Сходка. Повести и рассказы

Сходка

Повести и рассказы

Сергей Красов

© Сергей Красов, 2025

ISBN 978-5-0065-5017-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПОХМЕЛЬЕ

Повесть

1

Кто за ним гнался, Костя не видел. Из-за чего он вдруг оказался загнанным зверем, Костя не понимал. Знал только одно: если догонят – убьют. Выбиваясь из сил, он бежал по ночному полузнакомому городу. Мелькали проходные дворы, тупиковые переулки. Пару раз с разгона перепрыгивал через железные ограды. Сердце колотилось на грани возможного, дыхания не хватало.

Преследователи догоняли. Костя метнулся в распахнутую дверь ближайшего подъезда. Судя по отсутствию лифта, дом был пятиэтажным. Задыхаясь, Костя нёсся по ступенькам до последнего этажа, слыша топот ног сзади. Поднявшись по железной лестнице, ведущей на чердак, он толкнул дверцу люка. Слава Богу – открыто! Одним рывком закинул своё тело на чердак, цепляясь ногами за какой-то хлам, подбежал к светившемуся впереди отрытому слуховому окну. С разгона выпрыгнул на крышу. Она, неожиданно, оказалась покатой с большим уклоном. Не удержав равновесия, Костя упал, скатился на край крыши и повис, уцепившись руками за карниз.

Попробовал подтянуться – сил не было. Осторожно осмотрелся. Рядом была только ровная кирпичная стена, он и висел, прижимаясь к ней. Припаркованные внизу машины казались игрушечными.

Где-то рядом на крыше послышались осторожные шаги преследователей. В этот момент кусок карниза, за который он держался, отломался, и Костя полетел вниз.

– А-а-а! – в отчаянии закричал он и проснулся. Рывком сел и открыл глаза. Сердце бешено колотилось, жутко болела голова, мокрая от пота, в горле как будто застрял комок наждачной бумаги, и страшно хотелось пить. В общем – ставшее уже привычным состояние похмелья. Где и с кем он напился – в памяти был полный провал.

Костя огляделся он лежал в одежде на кровати без матраса. На панцирную сетку была постелена какая-то грязная тряпка, напоминающая одеяло, подушки не было.

Помещение было незнакомым. Оглядевшись в предрассветных сумерках, Костя понял, что находится в деревенской избе.

– Эй, кто-нибудь! – позвал Костя и не узнал собственный голос. Получился какой-то хрип, перешедший в кашель. Никто не отозвался.

Напротив кровати посреди комнаты Костя рассмотрел круглый стол, на котором возвышались какие-то предметы.

Он с трудом встал на ноги, опираясь на железную спинку кровати, постарался поймать равновесие. Голова сразу закружилась. Плохо различимые в полумраке предметы стали вдобавок раздваиваться. Сделав пару неуверенных шагов, Костя опёрся руками о стол и тупо уставился на его поверхность.

На столе ему удалось рассмотреть открытую трёхлитровую стеклянную банку. Взявшись двумя руками, Костя поднёс банку к лицу и принюхался. Пахло маринованными огурцами. Припав пересохшими губами к горловине банки, он сделал осторожный глоток. Рассол оказался прохладным с пряновато-солёным острым вкусом. Большими жадными глотками Костя выпил больше половины рассола. Самое то, что требовалось измученному алкоголем организму. В голове сразу стало что-то проясняться. Опохмелиться бы ещё…

Сфокусировав зрение на столе, Костя рассмотрел стоявшую на нём запечатанную бутылку водки, стакан, две банки с какими-то консервами и буханку хлеба.

– Эй, есть тут кто? – уже более разборчиво позвал Костя. Никто не отозвался. Он огляделся. Чуть ли не половину комнаты занимала русская печь. Возле входной двери на вешалке висели какие-то тряпки. Под ними на маленькой скамейке стояло железное ведро, накрытое деревянной крышкой. У стола стояли стул с изогнутой тонкой спинкой и табурет. На противоположной от кровати стене располагались два окна, одно из них было наглухо заколочено. Через второе с треснутыми стёклами и болтающейся на одной петле открытой форточкой, освещалось всё помещение.

Сердце продолжало отчаянно колотиться, как будто кошмарный сон продолжался. Неожиданно в больной Костиной голове всплыло научное название этого состояния организма – «абстинентный синдром».

Из своего приличного алкогольного опыта Костя знал, что долбанный синдром можно прогнать свежей порцией спиртного, но это будет только отсрочка, потом он накинется с новой силой, и будет протекать дольше и болезненней.

Можно обойтись и без спиртного, ― обильное питьё, желательно кефир, минералка, умеренная физическая работа на свежем воздухе. Тогда такое состояние придётся терпеть до вечера. Потом будет бессонная ночь с потом в три ручья. Потом ещё один день, когда вроде бы уже чувствуешь себя терпимо, но тебя всего шатает от слабости, и вздрагиваешь от каждого громкого звука. И только к вечеру второго дня организм начинает приходить в норму. Наконец, прорезается аппетит, хотя проспиртованный желудок ещё долго будет выражать протест, вынуждая часто бегать в туалет.

И только на третий день можно считать себя здоровым, но последствия устроенного себе праздника ещё долго будут напоминать о нём: то сердце кольнёт, то голова закружится, то в пот бросит, то понос прошибёт.

Ни один алкоголик не станет отходить от пьянки по второму варианту, если у него будет возможность утром выпить. Когда у тебя состояние на грани умирания, и ты точно знаешь, что если немного выпьешь, то станет легче, а перед носом стоит бутылка с водкой (вином, пивом) ― тяжело удержаться. Все здравые мысли о том, что потом будет хуже, загоняются в самые дальние закоулки сознания.

Костя исключением из этого правила не был. Он сел на жалобно скрипнувший табурет, пододвинул к себе стакан, взял бутылку с водкой, привычным движением сорвал тонкую алюминиевую пробку и, стуча стеклом о стекло, заполнил стакан на четверть целебной жидкостью. В нос ударил запах спирта с примесью ацетона.

– Палёнка! – поморщился Костя. По словам опытных алкашей, с которыми он в последнее время тусовался возле ближайшего к дому гастронома, если такую водку пить несколько дней подряд, то гарантированно «откинешь копыта». Но иногда, за неимением другого, можно и выпить, главное – не увлекаться.

Косте приходилось употреблять «палёнку», он знал несколько точек в окрестностях своего дома, где торговали этим продуктом. Знал, что производство и сбыт этой водки, изготовлявшейся из технического спирта, наладила азербайджанская мафия, пустившая свои корни в областном центре. Об этом знал весь город. Непонятно, почему соответствующие органы делали вид, что не знают.

Наклонив банку, Костя вытащил из неё огурец, взял его в левую руку, дрожащей правой рукой опрокинул содержимое стакана в горевшее огнём горло. Сморщившись, понюхал огурец, но откусить от него не успел. Желудок зашёлся в болезненном спазме, очень ему не хотелось, чтобы эта жидкость прижилась.

Костя вскочил, выбежал на улицу и, согнувшись возле крыльца, зашёлся в рвотных судорогах. Когда желудок успокоился, Костя, мотая головой, сделал несколько шагов от дома к невысокому забору из штакетника, отделявшему придомовую территорию от улицы. Перегнувшись через калитку, он с нарастающим удивлением посмотрел в обе стороны.

Всё было абсолютно незнакомым. Улица какая-то односторонняя. Дома стояли с одной стороны от асфальтированной проезжей части. С другой стороны был пологий спуск, заросший редкими деревьями и кустами, за которым в тридцати метрах от дома плескались волны большого озера. Первые лучи всходившего сзади солнца так осветили деревья и кусты, промытые прошедшим ночью дождём, что они казались какими-то неестественно ярко-зелёными. Такая же неестественно-яркая голубизна воды с отражавшимися в ней белыми облаками, оттеняла зелень на берегу.

Яркие рассветные краски резали глаза. Костя зажмурился, глубоко дыша грудью. Свежий утренний воздух оказывал своё целительное действие. В нестерпимо болевшей голове немного просветлело.

Первой осознанной мыслью было: «Где я нахожусь, и как тут оказался?»

Косте не впервой было просыпаться в незнакомых местах. Как правило, это были квартиры незнакомых и полузнакомых собутыльников, реже – в постели у случайных женщин. Поэтому Костя особо не удивился и, тем более, не испугался. Повернувшись лицом к дому, он осмотрел сам дом и дворовые постройки. Обычный деревенский деревянный дом с двухскатной крышей, покрытой шифером. Стены обиты дощечкой и покрашены в голубой цвет. Судя по облупившейся краске, последний раз она обновлялась лет тридцать назад.

Слева от дома были какие-то строения: сарай, баня, ещё сарай (или хлев), выстроенные буквой «Г». Двор между этими строениями и домом зарос невысокой травой. Невысокой, потому что лето только начиналось. От калитки к дому вела тропинка, которой, судя по всему, давно не пользовались. Справа от калитки росли кусты то ли смородины, то ли крыжовника. Рядом с калиткой был огромный куст сирени, листья на которой до конца ещё не распустились.

Костя мог поклясться чем угодно, что всё это он видел впервые в жизни.

Справа от крыльца под карнизом дома была прибита табличка.

– Улица Чехова, восемь, – вслух прочитал Костя. И тут в его больной голове молнией сверкнуло воспоминание, – я же квартиру вчера продал! И купил дом в Кругловке, по адресу Чехова, восемь!

Но… это не тот дом! Он хорошо помнил дом, который покупал. Ездил его смотреть с риэлтором Виктором в Кругловку. Хороший кирпичный дом. Четыре комнаты и кухня. Все удобства: туалет, ванна, газ, водопровод, отопление и горячая вода через газовую колонку. Всё работало, лично проверил. Мебель там ещё хорошая стояла. По словам Виктора, мебель хозяева должны были оставить. Уезжают в Израиль, там она им не нужна.

А это что? Избушка ― развалюшка, озеро напротив. В Кругловке озера не было. Был небольшой пруд, ― ручей перегородили.

Сзади послышалось какое-то звяканье. Костя подошёл к калитке, выглянул и увидел слева в пяти метрах женщину, достававшую из колодца ведро с водой. И как это он этот колодец сразу не заметил?

– Женщина, извините…― окликнул Костя.

Женщина вздрогнула, взглянула на него и перекрестилась;

– О, господи!

– Извините, если напугал, ― Костя открыл калитку и сделал пару шагов.

– Не подходи, кричать буду! – взвизгнула женщина.

Костя растерялся, быстро оглядел себя: одет прилично, вчера в этом костюме, подаренном Виктором, у нотариуса сделку оформляли. Помятый, конечно, всего и делов-то…

Он примиряющее поднял вверх руки:

– Я вам ничего плохого не сделаю. Скажите только, как этот посёлок называется?

– Круглово. Деревня это, а не посёлок, ― женщина немного успокоилась, страх в её глазах сменился на любопытство. Она быстро огляделась. Из-за поворота дороги показался велосипедист. Довольно-таки пожилой мужчина медленно крутил педали, двигаясь в их сторону. Этот придало женщине уверенности. Она упёрла руки в бока и с вызовом спросила:

– А ты кто такой? И что здесь делаешь?

– Дом я купил… ― у Кости в голове медленно созревала какая-то мысль. Наконец, она сформулировалась, ― подождите, может, не Круглово, а Кругловка?

– Я здесь уже седьмой десяток живу, молодой человек, всегда было Круглово.

Подъехавший в это время велосипедист, остановился и прислушался. Потом спросил у женщины:

– Чё тут, Аня?

– Да, вот, Коля, человек спрашивает, как наша деревня называется. Он считает, что должна называться Кругловка.

– Круглово это. А Кругловка, насколько я помню, с другой стороны города. Километров пять от Зиновьевска.

– А отсюда до города далеко? – Костя с трудом переваривал свалившуюся информацию.

– Отсюда…― мужик почесал затылок, ― если до края города, то сорок километров, если до главпочтамта, то пятьдесят два. На трассе возле остановки столбик стоит километровый, на нём цифра пятьдесят два.

– А ты что, милок, дом купил и не знаешь где? – хихикнула женщина.

– Я в Кругловке купил, улица Чехова дом восемь. А как здесь оказался, не пойму, пьяный был.

– Понятно, ― Николай заулыбался, ― «Ирония судьбы или с лёгким паром». Каждый Новый год показывают. Сел пьяный в такси, сказал адрес, тебя и привезли. Только, или ты не так сказал, или таксист не так услышал.

– Вчера вечером здесь какая-то машина останавливалась. Точно, на такси он приехал, ― Анна с интересом разглядывала Костю.

Тот задумался. В памяти всплыли смеющиеся лица Виктора, сидевшего с ним рядом на заднем сиденье, Виталика за рулём, который и возил их везде. Когда они выходили от нотариуса, Виктор сказал, что доставит его в новый купленный дом. Тогда же он предложил обмыть сделку в кафе. Что-то тут не так…

– А чего это вы так меня испугались? – Обратился он к Анне, которая уже примеривалась коромыслом к стоявшим вёдрам с водой.

– Так из этого дома уже двух покойников вынесли, как тут не испугаешься.

– Как бы не больше, ― задумчиво произнёс Николай и, оттолкнувшись ногой, поехал дальше.

– Да, может и больше, ― покладисто согласилась Анна, ― не будешь же здесь каждый день стоять и считать, ― она слегка наклонилась и выпрямилась уже с вёдрами на коромысле. Сделав пару шагов остановилась и полуобернувшись к Косте бросила, ― проклятый этот дом какой-то, беги-ка ты отсюда, парень.

Костя растерянно посмотрел ей в след, подошёл к колодцу, покрутил ворот за железную ручку, достал ведро воды, поставил его на небольшую скамейку рядом с колодцем, стал на колени и жадно припал губами к холодной, но удивительно чистой и вкусной воде.

Учитывая имеющийся печальный опыт, пил маленькими глотками с перерывами. Не хватало ещё ангину или пневмонию подхватить для полного счастья.

С трудом оторвавшись от ведра, Костя выпрямился и направился в дом, на ходу пытаясь вспомнить подробности вчерашнего дня. Вдруг он остановился и хлопнул себя по лбу:

– Деньги!

Десять тысяч долларов он получил наличными как разницу в стоимости жилья. Из-за этих денег и была затеяна вся эта сделка.

Костя быстро ощупал все карманы. Толстенькая пачка в сотню купюр по сто долларов нигде не прощупывалась. А вчера он её держал в руках, несколько раз доставал из кармана, чтобы полюбоваться. Он сел на крыльцо и стал выкладывать на полусгнившие доски рядом с собой всё содержимое карманов. Долларов не было. Костя встал и медленно ощупал себя сверху до низа. В карманах было пусто.

Что-то вспомнив, он нагнулся и достал из каждого носка по одной, тщательно сложенной купюре. Самого крупного номинала, но российские. Привычку прятать деньги в носках в начале пьянки, Костя заимел, когда стал запиваться. Так хоть что-то оставалось на утро. Это, когда было что прятать.

В небольшой кучке вещей, выложенных и карманов, были паспорт, пенсионное удостоверение, складной ножик с несколькими лезвиями, зажигалка, несколько денежных купюр различного номинала и горсть мелочи. Генеральной доверенности, дающей право распоряжаться купленным домом, тоже не было.

Может быть – в доме?

Костя быстро рассовал всё обратно по карманам и прошёл в дом.

Возле кровати стоял знакомая сумка, в которую он складывал личные вещи, перед тем как навсегда оставить проданную квартиру. Мыльно-рыльные принадлежности и другие мелочи, что было жалко бросать: небольшой фотоальбом, медали за выслугу лет, документы. Тщательный осмотр сумки, кровати и прилегающей территории ничего не дал. Долларов и доверенности не было. Зато возле стола стояла старая потрёпанная дермантиновая сумка, в которой Костя, к своему изумлению, обнаружил шесть бутылок с водкой, точно такой же, как и на столе.

– Ни хрена себе, какая трогательная забота о моём похмелье! Или я тут всё-таки не один?

Костя обошёл весь дом. Кроме комнаты, в которой он проснулся, в доме были выгорожены ещё две. Комната с круглым столом и кроватью, по сути, являлась кухней, так как именно сюда смотрела своим широко открытым ртом русская печь. Когда-то в ней готовили еду в различных чугунных котелках. Как раз таким способом готовила еду Костина бабушка, когда он в далёком детстве гостил у неё в деревне.

Слева от печки за перегородкой с открытой дверью была маленькая комната с окошком, выходящим во двор. Справа от входной двери была ещё одна дверь в большую комнату прямоугольной формы с двумя окнами. По всей видимости, эта комната считалась залом. Никакой мебели в этих комнатах не было, ― голые стены с ободранными обоями.

Убедившись, что в доме кроме него никого нет, Костя сел за стол и задумался, тупо глядя на начатую бутылку с водкой.

Чем больше он думал, тем больше в его больной голове формировалось убеждение, что его просто и грубо кинули. Витёк ― риэлтор, который в последнее время стал ему буквально лучшим другом, просто его использовал. Сколько вместе было выпито! Несколько раз он даже ночевал у Кости. Убедил его поменять двушку в центральном районе огромного города, на шикарный дом в пригороде с доплатой в десять тысяч долларов.

А что в результате? Дом куплен по генеральной доверенности. То есть собственником остался пока Виктор. Он же и убедил оформить таким способом, мол, так быстрее и проще. Это – во-первых. Во-вторых: показал один дом, а оформил другой. То-то при оформлении в полупьяной запойной голове у Кости мелькнула мысль о какой-то нестыковке. Смотрели дом в Кругловке, а оформили в Круглово. Но Виктор заболтал и увёл разговор в сторону.

В-третьих: полученные деньги и сама доверенность исчезли.

И, в-четвёртых: оставлена водка палёнка в большом количестве. Виктор знает, что Костя алкаш и не удержится от опохмелки. То есть будет пить беспробудно, пока водка не кончится. Или – пока не сдохнет. Семь бутылок такой водки одному вполне хватит, чтобы досрочно оказаться на кладбище. Хоть как ты её растягивай, можно по бутылке в день, можно по две, по половинке… Просто печень не выдержит. На это и расчет. Мёртвый доверенностью не воспользуется, и дом можно будет продать также ещё раз. А, судя по словам местных жителей о том, что отсюда уже вынесли как минимум двух покойников, дело поставлено на поток. Виктор, прикидываясь другом, к нему относился, как к очередному лоху, будущему покойнику.

Дня через три-четыре приедет с подельниками, чтобы его проведать, убедиться, что всё идёт по плану, привезёт ещё такого же пойла. А, может, удивившись, что он ещё живой, ускорят события. Способов много. Можно, например, сунуть в петлю, мол, сам повесился, не выдержал похмельного состояния. На похоронах, кроме «заботливых друзей» никого не будет. На местном кладбище появится ещё одна могилка с деревянным временным крестом, которая через год провалится и зарастёт бурьяном.

Эх, Костя, Костя, как же ты докатился до такого жизненного финала!?

2

А ведь совсем недавно вышедший на пенсию по выслуге лет сорокалетний майор МВД получил двухкомнатную квартиру в областном центре, куда и перебрался из опостылевшей тайги с красавицей женой и взрослой семнадцатилетней дочерью.

Майор Свидерский Константин Викторович, когда узнал, что вышел, наконец, долгожданный приказ, засчитывающий выслугу за работу с осуждёнными из расчета год за полтора, и что у него к сорока годам оказалось около тридцати лет выслуги, сразу решил, что ни одного лишнего дня не задержится в этом забытом цивилизацией таёжном посёлке. Хотя, на здоровье грех было жаловаться. В последний день работы, на спортивной площадке в жилой зоне он, под аплодисменты осуждённых, сделал на турнике десять раз подъём переворотом.

Начавшаяся перестройка и развал Союза внесли свои коррективы в процесс получения жилья отставными сотрудниками и их семьями. По закону квартиру пенсионеру государство обязано было предоставить в течение шести месяцев в любом городе Советского Союза по его выбору. Но ещё до развала Союза в некоторых городах ожидание жилья затягивалось на три-четыре года и более. Этот же закон продолжал действовать и в ставшей самостоятельной России. Но действовать только на бумаге.

А по факту… Косте после полугодового ожидания предложили двушку во вторичном жилом фонде, а не новую, как положено по закону, при этом шепнули по секрету ― бери, что дают, а то и этого не получишь. Он и взял. И не пожалел.

Во-первых: коллеги, ушедшие на пенсию немного позже, зависли. То есть, льготная очередь была, но двигаться перестала.

А во-вторых: квартиру выделили в самом центре города в «сталинском» кирпичном доме с высокими потолками. Такие дома при Сталине строили для номенклатуры. А в те времена строили качественно, на века, потому что боялись.

Пытаясь найти работу по объявлениям в газете, Костя перепробовал всяческие сетевые маркетинги, которых расплодилось великое множество. Все они обещали возможность быстро разбогатеть. Когда Костя понял, что это не для него, махнул рукой на большие деньги и устроился охранником в коммерческую фирму. Жене объяснил, что пенсия у него приличная, плюс небольшая зарплата, ― жить вполне можно.

Но она так не считала. Ей обычной деревенской девушке, всю жизнь прожившей в таёжном посёлке и работавшей в бухгалтерии при колонии, возможности большого города вскружили голову.

Через одну из своих землячек она устроилась в бухгалтерию в одном из коммерческих банков. Первое время её зарплата мало чем отличалась от Костиной зарплаты охранника. Это стало причиной постоянных насмешек.

Дочь удалось воткнуть в престижный политехнический институт на платное обучение. За учёбу нужно было сразу заплатить приличную сумму. Кое-как супругам удалось наскрести на плату за обучение на первом курсе. Это подчистило все их запасы.

Откладывать на дальнейшее обучение не получалось. Деньги таяли как весенний снег. Жене и дочери постоянно требовались деньги на новые наряды, дорогую косметику. Они старались на всю катушку использовать открывшиеся возможности: ходили в театры и кинотеатры, посещали какие-то клубы, не пропускали ни одну гастроль всяческих знаменитостей. За всё надо было платить. Споры и скандалы в семье участились. Куда делась скромная деревенская красавица без особых запросов?! Жена Лариса превратилась в натуральную мегеру. К мужу относилась с высокомерным презрением, постоянно сравнивала его с более успешными мужьями своих знакомых, которых у неё становилось всё больше и больше.

Костя с постоянными стрессами в семье боролся народным способом: выпивать стал чаще и больше. Он и раньше, во время службы, иногда срывался в запои. Но там его спасало то обстоятельство, что со временем он стал хорошим специалистом в своём деле, то есть был опером высокой квалификации, лучшим в Управлении. Несколько раз за нарушения дисциплины его снимали с должности начальника оперчасти колонии, но через некоторое время начальство, пытавшееся его кем-то заменить, вынуждено было восстанавливать Костю в этой должности.

Лучше его никто не мог гасить в зародыше постоянно возникающие конфликтные ситуации среди осуждённых. Он единственный так мог организовать работу оперчасти, что туда стекалась вся информация о криминальных замыслах тысячи особо-опасных рецидивистов, содержащихся в колонии, и тысячи жителей посёлка. Его одного из всех офицеров колонии реально уважали и побаивались криминальные авторитеты.

А вот в новой жизни Костя себя не нашёл. В тупой монотонной работе охранника не нужен был его аналитический ум, способный быстро раскрыть самые запутанные преступления или раскрутить хитроумную, многоходовую комбинацию, в результате которой кто-то мог резко лишиться авторитета среди преступников, кто-то, наоборот, подняться в зековской иерархии.

Эта невостребованность и неурядицы в семье здорово давили на психику, и Костя стал прикладываться к бутылке в любое свободное время, что дало жене повод обвинять, что именно он тратит все деньги из семейного бюджета. А тут ещё и фирма развалилась, где он работал.

Жена Лариса в последнее время стала получать какие-то подозрительные премии, зарплата у неё вдруг увеличилась в несколько раз, стала задерживаться на работе допоздна, с Костей разговаривала с нескрываемым презрением, называла его безработным неудачником и алкашом, сидящим на её шее.

Кончилось тем, что в один не прекрасный день, Костя, проснувшись после пьянки, вместо жены обнаружил записку: «Прощай, неудачник! Я ушла к другому, нормальному мужчине. Квартиру эту плебейскую можешь забрать себе, нас с дочерью всем обеспечат».

Костя быстро выяснил, что она сошлась с одним из учредителей банка, где работала, ― шестидесятилетним маленьким, лысым толстячком с еврейской фамилией.

Скандалить, чего-то добиваться, Костя не стал, считая, что жена по-своему права, тем более что после такого предательства все чувства к ней куда-то исчезли. Он без вопросов и каких-либо условий согласился на развод. Даже с новым её мужем поговорил спокойно возле ЗАГСа, хотя тот явно ожидал скандала: приехал с силовой поддержкой в виде четырёх накачанных охранников.

Добила его дочь, что с обожанием смотрела на нового «папочку» и с презрением на родного.

А потом Костя ушёл в запой. Многодневный, многомесячный. Жизнь потеряла всякий смысл. Всё последнее время он подсознательно надеялся, что когда-нибудь просто не проснётся.