bannerbanner
Екатерина Великая и Фридрих Великий. Письма 1744–1781. Откровенно и конфиденциально
Екатерина Великая и Фридрих Великий. Письма 1744–1781. Откровенно и конфиденциально

Полная версия

Екатерина Великая и Фридрих Великий. Письма 1744–1781. Откровенно и конфиденциально

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

В далеком июле 1744 года «смиренная и верная кузина» прусского короля не предполагала возглавить гвардейцев, захватить власть, стать самодержавной русской правительницей и почти четверть века править огромной империей.

Не предполагал и Фридрих II…

Никто не предполагал.

Вместо постскриптума

Только единожды, в сентябрьском письме 1770 года к Екатерине II, уверенно управляющей Российской империей, Фридрих II позволит себе в комплиментарной форме слегка кивнуть в сторону прошлого императрицы, мол, некогда, много лет назад он видел ее всего лишь обещающей стать красавицей особой: «Я имел счастье видеть вас в том возрасте, когда вашими прелестями вы выделялись среди всех имеющих притязаний на красоту. Ныне, государыня, вы возвысились над монархами и завоевателями и стали в уровень с законодателями. Познания обширные, мудрые и смелые обозначают все ваши поступки в общественном управлении, заставляют даже врагов ваших с содроганием изумляться и рукоплескать вашему гению. Средиземное море, покрытое русскими кораблями, и ваши знамена, распущенные на развалинах Спарты и Афин, будут вечным памятником, свидетельствующим потомству о величии вашей славы и блеске вашего царствования. Константинополь, – трепещущий при виде русского флота, и султан, вынужденный подписать мир, какой предпишет ему ваша умеренность, довершат этот памятник славы. Все это ставит ваше императорское величество на ряду с величайшими людьми, каких произвела вселенная».

За всю – почти сорокалетнюю – историю переписки двух монархов Фридрих не сделает ни одного намека на то, чтобы присвоить себе хоть малую толику участия в судьбе российской императрицы и разыграть эту карту в собственных – прусских – интересах.

1762 год

Год, отмеченный важнейшим событием русско-прусских отношений – подписанием Петербургского мира, сепаратного мирного договора между Россией и Пруссией, 24 апреля 1762 года.

Договор был заключен после восшествия на престол императора Петра III, поклонника Фридриха II.

Согласно договору Российская империя выходила из Семилетней войны и добровольно возвращала Пруссии территорию, занятую русскими войсками, включая Восточную Пруссию. Выход России из войны был назван Фридрихом «чудом Бранденбургского дома».

8 июня 1762 года, незадолго до свержения Петра III, был заключен союзный договор между Россией и Пруссией, который предполагал, что Фридрих предоставит российской стороне войска для войны против Дании, а в последующих войнах Россия будет помогать Пруссии.

Свержение Петра III и восшествие на трон Екатерины II в результате дворцового переворота 28 июня 1762 года не изменили курса в отношении Пруссии. Екатерина II сохранила в силе Петербургский мир и обеспечила вывод российских войск из Восточной Пруссии.

№ 2

Императрица Екатерина II – королю Фридриху II

С.‑Петербург, 12 марта 1762 года

Государь, брат мой,

Принося благодарность вашему величеству за участие, какое вы высказываете по случаю восшествия на престол императора[23], моего супруга[24], я чувствую себя весьма обязанной вашему величеству за доказательства внимания и дружбы, оказываемых мне вами.

Я буду искать случаев отвечать вам взаимностью и убедить ваше величество в высоком почтении и уважении, скаковыми пребываю, государь, брат мой,


вашего величества

добрая сестра Екатерина.

№ 3

Копия с собственноручной грамоты к Императорскому Величеству от короля Прусского из Зейфендорфа

от 18 июля, нов. ст., 1762 год

Государыня!

Узнав от графа Чернышева о вступлении вашего императорского величества в управление империей[25], я желаю вам всех благополучий, каких вы можете желать, и благодарю ваше величество за сделанные мне уверения в том, что конфирмуете мир, столь великодушно заключенный со мною императором.

Прошу ваше величество быть уверенной, что я, со своей стороны, постараюсь, насколько то будет в моих силах, поддержать доброе согласие и единомыслие, установившиеся между обеими нациями; испрашиваю у вашего императорского величества продолжения дружбы, с просьбою быть уверенной в чувствах почтения и уважения, с коими пребываю, государыня, сестра моя,


вашего императорского величества

добрый брат Фридрих.


№ 4

Императрица Екатерина II – королю Фридриху II

С.‑Петербург, 24 июля 1762 года

Государь, брат мой,

письмо вашего величества, написанное после объявления, сделанного вам от меня генералом, графом Чернышевым, было передано мне вчера господином Гольцом[26]. Благодарю ваше величество за свидетельствуемые благоприятные для меня пожелания[27]. Мое намерение – сохранить мир и жить в дружбе и добром согласии с вашим величеством, будучи уверена в тех же чувствах с вашей стороны.

Вам, вероятно, уже известны приказания, посланные мною устранить недоумения в Пруссии, возникшие от чрезмерной ревности. Прошу ваше величество быть уверенным в чувствах почтения и уважения, с коими пребываю, государь, брат мой,


вашего величества

добрая сестра Екатерина.


№ 5

Императрица Екатерина II – королю Фридриху II

В Москве, 17 ноября, ст. ст., 1762 года

Государь, брат мой,

письмо, написанное вашим величеством князю Репнину, моему посланнику при вашем дворе, доказывает мое участие, принимаемое вашим величеством во всем, что меня касается, и обязывает меня взяться за перо, чтобы, во‑первых, благодарить вас за дружеское сообщение, какое вам было угодно сделать мне, во‑вторых, с полною откровенностью и непосредственно говорить с вашим величеством.

Я чистосердечно сознаю, что принятая мною система не может одинаково нравится всем моим друзьям, и дело Курляндии может быть принято ближе к сердцу некоторыми из них, но я следовала в этом случае правосудию, интересу своей империи и своей любви к истине[28]. Вследствие этих трех правил, одним из первых моих дел с восшествия на престол было конфирмовать мир и упрочить единомыслие, установившееся между нашими государствами. Это действие говорило само за себя и доказывало вашему величеству мое желание снискать вашу дружбу.

Ваше величество ответили на него, и граф Чернышев полагает, что заметил желание мира в вашем величестве и что мои добрые услуги были бы приятны вам. С того времени я не пренебрегла ничем с той и другой стороны, чтобы доказать их.

Между тем я с огорчением вижу, что эта счастливая минута, вместо того чтобы приблизиться, отдаляется все более и более. Мне говорят со всех сторон, что ваше величество противится тому, и правда все, что я могла предложить вам, не достигло цели, которою я себя льстила из любви к человечеству и чтобы не быть поставленной в необходимости отступить от своей системы.

Признаюсь, разногласие наших намерений радует тех, кто ничего не ищет, как только видит несогласие между нами; я была бы очень довольна устранить то, что могло бы повредить доброму согласию между нами, но не вижу к тому средств, пока ваше величество не выйдет из настоящей войны; скажу вам просто: не найдется ли способов к заключению мира? Мои намерения ясны, я говорю с государем просвещенным, которого уважаю, и не могу поверить, всему тому, что говорят мне о вашей склонности желать только сечи, разорения своей собственной страны и несчастья стольких миллионов людей.

Я говорю с вами не для того, чтобы блеснуть пред вами общими местами, или думая убедить вас своим красноречием, меня побуждает к тому высокое мнение о вас и желание поддержать вашу дружбу. Я думаю, что приготовила вас к тому своими поступками.

Я могла бы действовать иначе, я имела к тому средства в руках и имею их еще доселе; ваше величество слишком проницательны, чтобы не видеть того, что побуждает меня говорить с вами таким образом – это желание, чтобы не было между нами разлада.

Я пожертвовала действительными выгодами войны из любви к миру. Нужно надеяться, что другие тем легче будут сообразоваться с этим примером, что до сих пор могут стремиться к воображаемым еще выгодам; итак, остается только устранить затруднения относительно двора саксонского, надеюсь, что еще можно будет успеть в том, отчасти положениями, которая может быть примирит одних и не повредят другим, даже могут принести пользу Германии вообще, создав какое-нибудь новое учреждение для одного из государей.

Я знаю, что венский двор склонен к миру. Я могла бы передать вашему величеству сделанные откровенные сообщения, если бы могла ожидать того же со стороны вашего величества, но, к несчастью, вы отказались от того, и я сильно опасаюсь, что мои личные цели не состоятся и что лучшие намерения не достигнутся, и что я буду вовлечена в планы, противные моим желаниям и склонностям, равно как и чувствам искренней дружбы, с коими пребываю, милостивый государь, брат мой,


вашего величества

добрая сестра Екатерина.


№ 6

Король Фридрих II – императрице Екатерине II

Лейпциг, 22 декабря 1762 года

Государыня, сестра моя,

письмо вашего императорского величества доставило мне величайшее удовольствие в свете. Доверие и искренность, с какими вы желаете изъясниться со мною, обязывают меня говорить с вами также с полною откровенностью; не знаю, кому доверять лучше вас, государыня, после тех убедительных доказательств добрых намерений и дружбы, какие даны мне вашим императорским величеством.

Рассмотрение интересов, в которое я должен вступить, заставит меня, может быть, слишком распространиться, однако я прошу ваше императорское величество взять на себя труд прочесть это рассуждение от начала до конца, потому что вы увидите там и мой образ мыслей и поводы к моим поступкам[29].

Я знаю тех, кто обвиняет меня в нежелании мира – это британское министерство, желавшее, чтобы я, вопреки святости наших договоров и союзов, пожертвовал ради его интересов своими интересами, которые оно уже принесло в жертву своей выгоде, в виду которых оно намеревается заключить с Францией такого рода мир, которому я, государыня, сопротивляюсь, потому что он противен достоинству и славе какого бы то ни было государя.

Но ваше императорское величество слишком просвещены, вы обладаете слишком высокими познаниями, чтобы судить из того, могу ли находить довольство в смутах и разрушении моего отечества и государства, которые долг обязывает меня сделать столь счастливыми, насколько то согласуется с человеческим благосостоянием.

До сих пор число моих врагов не заставило меня заключить мир, и в то время, как эти враги открыто извещали, что хотят истребить даже имя Пруссии, я не мог согласиться на мир, как по страшной трусости, или по совершенной глупости. В настоящее время, когда императрица-королева находится почти в разобщении со всеми, можно надеяться, что она возымеет более умеренные намерения.

Я смотрел на эту войну, государыня, как на сильный пожар, который не потухнет, пока не истребит горючие вещества, служащие пищей для него. Что до меня касается, то я не только не опровергаю графа Чернышева, но заверяю ваше императорское величество, что все сказанное им обо мне вполне справедливо.

Я был страдающей стороной во время этой несчастной войны и горячо желал видеть ее оконченной честным образом, в особенности же чтобы самое дело мира не было неискренним, но прочным. Вот, государыня, к чему простираются все мои желания. Я был бы вправе, более чем какая-нибудь из воюющих сторон, требовать вознаграждений за убытки, но охотно отказываюсь от них, ради блага мира человечества, и ограничиваюсь тем, что настаиваю на обратном возвращении моих владений.

Да позволит мне ваше императорское величество спросить у вас: кто лучше желает мира: австриец ли, желающий одержать победы, или пруссак, требующий только того, что принадлежит ему? Вы слишком просвещенны и справедливы, государыня, чтобы ошибиться в этом суждении. Ваше величество объявили с самого начала своего восшествия на престол, что не желаете вмешиваться в настоящую войну и допускаете решить ее участия тем, кто вовлечен в нее, и так каждая из сторон продолжала действовать доселе.

Я имел некоторые выгоды, более побудившие меня договариваться теперь, а не прежде; очищение от войск клевских владений привлекло мое внимание. Французы готовятся оставить Везель и Гельдерн, у меня имеются готовые войска, чтобы снова занять их. Австрийцы, говорят, подвигают корпус из Фландрии, чтобы захватить их. Я хотел дождаться этого случая, чтобы вывести все дело начистоту, а потом обратиться к вашему императорскому величеству и попросить вашего посредничества для мира, который я должен отложить ныне, не зная на что положиться.

Я представил вам, государыня, все, что у меня на сердце, вполне убежденный, что ваше императорское величество не злоупотребит тем и убедитесь, что я далеко не противлюсь честному миру, напротив, он будет весьма приятен для меня; но я бы предпочел бы смерть постыдному миру, могущему обесчестить меня.

Трудно найти что-либо похвальнее тех стараний, какие ваше величество желает взять на себя, ради мира; вы будете осыпаны благословениями всей Европы, между которыми прошу ваше величество соблаговолить отличить мои. Я не сомневаюсь в том, что не было средств удовлетворить всех и саксонцев, как прекрасно говорит это ваше императорское величество, ежели только будем иметь дело с умами примиряющими и миролюбивыми.

Добрые советы вашего императорского величества будут не мало способствовать к смягчению непреклонности некоторых слишком мало уступчивых умов. Словом, ваше императорское величество внушает мне совершенное доверие; вполне я уповаю на ее неоцененную дружбу, которую и прошу сохранить ко мне, уверяя в высоком уважении и отменных чувствах, с коими пребываю, государыня, сестра моя,


вашего императорского величества

добрый брат Фридрих.

Сюжет второй

«Императрица умерла. – Император умер. – Да здравствует императрица!»

Вигилиус Эриксен.

Портрет Екатерины II в профиль.

До 1762 г.


1762 год – пожалуй, один из самых интересных в сюжете отношений Фридриха и Екатерины. Он не только полон событий, меняющих тон отношений и писем, он полон резких разворотов фортуны для обоих героев. Причем стремительность изменений оборачивается не годами и месяцами, а буквально днями.

Фридрих II в конце 1761 года готовился к неминуемой гибели, по другим версиям – собирался отречься от престола и даже намеревался принять яд. У него не осталось ни сил, ни ресурсов, армия была измотана Семилетней войной, которую Пруссия вела по трем фронтам, пусть и не одновременно. Ни средств, ни провианта, ни сильной армии. Прусский король переоценил свои возможности, и теперь едва владел ситуацией, с великим трудом отбивая атаки противников и набирая новых солдат на место погибших.

Один против всех

До того как

Политический расклад союзников и противников на европейском театре истории сложился издавна: Пруссия и Франция дружили против Австрии и Англии.


Январь 1756 года

«Союз трех баб» против прусского короля

Вестминстерская конвенция. Георг II, английский король, не мог защитить от французов Ганновер и за большие деньги предложил сделать это прусскому королю. Фридрих II остро нуждался в средствах – казна была опустошена двумя войнами с Австрией за провинцию Силезию (1740–1742 и 1744–1745), одну из самых богатых провинций Габсбургов. Фридрих принимает предложение англичан, нарушая тем самым союзное соглашение с Францией. В отместку Франция заключает Версальский оборонительный союз со своим заклятым соперником Австрией. Россия решает вступить в австро-французский альянс против Пруссии. Так образовался, по словам Фридриха II, «союз трех баб» – австрийской Марии-Терезии, российской Елизаветы Петровны, французской мадам Помпадур.


Август 1757 года

Поражение прусской армии

Армия генерал-фельдмаршала Степана Федоровича Апраксина одержала победу над прусским корпусом фельдмаршала Левальда возле деревни Гросс-Егерсдорф.


22 января 1758 года

Никто не сопротивлялся

Русские войска под предводительством генерал-аншефа Виллима Фермора вступили в Кёнигсберг. Мирно. На следующий день было отдано распоряжение о приведении к присяге на верность российской императрице всех чиновников и жителей Восточной Пруссии. И 24 января, по иронии судьбы – в день рождения Фридриха II, кёнигсбергцы стали подданными Российской империи, и прусский одноглавый орел уступил место российскому двуглавому на городских воротах и в официальных заведениях.


Август 1758 года

Никто не победил

Кровопролитное сражение между русскими и прусскими войсками при селе Цорндорф. Огромные потери с обеих сторон. На следующее утро после сражения армии разошлись в разные стороны: русские войска – на северо-восток к Ландсбергу, прусские – на юго-запад к Кюстрину.


Август 1759 года

Разгром прусской армии

Семичасовое сражение под Кунерсдорфом между прусской и русско-австрийской армиями. Перевес в численности войска далеко не в пользу прусского короля, армия которого насчитывала 48 тысяч человек в противовес армии генерала Петра Семеновича Салтыкова из 41 тысячи солдат и плюсом австрийская армия – 18 тысяч солдат. Полное поражение прусской армии. Фридрих II бежал с остатками своих войск – с тремя тысячью солдат – за Одер.


27 сентября 1760 года

Никто не сопротивлялся

23‑тысячный корпус генерала Захара Григорьевича Чернышева подошел к Берлину. Защищать город особо было некому: основные силы были вне города, гарнизон решил бой не давать. Чернышев получил ключи от города и вошел в него без боя. Правда, через несколько дней решил его оставить, так как по донесениям генералу стало известно, что Фридрих с 70‑тысячной армией подходит к Берлину.


Конец 1761 года

Конец неизбежен

Фридрих знал, что поражение армии, крах Пруссии и его смерть неизбежны.

Но судьба вытянула из урны смерти другой билет, и этот билет был предназначен не ему.

В Рождество Христово, в четвертом часу дня во дворце на реке Мойке 25 декабря 1761 года, по новому стилю 5 января 1762‑го, «отошла в вечность» Елизавета Петровна, императрица Всероссийская. И для Фридриха, его армии, Пруссии и всех стран – игроков европейской политики изменилось многое и кардинально.

«Ваше императорское величество, примите благосклонно мое поздравление с восшествием на престол. Уверяю ваше величество, что из всех пожеланий, которые вы получите по этому поводу, ни одно не будет более искренно, чем мое, и что никто не желает вам более благополучия, чем я, и что никто, как я, не хочет установить между двумя государствами старинное доброе согласие, нарушенное усилиями моих врагов, что выгодно только для посторонних»[30].

Фридрих не лукавил и не льстил. Для него восшествие на российский престол Петра, «доброго брата и друга», искренне и фанатично восхищавшегося политикой и военным искусством прусского короля, означало одно. Спасение.

Екатерина Алексеевна лучше других знала о болезни Елизаветы Петровны, и для нее это было ожидаемо и неожиданно одновременно. Восшествие на престол супруга гарантировало ей иной статус. Супруга императора, императрица. В ответ на поздравления Фридриха по поводу ее нового положения Екатерина отправляет вежливый, соответствующий случаю, но самый краткий и сухой ответ за всю историю переписки двух монарших особ: «Принося благодарность вашему величеству за участие, какое вы высказываете по случаю восшествия на престол императора, моего супруга, я чувствую себя весьма обязанной вашему величеству за доказательства внимания и дружбы, оказываемых мне вами; я буду искать случаев отвечать вам взаимностью и убедить ваше величество в высоком почтении и уважении»[31].

Что ж, следующие полгода все внимание Фридриха II будет сосредоточено не на Екатерине – на Петре III, от которого только и зависело его положение и судьба Пруссии. Прусскому королю предстояло освободить своих солдат, избавиться от русского присутствия, разобраться с австрийцами и французами и… перевести дух, восстановить разрушенное хозяйство страны. Без помощи сильного русского соседа, готового отвернуть свои орудия от Пруссии и развернуть их на врагов Фридриха, это сделать было невозможно.

Неравный обмен любезностями

Фридрих II каждые две недели, иногда чаще, отправляет послания Петру, где буквально захлебывается в благодарностях и всё новых просьбах к российскому императору. Он просит оставить в его распоряжении генерала Вернера – Петр хотел вернуть его в Россию.

«Я благодарю вас от всего сердца и со всей возможной признательностью за выказанные мне уверения в вашей дружбе. <…> …корпусу графа Чернышева приказано отделиться от австрийцев. Я должен бы был не иметь чувствительности, если бы не считал себя вечно обязанным вашему величеству. Да поможет мне небо найти случай доказать вам это на деле. Ваше величество может быть уверены, что эти чувства не изгладятся никогда в моем сердце, и я буду считать честью для себя доказать вам это при каждом удобном случае»[32].

Только что наступавший Чернышев выполняет приказ новоиспеченного императора – русская армия отступает.

На тот момент ослабленному войной Фридриху было нечего предложить российскому императору, кроме комплиментов, заверений в вечной дружбе, советов более опытного и старшего монарха, ну и еще, может быть, символичных знаков дружбы и преданности.

«У скончавшейся императрицы российской был прежде прусский орден. Я поручил господину Гольцу предложить его вашему императорскому величеству. Льщу себя надеждой, что вы согласитесь принять его как знак дружбы и тесной связи, в которой я желаю находиться с вами. <…> Я бы очень хотел быть в состоянии засвидетельствовать вам всю глубину моей признательности. Эти чувства, которые начертаны глубоко в моем сердце, не останутся всегда бесплодными, и я льщу себя надеждой, что представится случай доказать это с очевидностью»[33].

Случай не представится. И причина тому обозначена самим Фридрихом в одном из его писем к российскому императору.

«В то время как меня преследует вся Европа, в вас нахожу я друга, нахожу государя, у которого сердце истинно немецкое, который не хочет способствовать тому, чтобы Германия была отдана в рабство австрийскому дому и который протягивает мне руку помощи, когда я нахожусь почти без средств»[34].

«Истинно немецкое сердце» не было воспринято российскими подданными. «Немецкое сердце» – то, что станет веской и вроде бы понятной причиной июньского дворцового переворота… правда, переворота во имя… немки на российском престоле, не имеющей на него никаких законных прав.

Вместо постскриптума

28 июня 1762 года свершилось то, что свершилось.

Фридриху была срочно отправлена депеша от прусского посланника Гольца: «Государь! В Российской империи только что произошел совершенно неожиданно переворот, подготовлявшийся в величайшей тайне и увенчавшийся самым блестящим успехом»[35].

Прусский посланник в подробностях, с цифрами войска и временем по часам, изложил события тех дней, потому как находился в непосредственной близи с императором и русским двором.

«Государь! В воскресенье вечером императорское министерство объявило иностранным министрам циркуляром, что накануне двор получил извещение о кончине бывшего императора, вечером 6‑го (17‑го), от страшных колик, бывших следствием геморроидальных припадков, которыми он давно страдал. Вчера и третьего дня тело покойного было выставлено в Александро-Невском монастыре. Третьего дня канцлер просил прийти к нему около семи часов вечера и, передавая мне орденские знаки в[ашего] в[еличества], которые носил покойный, дал мне понять, что, по его личному мнению, и так как в[аше] в[еличество] имеете орден Святого Андрея Первозванного, государыне было приятно тоже иметь ваш орден. На это я, конечно, сказал, что вы всегда с удовольствием воспользуетесь случаем доказать ее величеству знаки вашей дружбы и уважения, в чем государыня давно должна была убедиться»[36].

Всё снова изменилось… на российском троне – императрица Екатерина II.

На страницу:
2 из 5