Нынче всё наоборот

Когда я проходил мимо пионерской комнаты, мне показалось, что там кто-то поёт. Тонким таким голосом. Пропоёт несколько слов, замолчит, опять запоёт. Я открыл дверь и заглянул.

За столом, положив голову на руки, сидела Лина Львовна. Она не пела. Это мне из-за двери показалось, что пела. Она плакала. У неё даже слёзы текли. Я смотрел на неё и не знал, что сказать. Мне всегда жалко, если плачут взрослые.

А она заметила меня и сказала:

– Иди, Костя… пожалуйста… Зайди после… – И она снова заплакала.

Я закрыл дверь и выбежал на улицу.

Во дворе были почти все ребята. Они по дороге вспомнили, что когда выбирали Летицкого, то даже забыли спросить, какого Летицкого – Мишку или Алика.

– Да всё равно, они ведь близнецы, – сказал я. – Пусть будут звеньевыми по очереди. Никто и не заметит.

– Ты, Шмель, можешь не острить, – сказал Мишка Летицкий.

– Извини, Алик, больше не буду, – нарочно ответил я.

– Я вот тебе сейчас дам за Алика, – сказал Мишка.

– А ты разве Мишка? – спросил я.

– А ты сам не видишь!

– Не вижу, – сказал я. – Я думал, ты – Алик. Ребята! А знаете… Лина Львовна…

Я хотел сказать, что видел сейчас, как Лина Львовна плачет, и не сказал. Сам не знаю почему. Я повернулся и побежал в школу. У пионерской комнаты я снова услышал, как плачет Лина Львовна. Тогда я вырвал из тетради листок бумаги и написал на нём:

Вера Аркадьевна,

зайдите срочно в пионерскую комнату.

Неизвестный

Затем я положил листок у двери завуча, постучал и спрятался за углом. Я видел, как Вера Аркадьевна подняла листок, посмотрела, пожала плечами и пошла в пионерскую комнату.

Когда я вернулся к ребятам, они уже выбрали Алика. Делать было нечего, но ребята почему-то не расходились. Все начали вспоминать, как не выбрали Дутова. Мне тоже нравилось, что его не выбрали. Тут дело даже не в Дутове. А в том, что мы всё делали вместе. Вместе засунули его под парту – теперь пусть попробует кого-нибудь тронуть. А потом вместе его не выбрали.

Это у нас первый раз – честное слово.

Следы на снегу

Костя стоял у окна и смотрел вниз, на штабеля дров, засыпанные снегом. Сверху двор выглядел как город: дома – поленницы и между ними – улицы, покрытые только выпавшим чистым снегом. По одной из улиц побежала кошка, и на снегу остались чёткие отпечатки лап. «Можно выследить, – подумал Костя. – Если бы у меня была собака, я бы пустил её по следу и они бы подрались».

Мысль о собаке, идущей по следу, натолкнула Костю на другую мысль. Он подошёл к столу и полистал книгу «Щупальца осьминога». Хорошая книга, в зелёной обложке, очень толстая. Там описано, как один шпион…

Зазвонил телефон на столике.

– Подойди, – сказала Зинаида. – Если меня, то нет дома.

– Почему нет, когда ты дома? – сказал Костя.

– Костенька, у меня послезавтра зачёт, – взмолилась Зинаида.

Телефон всё звонил.

– А будешь на меня маме жаловаться?

– Не буду, не буду, – нервно сказала Зинаида.

Костя снял трубку:

– Алло! Зину? – Он искоса взглянул на Зинаиду и ухмыльнулся. – Сейчас посмотрю.

– Ты что, с ума сошёл? – прошептала Зинаида.

– А ты сначала объясни. Ну чего ж ты молчишь? Смотри, а то позову. Сама всегда говоришь: Костя да Костя… Врать нечестно!.. А сама – честно?

– Господи! Ну ладно, нечестно! – простонала Зинаида, прикрывая рукою рот.

– Сознаёшься?

– Сознаюсь.

– Так ты запомни, – прошептал Костя. – Алло! Вы слушаете? Зинаиды нет дома.

Едва сияющий Костя повесил трубку, Зинаида бросилась к нему. Костя, хохоча, нырнул под стол и вылез с другой стороны. Зинаида обежала кругом, а Костя – снова под стол.

– Чертежи опрокинешь! – крикнула Зинаида.

– А ты не ври! – отозвался из-под стола Костя. – Вам можно, а мне нет, да?

– Ты со мной не сравнивай, тебе ещё до меня учиться и учиться.

– У тебя научишься, – ответил Костя.

Спорить с Костей было бесполезно. Зинаида знала – у него всегда в запасе тысяча слов; только папа мог его унять. Но папа далеко, он на льдине. Зинаида вздохнула:

– Вылезай, не трону.

– Дай слово!

– Даю.

– Дай честное комсомольское.

– Честное комсомольское. Пластырь! Липучка! Зануда!

– Студентка-лаборантка-врунья, – немедленно отозвался Костя, вылезая из-под стола.

Нет, соревноваться с Костей было бесполезно. Зинаида снова вздохнула и взялась за чертёж. Костя уселся на диван и принялся вспоминать, о чём он только что думал. Это было что-то очень важное. Следы на снегу… Собака… «Щупальца осьминога»… Вспомнил!

Костя побежал к телефону и набрал номер. После короткого разговора он схватил пальто и устремился к двери.

– Куда? – крикнула Зинаида. – Поешь сначала.

Но Костины каблуки грохотали уже где-то на третьем этаже.

На втором этаже Костя позвонил. Дверь открыл Борис.

– Здорово! – сказал Костя.

– Тихо ты, – прошептал Борис.

– Чего тихо?

– Указатель велел не шуметь. Он пишет что-то.

Указатель – подполковник в отставке и Борькин сосед – состоял в домовой комиссии. Он наблюдал за порядком и ругался с дворниками. В остальное время он писал стихи для детей. Эти стихи не печатали. Их возвращали Указателю в конвертах со штампами: «Комсомольская правда», «Мурзилка», «Пионерская правда», «Костёр», «Пионер», и за это Указателя в доме уважали и побаивались.

– Подумаешь, Указатель… – сказал Костя. – Идём во двор.

– Некогда.

– Всегда тебе некогда!

– Я приёмник собираю, – сказал Борис.

– Всегда ты приёмник собираешь. Не видал я твоих приёмников! Какой приёмник? Покажи.

Борис повёл Костю в комнату. На столе, покрытом газетой, лежали какие-то детальки, проволочки, кусочки олова. Рядом на проволочных козлах дымился электропаяльник.

– А где приёмник? – спросил Костя.

Борис засмеялся:

– На столе.

Костя ещё раз внимательно оглядел стол, но не увидел ничего похожего на приёмник.

– Да вот же! – Борис показал на маленькую дощечку, на которой были прикреплены белые и красные проводки и какие-то маленькие детальки.

– А-а, – протянул Костя. – А я думал, что это телевизор. «Знамя» или «Рубин».

– Честное слово, приёмник, – сказал Борис. – Он на полупроводниках, потому и маленький. Его можно в карман засунуть и слушать.

– Врёшь, – вяло сказал Костя. Он понимал, что Борис не врёт; он слышал уже о таких приёмниках, они действительно помещаются в кармане. Можно на уроке слушать: трансляцию со стадиона или – если зададут на дом стихотворение, а его передают по радио… Слушай и повторяй за артистом. Костя давно мечтал о таком приёмнике. А Борис вот взял и сделал. Костя даже чуть-чуть обиделся.

– Хочешь, я потом тебе сделаю? – предложил Борис.

– Я и сам сделаю, – презрительно сказал Костя. – Сто штук! Один выберу самый лучший. А остальные выброшу.

Борис опять засмеялся. Он ничего не говорил, а только смеялся. И Костя, который никогда не терялся, сейчас не знал, что сказать. Уж лучше бы Борис спорил. Но Борис не спорил – всё было ясно. Костя стоял и придумывал какие-то самые остроумные слова, которые должны были уничтожить Бориса, несмотря на его приёмник.

В это время отворилась дверь и в комнату заглянул Указатель.

– Что тут за веселье? – строго спросил он. – Почему шум на всю квартиру?

Ох и не вовремя появился Указатель! На свою голову открыл он дверь в Борькину комнату. У Кости даже мурашки по спине пробежали от удовольствия. Он знал свои права.

– А разве нельзя смеяться? – вежливо спросил Костя.

Борис подозрительно взглянул на Костю. Он не доверял Костиной вежливости, а с Указателем лучше не связываться.

– В общем так, – сказал Указатель, – прекратить смех. Вы мешаете мне работать.

Костя думал недолго. Он очень не любил Указателя.

– Ха-ха-ха, – чётко произнёс Костя, глядя прямо в глаза Указателю. – Это я смеюсь, – пояснил он. – Очень тихо. Так можно?

Лицо Указателя налилось свекольным цветом.

– Как твоя фамилия? – грозно спросил он.

Костя зачем-то обошёл вокруг стола и снова уставился на Указателя.

– Извините, пожалуйста, я буду смеяться ещё тише, – прошептал он. – Ха-ха-ха…

Глаза Указателя округлились. Он открыл рот и закрыл глаза. Затем голова его исчезла. В коридоре послышался скрежет телефонной вертушки.

– В милицию звонит, – прошептал Борис. – Он всегда ругается, если кто-нибудь шумит. Даже если мимо ходят… Он какие-то стихи пишет. Давай уйдём лучше.

– Испугался я милиции, – сказал Костя, подвигаясь к двери.

Через минуту ребята уже стояли внизу.

– А мне всего чуть-чуть осталось, – огорчённо сказал Борис. – Полчасика попаять – и всё. Теперь он маме будет жаловаться.

– Ну и пускай; не знает она его, что ли! – отозвался Костя. – Идём, будешь у нас радистом.

– У кого у вас?

– Узнаешь.

Во дворе между штабелями дров уныло слонялись Мишка и Алик.

– Чего ты так долго? – спросил Алик.

– Меня в милицию чуть не забрали, – ответил Костя. – Давайте скорее. Кто будет лейтенантом?

– Я! – крикнул Мишка.

– Ты уже был в прошлый раз, – возразил Алик. – Костя, пусть он лучше будет майором.

– Правда, Мишка, – сказал Костя. – Давай майором. Всё равно лейтенанта в середине ранят. А майор всё-таки главный.

Мишка для виду поупирался немного, но согласился на майора.

Борька знал азбуку Морзе, и поэтому само собой выходило, что его нужно назначить резидентом вражеской разведки. Он должен был передавать по радио всякие сведения и вербовать новых агентов.

– А как это делать? – спросил Борька.

Борька был малообразованным человеком – он не читал книжек про шпионов.

Славные книжечки в зелёных и голубых обложках! Их читают до и после уроков. Иногда – во время уроков. А чаще всего – вместо уроков. А Борька читал рассказы Аркадия Гайдара и Джека Лондона. «Тома Сойера» он прочёл восемь раз. Ничего не поделаешь – такой уж чудак Борис Таланов. Он даже не знал толком, как закапывать парашюты, каким способом при случае можно отравить знакомого, как пользоваться для шифровки донесений стихами Лермонтова, как обезвредить бомбу за пять секунд до взрыва, куда должен целиться шпион, чтобы не убить, а только легко ранить лейтенанта госбезопасности (лейтенант должен продолжать погоню), как… Впрочем, нам следует остановиться, перечислять можно без конца. А у Кости и без Бориса достаточно трудностей. Попробуйте сделать, чтобы всё было по-настоящему, как в книге, если у вас всего трое помощников.

Где взять молодую красивую шпионку? (Эх, Лина Львовна! Вот её бы сюда.)

Откуда на дровяном дворе возьмётся колхозный сторож Карим Умаров? (Он же – Вернер фон Штраух, он же – мистер Глен Поуз, он же – сэр Арчибалд Дуглас.)

А инженер, который должен влюбиться в шпионку?

А бандит-уголовник?..

А запутавшийся шофёр, который развозит агентов на машине директора одного из крупных заводов?

Нет, людей не хватало. Костя понимал, что у них получается не совсем как в книге. Пропадали лучшие страницы. В особенности плохо было без красивой шпионки. Поэтому, как всегда перед началом, Костя был озабочен. На вопрос Бориса-резидента он ответил:

– Ничего тебе делать не нужно. Будешь говорить: «Помните, у нас длинные руки» – раз! «Он слишком много знал» – два! Понял? Ещё будешь стучать на ключе – какие-нибудь цифры. Шифр. Понял?

– Понял, – согласился Борис. – Только неинтересно.

– Поинтереснее, чем твои проволочки.

Костя залез на поленницу. Там он постоял немного и спрыгнул вниз. На снегу отпечатались следы его галош. Теперь это были уже следы вражеского агента.

Борис и Алик (пограничники) бросились к Косте. Они навалились на него, выворачивая руки.

– Пустите! С ума сошли! – зашипел Костя. – Нельзя сразу. Я же ещё только на границе.

«Пограничники» расступились. Костя сердито посмотрел на них и вдруг, что-то вспомнив, бросился к ближайшей парадной. Скоро он вернулся с большой метлой.

– Отвернитесь.

«Пограничники» послушно отвернулись. Костя бесшумно прошёл между ними, заметая следы метлой, и скрылся за одной из поленниц. Можно было начинать.

– Следы, – сказал Мишка.

– Следы, – согласился Алик.

– Интересно, чьи же это следы?

– Правда интересно, – подтвердил Алик.

Мишка встал на четвереньки и понюхал снег.

– Посыпано каким-то порошком, – сказал Мишка. – Собака потеряла чутьё. Звоните на заставу.

– Есть звонить на заставу! – отозвался Алик.

Алик приложил кулак к уху:

– Алло! Квадрат 47. Какой-то неизвестный человек с неизвестной целью перешёл границу.

– А мне что делать? – спросил Борис, у которого начали мёрзнуть ноги.

– А ты молчи, ты уже в тылу, – сказал Мишка и тоже приложил руку к уху. – Вас понял. Продолжайте наблюдение. Докладываю генералу. – Мишка крутнул воображаемый диск. – Алло! Товарищ генерал! Докладывает майор Летицкий… – Внезапно Мишка опустил руку и заорал: – Костя! Костя! Про генерала забыли, кому звонить?

Из-за поленницы выглянул рассерженный Костя. Он обвёл взглядом двор. У самой стены дома, размахивая продуктовой сумкой, шла Люська – дочка дворничихи.

– Люська! Хочешь играть?

Белые Люськины брови полезли вверх. Она подумала, что ослышалась.

– В кого… играть?.. – тихо сказала она.

– С нами, будешь генералом.

– Я не умею… генералом… – прошептала Люська.

– Мишка тебе будет звонить, а ты отвечай: «Это задача со многими неизвестными».

– Со многими… неизвестная… – повторила Люська и вдруг вспомнила: – А меня мама за хлебом послала.

– Всё равно не успеешь, скоро перерыв.

– Скоро перерыв… – согласилась Люська.

Костя снова скрылся в дровах.

– Алло, товарищ генерал! – повторил Мишка. – Докладывает майор Летицкий…

– Со многими… неизвестная… – отозвалась Люська.

Игра продолжалась. Теперь всё шло как по книге. Алик и Мишка носились по двору, разыскивая Костю. Алик всё время рвался вперёд, а майор Мишка (он любил лейтенанта как родного сына) одёргивал его. Одновременно майор разговаривал на многих иностранных языках:

– Ит из э лэмп! Гив ми зе эппл! Нина хэз э дог![1] – орал майор, вспоминая учебник пятого класса.

Несколько раз ребята пробежали мимо сарайчика, из которого торчали Костины ноги. Но сейчас Косте нельзя было мешать, он ставил бомбу замедленного действия. Под ногами путалась счастливая Люська. Она бегала, размахивая продуктовой сумкой, и распевала: «Много неизвестна… много неизвестная». Только Борис, не зная, что ему делать, тоскливо уминал снег. Он хотел было побежать разыскивать Костю, но ребята не разрешили. Они сказали, что резидент вообще должен сидеть в подполье.

Наконец Костя свистнул. Алик и Мишка рванулись к сараю, выхватив «пистолеты». Шпион бешено отстреливался.

– Сдавайтесь! – крикнул майор.

– Сдавайся! – взвизгнула Люська.

В ответ из сарайчика вылетело полено. Оно слегка задело по ноге Люську. Люська подумала немного, села на снег и заплакала. А борьба только ещё разгоралась.

«К-х-х-х, к-х-х», – слышалось из сарая.

«Та-та-та-та», – отвечал автомат лейтенанта.

Увлёкшийся Костя высунулся из сарая.

– К-х, – сказал майор. – Я тебя убил. Вылезай.

Это было уже не по книге. Шпиона нельзя убивать сразу. Разгневанный Костя открыл было рот, но майор уже осознал свою ошибку.

– Пуля просвистела у тебя около уха! – крикнул Мишка.

Перестрелка продолжалась.

Наконец майор бросился к двери. Оттуда высунулась рука шпиона. Пистолет был направлен прямо в сердце майора. Но оба – и шпион и майор – смотрели на лейтенанта. Лейтенант, позабыв свои обязанности, продолжал строчить из автомата.

– Алик! – крикнул шпион.

Только тут лейтенант опомнился. Он бросился вперёд и грудью заслонил майора.

– К-х-х.

Лейтенант со стоном опустился на снег. Майор прыгнул на шпиона. Они катались по полу сарайчика, и Мишка никак не мог одолеть Костю. Он был слабее. А Костя, ушибив ногу об угол, обиделся и не хотел сдаваться. Костя подмял под себя майора, сел на него верхом и принялся кормить снегом. Мишка извивался и выл так, что даже Люська удивилась и перестала плакать.

– Пусти! Пусти, а то узнаешь, вот дам сейчас! – кричал майор.

Но тут Костя пришёл в себя. Он слез с майора и поднял руки. Помятый майор поднялся, отряхивая снег.

– Не буду я играть, – буркнул он.

– Но я же сдаюсь, Мишка! Смотри, я руки поднял. Допрашивай.

– Ит из э лэмп? – неохотно спросил Мишка.

– Нихт, – ответил Костя.

– Гив ми зэ эппл, – строго сказал Мишка.

– Нихт.

– Нина хэз э дог! – крикнул Мишка.

– Нихт, – ответил Костя. – Можете меня расстрелять, – добавил он на чистом русском языке.

Повеселевшая Люська с восторгом слушала этот волшебный разговор.

Она ничего не понимала с самого начала, и от этого всё казалось ей ещё интереснее. Она даже попробовала вставить: «Со многими… неизвестная». Но на неё прикрикнули.

Легко раненный лейтенант тоже принял участие в допросе. Допрашивал он почему-то на французском языке.

– Сэ си бон? – спросил лейтенант.

– Нихт, – ответил Костя.

– А где сэ си бон? – нахмурился лейтенант.

– Нихт. Не скажу, – ответил Костя.

Допрос длился не очень долго – пока хватило иностранных слов. Теперь шпион должен был скрыться. Его следовало упустить – так говорила книга. Алик и Мишка отошли в сторону, и Костя скрылся «в неизвестном направлении». Снова начались поиски. Ребята обшарили сарайчики, заглядывали под доски, залезали под поленницы. Шпиона не было.

Откуда-то из угла двора донёсся торжествующий смех и крик Люськи:

– Вот он! Вижу, вижу, спрятался.

Алик и Мишка побежали на крик. Но только лишь затем, чтобы стукнуть Люську по шее.

Генерал не должен был принимать участие в операции. Это было не по книге.

Между тем Костя разыскивал резидента. Он должен был передать срочное донесение, а резидент словно сквозь землю провалился.

– Эй, ребята! – крикнул Костя.

– Ага, – отозвались Мишка и Алик.

– А где Борька?

– Не знаем.

Костя объявил перемирие, и все трое принялись искать резидента.

– А он домой ушёл, я видела, – объявила вездесущая Люська после десятиминутных поисков.

– Чего ж ты раньше не сказала?

– Я боялась.

– Чего боялась?

– Бить будете, – честно призналась Люська.

Ребята захохотали. Кажется, Люська всерьёз вообразила себя человеком. Бить такую пигалицу! Смешно. Можно, конечно, мимоходом шлёпнуть по затылку. А бить… найдётся кто-нибудь и постарше.

Люська не знала, почему смеются ребята. Но ей было приятно, так приятно, как никогда в жизни. Ведь всё-таки её не гнали, с ней разговаривали.

– Можно, я за него буду? – храбро спросила Люська.

Костя снисходительно усмехнулся:

– Тоже мне резидент. Может, тебя ещё президентом?.. Эйзенхауэром можешь?

– Эйзенхауром… могу. – Люська мотнула головой. Она была готова на всё.

Ребята снова захохотали. Засмеялась и Люська. Она повизгивала, запрокинув голову, и даже слегка приплясывала. Она была счастлива. Вдруг Люськино лицо вытянулось. Она застыла, глядя в сторону дома.

– Что же это такое? – закричала дворничиха ещё издали. – Суп на стол поставила! За хлебом послала…

Люська с надеждой взглянула на ребят: может, заступятся? Но ребята даже отодвинулись немного в сторону. Люська стояла одна – беспомощная и виноватая.

– Да ты никак и не ходила! Где ж ты была? – спросила дворничиха, выхватывая из Люськиных рук сумку.

– Я была… перерыв… – прошептала Люська.

– Да перерыв-то час назад кончился! Иди домой сейчас же, уродина! – Дворничиха грозно оглядела ребят. – Господи! вот она, метла-то где! А я её целый час искала. Вы зачем метлу взяли?

– Мы двор подмести хотели, – льстиво сказал Алик.

Но дворничиха хорошо знала своих жильцов.

– У-у, чучелы! – Метла взметнулась в воздух и опустилась на спину майора. Шпион и лейтенант не стали дожидаться своей очереди. Все трое разбежались в разные стороны.

Их легко можно было найти по следам на снегу. Но дворничиха, очевидно, не читала зелёных книг. Она вздохнула и пошла к дому, волоча за собой Люську.

Люська не плакала.

Даже дома, получив свою порцию подзатыльников, Люська молча села есть суп без хлеба. Плакать ей не хотелось. Она вспоминала, как была генералом и как чуть было не стала президентом. Это был лучший день в её жизни.

Вы меня губите!

К физкультуре можно было не готовиться.

С географией Костя справился. С арифметикой тоже. И только на литературу не хватило времени: проиграл в шпионы. Конечно, если подумать, то именно задание по литературе нужно было подготовить в первую очередь. Тогда можно было бы спокойно ждать Владимира Ивановича.

С Владимиром Ивановичем шутки плохи. Нет, не так… С ним шутки хороши. Или нет… Короче говоря, разговаривать он умеет не хуже Кости. Даже лучше. И разозлить его невозможно. Никогда не кричит, а все слушаются – даже странно.

Косте, например, самому было удивительно, что он слушается Владимира Ивановича. Как-то всё само собой получается – не хочешь даже, а слушаешься. Так было с самого начала.

К доске Владимир Иванович вызывал редко, и только ленивых. Обычно он расхаживал по классу и разговаривал, просто разговаривал. И всё время задавал вопросы. Ему отвечали с места. И всегда получалось так, что неверный ответ поправляли сами ребята. А когда разгорался спор, Владимир Иванович садился за стол и слушал. Ему нравилось слушать, как ребята спорят. А в конце урока человек пять или шесть получали отметки. Обычно уроки литературы проходили шумно. Поэтому всегда можно было узнать, кто не подготовился. Они сидели тихо.

Сегодня Костя должен был сидеть тихо. Это получалось даже обидно. Не выучил, например, географию и сиди себе тихо. Повезёт – не спросят, и всё в порядке. А здесь не спросят – всё равно видно, что не выучил. В общем, чем тише сидишь, тем хуже.

Перед уроком Костя полистал хрестоматию. Он читал, перескакивая со страницы на страницу. В голове у него ничего не осталось. Почему-то запомнилась только одна фраза: «Вы меня губите! – закричал Дубровский». Но зато эту фразу просто невозможно было выбить из головы. Костя помнил даже страницу – 183. И чем больше старался Костя вспомнить что-либо другое, тем назойливее лезла в голову эта фраза. Костя даже видел её – чёрным по белому: «Вы меня губите!» Страница 183.

Когда Владимир Иванович вошёл в класс, Костя вскочил и громче всех хлопнул крышкой. Владимир Иванович отметил, кого нет на уроке. Костя громко подсказывал дежурному, хотя его не спрашивали. Вообще, Костя начал суетиться с самого начала – он боялся сидеть тихо.

– Ну вот. Мы теперь уже прочли всего «Дубровского», – сказал Владимир Иванович. – Так?

– Так! – согласились ребята.

– Так! – крикнул Костя.

– Давайте поговорим об основных героях. Только, пожалуйста, сами. Кто хочет?

Лена Никифорова подняла руку:

– Я хочу про Дубровского. Он был смелый. И сильный. И никого не боялся. И… и вообще он был хороший.

– Почему ты думаешь, что он был хороший?

– Потому что он был смелый. И ещё – он любил Марью Кирилловну… – Лена замолчала.

– Что ты ещё знаешь о Дубровском?

– Вообще он мне понравился.

– Мне он тоже нравится, – сказал Владимир Иванович. – Только, понимаешь, когда ты говоришь о человеке, что он хороший или плохой, то этого мало. Нужно ещё объяснить, почему ты так думаешь. Чтоб и другим было ясно, что он хороший. А то ведь тебе могут просто не поверить.

– Он ненавидел Троекурова, – сказал кто-то.

– За что?

– За то, что Троекуров отнял у них дом.

– Правильно, – сказал Владимир Иванович. – За это, конечно, не полюбишь. Но человека прежде всего узнают по его поступкам. Какие же поступки Дубровского говорят о том, что он смелый, сильный и, как сказала Лена, хороший?

– Он не побоялся и убил медведя, – сказала Лена.

– Верно, Владимир Иванович, он же не побоялся, – вставил Костя.

Владимир Иванович мельком взглянул на Костю. Затем он встал, прошёлся по классу. Так он ходил с минуту. Пользуясь передышкой, ребята зашелестели страницами: они выискивали поступки Дубровского.

– Ну вот что, – сказал Владимир Иванович. – Слушайте: в Кистенёвку пришли фашисты. Что делает Дубровский?

Шелест страниц прекратился. Все с удивлением смотрели на Владимира Ивановича. Он сел за стол и весёлыми глазами оглядел класс.

– Тогда ещё фашистов не было, – неуверенно сказал кто-то.

– Не было, – согласился Владимир Иванович. – Но мы на минуту представим, что были.

– Он будет с ними сражаться, – сказала Лена.