Между светом и тьмой

Между светом и тьмой

Алексей Салихов

© Алексей Салихов, 2025

ISBN 978-5-0065-8156-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Тень на пороге

Солнце, словно капля расплавленного золота, медленно стекало за горизонт, оставляя после себя лишь длинные, кроваво-оранжевые полосы, растёкшиеся по краям небесного купола. Оно уходило нехотя, как заядлый странник, которому ещё столько нужно сказать, но время уже истекло. Дневная жара, цепляясь за раскалённые камни, не сдавалась без боя – земля всё ещё дышала зноем, а воздух, пропитанный тягучими ароматами трав, словно стоял в ожидании чего-то неизбежного.

Однако с запада приходил ветер. Сначала робкий, неуверенный, он осторожно пробирался сквозь складки одежды, затем усиливался, проникая в самые глубины, касаясь кожи прохладными пальцами. Он нёс с собой облегчение, но и нечто большее – намёк, предчувствие, тихий голос перемен.

Дрога сидел у порога дома, привалившись спиной к нагретому камню. Его ладони покоились на коленях, а взгляд был устремлён в бескрайнюю голубизну, которая постепенно темнела, будто её медленно затягивала ночь. Он не моргал, следя за звездой, одинокой, последней в этом участке небосвода. Она сияла спокойно, неизменно, словно вечный дозорный на страже мироздания.

Этот свет горел здесь безостановочно уже почти шесть столетий. День за днём, ночь за ночью, он оставался неизменным, не подвластным времени. Казалось, даже сама природа привыкла к его присутствию, словно он был частью чего-то большего, чем просто далёкое небесное тело.

Дрога знал, что вот-вот, через несколько минут, эта звезда исчезнет. Она не угаснет, не вспыхнет в последний раз, а просто растворится в пустоте, став частью той самой тишины, что окутывала мир каждый вечер. Её исчезновение не принесёт тревоги – только лёгкий, едва уловимый холод в душе, как будто что-то, едва заметное, но важное, ускользает сквозь пальцы.

Его взгляд оставался напряжённым, внимательным, полным ожидания. Он ждал этого момента, знал его наперёд. Это было как дыхание, как привычка – как ритуал. Он видел эту картину тысячи раз, но каждый вечер звезда исчезала так, будто это происходило впервые. И каждый вечер, когда она исчезала, Дрога чувствовал нечто странное, что-то такое, чего не мог объяснить словами.

– Ну всё, сын, пора домой, – сказал отец, голос его был мягким, но твёрдым. – Дольше оставаться на улице нельзя, сам знаешь. Это уже не безопасно, да и ночь не за горами.

– Да, пап, иду, – едва слышно ответил Дрога, не отрывая взгляда от тающей звезды. Его слова едва звучали, как шёпот, сливаясь с приближающейся ночной тишиной.

Он сидел ещё несколько секунд, не двигаясь, поглощённый своими размышлениями, наблюдая, как звезда исчезает в тёмном своде неба. Когда же она скрылась окончательно, Дрога быстро встал и зашёл в дом. За его спиной отец молча закрыл дверь и запер ставни на окнах, привычным движением, как будто вся его жизнь была посвящена этим простым, но важным действиям. Мгновение спустя снаружи, как по мановению невидимой руки, наступила полная тьма. Даже свет от факелов, горящих у входа во двор, исчез, поглощённый темнотой, и лишь звук треска горящей пакли оставался отчётливым, пронизывающим, как очередной рассказ Эола, младшего брата Дроги.

Эол рассказывал, и его голос, низкий, с чуть хрипловатыми нотками, разливался в ночи, как неспешное течение реки, несущей в себе древние истории. На этот раз он поведал о загадочном отшельнике, что жил далеко на западе, в самых глухих чащобах, где лес становился таким густым, что даже солнечный свет с трудом пробивался сквозь переплетение ветвей.

История Эола, полная загадок и необъяснимых явлений, постепенно затягивала слушателей в свой водоворот. Дрога, уставший после долгого дня, сначала лишь краем уха улавливал слова, но вскоре позволил себе расслабиться. Он откинулся назад и перевёл взгляд на пламя. Огонь плясал в темноте, отбрасывая тени на их лица, то вырывая из темноты скулы, то пряча их обратно в полумрак.

Стоило ему сесть поближе к огню, как рядом тут же оказались его сёстры – Элена и Нира.

Элена, старшая, всегда пахла полевыми цветами. Неудивительно: с самого детства она помогала отцу на поле, собирая охапки свежих трав и цветов, которые потом приносила домой. Летом её руки пахли васильками и душистой ромашкой, осенью – терпкой полынью и высушенным клевером, а весной – первоцветами, что просыпались под тёплыми лучами солнца. Она умела составлять букеты так, что те не просто украшали дом, а словно вплетались в его жизнь, наполняя каждую комнату запахами полей, свободы, бескрайних небес. Вечером, когда дневные заботы оставались позади, она помогала Нире расставлять эти цветы по дому, подбирая для каждого уголка свой аромат.

Нира, младшая из сестёр, всегда следовала за Эленой, ловя её улыбки, её привычки, даже её запахи. Но в отличие от старшей, у неё были свои предпочтения – она выбирала не просто красивые цветы, а те, что могли быть полезны. Лекарственные травы, коренья, сушёные лепестки – всё это она хранила в маленьких холщовых мешочках, пряча их в деревянных ящиках или развешивая под потолком, чтобы запах долго не выветривался. Её руки, чуть шершавые от постоянной работы с травами, часто пахли мятой и зверобоем, а ещё – тёплыми маслами, которыми она растирала уставшие плечи брата, когда тот возвращался домой продрогший и вымотанный.

Дрога, заядлый рыбак, редко обходился без её заботы. Он мог подолгу сидеть на ветру, вглядываясь в воду, пока ночь не накрывала берег, и часто возвращался домой с пересохшим горлом и ломотой в костях. Тогда Нира без лишних слов заваривала для него отвар, пряный, горьковатый, но всегда спасительный. Иногда он сердился, морщился, отмахивался, но всё равно пил, ведь знал – на утро ему станет легче.

Теперь, сидя у огня, он чувствовал, как привычное тепло сестёр развеивает усталость. Их голоса, тихие, но наполненные жизнью, сливались с потрескиванием дров, а истории Эола казались ещё ярче, ещё живее, как будто и впрямь можно было увидеть этого отшельника, скрытого в тёмных чащобах.

– Проснулся он от какого-то шума, похожего на жужжание огромной мухи, – рассказывал Эол, его голос звучал загадочно, немного театрально. – Он взглянул в щель дверного замка – ну, конечно, не надеясь, что что-то разглядит… и вдруг он увидел…

Прежде чем Эол успел продолжить, с кухни послышался звук приглашающего голоса, звуки суеты – мама уже заканчивала расставлять посуду, а отец готовился поставить на середину стола огромную кастрюлю, которая источала запах, что провоцировал аппетит.

– Мам, ещё парочку минуток, тут такое! – сказала Нира, при этом жестами подчеркивая важность момента в рассказе.

Нира никогда не боялась темноты. Она с лёгкостью оставалась наедине с ночной тенью, и как только её отец рассказывал истории о давних временах, когда по ночам на небесах появлялось второе светило, и всё небо было усеяно звездами, она начинала танцевать и петь свою придуманную песню. Это была её особая песня о возвращении былых времён. Гнетущая атмосфера исчезала, уступая место весёлому смеху и подбадривающим крикам её братьев и её сестры.

– Ну так вот, выглянул он в щель, а там на улице, в кромешной тьме, он увидел сияющий шар, паривший в метре над землёй, – Нира сидела с широко раскрытым от удивления ртом. – И тут…

– Да, а потом старик Густаво увидел богиню ночи, которая ему сказала: «Не пей больше пяти кружек эля на ночь!» – с ехидной ухмылкой прерывал его Дрога, не выдержав и наконец вмешавшись.

– Не слушайте его, – с улыбкой добавил Эол, – он ведь с рыбами разговаривает. Так вот, Густаво, не веря своим глазам, подумал, что это ему чудится. В порыве паники он нырнул в ведро с водой, надеясь, что это поможет… и …

– Ну что там? Мам, Эол опять меня напугать хочет! – вмешалась Нира, закрыв глаза руками старшего брата, в надежде, что продолжение истории не будет слишком страшным.

– Давайте дослушаем, – улыбнулся Дрога, с улыбкой подсаживаясь поближе к огню. – Иначе не будет конца!

– Нира! – строго сказала Элена.

– Хорошо, Элена, больше не буду, – кивнула Нира, сдерживая своё возбуждение. Эол сдержал паузу и продолжил:

– Так вот, шар продолжал медленно двигаться в сторону гор. Густаво глубоко вдохнул, готовясь ко всему, и открыл дверь…

– И он исчез? Что с ним случилось? – нетерпеливо спросила Нира, скрыв лицо в руках Дроги.

– Нет, он не исчез. И разум его остался при нём. В этот момент шар вспыхнул синим пламенем, ослепив его на секунду. Он подумал, что это конец. Его сердце колотилось, как барабаны на празднике восхваления Солнца. Но ничего не случилось. Открыв глаза, он увидел, как солнечные лучи спускаются с верхушек деревьев, и, как он сам говорил, потерял сознание.

– Мы с Дрогой нашли его на пороге дома, когда шли обменивать утренний улов, добытый нашим величайшим рыбаком, – с улыбкой добавил Эол, кланяясь с присущей ему детской искренностью. – На кролика, который, кстати, уже изрядно остыл, пока мы тут болтали!

– Нет, не остыл! Нира забрала его себе, теперь его зовут Люм, – сдерживая смех, ответила Элена, подмигивая.

Все мгновенно оглянулись на Ниру, которая, краснея, бросилась в объятия матери.

– Всё за стол! Сегодня у нас тушёный картофель с пряными травами и запечённая рыба, ах да, с нами будет ужинать Люм – ему достанется морковка, – после этих слов каменное выражение на лице отца сменилось безудержным смехом. – Морковка… с вами не соскучишься!

Глава 2. Золотой выбор

На этот раз Эол задержался в лесу дольше обычного. Сегодня он собирал драгоценные дневные ягоды – редкие плоды, которые «прятались» от взора остальных людей. Иным казалось, что увидеть их так же трудно, как и представить кролика, охотящегося на волка. И всё же он знал, где их искать.

– Пора домой, – вздохнул он, поправляя тяжёлую корзину на плече.

В лесу темнело быстрее, чем на открытых пространствах, и он понимал, что задерживаться было бы опрометчиво. Дорога через лес и обратно занимала большую часть светового дня и пролегала вокруг горы. Узкая тропинка виляла то влево, то вправо, словно подчиняясь капризам ручья или манящему аромату луговых цветов, которые тянулись к путешественнику, как будто звали его задержаться ещё ненадолго.

Ноги начали гудеть, когда Эол добрался до первого из тринадцати мостиков, ведущих в родную деревню. Корзина, доверху набитая ягодами, тянула вниз, вгрызалась в плечо.

– Нет, так не пойдёт, – пробормотал он себе под нос, решительно поправляя ремни, перетянутые через плечи. – Пойду напрямик.

Он повернул голову к горному склону.

– Через гору, – сказал он себе, словно проверяя, насколько решительно это звучит.

Слова прозвучали смело, но сердце его билось быстрее. Он знал, что этот путь опасен. Тайны и страхи окружали гору, и никто из его знакомых не решался подниматься на её вершину.

Когда-то, полвека назад, через неё ходили путники. Дорога через гору была короче и удобнее. Но затем начали пропадать люди. Сначала охотники, затем пастухи. А потом и те, кто отправился их искать. В конце концов сам барон этих земель, Альберто Первый, прозванный Благоразумным, издал строгий указ: любой, кто осмелится пересечь гору, будет казнён.

И хотя наказание теперь уже не применялось, его смысл оставался неизменным – гора не прощает ошибок.

Но времени не оставалось. Эол перевёл дыхание, поджал губы, собрал волю в кулак и сделал шаг вперёд.

Если он не донесёт ягоды до кладовой света до заката, они пропадут, рассыплются пылью, словно их никогда и не существовало. А деньги, которые Эол планировал выручить с продажи этих ягод, уже были распределены: большую часть средств он хотел потратить на строительство библиотеки, так как читать он любил больше всего на свете, а оставшиеся – на ремонт или даже покупку нового дома для родителей, который сильно обветшал за долгие годы.

– Что ж, говорят, что старику Густаво удалось-таки побывать на вершине горы и вернуться целым и невредимым, хотя и значительно поседевшим. Старик наверняка нёс какую-то ерунду про говорящие камни, лежащие вокруг золотого стола, заполненного невиданными яствами, – успокаивающе думал наш отважный герой. Но времени оставалось мало, и Эол отправился в путь.

Солнце ещё припекало его макушку, но холодный воздух уже подкрадывался к ногам – он пробирался под одежду, цеплялся за шею и запястья, будто проверяя, насколько далеко путешественник осмелится зайти.

Каждый шаг давался с трудом, и Эол решил передохнуть и немного перекусить, забыв, что все припасы закончились два часа назад. Осознание того, что следующий перекус будет ещё не скоро делало путь тяжелее. Корзины оттягивали плечи, воздух становился редким, и в какой-то момент он понял, что идёт, стиснув зубы.

– Только бы дойти, – выдохнул он, но губы уже пересохли, а в горле першило.

Он зачерпнул из бурдюка последние капли воды, но это не помогло. Губы стали липкими, а язык будто обернулся в тряпку.

Оставалось не более двух часов до захода солнца, когда Эол добрался до самого верха.

– Ох, как же хочется пить… – выдохнул он, усаживаясь на плоский камень. В животе предательски заурчало. – Ах, вот бы сейчас был кувшин молока… да с пряной лепёшкой…

Эол не успел до конца осмыслить свои желания, как перед ним возник золотой стол, сверкающий в лучах заходящего солнца. Он переливался мягким свечением, будто в его гладкой поверхности отражался не только свет, но и сама сущность удовольствия. Стол был забит до краёв роскошными блюдами – точь-в-точь такими, как в иллюстрациях из книги «Пиршество короля Альберто II». Парящие над ним ароматы были столь изысканны, что, казалось, сам воздух стал насыщенным и тягучим, пропитываясь запахами запечённого мяса с хрустящей корочкой, пряных пирогов, медовых сот и янтарных вин.

Вокруг стола, как и рассказывал старик Густаво, повсюду лежали странные камни – их формы и цвета поражали воображение. Некоторые были размером с кулак, а другие напоминали щенка, свернувшегося клубком в тёплой норе. Они мерцали в свете вечерних лучей, будто скрывали в себе что-то большее, чем просто камень.

Эол уже было потянулся к первому ломтю душистого хлеба, когда вдруг услышал звук. Это был не просто отдалённый шум, а нечто тревожное… Плач. Тихий, едва различимый, но, несомненно, существующий. Он резко замер, его сердце застучало быстрее. Оглянувшись, он не увидел ни души – только груды камней, которые, казалось, застыли в вечном ожидании, и мягкий ветер, пробегающий между ними, словно осторожные пальцы невидимой руки.

– Нет, Эол. Если ты начнёшь есть, то точно не успеешь… А следующий шанс выпадет совсем не скоро. Нужно торопиться. Времени нет.

Он резко мотнул головой, прогоняя искушение. Голод был силён, но понимание того, что на кону стояло нечто большее, пересилило его.

Взгляд его упал на прочную палку, прислонённую к одному из валунов. Идея пришла мгновенно. Он подложил под одну из ножек стола несколько самых крупных камней, после чего подсунул палку под опору и, напрягая все мышцы, резко перевернул стол. Раздался звонкий гул – посуда ударилась о землю, но вместо ожидаемого хаоса трапеза исчезла, испарилась, как мираж в пустыне.

– Хороши угощения, – с горечью подумал он.

Но времени жалеть о пропавших яствах не было. Он подтянул массивный стол к краю вершины, где склон уходил вниз к деревне, закрепил на нём корзину с ягодами и, сделав глубокий вдох, изо всех сил толкнул.

Золотая поверхность заскользила вниз, отражая в себе первые зажжённые факела родного поселения. Это зрелище было завораживающим. «Стол-лодка» мчался по ухабистой дороге, как легендарный крейсер «Волнующий», рассекающий бушующие волны океана.

На одном из особенно резких ухабов что-то сверкнуло под его руками. Он опустил взгляд и заметил табличку на внутренней стороне стола. Надпись выглядела старой, потёртой, но буквы всё ещё легко читались:

Здесь всё я создал для тебя,Вкуси мои плоды и будешь сыт.Но после трапезы со мной,Изменится на век твой быт.Откажешь мне – я отпущу тебя,А если заберёшь с собой – прощу.Найдёшь того, кто изваял меня,Тебя Я щедро награжу.

Что означала эта надпись, разбираться не было времени – нужно было торопиться и доставить «старания всего дня» в место хранения. Смысл слов был туманен и оставлял ощущение чего-то зловещего. Но разбираться в этом не было времени. Нужно доставить «старания всего дня» в место хранения. И всё же любовь к загадкам не давала ему покоя. Поэтому, когда золотой стол наконец остановился, он наскоро закидал его ветками, листьями и землёй. Пусть теперь он выглядит как обычный кусок холма – так безопаснее.

До захода солнца оставалось ещё около получаса, когда Эол, едва переводя дыхание, втащил в слабо освещаемую кладовую полную корзину дневных ягод. Их мягкий свет пробивался сквозь щели плотно закрытой крышки, рассыпая по стенам хранилища призрачные блики. Запах леса, терпкий и сладковатый, заполнил каждый уголок, смешиваясь с ароматом победы, приносящей ему радость.

– Да уж, сегодня было немало приключений, – выдохнул он, устало потирая лоб. – Интересно, что принесёт завтра?

Сжимая в руке мешочек с монетами, он направился домой, к своей семье. В этот момент он чувствовал себя не просто уставшим – он был другим. Каким именно, он пока не знал, но одно было ясно: этот день изменил в нём что-то важное.

Глава 3. Искры забытого знания

Его строгое лицо озарилось широкой, почти ликующей улыбкой – наконец-то! Сотни, тысячи попыток, бесконечные расчёты, ночи, растворённые в экспериментах – и вот оно, долгожданное свершение. Мир вокруг словно затаил дыхание, застыл в ожидании осознания: невозможное стало возможным.

Серая мантия, истёртая временем и покрытая символами древней алхимической гильдии, вспыхнула ослепительным синим светом. Её ткань, казавшаяся прежде грубой и тяжёлой, вдруг ожила, заструилась мягкими волнами, будто шёлк, сотканный из самого неба. Мощь пробежала по её изгибам, переливаясь в узорах, которые, казалось, пульсировали в такт биению сердца. Верховные магистры, давным-давно канувшие в бездну, несомненно, гордились бы им.

Восторженный крик, прорвавшийся из глубины души, эхом разлетелся по пустым залам заброшенной академии. Это было больше, чем просто голос – это был звук триумфа, ломающий вековую тишину. Почти забытая мелодия сорвалась с губ, родившись сама собой, будто духи прошлого нашёптывали её в ухо. В полумраке лаборатории, давно ставшей и мастерской, и спальней, вспыхнул свет. Пламя, вызванное его магией, осветило заваленные ретортами столы, выцветшие страницы древних фолиантов, хаотично разбросанные золотые сосуды. Кувшины, кубки, подносы и бесчисленные ложки засияли, отражая игру света, как морская гладь отражает солнце в час рассвета.

Локоны его седых волос, переплетённые с тонкими чёрными лентами, каскадом ниспадали на плечи, обрамляя лицо, испещрённое тысячами дней упорного труда. Они напоминали змей, извивающихся в морской пучине у берегов далёкого острова «Вечный», откуда его ещё мальчишкой забрали алхимики, предрекая в нём силу, запечатлённую в древних пророчествах. Семьсот с лишним лет миновало с того момента, и вот он, Лиррик, стоял на пороге величайшего открытия. Его карие глаза, сияющие восторгом, искрились, будто мед с солнечных сот. Он смеялся, кружился в танце, прижимая к груди кувшин с таинственной светящейся жидкостью – эликсиром, способным не только разгонять тьму, но и исправлять ошибки тех, кто шёл этим путём до него.

Радость постепенно уступила место сосредоточенности. Его улыбка угасла, губы сжались в тонкую линию, а взгляд, ещё мгновение назад горящий, омрачился. Он знал – это лишь начало. Наступал момент, которого он ждал, но и которого опасался.

Ветер, пробравшийся сквозь щели древних ставней, нарушил зыбкое равновесие лаборатории. С тихим шорохом поднялась пыль, покрывавшая книги, столы, пергаменты – сама история, спрессованная в тяжёлый серый налёт времени. Она закружилась в воздухе, вьющейся спиралью устремилась к нему, оседая на лице, попадая в лёгкие. Лиррик закашлялся, но не отвёл взгляда от сияющего сосуда в своих руках. Теперь пути назад не было.

– Давно эти твари не пробирались в замок… Будь они неладны… – пробормотал Лиррик, крепче сжимая посох. Голос его сливался с тяжёлым дыханием каменных стен, будто сам замок внял тревоге своего хранителя.

В этот миг факелы в коридоре вспыхнули особенно ярко, отбрасывая длинные языки света. Затем пламя дрогнуло, затрепетало, словно в страхе, и стены затанцевали в отблесках живого огня. Но всего на мгновение. Тени потекли внутрь, сочась из щелей, как разлитые по полу чернила. Они сгущались, заполняли пространство, поглощая свет, скрывая древние письмена, выбитые в камне.

Лиррик не стал ждать. Одно движение рукой – и золотые доспехи, стоявшие вдоль зала, дрогнули, будто пробудившись от векового сна. Скрежет металла, тяжёлые шаги, взмах клинков – и вот они уже устремляются в глубины библиотеки, некогда великого хранилища знаний и излюбленного места многих учеников. Сегодня её мраморные залы стали ареной для невидимой войны.

Доспехи рванулись к окнам, запрыгивая на подоконники, как звери, загоняющие добычу в угол. В тот же миг Лиррик шагнул в центр зала, громогласно произнося заклинание. Словно полуденное солнце, его сила разлилась по стенам, пронзая густую тьму. Вспышка света, чистая, как утренний рассвет, взметнулась к куполу – и на миг ему показалось, что тьма отступает. Но иллюзия длилась недолго.

Подняв взгляд, Лиррик увидел зияющую пустоту на месте, где раньше высился купол. Всё рухнуло. Вспышка, озарившая на мгновение всю библиотеку и даровавшая ложную надежду на быструю победу, угасла так же стремительно, как и радость первого дня пребывания, уступив место известию о том, что он никогда больше не увидит свою семью, не обнимет маму и не пойдёт на рыбалку с отцом. Всё это осталось в прошлом.

Струящаяся сначала тонкой нитью тьма переросла в бурный поток, сносящий всё на своём пути, захватывая пространство, пожирая последние проблески света, отражавшегося от золотого воинства. Но Лиррик не сдавался. Удар за ударом, посох трещал в его руках, выплёвывая ослепительные языки белого пламени. Сквозь дверной проём мелькали новые рыцарские доспехи, заполняя брешь, словно матросы, затыкающие пробоину в тонущем корабле.

Воздух накалился, стал плотным, вязким. Глотая обжигающий жар, Лиррик выкрикнул ещё одно заклинание, устремившееся со скоростью дандро – птицы, летящей за уходящими лучами солнца. Как стрелой, оно пронзило разрастающуюся тьму, отражаясь в застывших, расплавленных телах рыцарей, сливая их в единое серебряное зеркало, отражающее всё произошедшее, но перевёрнутое, искажённое, за гранью реальности.

Где-то там, в глубинах его памяти, ещё жила картина прежней библиотеки. Свет, струящийся через витражи, разбиваясь на цветные лучи, устремлялся вниз, заливая пол мозаикой из рубинов, сапфиров и изумрудов. Запах древних книг, зачитанных до дыр, пропитанных знаниями множества поколений, ещё витал в воздухе. Ученики, застывшие за тяжёлыми дубовыми столами, впитывали в себя каждое слово, записанное дрожащими руками предшественников. Казалось, библиотека дышала, её страницы шептали, передавая мудрость из века в век.

Но теперь всё это исчезло. Остался только пепел, оседающий серым снегом на руины. Клочки пергамента, разорванные в клочья, парили в воздухе, вспыхивая и сгорая прежде, чем коснутся мраморного пола. Дубовые стеллажи, некогда гордо возвышавшиеся под сводами, рухнули, напоминая сломанные кости древнего зверя. Некогда величественная статуя Ордо Барлоне, первого декана, заложившего первый камень в основание этого места, раскололась надвое. Её безжизненные глаза, высеченные в камне, смотрели в пустоту, словно свидетельствовали о неизбежности конца. Время пришло. Эпоха окончена.

Реликты древнего прошлого всё ещё мерцали в глубинах его разума – память о днях, когда иррациональное становилось логичным, когда формулы рождали чудеса, а эксперименты приводили к открытиям. Когда в этой самой библиотеке он сидел бок о бок со своими друзьями, ещё не подозревая, как изменится его жизнь. Когда каждый новый свиток был для него дверью в мир, полного возможностей, а не немым свидетельством разрушенного прошлого.

– Вот и всё, – тихо сказал Лиррик самому себе, его голос потонул в тишине, – пора завершить начатое.