Корни неба

Он расстегнул портфель, вынул лист бумаги и старательно расправил его на стойке.

– Тут у меня петиция с требованием запретить охоту на слонов во всех ее видах, начиная с самого позорного – охоты ради трофеев или, как говорят, для удовольствия. Это первый шаг и не бог весть что. Право же, требование не такое большое, я был бы рад, если бы вы могли ее подписать…

Она подписала.

Глава IX

Вот так, невзначай, они сделали первые шаги навстречу друг другу, завязав отношения, которые в Чаде не могли не создать вокруг них, особенно с годами, ореол легенды. «Я хорошо их знал» – эта фраза неизбежно привлекала внимание к тому, кто ее произносил с оттенком небрежности, которая только разжигает любопытство. В часы, когда особенно хочется выпить, такое заявление отменно помогало тем, чьи плантации хлопка не могли сравниться с плантациями в долине Нила, о чьих золотых приисках было неприлично даже упоминать, от чьего обширного предприятия трансафриканских перевозок остался лишь остов ржавого грузовика в какой-нибудь пересохшей речке. По правде сказать, у Мореля не было друзей, потому что почти все свое время он проводил в разъездах, а на его появления в Форт-Лами со смехотворной петицией, от которой все, пожав плечами, отмахивались, никто не обращал внимания. Никто, кроме Орсини. Потому что если и был человек «не из породы простофиль», правоту которого подтвердили дальнейшие события, то это, конечно же, Орсини, ветеран, охотник, обладавший удивительным нюхом на врага. Разве не он с самого начала заявил, что это опасный тип и что подобная затея может ввергнуть Африку в кровавую бойню? Разве не он тщетно предостерегал людей своим странным криком, отчаянным и глумливым одновременно, словно принадлежащим ночному зверью Чада, криком, который был таинственным эхом стремлений, ему совершенно чуждых? И наконец, разве не он опасался «немчуры»? Разве не он распознал и тут важную ветвь заговора? Да, Орсини пережил часы своего торжества, но они были недолгими, и если он и стал частью легенды, то отнюдь не в том качестве, какого бы желал.

Он совершил большую ошибку, этот Орсини: чересчур глубоко во всем увяз. Он обжегся о слишком сильный огонь, который притягивал его. Он первый выследил дичь и затрубил в рог, страстно кинулся в атаку, почувствовав вызов в чрезмерно благородном возвышении человека, словно тот на десять тысяч метров вознесся над землей и стал настолько же выше Орсини. Он решил защищать свой уровень, свой масштаб. Не считая Орсини, единственный, кто обращал на Мореля хоть какое-то внимание, был отец Фарг, человек, который вообще-то занимался главным образом прокаженными. Францисканский монах, в прошлом капеллан ВВС «Свободной Франции»[9], человек резкий, вспыльчивый, добрый, склонный при случае стукнуть кулаком по столу. Во время долгого пути Леклерка[10] от Чада до Баварских Альп он досыта насмотрелся на гибель ближайших друзей и не терпел неверия в Бога уже потому, что оно лишало его за гробом общества товарищей по оружию, которым он был глубоко предан. Его рыжая борода, бычий загривок и речь, наивность которой отдавала богохульством, придавали ему вид распутного монаха – «я же не виноват, что у меня костяк такой», – однако он вел праведную жизнь в глуши к северо-востоку от Форт-Аршамбо. Он славился своими бестактностями, самая знаменитая навсегда вошла в фольклор колонии. В историю она попала в Банги, на борту парохода, который ходил по Конго до Браззавиля, и все великолепие этой промашки усугублялось отчаянными усилиями отца Фарга ее избежать. Он позаимствовал из жаргона летчиков привычку обращаться к собеседнику с кличкой «рогач»; люди для него делились на «славных рогачей» и «злобных рогачей».

«Привет, рогач» – такова была в его устах форма обращения. Случилось так, что к моменту появления Фарга на палубе уже собралась компания, в которой был и некий Уар, чья репутация рогоносца давно установилась в округе благодаря молодой жене, которая открыто и щедро, ничуть не стесняясь, ему изменяла. Фарг подошел и стал поочередно пожимать руки, произнося свое обычное приветствие «Привет, рогач», переходя от одного к другому. «Привет, рогач; привет, рогач; привет…» Он вдруг сообразил, что держит в своей лапище руку злосчастного Уара. И тут вздумал проявить находчивость: «Здравствуйте, месье Уар!» – воскликнул он, радуясь, что наконец-то может показать, какой он тактичный, а затем продолжал здороваться с другими: «Привет, рогач; привет, рогач!» Вот он каков, этот отец Фарг, любимый миссионер прокаженных и страдающих трипаносомозом, сонной болезнью. Он слишком долго прожил в самом сердце Африки, в черном сердце человеческого страдания, чтобы не обозлиться; и вдруг в миссию Форт-Лами, куда он приехал ругаться из-за того, что лекарства доставили с опозданием на полтора месяца под предлогом отсутствия дорог, явился какой-то тип и ну совать ему под нос дурацкую петицию о защите слонов!

– Да засунь их себе куда подальше, слонов своих, – огрызнулся преподобный отец, проявляя несомненную широту взгляда. – На этом материке бог знает сколько прокаженных, не говоря уже о сифилисе – чем меньше ешь, тем больше трахаешься. Да тут дети дохнут как мухи, едва успев родиться, а трахома – о ней-то вы слыхали? А спирохета, а трипаносомоз? А вы мне морочите голову своими слонами!

Этот тип – Фарг никогда раньше его не встречал – выглядел так, словно вышел прямо из чащобы: в распахнутой грязной рубахе, в кожаных штанах, с давно не бритой физиономией. Он мрачно воззрился на монаха. Даже отец Фарг, не отличавшийся особой чуткостью, был поражен этим горящим, почти жестоким взглядом, в котором, как ни странно, поблескивала безудержная ирония. Он поправил очки и повторил уже для порядка и не слишком уверенно:

– А вы мне морочите голову своими слонами…

Морель ответил не сразу. Он сжал кулаки, потом достал из кармана кисет и с минуту молчал, расставив ноги и свертывая сигарету, видно для того, чтобы не дрожали от ярости руки. Наконец он поднял голову.

– Послушай, кюре, – сказал он. – Ну да, ты ведь кюре. Миссионер. Что ж… Ты из тех, кто по самую макушку в дерьме. То есть день напролет любуешься всякими язвами и уродствами. Бог с тобой. Видишь разные гадости, одним словом, человеческую беду. А вот когда ты на все это налюбовался, когда всласть нанюхался дерьма, неужели тебе не хочется вскинуть голову, взобраться на какой-нибудь холм и посмотреть на что-то другое? На что-нибудь красивое, свободное, совсем другое?

– Когда у меня возникает желание вскинуть голову и я чувствую, что нуждаюсь в другом обществе, то смотрю вовсе не на слонов, – огрызнулся отец Фарг, с силой стукнув кулаком по столу.

– Понятно, кюре, понятно. Тебе, как и всем, надо время от времени оглядеться, чтобы убедить себя в том, что еще не все загажено, не все истреблено, не все погублено. Тебе, как и всем, надо успокоить, убедить себя, что еще осталось на этом дерьмовом свете что-то красивое, свободное, хотя бы только для того, чтобы продолжать верить в своего Бога. Вот и подпиши здесь. И нечего так суетиться и дрейфить: ты не черту бумагу подписываешь. Просто чтоб больше не убивали слонов. Их приканчивают по тридцать тысяч в год. – Морель вдруг лукаво усмехнулся. – И вспомни, кюре, что во всех наших гнусностях они не виноваты. Понимаешь, не виноваты.

– Кто? – рявкнул Фарг.

– Слоны, кюре, кто же еще?

Фарг стоял с открытым ртом.

– Чтоб тебя… – Он вовремя осекся. Потом сказал: – Садись.

– И этот тип сел, – рассказывал потом Фарг отцу Тассену, который приехал его повидать и напугал доброго францисканца чрезвычайным интересом, который выказал к этой истории, ведь он впервые заинтересовался чем-то кроме ископаемых стотысячелетней давности. – И когда тип этот сел, мы с минуту друг друга разглядывали. Понимаете, негодяй прямо нож мне в спину всадил своими слонами, «которые ни в чем не виноваты». Ведь этот рогач подразумевал, что виноваты люди, а что мне было ему ответить? Что он лжет? А грех? А первородный грех и прочая ерунда? Да вы все знаете получше моего. Он нож мне в спину всадил, взял на мушку мою веру. Я же человек дела: дайте мне оспу, желтуху, тут я в своей тарелке. А теории… Между нами говоря, вера, Господь Бог – они у меня внутри, в кишках, а не в голове. Я не так уж мозговит. Предложил ему аперитив, но он отказался.

Лицо иезуита на миг осветилось, и даже морщины словно разгладились от молодой улыбки.

Фарг вдруг вспомнил, что Тассен в не слишком большом почете у своего ордена; ему несколько раз запрещали публиковать свои труды; поговаривали даже, что его пребывание в Африке не совсем добровольно. Фарг слышал, что в своих сочинениях отец Тассен приравнивал вечное спасение чуть ли не к обыкновенной биологической мутации, а человечество – такое, каким мы его пока знаем, – к некоему архаическому виду, обреченному так же сгинуть в сумерках эволюции, как и прочие исчезнувшие виды. Фарг нахмурился: это попахивало ересью.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Французская Экваториальная Африка – колониальное владение Франции в Центральной Африке в 1910–1958 гг., включавшее Среднее Конго (Республика Конго), Убанги-Шари (ныне Центрально-Африканская Республика), Французский Чад (с 1920 г.). (Здесь и далее – прим. ред.).

2

Автор имеет в виду знаменитое выступление Шарля де Голля 18 июня 1940 г., давшее толчок движению Сопротивления во время Второй мировой войны.

3

Форт-Лами – ныне Нджамена, столица Республики Чад.

4

Мехаристы – верблюжья кавалерия; мехаристами могли быть как солдаты французского Иностранного легиона, так и коренные жители колоний.

5

Шарль Эжен де Фуко (1858–1916) – французский кавалерийский офицер, исследователь Африки, ставший монахом; канонизирован в 2022 г.

6

Ты знаешь край, где мирт и лавр растет, / Глубок и чист лазурный неба свод, / Цветет лимон, и апельсин златой / Как жар горит под зеленью густой?.. / Ты был ли там? Туда, туда с тобой / Хотела б я укрыться, милый мой. – Перевод Ф. Тютчева.

7

Имеется в виду восстание против британского правления в колониальной Кении в 1952–1960 гг. Движение мау-мау состояло в основном из членов этнической группы кикуйю.

8

Карл Хагенбек (1844–1913) – основатель зоопарка, носящего его имя.

9

«Свободная Франция» (с 1942 г. «Сражающаяся Франция») – возглавляемое генералом де Голлем движение за освобождение Франции во время Второй мировой войны. В 1940 г. базой для сил «Свободной Франции» стал Чад.

10

Филипп Леклерк де Отклок (1902–1947) – генерал, впоследствии маршал Франции, во время Второй мировой войны командовал силами «Свободной Франции» в Африке; в 1944 г., после освобождения Страсбурга захватил ставку Гитлера «Орлиное гнездо» в Баварских Альпах. Дивизия Леклерка первой вошла в Париж 24 августа 1944 г.