Среди них. Но не с ними

Натаха наконец-то оказалась в центре внимания. Они танцевали одни. Пуша обнял её и прижал к себе. «Белфаст! Белфаст!..» – вколачивала в гудящую Натахину голову забойный ритм негритянская группа. Песня была яростная, протестная. Натаха была уверена, что это песня о любви. Ей слышался гимн, жизнеутверждающий марш, сопровождающий её в счастливую семейную жизнь. Хорошо, что она не знала английского языка.

А когда зазвучало пробирающее до озноба долгое вступление песни «Отель «Калифорния», Пуша, конечно же, пригласил Наталью, своего обожаемого Натусика. Хотя её высоченный красавец-муж был тут же. Он с удовольствием подхватил Ленку. И все, кому досталась партнёрша, пошли танцевать. А мать Пуши подсела на диван к мужу, привалилась к его плечу и легко всплакнула пьяненькими слезами. Натаха осталась за столом. Это было некрасиво и неправильно. Но тут пришёл Никита – серьёзный, неулыбчивый – и сразу церемонно пригласил невесту на танец. Его беременная жена устала, и он проводил её домой, а сам ненадолго вернулся. Будто специально, чтобы спасти Натаху от позора. Она была ему очень благодарна.

Застолье было невесёлым и недолгим. Под предлогом того, что невесте надо отдохнуть, гости ушли довольно рано. Натаха, действительно, выглядела плохо и часто бегала в туалет. Но они ещё не расходились по домам, а собирались идти всей компанией гулять в парк, для чего прихватили с собой пару бутылок вина со стола и гитару со стены. И сокрушались, что Пуша не идёт с ними, забывая, что находятся на его свадьбе. Пуша с удовольствием пошёл бы, но рядом с его локтем маялась несчастная зеленоватая Натаха, с которой он теперь почему-то должен был согласовывать свои поступки. Он проводил друзей, вернулся к столу и от души напился.

Натаха, весь вечер безуспешно боровшаяся с тошнотой, головной болью и ознобом, обнаружила себя в прокуренной выстуженной комнате – балкон открыли, чтобы гостям не было душно. Свекровь и свёкор мирно похрапывали на диване, Пуша спал, раскинувшись на тахте, которую следовало разложить, застелить и превратить в брачное ложе, старый слюнявый Русик с хлюпаньем подъедал что-то с тарелок. Стол разорён и неубран. Пахнет едой, перегаром, псиной… Но цель достигнута – Натаха вошла-таки в эту семью. Хотя на самом деле, хотела войти именно в их компанию. Которая сейчас веселилась в парке – и опять без Натахи – но под винцо с Натахиного стола и под гитару Натахиного мужа.

Больше полугода они прожили в квартире Пушиных родителей, в проходной комнате на знаменитой тахте, по обеим сторонам которой висели мощные колонки от Пушиного магнитофона. В так называемой «запроходной» комнате спали родители и младшая сестра Пуши, Ленка; в отдельной, самой крохотной, где раньше жила сумасшедшая бабушка – успевший развестись с женой Вовчик. Вся эта орава постоянно толклась в большой комнате – там был балкон, немецкий сервант «Хельга» с посудой и припасами, общий обеденный стол, любимая всеми тахта, телевизор и магнитофон. И наконец, поскольку она была проходная, то, кто бы куда ни шёл – обязательно через комнату новобрачных.

Утром Пуша, Вовчик, Ленка и отец уходили на работу. Натаха и свекровь оставались дома. Натахины мечты о том, как она будет встречать мужа с работы и кормить его вкусным ужином, разбились в первый же день, когда Пушина мать вручила ей шестилитровую кастрюлю и велела сварить на всех щи. Увидев, что невестка недоумённо вытаращила глаза, ласково объяснила:

– В большой семье теперь живёшь. Приучайся!

И, взяв большую хозяйственную сумку, ушла по магазинам. Было время дефицита, и за покупками свекровь ходила, как на работу – с самого утра. Обходила все магазины – где что-то давали нужное, стояла в очереди, покупала, шла в следующий. По дороге встречала знакомых, разговаривала, узнавала новости, к кому-то заходила попить чайку. Возвращалась часа в два, в три – уставшая, полная впечатлений. Ставила на пол набитые сумки, со стоном опускалась на табуретку, вытягивала ноги.

– О-о-ох!.. Умаялась! Пятки болят – хоть отрубай!.. Ты разбери там… А суп готов?

Съедала что-нибудь по-быстрому и уходила в комнату – прилечь на часок.

Как-то раз сумку некогда и некому было разобрать, и её задвинули под стол, чтобы не мешала. И никто о ней не вспомнил, пока через два дня Пуша, озабоченный неприятным запахом, не начал поиски источника вони и не нашёл под столом большую хозяйственную сумку с протухшими дефицитными продуктами.

Натаху, привыкшую дома у матери к чистоте и порядку, очень раздражала эта безалаберность. Она мечтала жить отдельно, своей семьёй и стирать-гладить-убираться-готовить только для себя и мужа, а не для всех его родственников и гостей. Потерпев примерно с месяц, очумев от постоянной готовки и тошноты, она попала в больницу, на сохранение. Вышла оттуда, полная решимости придерживаться всех рекомендаций, данных врачами, и первым делом объявила свекрови, что отныне покупать продукты и готовить они с Пушей будут только для себя. Её заявления никто не принял всерьёз. Наутро, проводив мужа на работу, она просто ушла к матери, благо, и дом её был напротив. Вечером вернулась, принеся с собой маленький пакетик с продуктами. Не обращая внимания на причитания свекрови, приготовила свой ужин и стала ждать мужа. Пуша с недоумением посмотрел на овощной супчик с ложкой сметаны, на кусочек отварной курицы с горкой несолёного риса и, чертыхаясь про себя, пошёл на кухню за солью, майонезом, кетчупом. Мать, скорбно поджимая губы, поведала ему об оскорбительном демарше его жены и, всхлипывая и сморкаясь в фартук, сокрушённо спрашивала у сыночка: чем она, мать, не угодила и как же им всем жить дальше?.. Больше всего на свете Пуша ценил свой душевный и бытовой комфорт и совершенно не хотел ссориться с матерью. Несколько дней он через силу ковырял безвкусный Натахин ужин, а попозже, когда приходил брат, Вовчик, ужинал ещё раз с ним. Тогда Натаха стала готовить только для себя и заняла половину полки в холодильнике под свои творожки и сметанку, чем окончательно противопоставила себя всей семье. Пуша не присоединился к протестующей жене, а попросил домочадцев не обращать на неё внимания – пусть себе! – намекая на тяжело протекающую беременность и на то обнадёживающее обстоятельство, что семья давно стояла в очереди на расселение. А сам с облегчением вернулся к привычной материной кормёжке. Так, в состоянии худого мира, они протянули ещё какое-то время.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.