Между нами, девочками…

– Здравствуйте! Я Давид, друг вашей дочери. Там у подъезда остались мои родители, они хотят познакомиться с Викой и пригласить её вместе с нами погулять в лесопарке. Если, конечно, вы разрешите, и если Вика тоже не будет против.

Отец растерялся, он был впервые в таком положении, когда незнакомый мальчик представляется и просит разрешения погулять с его дочерью. В его рабочей среде такое поведение не было принято.

– Да я что, я не против… Конечно, надо бы спросить нашу маму, но её нет дома, ушла на рынок за продуктами. А ты, дочка, хочешь пойти погулять?

Здесь в разговор вмешался Сергей:

– Пап, пусть идёт! Да ещё и с родителями. Давид, ты, наверное, знаком с Викой по занятиям в группе спортивного ориентирования? Я разговаривал с тренером, он хвалит новичков. Так что, пап, это наш человек!

Вика переоделась и вышла вместе с Давидом во двор, под деревом недалеко от подъезда стояли его родители. Приближаясь к ним, Вика подумала о том, как непохожи отец и мать Давида на её родителей. Отец был небольшого роста, полноватый, с залысинами на крепко посаженной голове. На лице выделялись живые чёрные глаза, крупный нос слегка нависал над верхней губой, а рот с неправильным прикусом свидетельствовал о том, что Давид – его ближайший родственник. Мама же, напротив, была ростом выше среднего, стройная, с гордой осанкой, с красивым лицом, обрамлённым русыми локонами, а её глаза, огромные, карие, были точь-в-точь как у Давида. Да и одеты они были совсем по-другому, нежели как привыкли одеваться её родственники: папа был в светлых летних брюках и в голубой тенниске, а мама – в коротких бриджах и яркой футболке, на голове – панама с широкими полями. Ребята ещё не успели подойти к ним, как из-за угла дома появилась мать Вики с тяжёлой хозяйственной сумкой. При ярком солнечном свете её голова благодаря химической завивке была похожа на большой пушистый одуванчик, а раскрасневшееся от жары и быстрой ходьбы лицо выражало тревогу и удивление.

– Вика, ты что здесь делаешь? Что случилось? Кто эти люди?

– Мама, это родители Давида, я тебе о нём говорила.

Тут же, сделав шаг вперёд, заговорил отец мальчика:

– Разрешите представиться, я Гольдберг Яков Самуилович, а это моя супруга, Елена Павловна. Позвольте узнать ваше имя.

– Тамара Ивановна… Я так и не поняла, что вам нужно от моей дочери, если она как-то обидела вашего мальчишку, так они, дети, разберутся между собой, а нам, взрослым, не нужно вмешиваться.

– Тамара Ивановна, вы всё неправильно поняли! Наш сын много рассказывал о вашей Вике, они дружат. И нам очень хотелось познакомиться с ней, и вот сегодня в выходной мы решили пригласить её на совместную прогулку, чтобы поговорить, поближе узнать друг друга.

– Не понимаю, зачем вам это? Устраиваете смотрины! Они же не жениться собираются.

– Просто нам интересно, с кем общается наш сын.

– Чудные вы какие-то! Хочу спросить, а кем вы работаете?

– Я преподаю философию в университете, а Елена Павловна – историю, там же.

– А-а-а! Ну тогда понятно!

– Ну так что? Вы разрешаете Вике с нами погулять?

– Если хочет, пусть идёт, только ненадолго! А то дел дома полно!

Мать строго посмотрела в сторону дочери. Та стояла, опустив голову, ей было неловко за эту сцену. Тамара повернулась и грузной походкой пошла к дому, заметив, как внимательно за происходящим наблюдали женщины, сидящие на лавочке у подъезда.

По дороге к лесопарку в основном говорил Яков Самуилович, он расспрашивал Вику о школе, о её друзьях и увлечениях, о любимых книгах. Вскоре дошла очередь и до вопросов о родителях. Вика с жаром начала рассказывать о своей семье, какие они дружные, как умеют поддерживать друг друга в трудных ситуациях. С гордостью рассказала и о своём старшем брате, студенте физфака и кандидате в мастера спорта. Но ей всего этого показалось мало, и она добавила:

– А мои мама и папа – передовики производства, их портреты висят на заводской доске почёта, и на городской доске «Трудовой славы» висит портрет моего папы, Крылова Михаила Васильевича. Если будете на центральной площади, то можете его увидеть!

До этого всю дорогу молчавшая и только иногда улыбавшаяся Елена Павловна подошла к Вике, обняла её и сказала:

– Не волнуйся, девочка! У тебя очень хорошие родители, они любят тебя и заботятся о твоей безопасности. И не сердись на свою маму, она тебе желает только добра!

После этих слов как будто всё вокруг изменилось, пропала напряжённость, и компания продолжила свой путь, весело рассуждая на разные темы. Прогулка закончилась посиделками в кафе с клубничным мороженым и лимонадом.

Когда Вика вернулась домой, то поняла, что будут расспросы и разговоры о событиях сегодняшнего дня. Тамара Ивановна гремела посудой на кухне, выражая этим свое недовольство, отец смотрел по телевизору футбол, Сергея не было дома, он ушёл на встречу с друзьями. Вика почему-то почувствовала себя виноватой и, придя на кухню, первая заговорила с мамой:

– Мам, ты что готовишь? Давай я тебе помогу.

– Не надо! Устала небось на прогулкето.

– Мам, ты на что злишься?

– А не надо было мать позорить и выставлять полной дурой! Наверное, эти интеллигенты уже успели перемыть мне все косточки!

– Неправда! Они о тебе и о нашей семье говорили только хорошее!

– Вот уж не поверю! Особенно, что могла сказать расфуфыренная мамашка этого пацана. А он-то какой наглый! Никого не постеснялся, ни меня, ни своих родителей! Как только немного отошли, сразу стал хватать тебя за руку, хорошо, что ты догадалась руку отдёрнуть. А ведь ты не подумала, что это было на виду у всего двора. Бабы, что сидели на лавочке, аж шеи свернули, глядя на вас! Стыд-то какой! Ты что, хочешь, чтоб пошли всякие сплетни?! И не думай, никогда тебя не примут в этой семье! Они другие, одним словом, интеллигенты!

– Мама! О чём ты?! Люди просто хотели познакомиться со мной! А ты уже о том, примут меня в этой семье или нет! Мы дружим с Давидом, тренируемся вместе! Вот и всё!

– Знать ничего не хочу! Но чтоб этого мальчишку я не видела ни возле тебя, ни возле нашего дома!

Услышав разговор на повышенных тонах, на кухне появился отец. Он присел на стул около подоконника, заставленного цветочными горшками.

– Тома, а может, хватит разговоров, пора и поужинать. Слышал я, о чём вы здесь спорили, я, конечно, на стороне матери! Викуся, не рановато ты начала женихаться? Вон уже сваты смотрины устраивают. Тебе об учёбе нужно думать, а не о свиданиях, мала ещё! А к матери прислушайся!

– Я не думала, что вы такие злые и что предрассудки у вас на первом месте!

Вика заплаканная убежала в свою комнату и не выходила оттуда до утра следующего дня. Когда она покинула кухню и родители остались наедине, Михаил спросил:

– Мать, а может, мы зря это? Страшилки всякие рассказываешь, меня настроила. Не понравились они тебе, ну ты же можешь ошибаться!

Его вопрос повис в воздухе. С этого дня в семье Крыловых больше старались не вспоминать об этом случае.

Глава 5

Лето закончилось, а с ним закончилась и хорошая погода. Небо прохудилось, и частенько на землю стал проливаться холодный осенний дождь. В такую погоду занятия в младшей группе по ориентированию отменялись, а значит, и встречи друзей, и отдых на траве, сидя под деревьями, и рассказы весёлых и страшных историй тоже стали происходить всё реже. Общение не прерывалось у тех ребят, у которых в квартире были установлены телефоны. Вика к числу этих счастливчиков не относилась, и о следующей встрече или походе в кино можно было договориться только во время очередной тренировки. Такая договорённость у Вики с Давидом была на ближайшую субботу: намечался поход в кино на новый фильм про индейцев «Чингачгук – Большой Змей». В определённый час решили встретиться на автобусной остановке, а потом ехать в центральный район города в кинотеатр «Пионер». На улице накрапывал дождь, и в такую погоду не очень хотелось выходить из дома, но Вика знала, что Давид будет её ждать, и не пойти она не могла. Родителям она сказала, что идёт в кино с одноклассниками, просто не хотела их расстраивать, помня ту неприятную летнюю историю. Дождь за окном усиливался и вскоре превратился в ливень. Мать была против того, чтобы Вика выходила из дома, она вначале уговаривала её, а потом категорически заявила:

– Я сказала, не пойдёшь! Только через мой труп!

Такая постановка вопроса не устраивала Вику, маминого трупа она не могла допустить, и ей пришлось смириться в надежде, что Давид догадается и не станет её ждать. Примерно через час в квартире Крыловых раздался звонок, Тамара Ивановна пошла открывать. На пороге дома стоял совершенно мокрый Давид. С его плаща и зонта стекала ручьями вода (хотя для молодого человека того времени зонт был необычным атрибутом).

– Здравствуйте! Пригласите, пожалуйста, Вику, мне нужно с ней поговорить.

– Вика не может выйти, она болеет, похоже, у неё грипп, а ты, Давид, шёл бы домой, а то сам простудишься и заболеешь. Вон, смотри, промок насквозь!

– А может, я всё-таки поговорю с Викой? Буквально пять минут!

– Нет, нет! Что ты?! Ещё заразишься!

– Тогда до свидания, и передайте Вике, пусть скорее выздоравливает!

Когда Вика узнала о том, что мать выпроводила Давида и объявила её больной, она расстроилась, но вида подавать не стала ни перед родителями, ни перед другом. Но разговора с Давидом ей не удалось избежать.

– Вика, я догадался, что ты не была больна. Просто Тамара Ивановна не хотела, чтобы мы встретились в тот день. Верно?

– Давид, я на самом деле болела, но не могла тебе об этом сообщить. Извини!

– А я думаю, ты обманываешь меня. Твои родители не хотят, чтобы мы дружили, потому что я еврей?

– Что ты?! Не думай так плохо обо мне и о моих родителях! Ни у меня, ни у них и мысли не было об этом! Они просто считают, что в нашем возрасте ещё рано иметь какие-либо отношения.

– Вика, ведь мы не делаем ничего плохого!

– И я так считаю! И поэтому мы будем с тобой дружить! А на них не обижайся, они же родители.

Осень подходила к концу, и в ноябре уже выпал первый снег, но пролежал недолго и только напомнил о том, что зима не за горами. Декабрь выдался снежным и морозным, спортсмены встали на лыжи. Это усложняло их тренировки, ведь не все умели свободно скатиться с горы или на скорости, преодолев расстояние, обогнать соперника, при этом умело ориентируясь на местности по карте и компасу. В группе было несколько ребят, которые никогда не стояли на лыжах, одним из них был Давид. На тренировках он изматывался, постоянно падал, ему стоило больших усилий пройти небольшой отрезок пути без подобных злоключений. Но надо отдать ему должное, в силу своих возможностей он выкладывался по полной, а в конце тренировки с разгорячённой головы снимал шапку, расстёгивал куртку и падал в снег. Эти действия для Давида не прошли бесследно, через некоторое время он не явился на тренировку. И только спустя две недели сумел сообщить через мальчика, у которого был домашний телефон, что болен, у него пневмония и посещать занятия он сможет ещё нескоро. Прошло много времени, и в один из дней после тренировки ребята не пошли домой, а около базы затеяли игру в снежки. Активные, шумные и весёлые, они не сразу заметили Давида, стоявшего поодаль и наблюдавшего за игрой. После болезни он сильно изменился, осунулся, его огромные карие глаза стали казаться ещё больше на бледном и похудевшем лице. Давид пришёл, чтобы сообщить, что по состоянию здоровья посещать тренировки он больше не сможет и уходит из секции. Все ребята сочувствовали ему, особенно расстроилась Вика, которая всё это время с нетерпением ждала своего друга. Возвращаясь с базы, долго шли молча, и только когда подошли к дому, Давид, взяв Вику за руку, произнёс:

– Ты знаешь, во время болезни я понял, что занимаюсь не своим делом. Я ведь пошёл в секцию, чтобы стать сильным, спортивным, подкачать мышцы, стать выше ростом, в конце концов. Но сегодня, глядя со стороны на ребят, играющих около базы, я подумал, что они должны здесь быть, а я нет! И это не значит, что я слабак, просто мне интересней заниматься совсем другим, например, математикой или шахматами, тем, что сейчас не очень увлекает большинство подростков. Но я не жалею, что какое-то время занимался ориентированием, хотя без особого успеха. А у тебя, Вика, всё получится, ты на своём месте, ты умная и целеустремлённая! Я тебя за это уважаю!

Давид порывисто обнял Вику, немного помедлил, возможно, ожидая её реакции, но, не дождавшись, повернулся и быстрым шагом направился к автобусной остановке. Вика осталась стоять, в недоумении глядя на удаляющегося Давида. От жалости к этому маленькому, худенькому мальчику у неё всё заныло внутри, она хотела крикнуть, чтобы он вернулся, но, как назло, все слова застряли в пересохшем от волнения горле. Только потом, вернувшись домой, Вика раз за разом вспоминала эту сцену и ругала, ругала себя за то, что не нашла нужных слов, чтобы остановить своего друга, чтобы сказать ему, что любовь к математике и шахматам не мешает тренировкам и умению кататься на лыжах. Мысленно доставалось и неуверенному в себе Давиду за то, что так легко сумел отказаться от их дружбы. Больше они не встречались, у каждого их юная подростковая жизнь потекла в своём привычном русле.

Глава 6

Шли годы, у подростков происходили изменения и во внешнем виде, и в манерах, и в интересах и увлечениях. Вика сменила вид спорта, она прибавила в росте и не казалась самой маленькой в школьной волейбольной команде, которая достигла больших успехов и удостоилась чести выступать на юношеских городских соревнованиях. Не только в этом у неё произошли перемены, Вика параллельно с учёбой в школе окончила курсы кройки и шитья, и это давало ей возможность при всеобщем торговом дефиците выглядеть красиво, модно и современно. Мечтой для девушки, умеющей шить, было обладание иностранным журналом под не совсем понятным названием «Бурда». Даже если этот журнал попадал тебе в руки всего на день, а то и просто на несколько часов, это было удачей! Из журнала можно было скопировать выкройки, перерисовать модные фасоны, а потом, после нескольких вечеров просиживания за швейной машинкой, удивить всех, явившись в новом наряде на школьный вечер или на танцы в местном клубе. И как приятно было наблюдать за парнями, которые, вывернув шею, провожают тебя восхищённым взглядом, а потом выстраиваются в очередь, чтобы пригласить на танец. Ещё у Вики появилось твёрдое решение после окончания школы поступать в университет на филологический факультет романо-германского отделения. Поэтому она усиленно изучала английский и посещала дополнительные курсы иностранных языков. У неё совсем не было свободного времени, но, оставшись в тишине в своей комнате наедине с общей тетрадью в синем клеёнчатом переплёте, Вика записывала свои стихи, которые приходили к ней, не спрашиваясь, в любое время суток и выливались поэтическими строками на тетрадный лист. Ещё совсем недавно в душе у Вики боролись два желания, совершенно разные, можно даже сказать, противоположные. Ведь мысль об университете пришла не сразу. Вначале, основательно увлекшись театром, Вика вынашивала идею поступления в театральный вуз и даже начала подбирать материал для прослушивания. Семью в свои планы она не посвящала, предполагая сделать сюрприз и эффектно преподнести эту новость. Она хотела приобщить к театру и своих родителей, однажды пригласив их на спектакль. Вика заметила, что во время представления родители скучали, а отец даже позёвывал, прикрывая рот ладонью. Когда вернулись домой, она завела разговор о театре, о сегодняшнем спектакле, но диалога и дружеской беседы не получилось. Зато отец прямо высказал своё мнение:

– Знаешь, Викуся, мы с мамой любим смотреть фильмы, особенно про жизнь, про настоящее, не придуманное, когда тебя то, что ты видишь на экране, задевает за живое. А в театре всё ненастоящее, бутафорское, и декорации картонные, и природа на холсте нарисована, и актёры дерут горло, чтоб их было слышно аж на заднем ряду. Всё искусственное, на то оно и искусство! Ты не огорчайся, главное, что тебе нравится театр, а мы уж с матерью как-нибудь проживём и без него.

В один из воскресных дней вся семья с интересом смотрела очередной эпизод нового сериала. В нём снималась актриса необыкновенной красоты, и была там сцена, её даже постельной нельзя было назвать, но герои были в нижнем белье и, обнимаясь, целовались. Когда через несколько кадров страстные поцелуи повторились, а потом ещё и ещё раз, мать не выдержала и начала рассуждать вслух:

– Вот интересно, как она после этих съёмок возвращается в семью?! Скорее всего, у такой красавицы есть муж, ну, если он тоже актёр, то, может, как-то примет это, хотя сомневаюсь: мужики все собственники! А если муж не актёр, то сплошной скандал получается. А если есть детки, то как им, бедным, тяжко приходится! Вот посмотрят их одноклассники фильм и начнут на переменке обсуждать их мамку, которая целуется с чужими дядями, а потом прилюдно щеголяет в одной комбинашке. А ведь неделю назад показывали фильм с ней же в главной роли. Там, правда, поменьше они целовались, но всё равно было! Родители ведь тоже есть у неё, если не померли. Вот приедет она к ним в гости, а соседи по площадке и бабы у подъезда тоже все смотрят кино, и первое, что придёт им в голову, это в каком виде она снималась, как целовалась и как барахталась в чужой постели. Стыд-то какой!

– Тамара, ты чего завелась? Тебя как это касается? Фильм-то с удовольствием смотришь!

– Ну а что, и поговорить нельзя? Просто думаю, актёры – они другие люди. Вот скажи им, что для роли нужно раздеться догола, так ведь разденутся! Хорошо, что такие фильмы у нас не показывают, эту заразу заграничную! И слава богу! Говорят, там такое! Волосы дыбом встают!

– Мама! Ну кто говорит? Кто видел эти фильмы? Слушаешь всякую ерунду!

– А что ты так их защищаешь? Не хочешь ли сама податься в артистки? Хочешь себя и своих родителей опозорить! О будущем надо думать, об учёбе, о профессии, о семье, о детях! А то театр один на уме!

Вика подумала… И ей стало жалко своих будущих, ещё не рождённых детей, да и представить себя, целующуюся с «чужим дядей», в нижнем белье она не могла, а уж голой – и подавно. Но, несмотря на это, любовь к театру не прошла, и посещение нового спектакля для неё всегда было праздником.

Глава 7

Десятый класс. За порогом школы после экзаменов и выпускного вечера начнётся взрослая жизнь. Какой она будет? Хочется думать, что счастливой, удачной, с успехами и множеством друзей. И конечно, в этой жизни состоится встреча с любимым человеком, лучшим и единственным. Об этом мечтают все, но говорить на эту тему во всеуслышанье не принято. А пока у Вики, её одноклассников и друзей продолжается школьная учёба. Конечно, день «Х» приближается с неумолимой быстротой. Вот уже и Новый год, и последние зимние каникулы. На это время намечалось множество мероприятий: новогодний вечер в школе, день рождения у подруги Наташки, поход на лыжах с компанией бывших одногруппников по спортивному ориентированию. С ними Вика никогда не теряла связи, несмотря на то, что увлеклась другим видом спорта. И в череде этих мероприятий, конечно же, посещение театра. С подругами они заранее купили билеты на спектакль и с нетерпением ждали встречи с уже знакомыми, полюбившимися артистами. К посещению театра Вика подготовилась основательно: она сшила себе новое платье в красивую клетку (мама почему-то эту ткань называла «шотландкой»). А модель, конечно, была взята из «Бурды». Клапаны на груди, воротник-стоечка, впереди и сзади встречные складки и подчёркивающий тонкую талию жёсткий пояс с металлической пряжкой. Ну всё как в журнале! У Вики появилась новая причёска: путём долгих и мучительных переговоров с родителями она всё-таки получила разрешение обрезать волосы до плеч. Теперь их концы можно было завить на пластмассовые бигуди. Густая чёлка, локоны, касающиеся шеи, втайне от родителей чуть подведённые ресницы из коробочки с твёрдым блоком туши, в который перед употреблением нужно было плюнуть и растереть маленькой неудобной щёткой. Образ получался интересным и привлекательным. А ещё на Новый год Вика получила подарок, о котором она могла только мечтать – сапоги-чулки на платформе, с высоким каблуком. Они удачно подчёркивали её стройные ноги. Тамаре Ивановне стоило больших трудов достать это чудо через подругу, у которой сестра была знакома с матерью женщины, дочь которой работала в обувном магазине. Эта схема в любой момент могла рассыпаться, и тогда бы не видать Вике сапог как своих ушей! Но всё сошлось, и большая коробка с надписью: «Викусе дочке от Деда Мороза» была положена под ёлку.

Наступил долгожданный театральный день, а вернее сказать, вечер. Подружки собрались в квартире у Вики. Девчонки шумели, смеялись, устраивали толкотню, прорываясь к зеркалу в комнате подруги, они прихорашивались: у кого-то из недр сумочки появилась розовая помада, но, слегка подкрасив губы, они решили, что это перебор и что в таком виде им не удастся незамеченными выйти из Викиной комнаты и покинуть дом. На улице стояла хорошая погода с лёгким морозцем, который к вечеру основательно крепчал. Но, несмотря на это, решили идти в театр в капроновых чулках. У всех было приподнятое настроение, шли на спектакль, которого ждали, о котором много слышали – «Валентин и Валентина». Ведь интересующиеся театралы, а девушки считали себя таковыми, знали, что эта пьеса Михаила Рощина была уже поставлена в больших городах. Валерий Фокин поставил пьесу в «Современнике», Георгий Товстоногов – в Питере в Большом драматическом театре, Олег Ефремов – во МХТе. И вот докатилась долгожданная театральная волна и до их города. То, что происходило на сцене, трогало до глубины души, некоторые не могли сдержать слёз, и в зале то здесь, то там были слышны всхлипывания. Да ещё в антракте пополз слух, что героев на сцене играют муж и жена, хотя фамилии у них были разные, ну так, вероятно, было принято в театральной среде. Притихшие девушки в антракте вышли в фойе, им не хотелось бежать и толкаться в очереди театрального буфета, они тихо переговаривались, прохаживаясь и рассматривая галерею портретов, выискивая лица артистов, только что игравших на сцене. Вика на мгновение отвлеклась от общего занятия, ей показалось, что в толпе промелькнуло знакомое лицо, и в то же время она не могла сказать, что знает этого человека. Юноша тоже скользнул рассеянным взглядом по её лицу, не проявив никакого интереса.

– Наташа, тебе никого не напоминает этот парень, мне кажется, он очень похож на Давида Гольдберга?

– Ну что ты! Ничего общего! И рост, и фигура совсем другие.

Но Вика не переставала следить взглядом за юношей, удаляющимся вглубь фойе. Он как будто почувствовал, что за ним наблюдают, и прежде чем подойти к людям, ожидавшим его, несколько раз обернулся. Теперь Вика точно знала, что это Давид, ведь подошёл он к родителям, которых она очень хорошо помнила. Они почти не изменились, а вот их сын в этом преуспел.

– Наташа, я узнала, это он! Хочу подойти поздороваться с его родителями. Как считаешь, это не очень глупо будет выглядеть?

– Зачем тебе это? А в общем, как знаешь! Я бы не пошла, ещё вообразит невесть что!

Вика волновалась, но, немного успокоившись, быстрым шагом подошла к семейству Гольдбергов.

– Здравствуйте! Я рада вас видеть. Как вам спектакль, какие впечатления?

Повисла пауза, Вика понимала, что её не узнают, на лицах родителей и Давида читалось напряжение, они как будто мысленно у себя в голове перелистывали справочник с именами давно забытых знакомых. Её рассматривали, прищурившись, сводили брови к переносице, а потом, расслабив мышцы лица, снова начинали процесс узнавания. Первой поняла, кто стоит перед ними, Елена Павловна.

– Вика! Да тебя не узнать! Ты так изменилась, ну просто взрослая красивая девушка! Выглядишь замечательно! И эта причёска тебе очень идёт, прелесть! А вы, мужчины, что молчите? Языки проглотили? Яков, Давид, остолбенели?!

– Не знаю, как Давид, а я так точно! Викочка, девочка моя, здравствуй, дорогая!

Вика перевела взгляд на Давида, его лицо выражало недоумение. Перед собой она не видела того маленького мальчика, который всеми силами пытался освоить лыжи, хотел, занимаясь в секции, стать сильным, спортивным, уверенным в себе юношей и «подрасти, в конце концов». Последнее явно ему удалось – он был выше своей матери почти на целую голову, и Яков Самуилович на их фоне выглядел кругленьким, низкорослым толстячком. А Давид и вправду очень изменился, неспроста его сразу не узнала Вика и её подруга Наташа. Здесь сыграл роль не только рост: черты его лица укрупнились, исчезло милое и наивное выражение, а вот глаза, наоборот, как будто стали меньше и не так выделялись на округлившемся лице. И, как ни странно, Давид стал больше походить на отца, а ведь раньше всё было наоборот.

– Давид, а у тебя как дела? Как твои успехи в изучении математики, и продолжаешь ли ты совершенствоваться в шахматной игре?