Падение Башни Искушения

Никто не знал, каким же образом Мужун Синь убедил Лин Босян сделать исключение и взять Мужун Цзялянь к себе в ученицы. Уроки она давала только поздно вечером и всегда закрывала лицо черной вуалью, поэтому за все эти годы даже обучавшаяся у нее искусству музыки Цзялянь ни разу не видела ее настоящего обличья.

Небесные сады Сюаньпу в горах Куньлунь были загадочным местом, которое Лин Босян искала долгие годы. Обнаружив его, она потратила баснословные деньги, чтобы возвести здесь крепость с тремя башнями. Наружная стена была сложена из черного гранита, а внутренняя планировка в точности передавала великолепный облик Цилигэ. Острые крыши зданий были сплошь разрисованы узорами из персиковых цветов, отчего в свете дня сливались воедино с чарующими пейзажами горной долины.

Полгода назад Лин Босян пригласила Мужун Синя, Цуй Минчжу и Мужун Цзялянь погостить здесь пару дней. Тогда она получила от Мужун Синя большую сумму денег на строительство копии Цилигэ. Тот мешок с золотыми слитками был ей необходим, словно пища.

Ночь в Сюаньпу была черная как смоль, если бы не капли лунного света, просачивающиеся сквозь решето облаков и веток, вся долина бы погрузилась в таинственный и безлюдный мрак. Цзялянь спала в башне Фэнцюхуан. По сравнению с роскошным теремом Цилигэ, где жила Лин Босян, обстановка здесь была весьма скромной, только самая необходимая мебель: стол со стулом да кровать. Цзялянь вежливо отказалась от ужина, сославшись на вызванное тряской в седле головокружение и пропавший из-за этого аппетит. Устроившись на кровати, она безмятежно заснула и проспала так много часов, а пробудившись, обнаружила, что ночь уже спустилась на землю. Поднявшись с постели, Цзялянь провела рукой по струнам пипа, лежавшей у изголовья, сыграла пару нот. Девочка захотела сыграть какую-нибудь неторопливую мелодию, чтобы не сбивать режим занятий, но тут перед глазами мелькнуло печальное лицо матери, и настроение играть на инструменте испарилось.

Матушка сказала, что ей необходимо бежать из столицы, чтобы миновать горькой участи, постигшей старшую сестру. Войдя во дворец, та не только не стала императрицей, но и лишилась жизни. Цзялянь извлекла урок и вовсе не собиралась отправляться на верную гибель во дворец. Да и вообще матушка говорила, что все императоры – старики с седыми бородами.

Но сколько же ей придется провести времени в этом безлюдном месте? В ночной тиши Цзялянь вспомнила праздничную и оживленную столицу. На пиру в честь юбилея отца она впервые выступила с игрой на пипа и заслужила всеобщее восхищение. После долгих лет упорных занятий на инструменте она наконец ощутила сладкий вкус успеха. Но как недолговечен он был!

В толпе она разглядела молодого господина с золотыми серьгами в ушах и пылким взором, сидевшего за одним столом с еще двумя благородными юношами. Его аплодисменты были самыми долгими, его глаза – самыми блестящими, а фигура – самой ладной. Матушка сказала, что это Юйвэнь Сюн, сын знаменитого полководца и наследник рода Юйвэнь.

– Юйвэнь Сюн, – шепотом произнеся это имя, Цзялянь почувствовала, что ее уши вспыхнули и покраснели.

– Матушка желает тебе благополучной жизни. Выйдешь замуж за юношу из семьи Юйвэнь – хорошо, выйдешь за наследника рода Цуй из Хэнани – тоже годится. Все это благородные семьи, с ними ты сможешь всю жизнь провести в достатке и чести, ни в чем не нуждаться. Ну и к чему терзаться желанием стать какой-то там императрицей? Трон дарует беспредельную власть, откуда у тебя, слабой женщины, любящей музицировать, найдутся силы, чтобы с ней справиться?

Наставления матери привели Цзялянь в восторг, но затем она вспомнила об отце.

– Матушка, но если я уеду, что же будет с батюшкой? Кого он отправит во дворец к императору?

Мужун Синь считал, что одной из его дочерей на роду написано стать женой императора.

– Твой отец умен, он что-нибудь придумает, – успокаивая ее, матушка как-то странно улыбнулась.

– Батюшка, почему старшая сестрица не стала императрицей? – как-то с любопытством спросила Цзялянь у отца.

– На пути к пику могущества каждый мужчина – охотник, а каждая женщина – западня. Твоя старшая сестра вела себя как обычная женщина, а потому и заплатила жизнью за свою ошибку, – холодно ответил отец, прищурив красивые узкие глаза.

За окном медленно показался месяц. Цзялянь услыхала тихое ржание Ночного Света, толкнула дверь и вышла на улицу – лошадь стояла у порога и словно ждала ее.

– Ха-ха, Ночной Свет! Да мы с тобой точно родные души, а?

Цзялянь радостно обняла голову лошади, поцеловала мягкую и гладкую шерсть на лбу. В этой бескрайней пустынной долине у нее нет никого ближе Ночного Света.

Она поняла, что лошадь проголодалась. Лепешек, которых она взяла в дорогу, уже не осталось, а все служанки Лин Босян спали крепким сном, поэтому Цзялянь сама ощупью вышла наружу и отправилась на поиски еды для своей любимицы. В непроглядной темноте ночи был виден лишь слабый свет, сочившийся из окна башни впереди.

Мужун Цзялянь направилась к источнику света, а ее лошадь послушно шла следом. Подойдя к плотно закрытой тяжелой двери, девочка уже хотела постучать и даже руку подняла, но тут же отдернула ее. Разве сейчас не как раз то время, когда наставница, завершив музыкальные упражнения, умывается? А ведь так хочется увидеть истинный облик красавицы!

Цзялянь подкралась к окну, прикрытому лишь местами порвавшейся шелковой бумагой, и украдкой заглянула внутрь. Ее взору предстали двое незнакомых мужчин, нежно обнимавших и целовавших друг друга!

Что же это такое? Сердце Цзялянь стремительно заколотилось, она сжалась от смущения и страха, но, взяв себя в руки, решила довести начатое до конца. Изо всех сил всматриваясь в комнату, девочка краем глаза увидела белую мантию наставницы, свисавшую со спинки стула, а краем уха услышала ее кокетливый смех.

– А любви-то и чувств я тебе никогда не обещал!

– Так что же это между нами происходит, скажи на милость? Если это не любовь и чувства – то что же тогда? – ответил звучный и притягательный мужской голос.

Его дыхание участилось, он перевернулся и повалил наставницу на кровать, зажимая во рту красную шелковую ленту.

– Не распускай уж так сильно руки, если будет слишком шумно, нас услышат, – лежа на спине, наставница подавила усмешку.

– Чего же ты испугался? Я всем служанкам стиракса[49] в еду подсыпал, они спят крепче мертвых свиней, а кто еще придет в это богами забытое место? Давай же повеселимся на славу, насладимся прекрасной порой молодости! – Мужчина грубо придавил наставницу. Казалось, что он играет в какую-то волнующую и рискованную игру.

Наставница – мужчина?! Прославившаяся на всю Поднебесную красавица – мужчина? Цзялянь не смела поверить скандальной правде, открывшейся ее глазам, и, закрыв лицо руками, в ужасе пробормотала:

– О боги, наставница – мужчина!

– Кто здесь? – Мужчины в комнате оказались начеку.

Ночной Свет остановилась рядом с Цзялянь и мирно посмотрела на хозяйку. У морды лошади клубился белый пар – ночи в Сюаньпу были ледяными. От холода Мужун Цзялянь задрожала всем телом, съежившись перед дверью, не в силах ступить и шагу.

– Наставница? – Дверь с толчком распахнулась, и Цзялянь плачущим голосом позвала на помощь. Она была напугана до смерти.

– Наставница? Лин Босян давно уже померла! – ехидно усмехаясь, мужчина приблизился к ней.

Так этот человек шесть лет обучал ее игре на пипа? Это точно он – его голос, его фигура и жесты. Только лицо незнакомое. В тусклом свете луны чувственные черты лица и тонкий орлиный нос с высокой переносицей выглядели устрашающе. Даже злые духи не так ужасны.

– Она видела нас, так чего мы медлим? Хочешь, чтобы слухи поползли? – с нетерпением сказал мужчина, оставшийся в комнате.

– Любви и чувств я тебе не обещал, но я всегда мечтал стать твоим рабом! – расхохотался Лин Босян, свернул красную шелковую ленту кольцом и натянул на шею Цзялянь.

Та и подумать не могла, что он захочет ее смерти.

– Батюшка, спаси меня! – в порыве отчаяния крикнула она.

– Батюшка, спаси меня! – в тишине и мраке долины откликнулся эхом ее крик, обращенный к небесам.

Лин Босян на миг оцепенел. Ощутив прилив сил, Цзялянь воспользовалась этим, вырвалась и одним махом вскочила на лошадь. Ночной Свет, исполняя свой долг, взвилась на дыбы и стремительно понеслась прочь. Красная шелковая лента вырвалась из рук Лин Босяна следом за ней и, повиснув на секунду в воздухе, опустилась на землю.

Ветер свистел в ушах Цзялянь. Она что есть сил прижималась к лошади, несясь по дороге, ведущей в столицу.

«Любви и чувств я тебе не обещал, но я всегда мечтал стать твоим рабом!» – в ее ушах стояли слова наставницы. О своем инструменте она и думать забыла.

В небе нет равных драконам, а на земле нет равных лошадям. Ночной Свет перелетела через стремительное, бурлящее течение глубокой, точно море, реки Сюаньхэ, перенеслась через обрывистый горный хребет Сюаньфэн, сплошь покрытый колючим кустарником. Стремительно мчась в ночной тьме, лошадь излучала серебристое сияние, освещая все вокруг, и казалось, что через долину летит белая шелковая лента.

Глава 8

Мужун Цзялань: лежащий Будда

«Я надеюсь, что, столкнувшись с предательством, ты наконец осознал важность преданности».

Мужун Цзялань достала из основания белого нефритового лежащего Будды вышитую черными шелковыми нитями парчовую головную повязку и внимательно вчиталась. Статуэтку передала Цзялань служанка Амань – это все, что осталось от матушки.

– Тетушка Амань, неужели матушка ушла вот так, такой озлобленной? – Цзялань была безутешна и не могла найти слов. Ее мир только что рухнул.

Еще не прошло и месяца с момента, как она стала женой На Лояня, а на родную семью одно за другим обрушились бедствия. Батюшка оказался втянут в неудачный переворот Цао Гуя, а потому был вынужден выпить отравленное вино. Когда это случилось, матушка подожгла поместье Мужун и дотла сгорела вместе с ним. Младшая сестра Цзялянь бежала в горы Куньлунь, и с тех пор от нее не было никаких вестей. Старшая матушка госпожа Го с сыновьями была сослана на западную границу в Шу.

– Такова уж, видно, судьба ее! Когда сановнику послали отравленное вино, госпожа не пожелала бежать, не захотела она и жить без него. Может, такой конец для нее и впрямь наилучший, как бы то ни было, теперь она и сановник вместе, – Амань горестно плакала, опустившись на колени. – Госпожа наказала тебе сохранить этого лежащего Будду и позаботиться о третьей барышне. Когда ей придет срок выходить замуж, пускай эта статуя станет ее приданым.

Глаза Амань опухли от слез. Госпожа Цуй велела ей продолжать жить и вместо нее оберегать Цзялань и Цзялянь.

– Не похоже, что этот лежащий Будда принадлежал матушке, откуда он взялся? – Цзялань провела рукой по гладкой поверхности статуэтки. Сомнения не отпускали ее. Что матушка задумала, оставив ей этого Будду?

– Ах, я и не знаю, хорошо это или нет, но эта статуэтка Будды – подарок на сватовство к третьей барышне от Юйвэнь Сюна, старшего сына рода Юйвэнь. В тот же вечер, когда этот подарок прислали, сановник Цао пришел с визитом, а затем с господином Мужуном случилось несчастье, – Амань выложила все от начала до конца.

– Нет худа без добра, не будем преувеличивать и переживать по пустякам. – Цзялань чувствовала, что матушка не просто так оставила ей эту статуэтку Будды. Однажды та еще сослужит ей службу.

Цзялань, которой было всего четырнадцать, проплакала всю ночь, не в силах уснуть. Следующим утром она сразу села за туалетный столик. О еде она от горя даже думать не могла.

– Вторая барышня, Изумрудный Дракон, похоже, сошел с ума, целый день кричит. Сходите, взгляните, – попросила Чжаоюнь, встав на колени перед Цзялань.

Служанка была одета в простое белое траурное платье, к вискам были приколоты белоснежные искусственные цветы, а лицо измождено скорбью.

– Изумрудный Дракон? С ума сошел? – Мужун Цзялань внезапно очнулась.

Размяв онемевшие руки и ноги, она почувствовала, как возвращаются утраченные силы. Нельзя запираться в своем горе, так можно навеки застрять в нем. Мир не рухнул, у нее еще есть муж На Лоянь, есть превосходный конь Изумрудный Дракон.

– Изумрудный Дракон только вчера оказался в конюшне поместья На и впервые ел с другими лошадьми. Может, он просто еще не привык? – Цзялань убрала парчовую повязку в шкатулку, а заодно достала шпильку, украшенную цветами груши из белого нефрита, воткнула ее в собранные в узел волосы, а затем вместе с Чжаоюнь спустилась на улицу.

Со стороны могло показаться, что в поместье На все по-старому, однако Мужун Цзялань понимала, что, хоть мир и не рухнул, он перевернулся. Из-за ужасной участи, постигшей ее семью, муж На Лоянь и свекор На Цинчжао оказались впутанными в эту историю – их вызвали во дворец, чтобы высказать предупреждение.

Изумрудный Дракон громко фыркал, вытянув шею, и беспокойно бил копытами. Ему было очень непривычно в тихом и безлюдном поместье На.

– Еще вчера вечером все было в порядке, а сегодня как проснулся, так не ест, не пьет и просто вот так фыркает в сторону главных ворот. Он уже все утро такой, и хоть бы что, все не останавливается! – Чжаоюнь несла корзину, полную аккуратно нарубленной свежей травы, и размахивала свободной рукой, быстро шагая вперед.

Неужели младшая сестра собирается вернуться в столицу? В поместье Мужун Ночной Свет и Изумрудный Дракон ели из одной кормушки и всегда были дружны. Амань прислала Изумрудного Дракона и сообщила, что Ночной Свет сейчас с младшей сестрой. Женская интуиция подсказала Цзялань, что непонятное поведение Изумрудного Дракона, очень вероятно, связано с Ночным Светом.

– Изумрудный Дракон, поешь немного, не мори себя голодом. Ты же все-таки станешь моим верховым конем.

Мужун Цзялань взяла из рук Чжаоюнь корзину с травой и опустилась на колени, нежно поглаживая коня по носу. Тут она увидела, как из его изумрудно-зеленых, точно драгоценные камни, глаз вытекла прозрачная слеза. Конь понял слова своей маленькой хозяйки. Цзялань, с трудом сдерживая слезы, взяла в ладонь немного корма и протянула Изумрудному Дракону. Тот послушно склонил голову и принялся за еду. Время словно остановилось: Цзялань вспомнила, как точно так же кормила Изумрудного Дракона в доме Мужун, Ночной Свет баловалась, то и дело подбегая, чтобы ухватить и себе немного. Как же им было радостно вместе!

«Ночной Свет, Цзялянь, добрались ли вы до гор Куньлунь?» – обратилась Цзялань к оставшимся у нее родным душам, к ее единственной родной сестре.

Успокоив Изумрудного Дракона, Цзялань встала и распрямилась. Она подумала о муже и свекре – как его величество накажет тех, кто породнился с семьей предателя?

– Вторая барышня, господин просил вас не беспокоиться. Он постарается пораньше вернуться к вам. – Чжаоюнь передала Цзялань наказ На Лояня, который тот оставил перед уходом.

– Чжаоюнь, пошли людей седлать мне лошадь! Я желаю вернуться домой, почтить память батюшки и матушки. – Цзялань не выдержала горя от потери обоих родителей, ее глаза покраснели, а голос охрип.

– Боюсь, это невозможно, вторая барышня. Люди императора все еще там, выясняют, где найти третью барышню. Если вы сейчас туда отправитесь, то своими ногами придете к тигру в когти! – С болью на лице Чжаоюнь рухнула на колени и отчаянно вцепилась в ногу девушки, не желая отпускать ее.

– Батюшка и матушка умерли такой страшной смертью, а я, их дочь, ничем не смогла помочь. Да знаешь ли ты, как у меня сердце рвется? – Цзялань двумя руками схватила Чжаоюнь за плечи, впиваясь ногтями в кожу.

Служанка, стиснув зубы, перенесла эту боль. Разом потерять обоих родителей и не иметь возможности проводить их в последний путь – какой человек вынесет такое и не придет в неистовство?

– Вторая барышня, хотите плакать, так плачьте, не держите эту боль в сердце, только себе хуже сделаете. Положитесь на меня. – На плечах Чжаоюнь сквозь одежду проступили кровавые следы, боль была такая, что у нее слезы навернулись на глаза.

– Мне не нужна опора, да и не на тебя мне следует опираться. – Усилия Чжаоюнь принесли прямо противоположный результат.

Цзялань отпустила служанку. На ее лице появилась маска безразличия.

– Ох, какие же у вас ногти острые, у меня аж кровь пошла! – всхлипывала Чжаоюнь от боли, пронзавшей ее насквозь.

– У меня сердце кровью обливается, разве может боль твоего тела с этим сравниться? – холодно ответила Цзялань.

Чжаоюнь увидела, что молодая хозяйка переменилась в лице, а в ее голосе появилась черствость, которой раньше никогда не было. Это разительное отличие от веселой Цзялань из прошлого невероятно напугало ее.

– Вторая барышня, служанка оговорилась! – от страха запросила прощения Чжаоюнь, совершая один за другим земные поклоны.

– Бестолковая ты, Чжаоюнь, думаешь, ты просто оговорилась? Госпожа На убита горем, а ты задумала такое ей сказать, да еще и ведешь себя как капризный ребенок! Мы больше не в поместье Мужун, вторая барышня теперь госпожа На, – строго отчитала Чжаоюнь подошедшая Амань, тоже одетая в траур.

Род Мужун пришел в упадок, Амань была личной служанкой матушки, а потому ей некуда было податься, кроме как остаться при Цзялань в поместье На.

– Тетушка Амань права. Чжаоюнь, тебе следует по-другому называть меня. С этого дня в стенах Дундучэна более не существует рода Мужун, Правители Великой Пустыни исчезли. Тетушка Амань, ты, я и моя младшая сестра впредь должны опираться на поместье На, наши жизни зависят от него.

Этими словами Цзялань напоминала себе, что она уже более не вторая барышня дома Мужун, обожаемая батюшкой и матушкой. Теперь она осиротевшая госпожа На, в первую очередь она жена.

Чжаоюнь испуганно кивнула в знак согласия.

– Госпожа На, светлые очи его величества полны гнева, боюсь, что главнокомандующий На окажется втянут в это дело. – Лицо Амань опухло от слез, но она не изменила себе, спрятав горе в глубины сердца.

– Дела императорского двора не мне решать, я лишь тревожусь за Цзялянь. Бедная сестренка, ведает ли она, что за несчастье обрушилось на нашу семью? – Печаль вырвалась из души Цзялань, и она горько заплакала.

Амань подошла к Цзялань и обняла ее, похлопывая руками по спине, точно как госпожа Цуй в свое время утешала маленькую Цзялань.

– Главнокомандующий вернулся! – громко возгласила Чжаоюнь, ухватившись за возможность получить прощение после совершенной ошибки.

– Цзялань, милая! – На Лоянь подошел к жене, лицо его было мрачным.

– Супруг! – Мужун Цзялань утерла слезы и бросилась в его объятия.

Под покровом ночи Цзялань и На Лоянь, вдвоем сидя на Изумрудном Драконе, незамеченными подъехали к поместью Мужун и укрылись в роще неподалеку, чтобы молча попрощаться с его ушедшим блеском и великолепием. Когда-то роскошное поместье Мужун с павильонами и беседками, извилистыми дорожками в изумительном саду сровняли с землей и обратили в удушливый серый пепел.

– На Лоянь, батюшка и матушка умерли такой страшной смертью. Я… мы обязаны отомстить! – сжавшись в объятиях мужа, в очередной раз с ненавистью произнесла Цзялань.

– Отомстить? Но кому? – с отсутствующим выражением лица спросил На Лоянь. – Для мести необходима мишень.

– Однажды я обязательно выясню правду и на куски разорву тех, кто выдал тайну батюшки и погубил его с матушкой! – тихо поклялась Цзялань, глядя на пустынные развалины родительского дома.

«За потомков Цао Гуя тоже нужно отомстить», – подумал На Лоянь, но не осмелился произнести это вслух.

Молодая жена, съежившаяся в его объятиях, уже довольно настрадалась. Как ее супруг, он нес ответственность и не мог допустить, чтобы она еще больше скорбела и совсем утратила надежду.

– Лишь бы дом На не оказался втянутым во все это. – По дороге домой На Лоянь не выдержал и выразил свои тревоги.

– Его величество хочет наказать вас? Как? – Услышав это, Цзялань напряженно натянула поводья, ее голос задрожал от страха.

– Его величество отдал приказ лишить весь род На почетных титулов, сослать в пустоши на восточной границе и поступить в подчинение главнокомандующего Юйчи Гуна. Однако отец сказал, что у его величества характер переменчивый, у него часто семь пятниц на неделе. Мы должны придумать способ выкрутиться, вырваться из этого тупика. – На Лоянь нежно обнял молодую жену и, храбрясь как мог, выложил жестокую правду.

– Неужто совсем нет шанса на спасение? – Цзялань не отступала.

– Почему же? Государь питает слабость к красивым женщинам. Если мы найдем красавицу, которую можно будет подарить ему, да еще и подкупим приближенных ко двору богатыми подарками, чтобы те замолвили за нас словечко, то надежда еще есть, – тщательно подбирая слова, ответил На Лоянь, постепенно открывая истинное положение вещей.

– Если бы младшая сестра была здесь, мы бы тотчас могли уладить это дело. – Цзялань вспомнила, что отец долгие годы усердно готовил Цзялянь к роли императрицы его величества.

– А где же она? – На Лоянь натянул поводья.

– В горах Куньлунь, что за три тысячи ли отсюда. На Изумрудном Драконе дотуда три дня пути, – Цзялань думала наперед.

На Лоянь задумчиво кивнул и вернулся в привычное молчаливое состояние, глубоко погрузившись в мысли.

– Я потеряла родителей, теперь ты моя семья и мое небо, – плачущим голосом произнесла Цзялань, с силой сжав руку мужа.

На Лоянь нежно поцеловал ее в лоб и твердо заявил:

– Все так, я твое небо и твоя земля, твое надежное укрытие от всех невзгод, твой спутник на дороге из тьмы к свету.

Глава 9

Юйвэнь Ху: Меч Режущий драконов

Атмосфера во Дворце Благополучия была напряженной. Свисавшие с потолка занавесы колыхались от ветра и хлопали друг о друга. Толпа чиновников стояла, склонив головы, никто не осмеливался проронить и слова. Его величество Юйвэнь Ху хмурил брови, гневно уставившись на преклоненных перед ним отца и сына дома На, а те, трепеща, припали к земле.

Меч Режущий драконов, висевший за поясом императора, издавал слабый свист. Украшавшая его Тигриная плеть раскачивалась за мечом, как Полярная звезда следует за рукоятью Ковша[50]. Считалось, что этот меч был совместно выкован самими Оу Ецзы[51] и Гань Цзяном[52], двумя великими оружейниками. Чтобы отлить его, мастера прорубили гору Дахэйшань и провели талую воду к девяти круглым чанам, окружавшим литейную печь. Если взглянуть вдоль клинка готового меча, то кажется, будто смотришь с высокой горы в бездну – дна не видно, все покрыто туманом, словно скрывая огромного павшего дракона. Так он и получил свое название – «Режущий драконов».

Юйвэнь Ху убил этим мечом двух императоров, так что теперь это редкое оружие действительно можно было считать мечом, режущим драконов[53], а его обладатель сам стал настоящим мастером в этом деле.

Юйвэнь Ху почувствовал, как кисточка на рукоятке сильно затряслась: меч подгонял его, требовал отдать приказ. Император с силой надавил на рукоять, его парадный головной убор слегка вздрогнул. На Цинчжао нельзя вот так необдуманно казнить, нельзя трогать, он дельный подчиненный, которого следует ценить, хоть он и поддерживает видимость преданности лишь внешне. Так как же поступить – казнить или отпустить? Он только что казнил Цао Гуя, несгибаемого человека, не поддающегося исправлению и задумавшего этот безумный бунт, казнил он и его сообщника Мужун Синя. Военные заслуги На Цинчжао так же безупречны, как у этих двоих, он так же умен и смел. Кроме того, он был преданным подчиненным Мужун Синя, они даже через брак детей породнились – не мог он не знать о готовящемся бунте.

Казнить? Простой и надежный выход, навсегда искореняющий возможность повторения подобного. Однако если при дворе станет меньше на одного отважного полководца, способного повести людей в бой, то кто будет защищать страну, если в будущем на границах вновь разразится война?

Не казнить? Тогда не получится держать императорских чиновников в страхе.

Казнить или не казнить – вот в чем вопрос.

Юйвэнь Ху потерял терпение и повернулся к своему приближенному, высокопоставленному чиновнику Ло Шэньли, стоявшему за спиной. Тот преданно следовал за ним много лет и прекрасно понимал причину его колебаний в эту минуту. Сделав поклон, Ло Шэньли шагнул вперед и стал шептать на ухо:

– Только что получили срочное донесение. Дикарское племя Заходящего Солнца с острова Шэдао на востоке вновь вторглось в Бэйцзян. Может, стоит оказать На Цинчжао милость – лишить титулов и сослать на границу дать отпор врагу, чтобы своими заслугами искупить вину?

Юйвэнь Ху сделал глубокий вдох и закрыл глаза. Ло Шэньли все понял, распрямил спину, сделал шаг вперед и, откашлявшись, огласил решение хриплым голосом: