Багровое небо: Хроники войны

Aleksey Nik

Багровое небо: Хроники войны

ЧАСТЬ I: ПЕСЧАНАЯ БУРЯ

Глава 1: Последний рейс в Пальмиру

Ночь перед отъездом выдалась бессонной. Алексей Верховский сидел на кухне своей московской квартиры, машинально помешивая остывший чай. Тусклый свет торшера выхватывал из темноты разложенную на столе карту Ближнего Востока с красными пометками в районе сирийской провинции Хомс. Потертый паспорт с множеством виз, диктофон, жилет с надписью "PRESS" – привычный набор для человека, пятнадцать лет работающего на переднем крае мировых конфликтов.

Из спальни вышла жена, Елена. Ее осунувшееся лицо говорило о том, что она тоже не спала.

– Значит, всё-таки едешь? – в её голосе не было вопроса, только усталая констатация.

– Лена, мы обсуждали это вчера, – Алексей потёр переносицу. – Это важная командировка.

– Они все важные, Лёш. Каждая твоя командировка важнее предыдущей, – она прислонилась к дверному косяку, скрестив руки на груди. – А то, что Аня выпускается из школы через месяц – это, конечно, мелочи.

– Я вернусь к выпускному. Максимум три недели.

– Как Сергей? Он тоже собирался вернуться через две недели из Донбасса. Семь лет прошло, а Марина до сих пор не может прийти в себя.

Алексей поморщился. Упоминание погибшего друга и коллеги било по больному.

– Это нечестно, Лен.

– Нечестно? – её голос дрогнул. – Нечестно то, что твоя дочь боится включать телевизор, когда ты в командировке. Нечестно то, что я снова не буду спать ночами, проверяя новости каждый час.

– Мне сорок два года, и я знаю, что делаю, – он встал и подошёл к ней. – Это моя работа. Коалиция начинает масштабную операцию, и кто-то должен рассказать правду о том, что там происходит.

– И этим кем-то обязательно должен быть ты? – тихо спросила она, но в её взгляде уже читалось поражение. Этот спор они вели годами, и каждый раз он заканчивался одинаково.

– Да, – просто ответил он. – Я знаю регион, язык, у меня есть контакты. Самаров доверяет мне не просто так.

Елена отвернулась, смахивая непрошеную слезу.

– Обещай, что будешь звонить. Каждый день.

– Обещаю, – Алексей обнял её, чувствуя, как напряжены её плечи. – И обещаю вернуться.

– Ты всегда это обещаешь, – прошептала она, прижимаясь к нему. – Просто держи слово. Особенно в этот раз.

Редакция встретила его привычной суетой. Несмотря на ранний час, все мониторы светились, сотрудники перебрасывались короткими фразами, телефоны не замолкали ни на минуту. Отдел международных новостей работал в усиленном режиме последние полгода из-за обострения ситуации на Ближнем Востоке.

Кабинет главного редактора находился в глубине редакции. Николай Самаров, грузный мужчина с седой щетиной и вечно усталыми глазами, встретил Алексея кивком и указал на кресло.

– Как настрой? – без предисловий спросил он, просматривая какие-то документы.

– Рабочий, – Алексей положил на стол свой паспорт. – Виза открыта, прививки сделаны. Когда вылет?

– Завтра утром, – Самаров наконец оторвался от бумаг и посмотрел на Верховского. – Перелет до Бейрута, там тебя встретят представители гуманитарной миссии, с которыми ты пересечёшь границу. Дальше – по обстановке.

– Кто моя точка контакта в зоне?

– Фарид Назари, бывший преподаватель из Дамасского университета. Сейчас работает с международными журналистами и НКО. Надёжный человек, проверенный. Он же будет твоим переводчиком.

Самаров протянул папку с документами.

– Вот твоя аккредитация. Письма от миссии ООН и Красного Креста. Телефон с местной симкой получишь на месте. Спутниковый передатчик для отправки материалов тоже. Деньги перевели на карту, часть – наличными в конверте.

Алексей взял папку и начал просматривать документы.

– Какая конкретно задача, Николай Петрович?

Самаров откинулся в кресле и впервые за встречу посмотрел на Верховского не как на подчинённого, а как на старого друга.

– Задача сложная, Лёш. Мы получили информацию, что международная коалиция готовит масштабную военную операцию в районе Пальмиры и Дейр-эз-Зора. Официально – для окончательного уничтожения ИГИЛ (запрещённой в России террористической организации). Но там замешано слишком много интересов: американцы, европейцы, русские, турки, местные группировки…

– Как обычно, – хмыкнул Алексей.

– Не совсем, – Самаров нахмурился. – На этот раз всё серьёзнее. По нашим данным, речь идёт о крупнейшей операции за последние годы. Нам нужен человек, который сможет рассказать, что происходит на самом деле. Не пропаганда, не сухие сводки штабов, а реальность. Ты знаешь этот регион лучше всех наших корреспондентов.

– И поэтому вы отправляете меня, а не молодёжь?

– Поэтому, – кивнул Самаров. – И ещё потому, что ты один из немногих, кому я доверяю в таких ситуациях. Там будет опасно, Лёша. Я не буду тебе врать.

Алексей медленно кивнул.

– Как с материалами? Полная свобода?

– В разумных пределах. Ты знаешь правила игры. Никаких координат наших военных, если наткнёшься на них. Никаких имён разведчиков. В остальном – пиши как есть.

– Сроки?

– Три недели. Если ситуация будет позволять – можно продлить. Но лучше уложиться.

Алексей поднялся, протягивая руку.

– Постараюсь не разочаровать.

Самаров крепко пожал его ладонь и неожиданно сказал:

– Береги себя, Лёш. Елена мне голову оторвёт, если что.

– Знаю, – улыбнулся Верховский. – Не первый раз замужем.

Бейрут встретил его влажной духотой и запахом специй. После московской осени ближневосточное солнце казалось невыносимо ярким. Алексей, щурясь, вышел из терминала аэропорта, где его уже ждал невысокий человек с табличкой "Verkhovsky".

– Алексей? – с заметным акцентом спросил незнакомец. – Я Фарид. Фарид Назари.

Они обменялись рукопожатием. Фарид выглядел лет на тридцать пять – худощавый, с аккуратной бородкой и внимательными карими глазами. Одет он был по-европейски: джинсы, рубашка, лёгкая куртка.

– Рад знакомству, – Алексей забросил сумку на плечо. – Как добираемся?

– Сначала в гостиницу, – ответил Фарид, направляясь к парковке. – Вы отдохнёте с дороги, а утром выезжаем к границе. Документы все готовы.

В машине – потрёпанном "Пежо" с кондиционером, работающим на половину мощности – они разговорились. Фарид оказался неплохо знающим русский язык, который выучил во время учёбы в Воронежском университете.

– Вы раньше бывали в нашем регионе? – спросил он, лавируя в хаотичном бейрутском трафике.

– Да, несколько раз, – кивнул Алексей. – Последний раз два года назад, освещал гуманитарную ситуацию в лагерях беженцев. До этого был в 2015-м, когда всё только начиналось.

Фарид внимательно посмотрел на него.

– Тогда вы знаете, что вас ждёт. Сейчас всё… сложнее.

– В каком смысле?

Фарид помолчал, словно подбирая слова.

– Линии фронта размыты. Никогда не знаешь, кто контролирует территорию, на которой ты находишься. Сегодня здесь правительственные войска, завтра – боевики, послезавтра – американцы или русские. Местное население запугано. Никто никому не доверяет.

– А как с заявленной операцией? Есть какая-то конкретика?

– Официально её пока не начали, – Фарид остановился на светофоре. – Но все к ней готовятся. В районе Хомса и Пальмиры коалиция стягивает силы. Правительственные войска пытаются выдавить остатки боевиков из пригородных районов. Мирные жители бегут кто куда.

Алексей смотрел на мелькающие за окном улицы Бейрута – шумные, полные жизни, такие далёкие от войны, бушующей всего в паре сотен километров.

– А твои родные? Они в безопасности?

Лицо Фарида на мгновение напряглось.

– Моя семья… уже нет. Родители умерли до войны. Младший брат погиб два года назад при бомбёжке Алеппо. Жена с дочерью в Германии, беженцы.

– Прости, – тихо сказал Алексей.

– Не стоит, – Фарид слабо улыбнулся. – У каждого из нас своя история потерь. Вы её ещё услышите много раз там, куда мы направляемся.

Отель оказался скромной гостиницей в христианском квартале Бейрута. Простая комната, душ с нестабильным напором воды, но чистое бельё и работающий интернет. Алексей быстро принял душ и отправил короткое сообщение жене: "Долетел нормально. Завтра выезжаем к границе. Люблю вас с Аней."

Усталость накатила внезапно. Он лёг на кровать, планируя просмотреть последние новости, но сон сморил его почти мгновенно. Последней мыслью было смутное беспокойство, которое он всегда испытывал перед погружением в очередную горячую точку – смесь адреналина, страха и странного предвкушения.

Пограничный пункт выглядел как декорация к постапокалиптическому фильму. Бетонные блоки, колючая проволока, мешки с песком и вооружённые люди с настороженными взглядами. Их "Пежо" медленно продвигался в череде машин, большинство из которых были набиты до отказа домашним скарбом и людьми – беженцы, пытающиеся выбраться из зоны конфликта.

– Не снимайте, – предупредил Фарид, когда Алексей потянулся к фотоаппарату. – На границе с этим строго.

Проверка документов заняла почти два часа. Офицер пограничной службы долго изучал аккредитацию Алексея, несколько раз звонил куда-то по рации, прежде чем неохотно поставить штамп в его паспорт.

– Вы понимаете, что правительство не несёт ответственности за вашу безопасность на территориях, не контролируемых официальными силами? – спросил он на ломаном английском.

– Понимаю, – кивнул Алексей. – Я подписал все необходимые бумаги.

Офицер ещё раз окинул его подозрительным взглядом, но вернул документы.

– Удачи, – сказал он без тени улыбки. – Она вам понадобится.

Когда они отъехали от границы, пейзаж быстро сменился. Некогда плодородные поля стояли заброшенными, деревни казались вымершими. Время от времени попадались военные блокпосты, где вооружённые люди в разномастной форме останавливали их машину для проверки.

– Кто это? – спросил Алексей после очередной такой остановки.

– Правительственные войска, – ответил Фарид. – Но через двадцать километров будет территория, контролируемая курдскими отрядами. А потом – зона ответственности международной коалиции.

Солнце клонилось к закату, когда они въехали в небольшой городок, стоящий практически на руинах древнего поселения. Половина зданий была разрушена, но на улицах теплилась жизнь – дети играли среди разрушенных стен, женщины развешивали бельё, мужчины чинили технику или сидели у импровизированных лавок.

– Мы останемся здесь на ночь, – сказал Фарид, паркуя машину у полуразрушенного двухэтажного здания. – Завтра встретимся с человеком, который проведёт нас в зону операции.

Их разместили в комнате на втором этаже, больше похожей на монашескую келью – две узкие кровати, стол и умывальник. Алексей разложил снаряжение, проверил камеры и диктофоны.

– Что это за место? – спросил он Фарида, который раскладывал на столе скудный ужин – лепёшки, сыр и оливки.

– Раньше здесь был туристический центр, – ответил тот. – Неподалёку руины римского храма. Теперь здесь передовая база гуманитарных организаций. Местное население частично вернулось, когда боевиков выбили отсюда полгода назад.

Внезапно ночную тишину разорвал далёкий грохот. Алексей вздрогнул.

– Артиллерия, – спокойно сказал Фарид. – Километров за тридцать отсюда. Правительственные войска обстреливают позиции боевиков.

Алексей подошёл к окну. В темноте были видны огоньки в соседних домах, а на горизонте периодически вспыхивали зарницы разрывов.

– Добро пожаловать обратно на войну, Алексей Верховский, – пробормотал он себе под нос.

Ночью он долго не мог заснуть, прислушиваясь к далёким взрывам и более близкой стрельбе. В какой-то момент в комнате стало нестерпимо жарко, и он вышел на крошечный балкон. Ночной воздух был пропитан запахом пыли и дыма. Над головой раскинулось бескрайнее звёздное небо, такое мирное и бесконечно далёкое от человеческих страданий внизу.

Где-то вдалеке прогрохотал особенно мощный взрыв, и на горизонте поднялся столб огня. Алексей невольно сжал перила балкона.

"Вот она какая, тишина перед бурей," – подумал он, глядя на зарево далёкого пожара.

Глава 2: Город призраков

Рассвет застал их уже в пути. Фарид вёл машину по разбитой дороге, периодически объезжая воронки от снарядов и обломки бетона. Пейзаж становился всё более гнетущим: выжженные поля, разрушенные фермы, брошенная военная техника.

– Куда мы направляемся? – спросил Алексей, настраивая камеру на съёмку из окна.

– В Шаддади, – ответил Фарид. – Небольшой город в тридцати километрах отсюда. Недавно его освободили от боевиков. Там базируется группа международной коалиции и местное ополчение.

– Кто командует этим ополчением?

– Полковник Рашид Альхамед, бывший офицер регулярной армии. Сформировал отряд сопротивления, когда ИГИЛ (запрещённая в России организация) захватил эти территории. Сначала воевал на стороне правительства, но когда ситуация стала более… сложной, перешёл под крыло коалиции.

Алексей сделал пометку в блокноте.

– И ему можно доверять?

Фарид бросил на него быстрый взгляд.

– В нашем регионе вопрос доверия очень относителен, господин Верховский. Но Рашид – человек принципов. Он сражается не за власть или деньги, а за свою землю. Его семья жила здесь поколениями.

Дорогу преградил блокпост – несколько бетонных блоков, бронетранспортёр с пулемётом и вооружённые люди в камуфляже без опознавательных знаков.

– Это уже люди Рашида, – пояснил Фарид, останавливая машину и доставая документы.

К ним подошёл молодой боец с автоматом наперевес. На вид ему было не больше двадцати – гладковыбритое лицо с первыми признаками пустынного загара, настороженный взгляд.

– Салам алейкум, – поздоровался Фарид и что-то быстро объяснил на арабском, протягивая документы.

Молодой боец внимательно изучил бумаги, заглянул в салон машины, а затем кивнул.

– Вас ждут, – сказал он уже по-английски, обращаясь к Алексею. – Следуйте за джипом.

Их сопровождал потрёпанный военный джип с крупнокалиберным пулемётом на крыше. Чем ближе они подъезжали к городу, тем сильнее ощущались следы недавних боёв: обгоревшие остовы машин, разрушенные здания, воронки от авиабомб.

– Здесь были тяжёлые бои? – спросил Алексей, не отрываясь от видоискателя камеры.

– Очень, – кивнул Фарид. – Город трижды переходил из рук в руки. Сначала боевики захватили его в 2015-м, потом курды ненадолго отбили в 2016-м, потом снова ИГИЛ (запрещённая в России организация), и окончательно его освободили только два месяца назад. От довоенного населения в пятнадцать тысяч человек осталось меньше трети.

Шаддади представлял собой удручающее зрелище. Некогда процветающий городок превратился в руины. Центральная улица была относительно расчищена, но большинство зданий стояли с зияющими провалами окон и дверей. На стенах виднелись следы пуль и осколков. И всё же город не был мёртв – между руинами сновали люди, дети играли на пыльной площади, работал импровизированный рынок.

Их привезли к трёхэтажному зданию бывшей школы, которое, судя по всему, служило штабом. У входа стояла охрана – несколько бойцов в разномастной форме с нашивками местного ополчения. Внутри кипела жизнь: военные склонились над картами, радисты передавали сообщения, медики перевязывали раненых.

– Подождите здесь, – сказал их сопровождающий. – Полковник Рашид скоро вас примет.

Алексей использовал время ожидания, чтобы сделать первые заметки в блокноте. Лица военных, суровые и сосредоточенные, контрастировали с юношеским возрастом многих из них. Он насчитал не меньше десятка бойцов, которым на вид было не больше 20 лет.

Через полчаса их проводили на второй этаж, в просторный кабинет, некогда принадлежавший директору школы. За столом, заваленным картами и документами, сидел крепкий мужчина лет пятидесяти. Седеющая борода, внимательные глаза, простая военная форма без знаков различия. Единственным признаком его статуса был потёртый кожаный планшет с золотым тиснением на арабском.

– Полковник Рашид Альхамед, – представил его Фарид. – Господин Алексей Верховский, военный корреспондент из России.

Рашид поднялся и крепко пожал руку Алексею.

– Добро пожаловать в Шаддади, господин Верховский, – сказал он на хорошем английском с заметным акцентом. – Надеюсь, ваше путешествие не было слишком утомительным.

– Бывало и хуже, – улыбнулся Алексей. – Благодарю за приём, полковник.

Рашид жестом указал на стулья перед столом.

– Присаживайтесь. Фарид сказал, что вы хотите освещать текущую ситуацию и предстоящую операцию.

– Именно так, – кивнул Алексей, доставая диктофон. – Если вы не возражаете, я запишу наш разговор.

– Не возражаю, – полковник откинулся на спинку стула. – Что именно вас интересует?

– Прежде всего, ситуация в регионе. Каковы позиции сторон? Что известно о предстоящей операции коалиции? Каково положение мирного населения?

Рашид помолчал, словно обдумывая, сколько информации можно раскрыть.

– Ситуация сложная, господин Верховский. После поражения в крупных городах боевики рассредоточились по небольшим поселениям. Они контролируют значительные территории к востоку и югу отсюда. Коалиция готовит масштабную операцию по их окончательному уничтожению, но детали мне неизвестны – я не вхожу в высший командный состав.

– А местное население?

Лицо Рашида стало мрачным.

– Выживают как могут. Многие бежали, но старики, больные и те, кому некуда идти, остались. Гуманитарной помощи не хватает. Больницы разрушены. Школы не работают. Воды и электричества нет уже третий год.

– И всё же люди возвращаются, – заметил Алексей. – Я видел семьи с детьми на улицах.

– Да, возвращаются, – кивнул Рашид. – Это их дом, как бы разрушен он ни был. Но положение тяжёлое. Особенно тяжело тем, кто пережил правление ИГИЛ (запрещённая в России организация).

Алексей подался вперёд.

– Что происходило в городе под их контролем?

Глаза Рашида потемнели.

– Ад, господин Верховский. Настоящий ад. Публичные казни, пытки, насилие. Они превратили центральную площадь в место для экзекуций. Каждую пятницу после молитвы – обезглавливания, побивание камнями, отрубание рук. Женщин продавали как рабынь. Детей забирали в тренировочные лагеря, где из них делали боевиков.

Он замолчал, а затем добавил:

– Моего брата и его семью убили на той площади. За то, что он преподавал историю и отказался жечь книги.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Фарид опустил глаза.

– Мне жаль, – сказал Алексей.

– Это война, – пожал плечами Рашид. – Здесь у каждого своя история потерь. Именно поэтому мы продолжаем сражаться.

Он встал из-за стола.

– Я распорядился подготовить для вас комнату в этом здании. Это самое безопасное место в городе. Если хотите, могу организовать для вас экскурсию по городу. Думаю, вам будет полезно своими глазами увидеть, что здесь произошло.

– Буду признателен, – кивнул Алексей, выключая диктофон. – И хотел бы поговорить с местными жителями, если это возможно.

– Конечно, – Рашид слабо улыбнулся. – Фарид вас проводит. А сейчас, прошу меня извинить – у меня совещание с представителями коалиции.

Маджид Аль-Хасани, местный учитель истории, выглядел гораздо старше своих шестидесяти лет. Худой, сгорбленный, с глубокими морщинами на лице и потухшим взглядом. Они сидели в его полуразрушенном доме, где он жил с женой и тремя внуками – дети погибли во время бомбардировки.

– Я преподавал историю и литературу сорок лет, – говорил он, медленно помешивая чай в стакане. – Когда они пришли, мне запретили упоминать всё, что было до халифата. Сожгли библиотеку, уничтожили музей. Таблички с клинописью, которые наши предки хранили веками, разбили кувалдами.

Фарид переводил, а Алексей записывал на диктофон.

– Как проходили казни? – спросил он после паузы.

Маджид провёл рукой по лицу.

– Как праздник для них. Согнали весь город на площадь. Женщин и детей заставляли смотреть. Тех, кто отворачивался, били плетьми. Моего коллегу, профессора археологии Ахмеда, обезглавили первым. За то, что он защищал древние статуи…

Старик помолчал, собираясь с мыслями.

– Потом стало хуже. Людей казнили за малейшее нарушение их "законов". Курение – смерть. Музыка – смерть. Брить бороду – плети. Женщина с открытым лицом – плети ей и смерть её мужу. Я видел, как они сбросили с крыши здания двух юношей только за то, что нашли у них фотографии, где они держатся за руки.

– Как вы выжили? – тихо спросил Алексей.

– Я притворялся, – горько усмехнулся Маджид. – Отрастил бороду. Цитировал Коран по их требованию. А по ночам тайно учил детей настоящей истории и литературе. За это могли казнить всю семью, но… что ещё оставалось?

Жена старика принесла лепёшки и оливки – скудное угощение, но всё, что у них было. Алексей хотел отказаться, но Фарид едва заметно покачал головой – отказ был бы оскорблением.

– А теперь? Что происходит сейчас? – спросил Алексей, принимая угощение.

– Пытаемся жить, – просто ответил Маджид. – Воду привозят раз в неделю. Еду – когда приходит гуманитарная помощь. Электричества нет, но у некоторых есть генераторы. Школа… школы нет. Я учу детей в своём доме. Основы арифметики, чтение, письмо. Многие дети не видели ничего, кроме войны. Дочь моего соседа, ей десять лет, недавно спросила меня: "Дядя Маджид, а правда, что раньше по ночам не стреляли?"

Алексей почувствовал, как к горлу подкатывает комок.

– Вы верите, что скоро всё закончится?

Старик долго смотрел в окно, за которым виднелись руины некогда процветающего города.

– Я историк, господин Верховский, – наконец сказал он. – И знаю, что все войны когда-нибудь заканчиваются. Вопрос в том, что от нас останется к этому моменту.

К вечеру Алексей собрал достаточно материала для первого репортажа. Он разговаривал с жителями, фотографировал руины, записывал звуки города – гул генераторов, отдалённые выстрелы, голоса детей, играющих среди развалин.

Его временное жилище представляло собой небольшую комнату в здании штаба – железная кровать, стол и стул. Ночь выдалась беспокойной – дважды объявляли воздушную тревогу, и все спускались в подвал, где провели несколько часов при свете керосиновых ламп.

Утром его разбудил Фарид.

– Вставайте, Алексей. Полковник Рашид хочет, чтобы вы присутствовали на встрече с местными командирами и представителями коалиции. Это хорошая возможность понять, что происходит на самом деле.

Алексей быстро собрался и последовал за переводчиком в зал на первом этаже, где когда-то была школьная столовая. Теперь здесь стоял большой стол с разложенными картами, а вокруг него собрались около двадцати человек – офицеры местного ополчения и несколько иностранцев в форме без опознавательных знаков.

Рашид кивнул Алексею, указывая на место в углу комнаты.

– Можете присутствовать, но без записи и фото, – тихо сказал он. – Это условие представителей коалиции.

Совещание проходило на английском языке. Высокий американец, представившийся как "полковник Дэвид", докладывал обстановку:

– По нашим данным, противник концентрирует силы в районе Дейр-эз-Зора. Мы фиксируем передвижение примерно двух тысяч боевиков. У них есть трофейная бронетехника, артиллерия и, возможно, переносные зенитные комплексы.

Один из местных командиров, молодой мужчина с глубоким шрамом через всю щеку, спросил:

– Когда начинается операция?

– Через три дня, – ответил американец. – Сначала авиаудары по выявленным позициям, затем продвижение наземных сил. Ваша задача, – он кивнул в сторону Рашида, – обеспечить северный фланг и не допустить прорыва боевиков в этом направлении.

Рашид задумчиво постучал пальцами по столу.

– Мои люди готовы, но нам не хватает тяжёлого вооружения. Противник имеет как минимум пять танков и десяток артиллерийских установок.

– Вопрос решается, – кивнул американец. – Завтра прибудет конвой с оружием и боеприпасами. Пять противотанковых комплексов, миномёты, боеприпасы.

Алексей внимательно наблюдал за происходящим. Его поразило, насколько молоды большинство местных командиров – некоторым на вид было не больше тридцати. И насколько чётко и профессионально они обсуждали предстоящую операцию.

После совещания его подозвал Рашид.

– Что думаете, господин Верховский?

– Впечатляет организация, – честно ответил Алексей. – Особенно учитывая условия. Но меня удивляет возраст ваших командиров. Они выглядят очень молодыми для такой ответственности.

Рашид горько усмехнулся.

– Война не спрашивает, сколько тебе лет, когда приходит в твой дом. Тот молодой человек со шрамом – Тарик – был студентом инженерного факультета в Дамаске. Теперь он командует батальоном. Его отец и старший брат погибли в первый год войны. Другой, в зелёной куртке – Ахмад – был школьным учителем. Сейчас он лучший специалист по обезвреживанию мин во всём регионе.