Между светом и тьмой

Резко развернувшись, он направился туда, откуда его вырвали события этого вечера.

Сквозняк, словно ледяной змей, проскользнул по коридору, обвиваясь вокруг ног, заползая под ткань мантии, заставляя кожу покрыться мурашками. Судя по пронзающей свежести, ночь вступала в свои права. Он шагнул в лабораторию – единственное место, что по-прежнему оставалось нетронутым хаосом этого вечера.

Золотые рыцарские доспехи, оживлённые его магией, продолжали сражаться под самым куполом лаборатории, словно призрачные стражи древнего храма. Их мечи, рассекали воздух, сталкиваясь с невидимым врагом, а пламя огненных ласточек освещало их броню, заставляя её переливаться, будто драгоценный металл.

На стенах висели гербы и знамёна сотен городов, из которых когда-то приезжали сюда ученики, мечтая прикоснуться к тайнам, о которых обычные смертные не смели даже думать. Лаборатория хранила в себе прошлое, настоящее и, возможно, будущее, если только у него хватит сил довести дело до конца.

Десяток окон внушительных размеров, как всегда запертых массивными ставнями и опутанных лозой цветка «Вине Кандентис», скрывали свою тайну. И, пожалуй, самым главным в здании лаборатории являлся камин, чей огонь больше походил на гусиный пух, излучавший нежно-голубой свет.

– Неужели, но как? – удивлённо произнёс он, щурясь от яркости ростка, который пробился сквозь толстый фундамент на месте, где прежде стоял четырёхсотлетний дуб.

Лиррик застыл, осмысливая увиденное. Его сердце билось в груди, как птица, запертая в клетке.

– Это и есть тот самый дуб… – он не сдержал восторга, и голос его дрогнул. – Значит, «Ювенис» не только омолодил старое дерево, но и зажёг в нём новую искру…

Мысли метались в голове Лиррика со скоростью степных жеребцов долины Анарок. Усталость, тянувшая его вниз ещё мгновение назад, рассыпалась в прах, уступая место воодушевлению.

– Столько вопросов… – он зашагал вдоль стола, не замечая, как пальцы его нетерпеливо барабанят по лакированной поверхности. – Я ведь не ожидал такого эффекта… как вообще… – Он осёкся, взгляд его застыл на кувшине.

Один глоток – и ответы сами найдут его.

Лиррик схватил сосуд обеими руками. В его глазах зажглось нетерпение. Жидкость внутри медленно перетекала, меняя цвет, словно закатное небо в преддверии ночи. На её поверхности казалось, вспыхивали крошечные ростки дневных ягод, источая аромат вишни, ванили и нагорника дернистого. Лиррик поднёс кувшин к губам, сделал большой глоток и с тихим звоном поставил его обратно.

Эликсир заиграл бликами на стенах, отбрасывая причудливые тени, которые плясали в унисон с огненными ласточками, проносившимися под самым сводом лаборатории. Лучи света скользили по латам рыцарских доспехов, словно проверяя их стойкость перед вечностью.

Но в следующее мгновение всё изменилось.

Жидкость в кувшине вспыхнула ярко-бордовым, а Лиррик ощутил странную дрожь, пробежавшую по телу. Он опустил взгляд на руки и замер – морщины исчезали одна за другой, словно песок, уносимый ветром. Прохлада в суставах сменилась жаром, будто горячая волна пронеслась по его жилам, сжимая кожу, вытягивая из неё годы.

Он зашатался. Его волосы темнели, приобретая оттенок воронова крыла, как будто ночь сама вплеталась в их пряди. Чёрная лента, служившая ему напоминанием о прожитых десятилетиях, теперь выглядела так, словно её витки скручивались в обратном порядке, отматывая время назад.

Резким движением Лиррик преодолел добрую половину зала и замер перед огромным зеркалом с искусно вырезанной амарантовой рамой. Его отражение… оно было другим. Не дряхлый старец, чьи плечи давно согнулись под тяжестью лет, а мужчина в расцвете сил. Ста восемьдесяти лет – не больше. В глазах его всё ещё читалась мудрость веков, но тело теперь было крепким, выносливым, готовым к новым свершениям.

И вдруг….

Жжение. Сначала лёгкое, едва ощутимое. Но с каждым ударом сердца оно разгоралось всё сильнее. Оно вспыхнуло в груди, расползаясь по телу, будто пожар, охватывающий сухую траву. Лиррик снова посмотрел в зеркало, но уже не увидел своего лица. Только свет. Ослепительный, чистый, он заполнял его изнутри, рвался наружу, превращая всё вокруг в бурлящее сияние.

Свет древних звёзд, свет забытых времён. Он восходил из глубин его памяти, распространяясь на сотни километров, проникая в каждый уголок его школы.

Глава 4. Ловчие тропы

Выжимка из плодов дерева дуду, перемешанная с его сухими листьями, прекрасно маскировала охотников жёлтого леса, оставляя лишь белки их глаз заметными в утреннем свете. Длинные плащи, сшитые из шкур ящериц-перебежчиков, меняющих цвет в зависимости от температуры и погодных условий, дарили приятную прохладу, особенно в это душное, нестерпимо жаркое утро.

Тин и Дана с детства знали этот лес, будто часть своей души оставили в его тенистых чащах. Они охотились и собирали съестное с тех самых пор, как научились ходить. Сегодняшний день не был исключением.

– Осторожней, Дана! – недовольно проворчал Тин, когда сестра, поскользнувшись, слегка толкнула его в бок. – Лесной кабан – не игрушка! Один неверный шаг – и нам конец!

– Да, да, да! Ты повторяешь это каждые пять минут, – фыркнула Дана, указывая копьём на белые шляпки грибов, выглядывающие из-под листвы. – Может, пока идём в лощину кабанов, соберём немного грибов? Мама приготовит из них рагу с сыром.

– Ты знаешь, что я не люблю сыр! – нахмурился Тин и бросил взгляд в сторону солнца, которое медленно, но верно поднималось к зениту. – Нам нужно поспешить, если мы хотим вернуться к ужину.

Лес становился гуще, а редкие исполинские деревья, что некогда служили маяками для путников, нависали над ними, раскинув ветви, словно великаны, тянущие руки к небу. Они напоминали путникам о границах, за которыми начиналась земля громового утёса – место, откуда не возвращаются. Лежащие под этими древними великанами гигантские семена, напоминающие жёлуди с твердой, как камень, поверхностью и размером с небольшой дом, нередко служили убежищем для заплутавших охотников, которые не успевали до захода солнца вернуться с добычей. Их гладкая, переливающаяся в солнечном свете оболочка создавалась из крепчайшей древесной мембраны, которая мерцала золотыми бликами, отражая лучи полуденного солнца.

Земля под ногами была устлана бархатистыми полупрозрачными листьями, а среди них мелькали хрустальные бурундуки, спешащие укрыться в тенистых корнях. Высоко над путниками, на вершине клёна, красные лисицы, чьи меха сияли, будто драгоценные самоцветы, наблюдали за ними с неприкрытым интересом. Их глаза сверкали умом и хитростью, а движения оставались невидимыми для неосторожного взгляда.

Солнце уже стояло в зените, когда они добрались до лощины. Пробравшись через узкий проход между массивными стволами, Тин первым делом принялся за установку ловушек. Он перетаскивал упавшие осины, создавая возвышенность, на которой закрепил прочную петлю. Второй конец ловушки он перебросил через ветку могучего вяза, тщательно натянул и привязал его к перекладине, рассчитав всё так, чтобы петля захватила голову кабана, не причиняя ему смертельных ранений.

Дана, в свою очередь, вытащила из заплечного мешка несколько початков кукурузы. Они уже несколько недель приманивали зверя этим лакомством, чтобы тот привык к месту. Она аккуратно разложила початки в центре петли, затем вылила из кожаной фляги густую, тягучую жидкость на приманку. Жир чёрной рыбы источал пряный, насыщенный запах, который разносился по лесу, обещая скорую добычу.

Тин, вытерев пот со лба, оглядел сестру и кивнул.

– Нам придётся заночевать здесь, – заключил он, окидывая взглядом угасающий свет, пробивающийся сквозь кроны. – Я займусь укрытием, а ты собери горящую смолу. Нам понадобится хороший костёр.

«Кровь забытых королей» или «Буйство Данрика» – смола, горящая тёмно-красным пламенем, некогда поглотившая замок Данрика Арнийского и всех его обитателей в одну из самых мрачных ночей.

– Десяти капель будет достаточно, и, пожалуйста, не делай глупостей, как в прошлый раз, – нахмурился Тин, обводя взглядом густую листву, словно предчувствуя очередную авантюру сестры.

– Перестань быть занудой! Тем более в прошлый раз ты сам мне протянул тот котёл, а я всего лишь капнула пару капель!

– Пару капель? – Тин всплеснул руками, словно не веря своим ушам. – Ты вылила полфляжки «Безумства Данрика» и мешала её деревянной палкой, будто готовила утреннюю кашу!

– «Буйство Данрика», – Дана закатила глаза, копируя брата, и с игривой ухмылкой направилась в сторону густых зарослей сангуса, откуда добывалась ценная смола.

Тин тем временем осторожно обошёл несколько гигантских семян, касаясь их древком копья, пока не нашёл подходящее укрытие. Его пальцы скользнули по гладкой поверхности, чуть влажной после ночного дождя, и он удовлетворённо кивнул. Засунув острие копья в узкую щель между плюской и плодом, он резко приложил силу. Раздался глухой треск – толстая скорлупа поддалась, отпуская свою верхушку. Полусферическая шляпка, напоминающая громадное блюдце, отвалилась и глухо шмякнулась о землю, отгоняя испуганного хрустального бурундука, что увязался за ними. Запах прелых орехов вырвался наружу, заставляя Тина поморщиться.

Он взял шляпку обеими руками и перевернул её, проверяя вес. Несмотря на внушительный размер, она оказалась неожиданно лёгкой, словно высушенная временем. Намотав на гигантскую плодоножку несколько витков прочной верёвки, Тин закрепил импровизированную дверь. Затем, проскользнув внутрь скорлупы, проверил её крепость.

– Ещё несколько креплений, да колья в землю – и можно будет спокойно провести ночь, – пробормотал он, бросая бурундуку несколько ореховых крошек.

Дана тем временем уже вовсю орудовала клинком из арнийской стали, извлекая смолу с филигранной точностью. Красные капли, угрожающе сверкая на лезвии, напоминали о разрушительной силе вещества. Каждый её точный и выверенный взмах казался частью древнего ритуала, в котором главенствовали опыт и сноровка. Смола с тихим «плюм» стекала в металлическую ёмкость, внутренняя поверхность которой была покрыта чешуёй перистой рыбы, защищая её от возгорания.

– Десять капель, – голос брата, отзвучавший в голове, вызвал у Даны лишь хитрую ухмылку.

– Да ты бы до утра тут каплями мерился, – пробормотала она, уверенно продолжая наполнять фляжку, но на всякий случай огляделась – Тина поблизости не было. – А я управлюсь быстрее, чем он догадается о моей хитрости.

Она наполнила металлическую фляжку доверху и лишь затем отмерила десять капель в небольшой пузырёк из аконитового кристалла – ровно столько, сколько просил Тин.

Но, прежде чем она успела скрыться среди деревьев, её окружила армия огненных муравьёв. Грозная армия насекомых применила своё смертельное оружие: их клешни, усеянные микроскопическими частицами засохшей смолы, сверкая, грозно постукивали друг о друга. Они словно предупреждали: чужакам здесь не место. Первый отряд бросился в атаку, потревожив лесную тишину глухими хлопками – частицы «Буйства Данрика», срикошетившие от камней, высекали искры, заставляя воздух потрескивать от напряжения. Дана едва успела собрать последние капли, когда осознала, что муравьи не собираются отступать. Один из них прыгнул ей на сапог, и в тот же миг воздух прорезал сухой хлопок – крохотная искра пронеслась по её ноге, заставляя сердце на миг сжаться.

– Дана, что ты там возишься? Всё уже готово, осталось дождаться добычи и… – голос Тина оборвался, когда лес огласил пронзительный свист натянутой ловушки. За ним последовал глухой удар и яростный визг. В силки угодил кабан – судя по реву, крупный самец.

Глава 5. Горький хлеб

Полуденный зной, державший город в своих сухих цепких пальцах, наконец сдался перед серой поступью дождя, который, подобно терпеливому лекарю, принёс облегчение всей округе. Первыми его встретили крыши, тихо зашептав о прохладе, затем потемнели податливые стены домов, и вскоре улицы задышали свежестью. Долгожданное облегчение охватило округу, словно натянутая струна, наконец, ослабла.

Весёлая ребятня, сорвавшись с крыльев полуденного зноя, высыпала на улицы, подставляя ладони и лица каплям, что сверкали в солнечных лучах, расцвечивая их радужными бликами. Вокруг быстро растущих луж сгрудились лазурные голуби, их перья, словно сотканные из самой небесной лазури, покрылись фиолетовыми разводами при соприкосновении с влагой. Их уханье эхом разносилось по мокрым переулкам, привлекая внимание ленивых уличных котов, что обычно дремали в тенистых проулках. Но не сегодня – азарт, вызванный дождём, шевельнул в них древний инстинкт охотников. Переступая осторожными лапами по мокрой мостовой, они выжидали.

Их терпению, конечно, не суждено было увенчаться успехом. Дети, захваченные вихрем забав, вихрем же и пронеслись по улицам, разгоняя всех, кто не успел спрятаться. Лохматые охотники взлетели в разные стороны: один сиганул на чердак по отвесной стене харчевни, другой юркнул в корзину, перевернув её с громким стуком. Над всей этой суетой разносился смех, звонкий, как капли дождя, бьющие по медным крышам

Швея, спасающая свой свежесшитый фартук от капель дождя, громко сетовала на коварство погоды, но даже её раздражённые возгласы тонули в гуле пробуждающегося города.

То тут, то там, из открытых окон появлялись новые лица, прежде скрывавшиеся под защитой навесов, и лишь детвора неугомонно играла с корабликом, пущенным по ручейку, который извивался узкими улочками.

Аромат свежевыпеченного хлеба, принесённый усиливающимся ветром, перемешался с терпким запахом окалины, угольной пыли и горячего металла.

Ниомир занеся высоко над головой тяжёлый молот, сделал несколько ударов, высекая искры из податливого металла. С каждым ударом он высекал искры, что, вспыхивая, тут же угасали, словно звёзды, падающие в чёрную бездну. Гулкое эхо его ударов сливалось с ритмом дождя, но внезапный порыв ветра жадно вцепился в пламя горна, погасив его на мгновение. Как и следовало ожидать, его сыновей охватила безудержная радость, подобное тому, что испытывали все жители Клараколиса. Подхваченные общим весельем, на миг они позабыли о мехах, оставив огонь голодным. Их отца это нисколько не встревожило – он знал, что металл подчинится ему в любом случае.

– Господин, я ищу вас уже битый час! Что вы здесь забыли? Милорд Баквел требует вашей явки! – раздался внезапный голос, заглушая звон стали.

Перед Ниомиром стоял посыльный, тяжело дыша после долгих поисков. В его руках лежал плащ, украшенный золотыми колосьями амарума горького – символ знатного рода дома Баквела.

Ниомир медленно опустил молот, позволяя заготовке остыть на наковальне, затем шагнул к стене, где висела портупея с двумя клинками. Один из них, высунувшийся из ножен, испарял своим жаром падающие на него капли. На миг кузнец задержал на нём взгляд, вспомнив ту дрожь восторга, что охватила его, когда работа была завершена. Одно движение – и портупея уже обвивает его пояс, ремень затянут, чтобы не мешать в пути.

– Веди, – отодвигая рукой плащ, произнёс он, – тебе известно, что случилось?

– Прибыл гонец с важными известиями, но Милорд Баквел приказал мне лишь отыскать вас, а не лезть в детали.

– Как он был одет?

– Серый комбез и плащ с вышитым на нём зелёным кленовым листом.

Ниомир нахмурился.

– Зелёная Роща.

– Да, Господин, – посыльный сглотнул, почувствовав перемену в настроении кузнеца. – Зелёная Роща.

Моросящий дождь, словно нащупав слабину в обороне, превратился в ливень, заливая последние сухие островки. Сквозь тяжёлые облака с трудом пробивались редкие солнечные лучи, отбрасывая призрачные блики на сторожевую башню, с верхушки которой струилась вода. Одинокий стражник, стоявший на крепостной стене, заметил Ниомира и кивнул, вытирая мокрое лицо рукавом рубахи, ещё более промокшим, чем его собственная кожа.

Не обращая внимания на барабанящий дождь, Ниомир прошёл мимо двух стражников, которые при его появлении вытянулись по стойке смирно и отрапортовали:

– Милорд ждёт вас в столовой.

Тяжёлая дверь поддалась с тихим скрипом, выпустив наружу тепло. Его встретила музыка стихии – дождь перебирал струны ветра, а в такт ему потрескивали багровые угольки, пламя которых облизывало каменные стены.

В дальнем углу дубового стола, на высоком стуле, сидел Брог Баквел, разглядывая причудливый танец, созданный игрой ветра и огня. В трёх шагах от него замер тот самый гонец – мальчишка лет двенадцати, усталый, с испачканным и порванным подолом плаща.

– Не старше моего младшего… – промелькнула у Ниомира мысль. – Милорд!?

– Говори, – махнул рукой Брог Баквел.

– Меня прислала леди Лиана. Одиннадцать дней назад её старших сыновей, Форка и Аарна, забрала ночь, через два дня Милорд Тран направил много людей за «Буйством Данрика»…

– Мальчик, перед тобой стоит Ниомир Арнийский, уважай память его предков и правильно выбирай слова, – мягко, но твёрдо оборвал его Брог. – Продолжай!

– П-простите, Господин… Милорд Тран направил людей на юго-восток, вглубь Жёлтого леса и в Флосфорд за красной смолой. Он хочет…

– Всех спалить, – тихо подытожил Ниомир.

Ещё вчера Брог «Горький» казался незыблемым, словно высеченный из тёмного гранита исполин. Грозная фигура, некогда внушавшая страх одним своим присутствием, возвышалась над остальными, источая непререкаемую силу. Его имя, давно утратившее родовые привязки, теперь тесно сплеталось с легендами. «Горьким» его прозвали не просто так: за годы он сроднился с семенами амарума, терпкими, обжигающими язык, но дарующими выносливость. Этот горький хлеб стал его судьбой, источником могущества и проклятием одновременно.

Но теперь, в этот тусклый рассвет, от прежней незыблемости не осталось и следа. Взгляд, некогда пронзительный, тяжелел, потухшие зрачки больше не сверлили собеседника насквозь. Его широкие плечи, привычно облечённые в тёмную ткань, казались осевшими, а кожа, некогда матово-золотистая, приобрела нездоровый землистый оттенок. Лишь отголоски былой силы ещё таились в его фигуре, но даже они медленно рассеивались, подобно дыму от тлеющих углей.

С трудом приподнявшись со своего массивного кресла, Брог сделал едва заметное движение рукой – властное, но уже не такое стремительное, как прежде. Этот жест, ещё вчера казавшийся молчаливым приговором, сегодня был похож скорее на рефлекс, на тень былого величия.

Гонец, замерший в ожидании у порога, уловил этот знак. Его спина мгновенно выпрямилась, пальцы рефлекторно сжались, а лицо застыло в выученной маске почтительного внимания. Он не осмелился сразу уйти – будто надеялся, что Брог добавит что-то ещё, уточнит, пояснит… Но тот лишь молча указал на дверь, и этого было достаточно.

Тяжёлые створки дрогнули, заскрипели, и, наконец, сомкнулись за спиной гонца, оставляя Брога в полумраке покоев. Впервые за долгое время он позволил себе расслабить плечи. Тени, пляшущие по стенам, отбрасываемые дрожащими языками свечей, казались ему насмешливыми. Они словно подшучивали над ним, над тем, кем он был – и кем стал.

Он провёл ладонью по лицу, медленно, словно пытаясь стереть усталость, въевшуюся в кожу. Грубые мозолистые пальцы, пахнущие пылью и терпкой горечью амарума, дрогнули, задержались на висках. Год за годом он шёл этим путём, не отступая, не давая себе права на слабость. Но сейчас, в этом мгновении, в этой пустоте… он чувствовал, как неумолимо приближается что-то неизбежное.

Брог «Горький» сделал глубокий вдох. Воздух здесь был тяжёлым, спёртым, наполненным запахом старых книг, сушёных трав и железа. Он знал этот запах. Он знал его слишком хорошо.

– О тебе позаботятся, мальчик. Ступай. – Произнёс он, выдавив последние слова.

Слова давались ему с трудом. Сделав пару шагов в сторону Ниомира, Брог схватился за край стола, еле удерживаясь на ногах. Ещё секунда – и дорийский ковёр принял бы его в свои объятия, оставив на память пару ссадин и синяков.

Ниомир бросился вперёд, раздвигая стулья. Перепрыгнув через стол, оставив за собой россыпь испарившихся капель, он подхватил старика прежде, чем тот успел упасть.

– Прости, что не смог сказать тебе этого раньше… – голос Брога дрожал, но взгляд был твёрд. – Я потерял слишком много… Рой, Талрик… Теперь Форк и Аарн. Не дай Лиане кануть в пустоту. Спаси её и детей. Софи и Лорна… Ты ведь видел их? Моих малюток…

Слёзы, прорываясь сквозь усталость, текли по его щекам.

– Я отправляюсь в дорогу немедленно. Не волнуйтесь, дядюшка, – тихо ответил Ниомир, поднимая его на ноги. – Лекаря! Немедленно!!

В дверях тотчас появились две служанки, за которыми уверенно шагал старец в чёрном балахоне. Его загорелая рука коснулась лба Брога, мгновенно побледнев, будто впитав часть его боли. Из левой ладони лекаря вырвалось облачко мелкого порошка – и старик, ещё секунду назад бормочущий сквозь слёзы, погрузился в глубокий, ровный сон.

– Сонный порошок, Господин, сейчас это лучшее, что я могу сделать, – произнёс лекарь, вешая на шею Брога амулет с зелёным камнем. – Зверобой, душица, белокудренник… Их настой поддержит его силы.

Его названный отец сидел перед ним – беспомощный, осунувшийся старик, седые пряди спутались, липли к влажному лбу, дыхание с трудом пробивалось сквозь хрипы. Белые костяшки пальцев судорожно сжимали подаренный дочерью платок, истёртый от времени, но всегда хранимый у сердца. Тяжёлые вздохи, приглушённые бурей, и редкие, с трудом сдерживаемые всхлипы молили Ниомира ускориться.

Он не медлил. Развернувшись, быстрым шагом направился к выходу. На обратном пути, едва уловимым движением пальцев, позвал стражника, одиноко бредущего по крепостной стене, и молча указал ему на конюшню.

Непогода набирала силу. Стихия, почуяв своё превосходство, принялась за беспощадный пляс – навесы вздымались, грозя сорваться и улететь в темень, дождевые потоки заливали каменные плиты двора, а ветер, гуляя меж башен, тянул за собой призрачные стоны. Раскатистый рёв грома прокатился по округе, заглушив окрики стражников, и в душе Ниомира всколыхнулась тревога. Он знал, что озеро Буйное не прощает дождей. Когда оно выходит из берегов, вода сметает всё на своём пути, оставляя за собой лишь вершины ночлежек и затопленные мосты. Ему нужно было поторопиться.

В конюшне, несмотря на разыгравшийся снаружи хаос, царил обманчивый покой. Толстые каменные стены и тяжёлые двери глушили вой ветра, оставляя лишь далёкий гул и редкие всплески капель, стекающих по крыше. В полумраке стойл два гигантских жеребца вскинули головы, почуяв знакомый запах, и приветственно фыркнули. Их копыта мерно постукивали по каменному полу, выдавая нетерпение.

Самый крупный из них, могучий конь с роскошной волнистой гривой, подставил шею под ладонь конюха. Мужчина, стоя на шатком деревянном стуле, аккуратно подкладывал под морду охапку свежего сена.

– Анарокские жеребцы, Господин, – произнёс конюх с восхищением, спускаясь на землю. – До сих пор не могу поверить, как Вам удалось поймать сразу двух таких красавцев. Они словно чувствуют мысли всадника – идут в одном ритме, понимают с полуслова…

Голос его вдруг изменился – он спохватился, опустил голову и виновато посмотрел на Ниомира.

– Ох… Простите за цветы, Господин. Моя дочь… Она влюблена в Коруса. Заплела ему косички и вплела луговые цветы. Сейчас уберу.

– Не стоит, – отозвался Ниомир. – Сейчас не до того. Оседлай Коруса. Через полчаса он должен быть готов.

– Да, Господин.

Конюх мгновенно сорвался с места. Одним ловким движением перекинул через широкую спину жеребца чёрный чепрак, вышитый золотой нитью. Этот кусок плотной ткани напоминал скорее драгоценное покрывало, чем обычную подстилку. Шум, доносящийся снаружи, не сбил его с ритма – он двигался, будто сам был частью бури, обгоняя её порывы.

Седло, снятое со стены, взмыло в воздух и мягко легло точно по центру чепрака. Ловкость, с какой он работал, выдавала годы практики: конюх прошёл под брюхом жеребца, не пригибаясь, затянул ремни, закрепил упряжь и, чтобы хоть немного укрыть Коруса от непогоды, накинул тёмно-синюю попону. Влажный свет фонаря выхватил из темноты рисунок – на ткани были отпечатаны детские ладошки, выведенные жёлтой краской.

– Уздечки анарокским лошадям не нужны, – сказал Ниомир, усмехнувшись. – Они и так всё понимают. Главное – держаться крепче.

Конюх расплылся в широкой улыбке, энергично потирая руки.

– Я же говорил, что они удивительные, Господин! Всё готово!

– Ты молодец, Тобиас.

Юноша замер, его лицо вспыхнуло от гордости.

– Твой отец гордился бы тобой, – сказал Ниомир и после небольшой паузы дополнил. – лучше подготовь и Фумуса.

В этот момент в конюшню ворвался стражник. Буря, словно не желая отпускать свою жертву, рванула за ним, взметнув плащ и окатив пол ледяными каплями. Его насквозь промокшая одежда оставляла за собой тёмные следы, а волосы, прилипшие ко лбу, стекали ручейками.