Клоп

6. Машина времени рванулась вперед пятилетними, удесятеренными шагами, унося рабочих и работающих и выплевывая Победоносикова и ему подобных.

Привожу отрывок последнего, VI действия.

Все это, вместе взятое, будет показано театром В. Э. Мейерхольда.

[1929]

В чем дело?[11]

В том, что «Баня» – драма в шести действиях с цирком и фейерверком, направленная против бюрократизма, против узости, против покоя.

«Баня» чистит и моет.

«Баня» защищает горизонты, изобретательство, энтузиазм.

Главная линия – борьба изобретателя т. Чудакова, придумавшего машину времени, с неким главначпупсом (главным начальником по управлению согласований) т. Победоносиковым.

В пятом действии женщина, приехавшая из будущего времени, осматривает нас и удивляется. Привожу отрывок этого действия.

[1929]

На обсуждении «Бани» в клубе «Пролетарий», 4 декабря 1929 года[12]

Товарищи, здесь поступали записки и товарищи выступали в прениях, – одни говорят так, что бюрократизм выведен, но нет типов, которые противостояли бы ему, не дано положительных типов. Это – первое. Это, может быть, действительно недостаток моей вещи, но это потому, что хочется дать, особенно в эпоху пятилетнего строительства, дать не только критикующую вещь, но и бодрый, восторженный отчет, как строит социализм рабочий класс. Но это недостаток не только этой вещи, но и всей моей работы. Товарищи говорят, что здесь не указано, как бороться с бюрократизмом. Но ведь это указывают партия и советская власть: железной метлой чистки – чистки партии и советского аппарата, – выметая из наших рядов всех, кто забюрократился, замошенничался и т. д.

Моя пьеса – не новая вещь. Партия и сама знает это. Моя вещь – один из железных прутьев в той самой железной метле, которой мы выметаем этот мусор. На большее я и не рассчитывал.

Меня страшно растрогало собрание, потому что оно очень внимательно и хорошо подошло к моей вещи. В прошлом собрании я был в более квалифицированной аудитории по своему профессиональному составу – печатников: они постоянно имеют дело с книгами, и мне казалось, что сегодня я, может быть, попаду в среду, которая меня оттолкнет.

Я свое неверие десятки раз перекрещиваю внутри себя. Слово за слово, фраза за фразой, товарищи дали ценные указания и по-настоящему подходили к вещи. Мне остается только сказать, что я ободрен вашим к себе вниманием. Я вижу, что я дохожу действительно до самого рядового слушателя и читателя. Если я не смог дать то, что нужно в этой вещи, то сделаю в следующий раз. (Аплодисменты.) <…>

Некоторые говорят:

«Спектакль прекрасен,Но он    непонятен                широкой массе»,Барскую заносчивость                        скорее донашивай, —Масса        разбирается                не хуже вашего.                        Удивительно интересно![13]

1-ое действие. Чудаков изобретает «машину времени». Тов. Велосипедкин – легкий кавалерист – помогает продвинуть изобретение через бюрократические рогатки.

Во втором действии попытка добраться до главного бюрократа т. Победоносикова – Главначпупса – «главного начальника по управлению согласованием».

В марте «Баня» откроется в театре имени Мейерхольда, в постановке Всеволода Эмильевича Мейерхольда.

[1930]

Выступление на диспуте о «Бане» в Доме Печати 27 марта 1930[14]

Товарищи, я существую 35 лет физическим своим существованием и 20 лет – так называемым творческим, и все время своего существования я утверждаю свои взгляды силами собственных легких, мощностью, бодростью голоса. И не беспокоюсь, что вещь моя будет аннулирована. В последнее время стало складываться мнение, что я общепризнанный талант, и я рад, что «Баня» это мнение разбивает. Выходя из театра, я вытираю, говоря, конечно, в переносном смысле, плевки со своего могучего чела.

После просмотра «Бани» голоса делились на две части: одни говорили: «Как замечательно, никогда так весело не было»; другие говорили: «Какая гадость, отвратительный спектакль».

Мне было бы очень легко сказать, что моя вещь была прекрасна, но ее испортили постановкой. Это был бы чрезвычайно легкий путь, от которого я отказываюсь. Я принимаю на себя целиком ответственность за недостатки и достоинства этой вещи. Но есть моменты другого порядка. Нельзя, например, прийти и сказать: «Вот смотрите, избиение коммунистической демонстрации, скажем, в Нью-Йорке произошло лучше, чем забастовка углекопов в Англии». Подобная оценка не является действительным мерилом вещей. Прежде всего надо говорить о том, насколько та или другая вещь в наше время необходима. Если это наша вещь, то надо говорить: «Какое горе, что она плоха». Если она вредна, то надо радоваться тому, что она нехороша.

Основной интерес этого спектакля заключается не в психоложестве, а в разрешении революционных проблем. Оценивая театр как арену, отражающую политические лозунги, я пытаюсь найти оформление для разрешения подобных задач. Прежде всего я заявляю, что театр – это арена, а во-вторых, – это зрелищное предприятие, то есть опять-таки веселая публицистическая арена.

Кто-то сказал: «Провал „Бани“, неудача „Бани“». В чем неудача, в чем провал? В том, что какой-то человечишко из «Комсомольской правды» случайно пискнул фразочку о том, что ему не смешно, или в том, что кому-то не понравилось, что плакат не так нарисован? На это я ориентировался двадцать лет своей работы? Нет, я ориентировался на литературный и драматический материал действительной ценности, вложенный в ту или другую вещь. В чем для меня ценность этого материала? Ценность в том, что это прежде всего пропаганда, поданная в форме читки, в том, что в самом тексте с самого начала до конца разрешены все комичные рамки разговоров. Я знаю, что каждое слово, мною сделанное, начиная с самого первого и кончая заключительным, сделано с той добросовестностью, с которой я делал свои лучшие стихотворные вещи. Чаров в доказательство неостроумных моментов привел три фразочки, взяв актерскую отсебятину.

Со стороны драматургической. Разрешая постановочные моменты, мы наткнулись на недостаточность сценической площадки. Выломали ложу, выломали стены, если понадобится – выломим потолок: мы хотим из индивидуального действия, разворачивающегося в шести или семи картинах, сделать массовую сцену. Десять раз повторяю, – предвижу, что по этому поводу со смотрящими и со старым театром мне придется вступить в конфликт. Я знаю, – и думаю, что Мейерхольд это знает, – что если бы мы сделали сцену по точным авторским ремаркам, мы достигли бы большего театрального эффекта. Но вместо психологического театра мы выставляем зрелищный театр. Меня сегодня в «Вечерней Москве» критиковали рабочие. Один говорит: «Балаган», другой говорит: «Петрушка». Как раз я и хотел и балаган, и петрушку. Третий говорит: «Нехудожественно». Я радуюсь: я и не хотел художественно, я старался сделать нехудожественно.

Мы никогда не были беспочвенными авангардистами, но никогда не были и хвостистами. Мы всегда говорили, что идеи, выдвигаемые Советским Союзом, являются передовыми идеями. В области драматургии мы являемся ведущим театром. На этом пути мы делаем десятки и сотни ошибок, но эти ошибки нам важнее успехов старого адюльтерного театра.

Владимир Маяковский

Трагедия в двух действиях с прологом и эпилогом[15]

Действующие лица

1. Владимир Маяковский. Поэт 20–25 лет.

2. Его знакомая. Сажени две-три. Не разговаривает.

3. Старик с черными сухими кошками, несколько тысяч лет.

4. Человек без глаза и ноги.

5. Человек без уха.

6. Человек без головы.

7, 8, 9. Женщины со слезинками, слёзаньками, и слезищами.

10. Мужчина с двумя поцелуями.

11. Человек с растянутым лицом.

12. Обыкновенный молодой человек.

Газетчики, мальчики, девочки и др.

Пролог

В. Маяковский

Вам ли понять почему я спокойныйНасмешек грозоюДушу на блюде несу к обеду идущих летС небритой щеки площадейСтекая ненужной слезоюЯ быть может последний поэтЗамечали вы как качается в каменных аллеяхПолосатое лицо повешенной скукиА у мчащихся рек на взмыленных шеяхМосты заломили железные рукиИ небо плачет безудержно и звонкоА у облачка гримаска на морщинке ротикаКак будто женщина ждала ребенкаА Бог ей кинул кривого идиотикаПухлыми пальцами в рыжих волосикахСолнце изласкало вас назойливостью оводаВ ваших душах выцелован рабЯ бесстрашный ненависть к дневным лучам понес                                                                                в векахИ с душой натянутой, как нервы проводаЯ царь лампПридите все ко мне кто рвал молчаниеКто выл оттого что петли полдней тугиЯ вам открою словами простыми как мычаньеНаши новые души гудящие как фонарные дугиЯ вам только головы пальцами тронуИ у васВырастут губы для огромных поцелуевИ язык родной всем народамА я прихрамывая душонкой уйду к моему тронуС дырами звезд по истертым сводамИ лягу светлыйВ одеждах из лениНа мягкое ложе из настоящего навозаИ тихим целующим шпал колениОбнимет мне шею колесо паровоза

Первое действие

Весело. Сцена – город в паутине улиц. Праздник нищих. Один В. Маяковский. Проходящие приносят еду – железного сельдя с вывески, золотой огромный калач, складки желтого бархата.

В. Маяковский

Милостивые государиЗаштопайте мне душуПустота сочиться не могла быЯ не знаю плевок обида или нетЯ сухой как каменная бабаМеня выдоилиМилостивые государихотитесейчас перед вами будет танцевать замечательныйпоэт

Входит Старик с черными сухими кошками. Гладит. Весь – борода.

В. Маяковский

Ищите жирных в домах-скорлупахИ в бубен брюха веселье бейтеСхватите за ноги глухих и глупыхИ дуйте в уши им как в ноздри флейтеРазбейте днища у бочек злостиВедь я горящий булыжник дум емСегодня в вашем кричащем тостеЯ овенчаюсь моим безумием

Сцена постепенно наполняется. Человек без уха, Человек без головы и др. Тупые. Стали беспорядком, едят дальше.

В. Маяковский

Граненых строчек босой алмазникВзметя перины в чужих жилищахЗажгу сегодня всемирный праздникТаких богатых и пестрых нищих.

Старик с кошками

ОставьЗачем мудрецам погремушек потехаЯ тысячелетний старикИ вижу в тебе на кресте из смехаРаспят замученный крикЛегло на город громадное гореИ сотни махоньких горьА свечи и лампы в галдящем спореПокрыли шопоты зорьВедь мягкие луны не властны над намиОгни фонарей и нарядней и хлещеВ земле городов нареклись господамиИ лезут стереть нас бездушные вещиА с неба на вой человечьей ордыГлядит обезумевшийИ руки в отрепьях его бородыИзъеденных пылью дорогОн сам кричит о жестокой расплатеА в ваших душонках поношенный вздошекБросьте его идите и гладьтеИ гладьте сухих и черных кошекГромадные брюха возьмете хвастливоЛоснящихся щек надуете пышкиЛишь в кошках где шерсти вороньей отливыНаловите глаз электрических вспышкиВесь лов этих вспышекОн будет обиленВольем в провода в эти мускулы тягиЗаскачут трамваи и пламя светиленЗареет в ночах, как победные стягиИ мир зашевелится в радостном гримеЦветы испавлинятся в каждом окошкеПо рельсам потащат людей а за нимиВсе кошки и кошки и черные кошкиМы солнца приколем любимым на платьяИз звезд накуем серебрящихся брошекО бросьте квартирыИдите и гладьтеИ гладьте сухих и черных кошек

Человек без уха

Это правдаНад городом где флюгеров древкиЖенщина с черными пещерами векМечется и кидает на тротуары плевкиА плевки вырастают в огромных калекОтмщалась над городом чья-то винаЛюди столпились и табуном бежалиА там в обоях меж тенями винаСморщенный старикашка плачет на рояли

Окружают его. Продолжает.

Над городом ширится легенда мукСхватишься за ноту пальцы окровавишьА музыкант не может вытащить рукИз белых зубов разъяренных клавиш

Сцена в волнении. Дальше.

И вот сегодняС утра мне в душуВрезал матчиш губыЯ ходил подергиваясь руки растопыряА везде по крышам танцевали трубыИ каждая коленями выкидывала 44ГосподаОстановитесьРазве это можноДаже переулки засучили рукава для дракиА тоска моя растет непонятно и тревожноКак слеза на морде у плачущей собаки

Люди тревожнее.

Старик с кошками

Вот видитеВещи надо губитьНедаром в их ласках провидел врага я

Человек с растянутым лицом

А может быть вещи надо любитьМожет быть у вещей душа другая

Человек без уха

Ведь многие вещи сшиты наоборотИ сердце не сердится к злобе глухо

Человек с растянутым лицом

(радостно поддакивает)

И там, где у человека вырезан ротМногим вещам пришито ухо

В. Маяковский

(выходит на середину города)

Злобой не мажьте сердец концыВас как детей моихБуду учить непреклонно и строгоВедь все вы люди лишь бубенцыНа колпаке уЯ ж с ногой распухшей от исканийОбошел и вашу сушуИ еще какие-то другие страныВ домино и маске темнотыЯ искал ее невиданную душуЧтобы в губы раныПоложить ее целящие цветы

Пауза.

И опять как раб в кровавом потеТело безумием качаюВпрочемРаз нашел ееДушуВышла в голубом капотеГоворит садитесь я давно вас ждалаНе хотите ли стаканчик чаю

Пауза.

Я поэт разницу стерМежду лицами своих и чужихВ гное моргов искал сестерЦеловал узорно больныхА сегодня на желтый костерСпрятав глубже слезы морейЯ взведу и стыд сестерИ морщины седых матерейНа тарелках зализанных залБудем жрать тебя мясо век

Сорвал покрывало. Громадная женщина около нее боязливо. Вбегает Обыкновенный молодой человек. Суетится.

В. Маяковский

(продолжает)

Милостивые государиГоворят где-тоКажется, в БразилииЕсть один счастливый человек

Обыкновенный молодой человек

(подбегает к каждому и хватает за одежду)

Милостивые государиСтойтеМилостивые государиГосподин господинСкажите скорейЭто здесь хотят сжечьМатерейГосподаВедь мозг людей остерНо перед тайнами мира никА ведь вы зажигаете костерИз сокровищ знаний и книгЯ придумал машинку для рубки котлетЯ умом вовсе не плохА у меня есть знакомый он уже 25 летРаботает над капканом для ловли блохУ меня жена естьСкоро родит сына или дочкуА вы говорите гадостиИнтеллигентные людиПраво как будто обидно

Человек без уха

Молодой человекСтаньте на коробочку

Из толпы

Лучше на бочку

Человек без уха

А то вас совсем не видно

Обыкновенный молодой человек

И нечего смеятьсяУ меня братец естьМаленькийВы придете и будете жевать его костиВы ведь все хотите съесть

Тревога. Гудок автомобиля. Слова: «Штаны, штаны!»

В. Маяковский

Бросьте

Обыкновенного молодого человека со всех сторон

Если б вы только как я голодалиДалиВостока и ЗападаВы бы глодалиКак гложут кость небосводаЗаводов копченые рожи

Обыкновенный молодой человек

Что жеЗначит ничто любовьУ меня есть Сонечка сестра

(На колени.)

Милые не лейте кровьДорогие не надо костра

Тревога выросла. Выстрел. Начинает медленно тянуть одну ноту водосточная труба. Железо крыш.

Человек с растянутым лицом

Если б вы так как я любилиВы бы убили любовьИли лобное место нашлиИ растлилиШершавое потное небоИ молочно-невинные звезды

Человек без уха

Ваши женщины не умеют любитьОни от поцелуев распухли как губки

Вступают удары тысячи ног в натянутое брюхо площади.

Человек с растянутым лицом

А ведь из моей души тоже можно сшить такие нарядные юбки

Волнение не помещается. Люди вокруг громадной женщины. Взваливают ее на плечи. Тащат к выходу. Кричат Все.

Вместе

ИдемГде заТела отдадим обнаженному плясуНа черном граните греха и порокаПоставим памятник красному мясу

Дотаскивают до дверей, но безумие надорвалось. Шаги. Калека в крови, радостный. Люди в углу женщину бросили.

Калека

СтойтеНа улицах где лица как бремяУ всех одни и те жСейчас родила старуха времяОгромный криворотый мятежСмехПеред мордами вылезших годовОнемели земель старожилыА злоба вздувала на лбах городовРеки тысячеверстые жилыМедленноВ ужасеСтрелки волосПодымался на лысом темени временИ вдруг все вещи кинулись раздирая голосСкидывать лохмотья изношенных именВинные витрины как по пальцу сатаныСами плеснули в днища фляжекУ обмершего портного сбежали штаныИ пошли одни без человечьих ляжекПьяный разинув черную пастьВывалился из столовой комодИ корсеты слезали боясь упастьИз вывесок платий модКаждая калоша недоступна и строгаЧулки как кокотки игриво щурятсяЯ летел как руганьДругая ногаЕще добегает в соседней улицеЧто же вы кричащие что я калекаЖирные старые обрюзгшие врагиВедь сегодня в целом мире не найдете человекаУ которого две одинаковых ноги

Занавес

Второе действие

Скучно. Площадь в новом городе. В. Маяковский переоделся в тогу. Лавровый венок. Услужливо калека. За дверью многие ноги.

Калека

Поэт ПоэтВас объявили княземПокорные толпятся за дверью пальцы сосутПеред каждым положен наземьКакой-то смешной сосуд

Поэт

Что же пусть идут

Робко женщины с узлами. Много кланяются.

Первая

Вот это слезка мояВозьмитеМне не нужна онаПустьВот она белая в шелке из нитейГлаз посылающих грусть

В. Маяковский

(беспокоится)

Не нужна она зачем мне

(Следующей.)

И у вас глаза распухли

Вторая

(беспечно)

ПустякиСын умираетНе тяжкоВот еще слезинкаМожно на туфлюБудет красивая пряжка

Маяковский испуган.

Третья

Вы не смотрите что яГрязнаяПомоюсь буду чищеВот вам и моя слезаПразднаяБольшая слезища

Маяковский

Будет их уже гораДа и мне пораКто этот очаровательный шатен

Крики

Фигаро Фигаро Матэн

Гуськом газетчики.

Пришедшая толпа

СмотритеКакой дикийОтойдите немного темноПуститеМолодой человекНе икайте

Человек без головы

И и и-и и-и-и

Т э э э-э

Человек с двумя поцелуями

Тучи отдаются небуРыхлы и гадкиДень гибДевушки воздуха тоже до золота падкиИ им только деньги

Маяковский

Что

Человек с двумя поцелуями

Деньги и деньги б

Голоса

Тише тише

Человек с двумя поцелуями

(танец с дырявыми мячами)

Большому и грязному человекуПодарили два поцелуяЧеловек был неловкийНе знал что с ними делать куда их детьГород весь в празднике возносил в соборах аллилуиЛюди выходили красивое надетьА у человека былиХолодно и в подошвах дырочек овальцыОн выбрал поцелуй который побольшеИ надел как калошуНо мороз ходил злой укусил его за пальцыЧто же рассердился человекЯ эти ненужные поцелуи брошуБросилИ вдругу поцелуя выросли ушкиОн стал вертетьсяИ тоненьким голосочком крикнулМамочкуИспугался человекОбернул лохмотьями души своей дрожащее тельцеИ понес чтобы вставить в голубенькую рамочкуИ пока он долго рылся в пыли по чемодануОглянулсяА поцелуй лежит на диванеОгромный жирный вырос беситсяГосподи заплакал человек, —Никогда не думал что я так устануНадо повеситьсяИ пока висел он гадкий и жаленькийВ будуарах женщины фабрики без дыма и трубМиллионами выкидывали поцелуиВсякиеИ большие и маленькиеМясистыми рычагами шлепающих губ

Дети как поцелуи

Да нас много выпустилиВозьмитеСейчас остальные придутПока здесь кажется восемьЯ МитяПросим

Слезы перед поэтом Маяковским

Маяковский

ГосподаПослушайте я не могуВам хорошоА мне с болью-то как

Крики

Вы поговорите еще тамМы из вас сделаем рагуКак из кролика

Старик с одной ощипанной кошкой

Ты один только умеешь песни петьОтнеси это твоему красивому богу

(Показывает на груду слез.)

Маяковский

ХорошоПустите сестьДайте дорогуДумалЧто радостный будуБлестящий глазамиСяду на трон как изнеженный телом грекНетВекДорогие дорогиЯ не забуду ваши ноги худыеИ седые волосы северных рекВот и сегоднявыйду сквозь городДушу на копьях домовОставляя как локон клок за клокомРядом луна пойдетТуда где небосвод распоротПоравняетсяНа секунду примерить мой котелокЯ с моей ношейИду спотыкаюсь ползуДальше на северТудаГде в тисках бесконечной тоскиПальцами волнвечноРвет свою грудь океан-изуверЯ добредуИ усталыйВ последнем бредуБрошу вашу слезуТемному богу грозУ истока звериных вер

Занавес

Эпилог

Маяковский

Милостивые государиЯ это все писалО вас бедных крысахУ меня нет грудиЯ кормил бы вас доброй нененькойА теперь я немного высохЯ блаженненькийНо зато кто и где быЧеловеку дал океанских мыслей просторЭто я попал пальцем в небоИ кричал оно ворА теперь мне иногда кажетсяЧто я петух голландскийИли я вдругКороль псковскийА иногда мне больше всего нравитсяМоя собственная фамилияВладимир Маяковский

1913

Мистерия-буфф

Героическое, эпическое и сатирическое изображение нашей эпохи, сделанное Владимиром Маяковским[16]

Три действия

Пять картин

Л. Ю. Брик

Действуют:

1. Семь пар чистых (абиссинский негус, индийский раджа, турецкий паша, русский купчина, китаец, упитанный перс, толстый француз, австралиец с женой, поп, офицер-немец, офицер-итальянец, американец, студент).

2. Семь пар нечистых (трубочист, фонарщик, шофер, швея, рудокоп, плотник, батрак, слуга, сапожник, кузнец, булочник, прачка и эскимосы: рыбак и охотник).

3. Дама-истерика.

4. Черти (Штаб, Вельзевул и два вестовых).

5. Святые (Златоуст, Лев Толстой, Мафусаил, Жан-Жак Руссо и др.).

6. Вещи (Машина, хлеб, соль, пила, игла, молот, книга и др.).

7. Человек просто.

Места действий

I. Вся вселенная.

II. Ковчег.

III. 1-я картина: Ад.

2-я картина: Рай.

3-я картина: Земля обетованная.

Пролог

Семь нечистых пар

Это об нас взывала земля голосом пушечного рева.Это нами взбухали поля, кровями опоены.Стоим,исторгнутые из земного чревакесаревым сечением войны.Славимвосстанийбунтовреволюций день —тебя,идущий, черепа можжа.Нашего второго рождения день —мир возмужал.Бывает —станет пароход вдалекенадымити уйдет по зеркальности водней,и долго дымными дышишь легендами —так жизнь ускользала от нас до сегодня.Нам написали ЕвангелиеКоранПотерянный и возвращенный райи ещеи ещемногое множество книжек —каждая радость загробную сулит, умна и хитра.Здесьна земле хотимне выше житьи не нижевсех этих елей домов дорог лошадей и трав.Нам надоели небесные сласти —хлебище дайте жрать ржаной!Нам надоели бумажные страсти —дайте жить с живой женой!Там —в гардеробах театровблестки оперных этуалейда плащ мефистофельский —все что есть там!Старый портной не для наших старался талий.Что жнеуклюжая пустьодежа —да наша.Нам место!Сегоднянад пылью театровнаш загорится девиз —«все заново!»Стой и дивись —занавес!

Расходятся. Раздирают занавес, замалеванный реликвиями старого театра.

Действие первое

На зареве северного сияния шар земной, упирающийся полюсом в лед пола. По всему шару лестницами перекрещиваются канаты широт и долгот. Меж двух моржей, подпирающих мир, Эскимос-охотник, уткнувшийся пальцем в землю, орет другому, растянувшемуся перед ним у костра.