Мистические миры Жастин. Том 1

– Я совершенно ничего об этом не знала! Подскажите, дорогая, что мне следует в данном случае предпринять?

– Это довольно сложная задача, ведь остаться наедине с покойником мало кто согласится, скорее всего, никто. Я могу предложить вам свою кандидатуру, но только до трёх ночи, потом мне будет просто необходим сон, дабы не уснуть в самое неподходящее время, а после трёх, наверное, уже можно будет оставить маркиза одного.

– Дорогая, вы оказываете мне неоценимую услугу. Я вам так благодарна! Вы просто подарок судьбы для меня в этой сложной ситуации.

– О, не стоит преувеличивать, я считаю своим долгом помогать нуждающимся.

– Вы говорите это так просто. Я не перестаю удивляться вашей стойкости и самоотдаче.

– Мне, маркиза, в таких случаях всегда вспоминается изречение Жанны д’Арк: «Если не я, то кто же?» В моём случае так и есть: если не я, то кто же сделает это для вас?

– Да, тут вы совершенно правы.

– Теперь, маркиза, я думаю, что вам давно пора отдыхать. У меня к вам есть небольшая просьба: что бы вам ни послышалось этой ночью, не стоит покидать комнату. Просто поверьте мне на слово. Я отправляюсь в спальню к маркизу, а вы идёте к себе, и до утра никаких передвижений по замку.

– Да будет так, моя дорогая. После услышанных от вас рассказов мне и в голову не придёт прекословить вам.

Маркиза под большим впечатлением пошла к себе, а Жастин направилась на ночное бдение к маркизу де Шантрелю. Войдя в его спальню, она сразу подошла к маркизу и поведала, что принесла ему то, что может ему вскоре пригодиться. Она осторожно откинула тюль с его рук и вложила в них деньги. После чего уверила маркиза, что всё будет теперь хорошо. После этого с чувством выполненного долга она разместилась в кресле и начала молиться, прося Создателя простить все прегрешения маркиза и даровать ему Царствие Божие. Как только она закончила молиться, в соседнем кресле появился маркиз. Видение было не очень ясным, но вполне узнаваемым.

Жастин встала, поклонилась, давая таким образом понять, что она его видит, и в ответ маркиз совершенно ясно заговорил:

– Мне бы вашу уверенность. Как дивно, что перед дальней дорогой я имею возможность поговорить. В первую очередь, хочу вас поблагодарить за деньги, возможно, они и правда пригодятся. Но у меня к вам имеется маленькая просьба. В холле, в вазе для зонтов, находится моя любимая трость, с ручкой в виде головы орла. Она у меня уже почти пятьдесят лет, она когда-то принадлежала моему прадеду. Славный был человек. Поскольку у меня нет наследников по мужской линии, то я не хочу, чтобы в скором будущем она стала добычей антиквара. Сходите за ней и положите её рядом со мной. Я буду вам премного благодарен.

Не успела Жастин ответить, как маркиз покинул кресло.

Зная, что волю нарушать нельзя, она тут же, взяв с собой подсвечник, поспешила на первый этаж. Недалеко от входной двери она нашла вазу с зонтами, рукоять трости поблёскивала, поскольку на ней отражались языки пламени от горящих свечей. Взяв трость за ручку, Жастин вытащила её из вазы, но тут поняла, что в её руке находится острый клинок, а ножны соскочили и остались в вазе. Прислонив клинок к стене, она потянулась за ножнами, но тут клинок заскользил по стене, по направлению к вазе, и уже через мгновенье его тяжёлая рукоятка упала на её край, и тут же звон рассыпающегося по мраморным плитам фарфора и падающих зонтов с массивными ручками буквально взорвал ночную тишину замка.

Жастин быстро вставила лезвие в ножны и бегом направилась на второй этаж, не желая попадаться на глаза прислуге, которая непременно появится на месте происшествия, чтобы выяснить причину ночного шума. Когда она зашла в спальню графа, она уже слышала встревоженные возгласы.

Она осторожно прикрыла дверь, подошла к усопшему и прошептала:

– Предупреждать же надо, что это вовсе не трость, а то весь дом переполошился!

Затем она отодвинула покрывало и положила трость с правой стороны, после чего, тщательно всё расправив, посмотрела на маркиза, и ей показалось, что он улыбался. «Вот и хорошо! Значит, он всем доволен!» – подумала Жастин и, едва присев на кресло, уснула.

Утро началось с ужасной суеты. Все домашние стремились скорее позавтракать, поскольку, учитывая особые обстоятельства, обед будет подан с большим опозданием. Невзирая на ранний час, а было всего девять утра, начали съезжаться друзья почившего и маркизы. Селестина де Кавелье принимала прибывающих друзей в гостиной. Жастин смотрела на неё и думала, как порой немилосердны правила этикета. В этот прискорбный для маркизы час она вынуждена уделять внимание большому количеству людей. Было бы куда уместней, чтобы она появилась непосредственно перед выносом почившего, а после всей церемонии, за поминальным обедом, стала принимать соболезнования.

Видя, как маркизе тяжело, Жастин вошла в гостиную и обратилась к собравшимся на панихиду:

– Господа, маркизе необходим отдых, я провожу её на второй этаж, а вы если желаете перекусить, то в столовой накрыт стол к завтраку.

После этих слов она подошла к маркизе и, взяв её под руку, повела к выходу из гостиной. Маркиза была так тронута заботой, что утратила дар речи. Эта несгибаемая личность, которая привыкла заботиться о других и всем покровительствовать, уже давно забыла, когда заботу проявляли о ней самой. От нахлынувших чувств она еле слышно всхлипнула. Они направились в кабинет маркизы, где было удобное канапе, на котором она могла немного отдохнуть.

Едва Жастин закрыла дверь, маркиза сняла шляпку с вуалью, освободила ноги от туфель и с наслаждением опустилась на мягкое ложе. Затем внимательно посмотрела на свою спасительницу и сказала:

– Моя дорогая, вы слишком прозорливы для своих лет.

– Знаете ли, маркиза, когда живёшь двойной жизнью, взросление происходит гораздо быстрей. Я видела столько страданий, что научилась распознавать чувства людей, находящихся в сложных ситуациях. Всё, что связано со смертью, для меня гораздо ближе, нежели для других. Я знаю, как вам не хочется всего того, что происходит вокруг вас, и поверьте, что не только вам…

– Что вы этим хотите сказать?

– Для маркиза это очень сложное испытание, и ему тоже не хочется следовать протоколу, если можно так сказать.

– Думаю, что понимаю, о чём вы говорите. Кстати, может, вы в курсе события, которое всполошило ночью прислугу? Я слышала ужасный шум, но, помня о твоём предупреждении, не стала выходить из комнаты. Утром мне сообщили, что упала ваза с зонтами. Странно, столько лет стояла и никогда не падала.

– Я могу объяснить причину её падения. Дело в том, что моё бдение у постели почившего маркиза не прошло даром. Едва я разместилась для ночного бдения, как он тут же появился на противоположном от меня кресле. Он был рад, что я его вижу, но суть беседы сводилась к тому, чтобы я положила ему в гроб его любимую трость, которая как раз и находилась среди зонтов. Спустившись в прихожую и найдя вазу с зонтами, я не нашла места, куда бы могла поставить подсвечник, который взяла с собой. Поэтому мне пришлось действовать одной рукой. В тот момент, когда я уже почти вытащила «трость», оказалось, что у меня в руках лишь клинок, а его ножны по-прежнему находятся в вазе. Прислонив клинок к стене, я потянулась за ножнами, но клинок, очертив дугу по стене, мощой рукояткой опустился на край вазы, последствия этого падения и произвели ночной переполох. Но это всё неважно. Главное, что маркиз остался доволен.

– В последнее время я всё чаще ловлю себя на мысли, что нахожусь в центре какого-то мистического приключения. Всё это так невероятно! Мой кузен умер, но он решил с вами немного поболтать и ненароком попросить вас об услуге. Может, всё это только сон и я скоро проснусь? Всё это непостижимо для моего ума.

– И тем не менее это так. По всему видно, что мне предстоит этим заниматься всю жизнь. Ну, сами подумайте, как не помочь тому, кто уже сам не может взять с собой то, что ему дорого? Как вы сами видите, есть люди-проводники. Я так об этом думаю. По-видимому, Господь даёт усопшему шанс на некое напоминание о себе для тех, кого он покинул, используя для этого проводника. Я думаю, что на сегодня для вас довольно новостей из параллельного мира. Теперь позвольте, я вас оставлю, вы отдохните, я никому не дам вас тревожить до выноса тела

Оставив маркизу отдыхать, Жастин направилась в свою комнату и взяла тетрадку, с которой последнее время почти не расставалась. Она не так давно приняла решение записывать всё, что с ней происходит, особенно связанное с миром теней, а также возникающие важные мысли в прозе или стихах. Она думала о том, что настанет время и она займётся накопленными записями и придаст им определённый порядок. Ещё с ночи в её голове звучали стихотворные строки. Их надо было обязательно записать, иначе они будут её постоянно преследовать. Так с ней бывало всегда, поэтому карандаш и тетрадь были её постоянными спутниками. После того, как мысль или стих были излиты на бумагу, ей становилось легче, словно происходило некоторое освобождение. Она открыла тетрадь и записала свою мысль…

Когда окончен будет путь земной,

Когда в глазах померкнет белый свет,

То смертных ждёт один для всех постой,

Увы, для смерти привилегий нет!

Жастин с грустью думала: а что, собственно, отличает могилу бедняка и маркиза? Проём в земле у всех один, а то, что сверху, – просто мишура… А ещё её неотступно терзала мысль, как ей правильно определить, что делать с видениями. Можно ли говорить об этом родным или оставлять людей в неведении? Дать людям шанс на поиск иного пути или быть молчаливым зрителем? Кто может подсказать, какая роль отведена ей? И тут уже родились новые строки, отражающие её духовные терзания:

Как демон, я в полночной тишине

В безмолвии иных миров блуждаю…

Предвестники чужих судеб читаю,

И горький рок терзает душу мне…

Написав последнюю строку, Жастин будто сняла с души некий гнёт. Теперь она об этом думать не станет, это уже достояние прошлого, и теперь стоит смотреть вперёд и думать о будущем.

В комнате на туалетном столике она только теперь заметила чашку молока и две булочки с кремом, мысленно поблагодарила свою горничную, которая так своевременно позаботилась о ней, и с большим удовольствием приступила к трапезе. Вкушая ароматную выпечку, Жастин смотрела в окно. Огромное поместье маркизы было в полной власти весеннего возрождения. На деревьях уже появилась нежная, едва пробившаяся листва. Вьющиеся кусты роз радовали первыми бутонами. Всё пространство между деревьями занимали цветущие маки, лепестки которых трепетали под дуновением лёгкого ветерка, а некоторые, срываясь, летали словно алые бабочки. Прямо под окном находилась большая клумба, в центре которой господствовали разноцветные тюльпаны. Обрамляли это гордое великолепие белоснежные нарциссы, а за ними следовали гиацинты, и аромат их разносился по всей усадьбе. Птицы, перелетая с ветки на ветку, разносили свои радостные трели, едва проснувшиеся пчёлы уже наслаждались первым нектаром. Всё вокруг говорило о великом возрождении нового жизненного цикла. И сам факт смерти казался совершенно невозможным и противоестественным. Но именно теперь, среди этого великолепия, будет разыгрываться обратная сторона этого неумолимого цикла. К природе Создатель более милосерден, ибо она постоянно возрождается, а венцу своего творения – человеку он отмерил лишь один сезон…

От этих умозаключений её отвлёк отец. Он напомнил ей, что пора идти за маркизой, ибо всё готово к началу церемонии. Прикрепив к причёске маленькую шляпку с густой вуалью, она пошла за маркизой. Жастин нашла её уже собравшейся, и они сразу направились в холл. Все уже ждали её у выхода. Мажордом распахнул двери, и все вышли во двор, где стоял катафалк с гробом. Маркиза приняла решение, что последнее пристанище её кузена будет находиться в дальней части её усадьбы, под огромным дубом. Это могучее дерево было их прибежищем ещё во времена детства, поэтому она была уверена в том, что это самое подходящее место для его упокоения. Процессия двинулась к намеченному месту по мощённой каменными плитами дороге. Не прошло и пятнадцати минут, как все прибыли на место. Священник зачитал молитву, и все стали прощаться, возлагая цветы к ногам месье де Шантреля, это была последняя земная дань. Мадам де Кавелье сказала несколько прощальных слов и в конце речи добавила, что однажды и она упокоится под этим дубом, рядом со своим кузеном. После этих слов гроб опустили в могилу, со всех сторон оббитую, по приказу маркизы, алым бархатом. Опущенный гроб тоже покрыли алым бархатом, на который опустили большой букет из белых лилий, только после этого все стали бросать на крышку гроба по горсти земли. Маркиза, бросив свою горсть, сразу направилась к дому, остальные постепенно последовали за ней.

Поминальный обед проходил в полном молчании, поскольку маркиза попросила не устраивать вечер воспоминаний и не произносить протокольных речей. Благодаря этому застолье длилось недолго, и буквально через два часа друзья стали разъезжаться, заверяя маркизу, что по первому зову готовы оказать ей любую помощь или утешить. Семья Мюррей тоже не стала задерживаться, но, прощаясь с ними, маркиза попросила, чтобы они навестили её через месяц, в первых числах июня.

Приехав домой, Жастин сразу же захотелось переключиться на положительные эмоции, и она вновь вернулась к творчеству Эзопа. Перечитав его басни и сравнив их со стихотворными переводами Лафонтена, она пришла к выводу, что в стихотворной манере сюжеты становятся намного интересней. Проведя несколько дней за чтением книг, она решила написать письмо своей единственной подруге Жизель де Монморанси, с которой была знакома около трёх лет. Она написала ей о том, что заедет за ней около полудня следующего дня, чтобы посетить пассаж Пале-Рояль, а затем прокатиться по саду Тюильри.

На следующий день, едва позавтракав, Жастин занялась выбором платья для предстоящей прогулки. Выбор пал на платье, которое она надевала к званому ужину. Казалось, что это было совсем недавно, но с тех пор произошло столько событий, которые буквально поглотили её, увлекая в мрачные миры, и теперь ей хотелось, чтобы вокруг засияли краски наступающего лета. Она была готова погрузиться в водоворот бурлящей жизни. Для этого как нельзя лучше подходило общение с Жизель. Та олицетворяла собой наилучший образец жизнерадостного человека. Она всегда была в отличном расположении духа и любому событию придавала радостное звучание. В приподнятом настроении от предстоящей встречи, Жастин тщательно выбирала аксессуары и попросила горничную передать дворецкому, чтобы подали карету с откидным верхом.

Когда она подъехала к особняку семьи де Монморанси, ждать пришлось совсем недолго. Вышедшая к карете подруга буквально утопала в воздушных юбках с воланами, корсаж платья был расшит изящным узором, а декольте оторочено кружевом. Её роскошная шляпка из шёлкового муслина была украшена белыми розами, весь этот образ напоминал фею из сказки. Жизель была так изящна, что можно было подумать, что ей едва исполнилось четырнадцать лет. Жастин и сама была весьма изящна, но в Жизель было нечто, что невозможно передать словами, она завораживала с первого взгляда. В каждом её движении была невероятная пластика и грация, создавалось впечатление, что она слегка парит над землёй. Это было визуальное восприятие, но она также обладала отменным здравомыслием и твёрдостью характера. Всё это вполне гармонично сочеталось, но найти подход к этой очаровательной даме было весьма непросто, поскольку она отлично понимала, чего заслуживает и чем бы могла быть удовлетворена. Невзирая на то, что они весьма бережно относились друг к другу и их отношения строились на полном доверии, Жастин не посвящала её в свой мрачный мир, не желая ничем омрачать безоблачное существование подруги.

После радушных объятий и поцелуев они отправились в пассаж. Фланируя между прилавками с разными товарами, они перебрасывались репликами о качестве изделий и о соответствии ему цен. Успевали они также рассматривать идущих им навстречу дам и кавалеров и обмениваться мнениями насчёт их нарядов. Всё это внешне напоминало ярмарку тщеславия или театр моды и лицемерия. Жастин и Жизель отлично вписывались в нарядную толпу праздных парижан, которые пришли удовлетворить своё любопытство и продемонстрировать своё Я.

Не найдя ничего достойного, на что можно было бы потратить деньги, молодые дамы отправились в сад Тюильри. Здесь все состоятельные люди прогуливались исключительно в каретах, которые иногда останавливались, чтобы поприветствовать друзей или договориться о встрече. Но были здесь и пешие прохожие из низших классов, которые шли по кромке дороги и любовались роскошными экипажами и нарядными горожанами. Рассматривая людей, которые с интересом наблюдали за проезжающими, Жастин вдруг вспомнила революционный лозунг, который так любят повторять её соотечественники: «Свобода, равенство, братство». Ей тут же пришла в голову мысль, что лозунг, который олицетворяет национальный дух Франции, пока не совсем соответствует действительности, ибо равенства, да, впрочем, и братства, пока не наблюдается, да и свобода есть только у господствующего класса…

От дальнейшего развития этой темы её отвлекла Жизель:

– Дорогая моя, ты, как всегда, отошла от реальности и погрузилась в себя. Вспомни наконец, что жизнь прекрасна и она проносится мимо нас каждую минуту. Стоит ли её тратить на размышления, которые вряд ли принесут тебе пользу? Излишние помыслы погружают нас лишь в пучину тоски. Когда ты наконец вспомнишь о том, что нам дана возможность жить без лишних забот и переживаний? Так давай же этим пользоваться. Я недавно познакомилась с молодым маркизом Валери де Бартоломью. Он весьма недурён и явно мною заинтересован. Я вот совсем не против вскоре стать маркизой де Бартоломью. А что у тебя в плане личной жизни, есть какие-то здравые мысли?

– Я совершенно не думала о том, чтобы соединить свою жизнь с кем бы то ни было. Мне пока даже представить это сложно. Я хочу путешествовать, узнавать нечто новое, размышлять в тишине. Не могу пока согласиться с тем, что нужно будет с кем-то считаться и менять свои планы.

– А почему ты решила, что нужно менять свои планы, это совсем необязательно. Все твои желания можно осуществлять с мужем, вполне возможно, что это будет даже интересней. Ведь согласись, у тебя под рукой всегда будет собеседник и помощник.

– Насчёт помощника я что-то сомневаюсь, да и насчёт собеседника не стоит обольщаться, ведь мужчины мыслят совершенно иначе. Поэтому все дискуссии будут заканчиваться спорами, а я этого не люблю.

– А как же любовь?!

– У меня пока нет такого объекта. А если у тебя всё сложится, я буду только рада.

Их беседу прервал возглас из остановившейся рядом кареты:

– Я приветствую вас, моя дорогая Жизель! Вы, как всегда, обворожительны! Вам под стать и ваша спутница, не будете ли вы так любезны нас представить друг другу?

– С большим удовольствием, Валери. Это моя подруга, графиня Жастин де Бриссак. Кстати, мы с ней только что о вас говорили.

– Я надеюсь, что это не были слишком резкие суждения.

– Напротив, я как раз собиралась ей предложить знакомство с вами.

– Это весьма любезно с вашей стороны. Но позвольте же вам представить моего друга маркиза Юбера де Мюррея, прошу любить и жаловать.

– Эта милость зависит только от его дальнейшего поведения.

– Милые дамы, пользуясь удобным случаем, позвольте мне вас пригласить на суаре у меня в замке, которое состоится в восемь вечера. Будет всего около двенадцати человек. Никакого официоза, всё в непринуждённой дружеской обстановке.

– Как это замечательно! Мы непременно будем.

Жастин смотрела на маркиза де Бартоломью и поражалась его сходству с молодым Наполеоном Бонапартом, портрет которого был написан Антуаном Гро. Её удивило и то, что его другом является Юбер. С первого взгляда было понятно, что они совершенно разные, но, видимо, у них есть какие-то общие интересы.

Когда карета с молодыми людьми удалилась, Жизель снова заговорила:

– Дорогая, как удачно всё сложилось, у нас сегодня намечается весьма приятный вечер. Я сразу заметила, как на тебя смотрел маркиз Юбер. Возможно, уже сегодня у тебя будет возможность познакомиться с ним поближе.

– Эта возможность представилась мне много лет назад, наши семьи давно находятся в дружеских отношениях, а совсем недавно я обрела друга в лице его тётушки, маркизы де Кавелье.

– О, это весьма почитаемая особа, достоверно известно, что все из их рода на протяжении многих десятков лет находились при дворе наших монархов. Это весьма полезные связи. Ты никогда мне не говорила о Юбере, неужели ты не делала на него ставку?

– Я прошу тебя, дорогая, он же не лошадь, чтобы делать ставку на него!

– Конечно, нет, но ты же понимаешь, что я имела в виду. Это просто блестящая партия. Не стоит разбрасываться маркизами, кстати, их не так много, я имею в виду неженатых.

– Я же тебе уже говорила, что пока не думаю о браке, мне нужна свобода.

– Всё должно быть в разумных пределах, а то твоё желание быть свободной может привести тебя к полному одиночеству старой девы.

– Дорогая, не стоит так преувеличивать. Ты так говоришь, словно мне не семнадцать лет, а двадцать семь.

– В эти годы нашим детям должно быть уже не менее шести лет. Я именно на это рассчитываю, и поэтому маркиза де Бартоломью я не собираюсь терять. По моим расчётам, уже к осени мы должны пойти под венец.

– Разве можно планировать любовь?!

– Любовь, скорее всего, нет, а вот семью да. Я знаю, ты начнёшь мне приводить в пример мировые образчики любви, но давай оставим легенды и будем думать о сегодняшнем дне. Я хочу быть обеспеченной и обеспечить своих будущих детей, и мне не нужны для этого примеры из чужой жизни. Я хочу прожить свою жизнь так, как я этого желаю. Ведь у меня есть такое право. Ты не должна забывать, что природа наградила нас умом и красотой, а это очень ценный товар, который будет пользоваться большим спросом ещё лет пять-шесть, а потом взойдут на торги новые претендентки.

– Дорогая, ты непременно всё сводишь к торгам, это просто даже неприлично.

– Это неприлично только в твоём понимании. Ты слишком много читаешь и стала невозможной идеалисткой. У меня уже сейчас создаётся впечатление, что тебе сорок лет, а не семнадцать. Радоваться жизни надо сейчас, пока мы молоды и привлекательны, а философствовать лет через двадцать.

– Возможно, что ты права, и поэтому я соглашусь пойти сегодня вечером к твоему знакомому маркизу.

– Как, мне даже не придётся тебя уговаривать? Значит, я не зря потратила столько времени, пытаясь тебя образумить. Я несказанно рада, что вечер мы проведём вдвоём, в компании прекрасных молодых людей. Это будет наш первый совместный вечер, и я очень надеюсь, что он положит начало новым отношениям, как у меня, так и у тебя. А теперь, поскольку нам предстоит серьёзно подготовиться, то вели, чтобы нас развезли по домам.

На этой оптимистической ноте подруги расстались.

В назначенный час Жизель заехала за Жастин, и они в приподнятом настроении отправились к особняку маркиза де Бартоломью. Уже около ворот их карету встречали слуги в красных ливреях, отделанных золотыми позументами. Вдоль всей подъездной дорожки горели факелы, а карниз и колоннада мезонина были украшены цветочными гирляндами. Карета в сопровождении слуг подъехала к центральному входу, где их уже ждали хозяин и его друг. Они помогли дамам спуститься и проводили в гостиную. Она была подготовлена для фуршета. Подруги с интересом рассматривали представленные деликатесы. Вдоль стен были расставлены небольшие столики, на которых находились лёгкие закуски и напитки. Здесь были волованы с красной и чёрной икрой, с фуа-гра и вареньем, также большое количество шарлоток с различными начинками. Жастин также отметила, что крепких напитков не было, и это её порадовало, так как ей очень не хотелось видеть, как разгорячённые молодые люди постепенно выходят из благопристойного образа и начинают походить на петухов и павлинов, что её всегда ужасно раздражало.

Маркиз Валери предложил дамам расположиться на канапе и пообещал, что им тотчас принесут закуски и напитки. Через пару минут слуга подкатил к ним передвижной столик, уставленный лакомствами. Поскольку молодые люди были заняты другими гостями, подруги с удовольствием отдали должное творениям повара. Насладившись кулинарными шедеврами, Жастин и Жизель решили осмотреть особняк. Они вышли из гостиной в холл и стали подниматься вверх по широкой мраморной лестнице. Стена, вдоль которой они поднимались, была увешана портретами прошлых эпох. Это были мрачные полотна в стиле раннего барокко. На втором этаже в довольно широком коридоре были представлены пейзажи и жанровая живопись. Здесь были работы Ватто, Шардена, Грёза, Фрагонара, Хогарта, Буше. Это был настоящий музей французской живописи. Затем они открыли первую попавшуюся по пути следования дверь и попали в большую библиотеку. Книжные шкафы простирались вверх примерно на два метра, остальное пространство до потолка занимали картины итальянских и голландских мастеров. Судя по роскошной обстановке, предметы которой изобиловали цветочными орнаментами, позолотой и бронзой, в этой семье тоже чтили традиции рококо, это очень импонировало Жастин.