в случае атеизма и власти рационализма над бытием. В этом смысле между Царской Россией, Советским Союзом и ощущающими себя русскими наших дней – разницы никакой. Русские остаются тем ментальным светом своего времени, который не дает разгуляться стихии власти, поработив человечность в человеке. Такое особое состояние души позволяет воспринимать сердцем, не разумом, что означает носить в себе код времени, преображающий реальность действительности. По образу и подобию высшего цензора бытия.