Егерь. Заповедник

Перед домиками ярко горит костер. Отблески огня отражаются в стекле винных и пивных бутылок, в гранях стаканов.

Горе-охотники расположились у костра – похоже, они так и не спали. Один держит в руке открытую банку рыбных консервов и неловко ковыряет в ней складным ножом, глядя в сторону.

– Давай, Ваня! – пьяным голосом говорит он, подбадривая приятеля.

Я смотрю по направлению его взгляда и вижу Болотникова. Он стоит боком к нам, широко расставив ноги, и держит в руках ружье.

Наверное, сам себе он кажется охотником, высматривающим добычу.

На наших глазах Болотников вскидывает ружье к плечу. Его пошатывает. Несмотря на это, он дважды стреляет в сторону тропинки.

Бах!

Бах!

Дробь щелкает по веткам. Звенит разбитое стекло.

– Молодец, Ваня! – одобряет его приятель. – Одну утку сшиб. Ниже целься!

Болотников переламывает ружье, достает из стволов стреляные гильзы и начинает копаться в патронташе, который висит у него на поясе.

Одна гильза падает в траву, Болотников даже не замечает этого.

– Спорим, на лету ты бутылку не разобьешь? – подначивает его приятель.

– Бросай! – усмехается Болотников, вставляя в стволы новые патроны.

Я вижу, как в свете костра блестят его мелкие зубы.

Приятель Болотникова берет пустую бутылку и швыряет ее по высокой дуге в сторону озера. Болотников быстро вскидывает ружье.

Бах!

– Стой! – громко кричу я.

Невредимая бутылка плюхается в воду.

От неожиданности Болотников дергает стволом в нашу сторону. Павел тянет меня под прикрытие стены.

– Куда ты!

Но Болотников уже опомнился и опустил ствол в землю.

– Егерь?

Сидевшие у костра охотники переглядываются. Один из них пытается быстро спрятать недопитую бутылку за спину.

– Не трогай, – говорит ему Павел, подходя к костру.

В одной руке участкового фонарик, в другой – пистолет. Кокарда на фуражке блестит.

Охотники растерянно замирают.

– Милиция, – сдавленным голосом говорит один.

– Милиция, – веско подтверждает Павел, пристально глядя на Болотникова, который так и не положил ружье.

Павел кивает ему.

– Поставь оружие на предохранитель и медленно положи на землю, стволами в сторону.

– Да в чем дело? – начинает Болотников.

Но я обрываю его:

– Ружье на землю, быстро!

Болотников неохотно кладет ружье на землю.

– Отойди на два шага.

– А что такое? – пытается спорить Болотников. – У меня охотничий билет есть. Просто ружье пристреливаю.

Один из охотников поднимается и хочет уйти в домик.

– Сидеть! – резко говорит ему Павел. – Вы задержаны.

– За что? – фальшиво удивляется Болотников.

– За то, что занимались пристрелкой ружей, не имея разрешения на охоту, – говорю я, глядя ему в глаза. – Путевок у вас нет.

– Так вы же сами их у нас отобрали!

– Вот именно. И вижу, что правильно сделал.

Не обращая внимания на возмущенные взгляды охотников, я достаю из планшетки бланк протокола.

– Давайте ваши охотничьи билеты и разрешения на оружие.

Охотники молчат, опустив головы. Потом неохотно хлопают себя по карманам. Павел собирает у них документы и отдает мне. Я пока убираю их в планшетку – сначала надо навести порядок на поляне.

Ружья охотников мы разрядили и убрали в чехлы. Патронташи сложили в один из рюкзаков.

Я прохожу по поляне и подбираю несколько пыжей и одну стреляную гильзу.

– Дайте ваш патронташ! – говорю я Болотникову.

Он нехотя снимает патронташ с шеи и отдает мне.

– А это что? – спрашиваю я, отстегнув кожаный клапан.

Кроме патронов, снаряженных утиной дробью, в патронташе несколько картечных патронов и два пулевых. По соседству с пулевыми патронами я вижу две стреляные гильзы.

Редкий охотник заполняет патронташ вразнобой. Пули кладут к пулям, картечь – к картечи. Дробовые патроны с разными номерами тоже раскладывают по разным ячейкам патронташа. Так удобнее перезаряжать ружье на ходу.

– Сколько пуль у вас было? – спрашиваю я Болотникова.

– Две, – отвечает он, отводя глаза.

– Врете.

– А вы докажите!

– Попробую.

Я обвожу взглядом остальных охотников.

– Кто из вас не участвовал в стрельбе?

Я видел, что не все ружья были собраны, некоторые лежали в чехлах.

Трое охотников с надеждой смотрят на меня.

– Я не стрелял.

– Я тоже…

Третий молча кивает.

– Сейчас проверим, – говорю я.

Сверяюсь с номерами разрешений и нахожу их ружья. Расстегиваю чехлы и обнюхиваю стволы – пороховыми газами от них не пахнет.

– Хорошо, – киваю я. – Тогда у вас есть шанс избежать самых неприятных последствий.

Их лица вытягиваются.

– Что надо делать, товарищ егерь?

– Во-первых – дать правдивые показания. Кто предложил устроить стрельбу? Кто именно стрелял, сколько раз и какими припасами?

– Своих сдавать будете? – скалится Болотников. – Товарищи!

Он презрительно сплевывает в траву.

Охотники молчат.

– Решайте сами, кто для вас свой, – говорю я им. – Нормальные люди, или вот это пьяное хулиганье. Как решите, так и будет.

К моему облегчению, они решили правильно. Переглянулись и нехотя заговорили:

– Ваня с Серегой поспорили, кто пулей бутылку в воде разобьет. Ну, и стреляли.

– А в чем сложность? – не понимает Павел.

– Бутылка в воде крутится, – объясняю я ему, – и пуля от нее рикошетит. Чтобы разбить, надо очень точно попасть.

Я повернулся к Болотникову.

– Ну, и как? Получилось? Разбил бутылку, Иван Николаевич?

– Нет, – сквозь зубы цедит Болотников.

Я гляжу на озеро и замечаю две водочные бутылки, которые плавают метрах в тридцати от берега.

– А ты знаешь, на какое расстояние летит пуля рикошетом от воды? – спрашиваю я Болотникова. – Ты знаешь, что на том берегу туристы? А если твоя пуля в кого-то из них угодила?

Болотников бледнеет.

Я оборачиваюсь к остальным охотникам.

– Теперь понимаете, во что вы вляпались? Так, вы трое…

Я киваю тем из охотников, кто не стрелял.

– Приберите здесь все. Чтобы ни одного пыжа, ни одного осколка после вас не осталось. Учтите, я проверю. В землю ничего не закапывать, все кладите в свои рюкзаки и несите на базу. Костер погасите и залейте водой. Поняли?

Охотники кивают.

– Понятно.

– На базе сидите и ждите меня. Там поговорим обстоятельно, по итогам этого разговора и решим, что с вами делать.

По выражению их лиц я вижу, что охотники искренне раскаиваются. И даю им шанс исправить ситуацию.

Официальный протокол – это неприятности с правлением охотобщества. К тому же, Тимофеев с радостью отправит копии протоколов по месту работы дебоширов.

– Ну, чего вы ждете?

Мужики принимаются собирать по поляне пыжи и стекла.

– А мы? – спрашивает Болотников.

– А вы пойдете с нами. Берите ружья и рюкзак с патронами. Проверим результаты вашей стрельбы.

– Куда идти-то? К базе?

Я качаю головой.

– Вокруг озера, до дороги. Так будет ближе. Надо проверить, как там туристы. А ты, Болотников, посмотришь в глаза людям, в сторону которых стрелял. Тебе полезно будет.

– Там же речка, – угрюмо бурчит один. – И моста нет.

– Вброд перейдешь, – бросаю я. – Шагайте!

Песенку мы переходим по камням – в том самом месте, откуда начинается тропинка, которая ведет к землянке Тихона. Этим летом землянку плотно обжили археологи из Ладоги – они нашли на поляне остатки древнего жилья и затеяли настоящие раскопки. Археологи уехали только две недели назад – повезли свои находки в Ленинград.

Мы огибаем дальний заболоченный конец озера. Утки здесь много – из тростника то и дело взлетают крупные кряквы.

Светает.

Со стороны основной базы доносятся первые выстрелы – охотники уже вышли в озеро на лодках и открыли сезон.

“Ночные стрелки” шагают впереди меня, тоскливо оглядываясь на выстрелы. Им теперь придется надолго попрощаться с охотой.

А то и навсегда – из общества охотников их исключат, этого я добьюсь. И в другое общество вряд ли примут.

Наконец, мы выбираемся из леса на песчаную проселочную дорогу. Впереди, над верхушками деревьев поднимается жидкий дымок.

– Похоже, туристы уже проснулись, – говорит Павел.

– Конечно, – киваю я. – Попробуй-ка, поспи, когда вокруг стреляют.

Выстрелы теперь доносятся с разных концов озера. Над нашими головами то и дело пролетают утки – парами и поодиночке. Они отрывисто и возмущенно крякают.

Глава 7

Туристы стоят лагерем у самой воды, на покатой травянистой поляне. Место живописное, но неудобное – в дождь вода с дороги обязательно зальет поляну и палатки. Хорошо, что сегодня ночью было ясно.

Девушки рядком сидят на длинном бревне, которое прибило к берегу водой. Конец бревна погрызен – дерево свалили бобры, оно упало в воду и долго плавало, пока кто-то не вытащил его и не приспособил для сидения.

В стороне лежит на траве наполовину сдутая резиновая лодка.

Белобрысый Дима раздувает огонь, подкладывая в него мелкие щепочки. Я вижу, что костер они развели на старом кострище и по всем правилам окопали его, чтобы огонь случайно не добрался до палаток.

Молодцы ребята.

Глеба нигде не видно.

Заметив нас, туристы встревоженно оглядываются. Еще бы – к ним идут пятеро мужчин с ружьями, один в милицейской форме.

Но вот они узнают меня и успокаиваются. А Вера смотрит на Павла, и по ее лицу пробегает быстрая улыбка.

– Доброе утро, ребята, – говорю я. – Мы ненадолго. Заглянули узнать, все ли у вас в порядке.

Дима кивает в ответ.

– Нас разбудили выстрелы. Эта пальба, она долго будет продолжаться?

– Еще часа два-три, – отвечаю я. – Потом перерыв на обед, и вечерняя охота.

– Вы были правы, Андрей, – неожиданно говорит Вера. – Лучше бы мы пошли на каньон.

Кажется, с ребятами все в порядке, не считая испорченного настроения.

Я бросаю взгляд на палатки, и сердце тревожно екает.

На скате крайней из них чернеет аккуратная круглая дырочка.

– Ребята, а где Глеб? – спрашиваю я.

Туристы, словно по команде отводят взгляд.

– Спит он, – с отвращением говорит Вера. – Напился вчера, и спит. Мерзавец!

Лена краснеет, но молчит.

– Он вас обидел? – нахмурившись, спрашивает Павел.

– Нет, – нехотя отвечает Вера. – Но вел себя отвратительно. Вот, видите!

Она кивает в сторону.

Там, возле старой березы, в высокой траве лежит сломанная гитара. Нижняя дека разбита в щепки, порванные струны торчат во все стороны, завиваясь кольцами.

– Расскажите, что случилось, – настаивает Павел.

– Мы пришли с базы сюда и стали устраивать лагерь, – говорит Вера. – А Глеб взял фотоаппарат и куда-то ушел. Вернулся поздно, выпивший и принес водку. Хвастался, что теперь он вам покажет.

Она виновато смотрит на меня.

– Стал предлагать всем выпить, но мы отказались. Тогда он надул лодку и поехал рыбачить.

Дима бросает короткий взгляд на Веру, как будто хочет ее предостеречь.

– В общем, он уплыл, а мы просто сидели и пели песни. Потом Глеб вернулся. Сказал, что мы распугали ему всю рыбу своими песнями. Выпил еще и… стал приставать.

Вера опускает голову.

– К тебе? – спрашивает Павел.

Вера кивает, не глядя на него.

– И к Лене, – тихо добавляет она. – Хорошо, что Дима за нас заступился.

– Сволочь! – коротко говорит Павел.

– Глеб разозлился, разбил гитару и ушел спать. Мы еще немного посидели и разошлись. А потом началась стрельба. Так и не поспали.

Я смотрю на Болотникова. Он растерянно озирается по сторонам, как будто не может понять – куда попал. На его небритых щеках я вижу мелкие капли пота. Под бегающими глазами набрякли синеватые мешки.

– Стыдно тебе, Иван Николаевич? – спрашиваю я.

Болотников отворачивается, а двое других охотников смотрят себе под ноги, как будто увидели там что-то очень интересное.

– В какой палатке спит Глеб? – спрашиваю я.

Вера кивает на крайнюю палатку – ту самую, в скате которой чернеет дырочка.

Я подхожу к палатке.

– Да не надо его будить… – начинает Дима и замолкает.

Я уже отстегнул деревянные пуговицы и откинул полог. Глеб лежит на боку, подложив ладонь под щеку. Темная челка упала ему на лицо. Когда в палатку проникает свет, парень что-то бурчит, не открывая глаз.

Рядом с ним валяется почти пустая бутылка – водки в ней осталось на донышке.

А в ногах Глеба мокрым комком лежит рыболовная сетка – вся в прилипших водорослях. В сетке запутались три дохлые плотвички величиной с мою ладонь.

Я забрасываю полог на скат палатки и выпрямляюсь.

– Чья сетка, ребята?

Туристы молча переглядываются.

– Глеба, – неохотно отвечает Дима. – Он ее с собой привез, мы не знали.

Болотников криво усмехается.

– Счастливый у вас сегодня день, Андрей Иванович, – говорит он.

Павел тоже подходит к палатке. Видит сетку и спрашивает меня:

– Браконьерство?

– Оно самое, – отвечаю я. – И улики налицо.

– Будем оформлять?

– Конечно.

Присев, я дергаю Глеба за ногу.

Он поджимает ногу, открывает глаза и непонимающим взглядом смотрит на меня. Потом переводит взгляд на фуражку Павла.

В его глазах появляется выражение испуга.

– Доброе утро, – сухо говорю я. – Вылезай. Будем составлять протокол.

Пока Глеб возится в палатке, я подхожу и внимательно осматриваю дырочку в скате. Оборачиваюсь на противоположный берег, прикидывая направление. Потом захожу с другой стороны палатки.

Второй дырочки нет. А пуля непременно бы ее оставила.

– Что ты там ищешь? – спрашивает меня Павел.

– Да так. Ребята, откуда в палатке дырка?

– Нам такую подсунули, – объясняет Дима. – Мы палатки в прокате взяли и не посмотрели внимательно. Как теперь возвращать?

– Можно заплатку наложить, – улыбаюсь я. – Обрезок ткани я вам дам, нитки тоже найдутся. Справитесь?

– Пусть Глеб сам штопает, – говорит Вера. – Андрей, вы покажете нам, как пройти на автобус? Не хочу больше здесь оставаться.

– Идем вместе, – киваю я. – База по дороге, я вас там накормлю. Не голодными же ехать в Ленинград.

Потом оборачиваюсь на Болотникова.

– Соображаешь, что к чему, Иван Николаевич? Если бы дырка оказалась от пули, ты бы легко не отделался. Так что это у тебя сегодня счастливый день. Радуйся.

Болотников молча отворачивается.

Я быстро составляю протокол на Глеба. Парень не отпирается – его поймали с поличным, да еще и похмелье мучает.

Когда я убираю бланк в планшетку, он несмело спрашивает:

– Может, договоримся? Это я в первый раз…

– А что ты предлагаешь? – не глядя на него, спрашиваю я.

– Сейчас.

Глеб, морщась, ныряет в палатку. Копается в своих вещах, щелкает крышкой фотоаппарата. Вылезает и протягивает мне кассету с фотопленкой.

– Вот.

Я беру кассету. Вытаскиваю пленку, держу ее на свету и возвращаю кассету Глебу.

– Отдайте протокол, – просит Глеб. – Иначе у меня в институте проблемы будут, и на работе.

Он смотрит исподлобья, ни следа упрямства не осталось в его взгляде.

– Протокол останется у меня, – говорю я. – Пускать его в ход я не стану.

– Что вам нужно? – злится Глеб.

Я пожимаю плечами.

– Мне – ничего. Я просто не хочу тебя больше видеть. И слышать про тебя тоже не хочу. А вот перед ребятами советую извиниться за свое поведение.

Туристы уже складывают палатки. Охотники помогают им. Все, кроме Болотникова. Он демонстративно стоит в стороне.

– Ну, извините меня! – говорит Глеб. – Ребята!

Ему никто не отвечает. Дима и девочки быстро собирают рюкзаки.

– Мы готовы, – говорит Дима.

– Автобус останавливается в деревне, где ты покупал водку, – говорю я Глебу. – Он довезет тебя до станции. Прощай.

– А лодка? – растерянно спрашивает Глеб. – А палатка? Как я один все потащу? Ребята!

*****

– Пропали выходные, – вздыхает Вера, когда мы подходим к повороту на базу. – Мы только завтра вечером должны были в Ленинград возвращаться.

– Ничего, – подбадриваю я. – Будут в вашей жизни еще походы. Идемте, будем картошку с мясом варить. А потом я подвезу вас на автобус.

– Спасибо, Андрей! – улыбается Вера.

Я вижу, что она рада приглашению. А еще замечаю, что Вера часто поглядывает на Павла. Бросает короткие, быстрых взгляды из-под густых ресниц.

А Павел резко остановливается и хлопает себя ладонью по лбу.

– Картошка! Федор Игнатьевич мне не простит.

– Ты сбежал с картошки? – смеюсь я.

– Почему сбежал-то? – обиженно бурчит Павел. – Я собирался к обеду вернуться. А теперь застрял тут с тобой.

– А что за картошка? – с любопытством интересуется Вера.

– Урожай у нас пропадает, – с сожалением говорю я. – Председатель извелся. Вторую неделю дожди не перестают, картошка в земле гниет. Вот, на выходные хорошую погоду обещали, так он всю деревню собрал на уборку.

– Павел, а почему вы сюда пошли? – прямо спрашивает Вера участкового.

– Ну…

Павел мнется и краснеет.

– Дела у меня тут… срочные.

Охотники сдержанно улыбаются. Анюта не выдерживает и тоненько хихикает, отвернувшись в сторону.

Все понимают, что происходит.

А Вера смотрит прямо на Павла.

Черт, Паша, ну решайся уже!

И Павел решается.

– Я вас хотел увидеть, Вера, – говорит он. – Вот и пришел.

Я вижу радостную улыбку Веры.

– И даже рискнули поссориться с грозным председателем, – говорит она. – Павел, вы тоже бесстрашный рыцарь.

– Не переживай, Паша, – смеюсь я. – Я тебя на машине подброшу. Все равно мне на укол надо. Заодно и ребят на станцию отвезу – незачем им на автобусе вместе с этим ехать.

Я киваю назад – туда, где остался Глеб.

– На укол? – спрашивает Вера. – Это из-за руки? А что с вами случилось?

Она заметила повязку под закатанным рукавом куртки

– Его лиса укусила, – вместо меня объясняет Павел.

Он радуется тому, что можно сменить тему разговора.

– Как это лиса укусила? – удивляется Анюта. – Вы ее руками ловили?

– Ну, да, – киваю я. – Лисица попала в петлю, а я ее освободил. Вот только рукавицы не захватил, она и тяпнула.

– Получилось? Отпустили лису?

– Получилось, – улыбаюсь я. – Вот только теперь картошку убирать трудно.

Провинившиеся охотники переглядываются.

– Андрей Иванович, – нерешительно говорит один. – А можно нам тоже на картошку?

– А вам зачем? – не понимаю я.

– Ну, совхозу поможем. А вы это… протокол у себя оставьте. Мы виноваты, конечно. Но дайте шанс поправить, по совести.

По совести? Ого! Не ожидал.

Я смотрю в лицо охотнику, проверяя – не отведет ли он взгляд в сторону, не хитрит ли, пытаясь взять меня на жалость.

Кажется, не хитрит. Смотрит прямо

– Что скажешь, Паша? – спрашиваю я участкового.

Павел пожимает плечами.

– Хулиганство, конечно. Взрослые люди, а по бутылкам палили. Хорошо, что никто не пострадал.

– Мы на все выходные останемся, – обещают охотники. – Будем работать, не сомневайтесь. И переночевать на поле можем.

– Разберемся, – киваю я. – Так что, Паша? Как на это смотрит милиция?

– Милиция не против, – улыбается Павел.

– Ну, тогда и я тоже. Идемте на базу. Поедим и придумаем, как доставить вас в Черемуховку. Федор Игнатьевич обрадуется.

Я оборачиваюсь к Болотникову.

– А ты что скажешь, Иван Николаевич?

– Я никуда не поеду, – резко отвечает Болотников. – И картошку убирать не стану. Нашли дурака! Подумаешь, пострелял по бутылкам! За это в тюрьму не посадят.

Он хитро и злобно щурится.

– Да и вместе мы там были, Андрей Иванович. Если их прикроете, так и обо мне промолчите. Верно я понимаю? Или врать станете?

Один из его приятелей пытается урезонить Болотникова.

– Иван!

– Что? – обрывает его Болотников. – Ты, Серега, молчи! Или тебе больше всех надо? Сказал, что не поеду на картошку, значит – не поеду. И делайте, что хотите!

– Хорошо, – киваю я. – Отдайте ему ружье.

Я возвращаю Болотникову охотничий билет и разрешение на оружие. Он берет их, торжествующе улыбаясь.

– Что, Андрей Иванович, сердце-то не каменное? Пожалели людей? А вот и я сухим из воды вышел. Хорошая штука – жалость!

Он с усмешкой обращается к приятелям.

– А вы чего стоите, дурачки? Испугались? Думаете, он делу ход даст? Как бы не так!

Павел непонимающе глядит на меня.

– Андрей, это ерунда какая-то выходит. Ты его отпустишь, что ли?

– Нет, Паша, не ерунда, – говорю я.

И возвращаю документы двум другим охотникам.

– Ружья тоже можете забирать.

– Слышали? – смеется Болотников. – Айда на станцию.

У него даже морщины на физиономии разгладились. Как же, ведь он так ловко обманул егеря!

Ну, это он себе так представляет.

Хитрый, но глупый – так говорят в народе.

И глупый поступок немедленно аукается Болотникову.

– Знаешь что, Ваня, – пристально глядя на него, говорит один из охотников. – Вали-ка ты отсюда, пока я тебе по шее не дал.

– Не дашь! – скалится Болотников. – Здесь милиция!

– Милиция и отвернуться может, – замечает Павел. – За всеми не уследишь. Так что, шлепай на автобус, Иван Николаевич.

Болотников начинает понимать, что происходит.

– Серега! – говорит он. – Ты чего? Мы же друзья!

– Таких друзей – в музей! – оглянувшись на девушек, отвечает ему Серега.

Сжав кулаки, он делает шаг к Болотникову.

– Вот как? – скалится Болотников. – Ну, егерь! Ладно!

Он резко разворачивается и идет в сторону деревни.

– Ну, а мы на базу? – улыбаюсь я. – Перекусим и двинем. Два раза скататься придется, ну, ничего.

От автора: уважаемые читатели! Спасибо за лайки и комментарии!

Глава 8

На базе вкусно пахнет утиной похлебкой – охотники уже вернулись с утренней зорьки и теперь варят обед. Заметив нас, водитель автобуса подходит и грозно глядит на охотников.

– Развлеклись? Стрелки…!

Он обрывает себя на полуслове, увидев девушек.

– Мы уже все уладили, Василий Алексеевич, – усмехаюсь я. – Как у вас дела? Как охота?

– Это сказка, Андрей Иванович! – воодушевленно говорит водитель. – Утки много, стреляй – не хочу!

– Вечером снова пойдете? – спрашиваю я.

– Не выйдет, – вздыхает водитель. – Дневную норму за утро добыли, не удержались. Сами понимаете – как остановиться, когда душа просит, утка летит!

– Понимаю, – улыбаюсь я. – Ну, впечатлений вам на неделю хватит. Теперь отдыхайте.

– Давайте и вы с нами, – предлагает водитель. – Лодки мы вернули, воды мы в баню уже натаскали – вы ведь не против, Андрей Иванович?

– Не против, – киваю я. – Парьтесь на здоровье.

– И похлебка у нас готова, – уговаривает водитель.

Он весело подмигивает туристам.

– На всех хватит. А мало будет – еще сварим. Прошу к столу!

– Спасибо, – говорю я. – Это кстати, а то мы спешим.

– Куда?

– Подброшу ребят до станции, на электричку. Потом отвезу охотников в Черемуховку. Пусть отрабатывают свой проступок, а то у нас картошка в поле гниет. Дожди две недели лили. Вся деревня сегодня на уборку вышла.

– Андрей Иванович, так может, вам помощь нужна? В смысле, совхозу?

Неожиданное предложение. Я секунду раздумываю над ним, потом соглашаюсь:

– Не стану кривить душой – нужна, Василий Алексеевич. Хотите помочь?

– Я поговорю с мужиками. Все равно до завтра делать нечего, почему не помочь?

– А баня? – с улыбкой напоминаю я.

– А баню вечером натопим. Хватит нам времени напариться. За такую охоту, Андрей Иванович, грех не помочь.

Я благодарно киваю.

– Спасибо, Василий Алексеевич. Тогда выезжаем сразу после обеда.

*****

За длинным столом места хватило не всем. Но мы решили проблему просто – притащили стол из помещения базы, а вместо скамеек положили длинные доски на деревянные чурбаки.

Охотники привезли с собой огромный алюминиевый казан, объемом с ведро, не меньше. Казан торжественно поставили на середину стола, и теперь от него идет такой восхитительный запах, что у меня нетерпеливо урчит в желудке.

В глубокой миске передо мной исходит паром утиная похлебка – густая, с блестками жира, с крупно нарезанной картошкой и морковкой, с целыми разваренными луковицами.

Их кладут в котел целиком, а когда они уже отдадут весь вкус и запах – просто выбрасывают.

Кроме похлебки на столе свежие огурцы и помидоры, хлеб, длинные темно-зеленые перья свежего лука, которые так вкусно макать в крупную соль и хрустеть ими, заедая острый луковый вкус похлебкой.

– Как вкусно! – говорит Вера, отодвигая тарелку. – Не то, что дома!

– Конечно, – улыбаюсь я. – Здесь даже воздух другой. А вечером напечем картошки в золе.