bannerbanner
Басенная осень
Басенная осень

Полная версия

Басенная осень

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 2

Андрей Дробот

Басенная осень

Басня о коте с бантом





Два городских кота, что виделись годами,

Встречались, спорили, но значились друзьями,

Сошлись опять: один – как прежде, гол,

Другой – бант нацепив, ему навстречу шёл…


Беседа их легко с мурлыканьем текла,

Когда вдруг с пустяка в тупик дурной зашла.

– Зачем ты носишь бант? – спросил голыш у друга. -

Средь наших все наги, пустая это штука.


– Да как же без него?! Бант душу нежно греет, -

Ответил с бантом кот. – И шея не болеет.

Удобен мне, привык… я к малости такой,

И сам ты бант надень, жизнь без него – отстой.


– Ну, нет, я не глупец, чтоб тряпочки носить,

Потеет шея в них, мышей сложней ловить, -

Ответил голый кот. – Твой бант – как клещ в ушах,

А ты с ним, как бельмо, в других котов глазах.


– Да что же должен я равняться на других?!

Удобно с бантом мне давить мышей съестных,

И знаю я котов с одёжкою такой, -

Ответил с бантом кот. – Ты, друг мой, сам не свой!


– Я свой, а ты больной, коль носишь эту дрянь,

– Ответил голый кот. – Породу не погань!

– Остынь и не дури, – друг зашипел, сердясь,

– Ты что ко мне пристал, как уличная грязь?


– Ты сам похож на грязь, пока свой бант несешь,

– Ответил голый кот. – На крысу ты похож!

– Сам крыса! – вскрикнул друг и зло блеснул клыком,

– С собаками дружи!

– Сам к псам иди в дурдом! -

Воскликнул голый кот и когти оголил,

Чтоб впиться в близкий нос, что ранее был мил,


Но с бантом кот не спал, он к драке был готов

И вскоре зашипел комок из двух котов!


Мораль вполне видна: не надо разрушать

Ту дружбу, что давно сумел себе создать,

Придиркой к пустякам…, по цепкости своей…:

Разрушить всё легко, создать же – тяжелей.


И под моралью зримой басня не пуста:

Её начинка в том, что если в вас черта,

Иль свойство, иль талант…, что выделяют вас,

То будут бить вас все, не только в бровь, но в глаз!

Басня о баране-заявителе




В одном известном государстве дураков

Баран открыто заявил на вой волков

Псам, охранявшим стадо от греха,

Под властью спящего в палатке пастуха.


– Закон нарушен… волки виноваты, -

Заблеял им баран, – Вложил я в уши ваты…

– Нам вата не нужна, – псы тявкнули ответно.

– Теперь пиши: кто ты, где спишь… и всё предметно…


И псы пошли по пастбищу лениво,

А на краю во тьму пролаяли учтиво:

– Эй, волки, вы там есть? Идите толковать:

Почто барану помешали спать?


Из тьмы ночной, где лес уж начинался

Ни вой, ни лай в ответ им не раздался,

Светились пары глаз, как черта фонари…

И тишина клыков, и чернота шерсти.


– Всё, дальше не пойдем, – один из псов сказал, -

Я не хочу, чтоб облик пострадал.

– Согласен, – пес другой ответил, пятясь задом. -

Пастух наш сладко спит, а нам что больше надо?


Идут обратно псы, и слышат от барана:

– Как дело-то мое? Тревожит в сердце рана…

– Что ж будем проверять всё, что ты написал,

Волков в округе нет, быть может, ты соврал,

– Сказал охранный пес. – Сам кашу заварил

Без мяса. Будешь в ней, коль станешь нам не мил.


Псы скрылись в псарне, а баран – в отару…,

Стал беспокойно спать и ждать от своры кару,

А волки выли вдаль и грызлись с той поры,

Безбоязно и всласть все ночи до зари.


Безумцев, как баран, полно среди людей,

Пытаются они… унять тех, кто сильней,

Управу ищут, к ней протягивают руки.

Но в той управе спят и к гласу слабых глухи.

Басня о порванной струне




Случилось так в ненастную субботу:

Струна вдруг издала испорченную ноту,

Затем ещё, ещё: скрипела и бухтела,

И стало ясно всем: струна, та, заболела.


Расстроилась, беда – так многие страдают,

Но благо есть врачи, болезни изгоняют -

Так слышала струна и вот без промедленья

К настройщику пошла, чтобы начать леченье.


– Расстроилась совсем и ощущаю вялость,

Энергии той нет, и гласа не осталось,

– Так молвила струна настройщику в халате.


– Что ж будем вас лечить, хоть я лишь на окладе, -

Сказал настройщик, и… – струну слегка прослушал,

Немного подтянул, и вроде стало лучше.


Прошел иль день, иль два – по времени немного,

Вновь сбацала струна не то, судить, коль строго.

Настройщик, но другой, вновь совершил леченье:

Еще раз подтянул и сгладил огорченье.


Всё было хорошо опять совсем недолго,

Когда во тьму смотреть, домыслить можно волка.

Прислушалась струна к звучанью организма,

И вновь нашла дефект, и повод к пессимизму.


Недели, как круги, в забвенье уходили.

Ослабить, подтянуть, – врачи ей говорили,

И делали свое настройщиково дело,

Пока струна, как жаль, в последний раз не спела:

То ль "бац", то ли "копец" – печально прозвучало,

И в тот момент струны доподлинно не стало.


Обрывки той струны повисли безмятежно…

и ноты не нужны,

и песенки, конечно.


Мораль из басни сей последует такая:

Живи лечением, друг, не злоупотребляя.

Пусть мастер: врач иль чин – их дело не забота,

А должность сохранить, и денег заработать,

А уж, когда средь них мастеровитых нету,

То с помощью такой не одержать победу.

Вместо того, чтоб вам просимое вернуть,

Они способны лишь тянуть…

Басня об оправдывающемся осле




Один осел про братьев прочитал,

Примерил и вскричал: – Всё автор тут наврал!

Написано: коряво, примитивно,

Ну а порой младенчески наивно.


Вот пишет автор то, что глуп с рожденья я,

Ну это же: поклеп, галиматья!

Будь я глупец, не получил бы честь,

Чтобы Господь смог на меня присесть!


А здесь он пишет: низкая порода!

Я ж – труженик у древнего народа,

Создавшего искусства и Богов,

Ослы велики так, что Будь здоров!


А дальше автор хает речь мою,

Мол резко, неприятно я пою,

Но те ослы, что тянут воз со мной,

Все восторгаются моею глубиной,

И точностью словес, и благозвучьем,

И даже люди думают, что лучше

В ответ мне лишь смиренно промолчать,

Чтоб истину мою не прерывать!


А автор…: говорить с ослами – срам,

Их нрав, словно стена, осел упрям!

Вот лживость-то какая про упрямство,

Так Бог не смог бы въехать в Царство!

А я не стал бы другом мудрецов,

Живя в кошарнях возле их дворцов.


Настойчив я, устойчив, длинноух

И музыкой порой ласкаю слух…

Трудолюбив с рассвета до привала,

А на меня возложено немало…


Внезапно в тех местах и автор оказался:

– Знать ты и есть осел, коль взял и отозвался!

Не о тебе писал! – Признаться соизволил -

Ты сам себя узнал, и всем узнать позволил!


Мораль лишь повторим, ей лихо не разбудишь:

Молчи, осел, молчи – так ты мудрее будешь.

Басня о престижном месте




В одном лесу на крепкой ветке дуба

Гнездо престижнейшее – всем соседям любо -

Висело, ну а в нем холилась птица:

На взгляд – обыкновенная синица,

Которой бы селиться под кустом,

Так нет – урвала дефицитный дом.


– Соседка, – обращались к ней подруги.

Тебе б давно жить где-нибудь на юге,

Не собираешься ли ты переезжать?

Та обнадежила, и птицы стали ждать.


– Останется всё вам, мои соседи,

С собой не заберу плетенья эти,

Из коих сделан мой отличный дом,

Один из вас селиться будет в нём, -

Так пела им удачливая птица,

На взгляд – обыкновенная синица…

А время шло, но не меняла ветки.

– Когда в полет, о душечка-соседка? -

Все птицы вопрошали с нетерпеньем,

Ведь это глупость, что одним лишь пеньем,

Пернатые живут. Им тоже много надо,

Не только червячка, но карбонада…


– Уж скоро, милые, всё ближе этот час, -

«Синица» отвечала каждый раз…

Но часто обещаньями кормить -

Любое общество способно забродить.


– Ну какова пройдоха! – тут и там,

Неслышно для «синицы» по кустам

Вдруг понеслись хулительные речи,

Которые услышав только слечь и…

Отъехать в скорбный траурный полет

Могла б «синица», что в гнезде живет.


Но благо только лесть неслась ей в уши,

Зло не смогло покой её разрушить…

Ну а соседи, много лет убив,

Так и сидели, жадный клюв раскрыв.


Подобно в жизни человеческой бывает,

Что люди в ожиданье пребывают,

Когда местечко им освободится,

Или родитель к Богу устремится,

Когда бы надо личным делом жить,

А зависть с лестью прочно позабыть.

Басня о тараканах и отраве




В квартире, что отравой наводнили,

Два таракана время проводили,

А встретившись, уселись обсуждать,

Как ту отраву надо потреблять.


– Конечно, только маленьким глотком,

Потом по нёбу водишь языком, -

Так первый таракан завел беседу,

Подначивая к болтовне соседа.


– Отраву только сладкую люблю,

Сухую, словно известь, не терплю, -

Сосед ответил, шевеля усами,

И важно, гордо поводя плечами.


– Глупец, не разбираешься в отраве,

Она суха должна быть к лучшей славе,

Чтоб вкусом насладиться и букетом,

И эйфорию получить при этом! -

Воскликнул пылко первый таракан

И вновь поддал отравы в свой стакан.


– Зачем страдать от кислоты на нёбе,

Когда давно известно всей Европе,

Что жизнь без сладкого печальна и скучна,

Зачем же добавлять себе вреда? -

Увязнув в споре, вопросил сосед.


– Съедая сладость жнешь ты больший вред, -

Ответил первый, – и далек культуры,

А без культуры жизнь твоя – халтура.

Искусству поедания отравы

Уж много лет, она в зените славы:

Посуда, правила и дозы, и симптомы,

Чтоб пробуя её нам не дойти до комы…


– А я считаю, личное тут дело,

Ешь с сахаром, иль без, только умело,

Как нравится, но чтоб не переесть, -

Сосед сказал. – Культура не Бог весть!


– Ты бред несешь! Твой взгляд совсем не правый,

В щелях изысканных я пробовал отраву,

Внимая всем советам мастеров,

Отраву эту евших будь здоров! -

Ответил таракан авторитетно.


– Да, по комплекции твоей это заметно! -

Сказал сосед. – Но главное пленяет

То, что отрава ровнит и сближает,

Снимает стресс и облегчает речь,

Подсыпь в стакан, пора нам подналечь!


Подсыпали, вдвоём сказали: Будь!

Ещё отравы приняли на грудь.

Затем, ещё, ещё…, а после завалились,

И вскоре навсегда угомонились…

К ним третий таракан на помощь подбежал,

Пощупал, съел отравы и сказал:


– Всё может стать отравой, коль сверх меры,

И хлеб, и сахар… – много тут примеров!

Тут норма есть – грамм так сто пятьдесят! -

Сказал, откушал и был Богом взят.


Мораль проста: герои все неправы,

Какая разница: как внутрь вбирать отраву?

Басня о волшебной палочке




Лисица шустрая, по лесу пробегая,

Что жизнью рисковала, кур таская,

Заметила, как лис, из правящих фигур,

Из курицы одной с десяток делал кур

Лишь легким взмахом палочки волшебной…

И сыто в мир смотрел без работенки нервной.


– Послушай, рыжий друг, нечестно ты живешь,

По лёгкому, хитря, по жизни ты идешь,

Берешь себе в мошну, что ты не заработал,

А что наколдовал, мошеннически подал, -

Протявкала вину обиженно лисица.


– Но ты такая же ловкачка-мастерица!

Ты также тащишь кур – как вся родня – нечестно,

Так в чём моя вина? Мне вовсе не известно, -

Впрямь оскорбился лис подобным оборотом.


– Все курочки мои политы щедро потом,

Ни одного пера мне не досталось даром,

А ты десятикрат имеешь лишь наваром,

За свой ничтожный вклад в живое лисье дело, -

Протявкала лиса, с упреком поглядела.


– И ты, и я – жулье, я нас не различаю,

Должны быть мы хитры, вот я хитрей таскаю.

Ты хитрая трудом, я – магией хитрее:

Что хочешь – выбирай, воруй так, как милее, -

Ответил честно лис – лисе – родной особе.


– Я палочку хочу, дай мне её на пробу, -

Лисица подползла.

Лис видел таких «умниц»:

– Средь лис нет дураков, ты поищи средь куриц.

Воруют все, лиса, кто много и заметно,

Другие – по чуть-чуть, случайно, неприметно:

Кто ленью, кто трудом, кто перекуром, чаем…

Но всё это жулье и воры ж возмущают!


А у иных людей есть пишущие ручки,

Что палочки лисы колдуют много лучше:

Такой лишь подписать бумажную лазейку,

И можно много взять – с работы на копейку.

Завидуют им те, кому судьба – трудиться,

Что ж… Должности такой не всем дано добиться.

Басня о перерождении




Одна цыплятница – из бдительных наседок,

Обогревая будущих деток,

На день семнадцатый ввязалась в разговор,

Услышав из яйца укор:


– Как темен мир, как тесен он, как душен!

Как одиноко мне! Как Бог мой равнодушен…,

– Сквозь скорлупу неслись птенца стенания…,

И мать поведала цыпленку знания:


– Мой милый, потерпи, мир скоро станет светел,

Родишься цыпа вновь – так Бог судьбу наметил

Всем нам. И я в яйце грустила и томилась,

Пока со скорлупой навеки не простилась.


– О чем ты говоришь, мне голос неизвестный?

Как можно бросить мир, пусть одинокий, тесный,

Но жизнь дающий мне, какую-никакую,

Боюсь её менять на некую… другую!


– Ко-ко, да рас-ко-ко! – наседка рассмеялась. -

Судьбы не избежать, не долго ждать осталось…

– За что погибель мне? – цыпленок испугался…

И тут яйца сосуд вдруг треснул и распался!


Цыпленок прыг назад, но нет былого дома,

Вокруг – просторно, но… картина незнакома.

– Беги ко мне малыш, – проквохтала наседка. -

Согрею я тебя, моя родная детка…


Цыпленок глас узнал, к наседке он прижался,

А про яйцо забыл, как будто и не знался.


И человечий дух, когда дряхлеет тело,

Боится потерять, что с жизнью прикипело.

Он прячется внутри, леченья принимает,

Но время всё равно наружность разрушает…

И входа нет назад, душе, коль есть такая.

Всё тело – скорлупа, лишь зримость временная -

А может даже – мир… И лишь в Любви – надежда,

Когда остынет плоть, как снятая одежда.

Басня о справедливости среди хищников и жертв




Все знают твердо испокон веков,

Что хищный зверь дерет овец, коров…,

Что жалобы страдающие пишут,

Царь-лев – в корзину их, и будто бы не слышит,

И говорит:

– Так небом мир создан:

Не может хищник быть наказан, иль подран.


Но как-то тигры малость перебрали

И львицу из своих же отодрали!

Не насмерть, как иных они грызут,

Но случай вопиющий, не sehr gut.


– Где честь зверей? Как это понимать?

Вам мало тех, кого вы вольны драть? -

Лев вопросил виновников порядка.


– От чувств нас развезло видать порядком, -

Виновники ответили. – А львица

На провокации большая мастерица.


– Они преступники, любой тут кары мало, -

Воскликнула тут львица. – Я кричала…


– Уволить их, – лев вынес приговор. -

И тоже отодрать, в отбросы с этих пор

Их записать, чтоб расхотелось жить…,

Об этом населенье известить…


– Глянь, наказали тех, кто нас давно привык

Гнать и терзать!!! – в сердцах воскликнул бык. –

Видать: поветрия о милостях в верхах,

К царю надо идти, отбросив, кротость, страх!


Коровы, овцы с жалобой – ко льву:

– И наших бы насильников в тюрьму,

Всех наказать, задрать аналогично…


– Да вы, как будто, выпили прилично? -

Лев вопросил. – Всем на земле известно:

Вы рождены, чтоб нам жилось чудесно,

Чтоб мяса, сколь душе угодно брать,

Чтоб шкуру с кого надо обдирать

И не одну. Так небом создан мир.

Вы против неба?

– Нет, о, наш кумир! -

Воскликнуло единым хором стадо

И побежало…, никому не надо,

Чтоб раньше смерти сдуру погибать:

Рожденный жертвой должен лишь молчать.


– Со львицей сравнивать себя не сметь!

Она из наших, ваш удел – терпеть! –

Лев замолчал, вслед стаду посмотрел,

Ближайшую овцу поймал и тут же съел.


Знакомая картина в ней морали

Найдете вы, даже стремясь, едва ли:

Нет равной справедливости для всех,

Всегда разновесом один и тот же грех!

Басня о попугае и воробьях




Два воробья возле окна летали между дел,

А за окном волнистый попугай сидел.


– Я также мог бы жить, – чирикнул воробьишка,

– А там тот попугай – невесть какая шишка!


– За что такой почет?! – чирикнул друг в ответ. -

– Живет с едой, в тепле и защищен от бед!


– Всё также: два крыла, весь в перьях и с хвостом!

Мозгов в нем, как у нас, а школы нет при том, -

Продолжил воробей, заведший разговор. -

Не может мух ловить и узок кругозор.


– Уверен, что у нас и души красивей,

Какая там душа, когда кругом елей! -

Ответил друг ему, летая вдоль стекла. -

Он ест отборный корм, не натрудив крыла.


– Да летных качеств нет, – ответил воробей. -

Ленив он, словно кур тепличный у людей.


– Весьма нечестна жизнь! – чирикнул скорбно друг. -

Такому вот… жилье, а нам с тобою сук,

Ему еду под клюв, а мы с тобой – трудись,

Ах дал бы ему в зоб, ах только попадись!


– Я тоже от такой картины вне себя -

Воскликнул воробей. – Чем хуже мы тебя…?!


Услышал попугай тех птичек болтовню

И подлетел к окну, чтоб вставить речь свою.


– Вы серы, я – красив, – тот попугай ответил. -

И повторять могу то слово, что приметил,

Что любо людям всем и радует их слух,

Я здесь, как эксклюзив, а вас – как летом мух!


Здесь вывод ясен всем, мы басню кончим им:

Когда средь множества совсем не различим:

Протекцией, наружностью, делами… -

Не думай быть обласканным благами.

Басня о дворцовых котах и мышах




В один дворец со множеством мышей

Доставили котов голодных поскорей.

И принялись коты немедля за работу:

Гонять мышей, словно не ели сроду.


Дворец очистили: не стало грызунов,

Кто не сбежал, тот пищей стал котов.

Но время шло, за добрый, щедрый вклад

Дворцовые коты вдруг вышли на оклад.


Так каждый кот был в ранг произведен.

И миской вечно полной наделен.

Казалось справедливость, идеал,

Но мыши вновь обжили весь подвал…


– Ходи, где хочешь, только чтоб неслышно…, -

Шептал дворцовый кот иной прохожей мыши. -

Мне бегать за тобой, подруга, неохота

Пока я, правда, сыт! А сыт – пока работа.


– Твоя навеки я, мой милый добрый кот,

Будь проклят тот, кто дружбу подведет,

Меж тем, кто с должностью, но очи прикрывает…, -

Сказала мышь, на кухню пробегая.

– Не принести ль тебе кусок мяска иль сыра?


– Да, мышка, будь мила, коль хочешь, мышка, мира, -

Ответил томно кот, потягивая лапы. -

Коль будет пармезан, пожалуйста, мне сцапай.

– И не забудь чуть-чуть прелестного хамона…


– Прекрасный вкус, мой кот, достойный даже трона! -

Мышь голову признательно склонила

И в кухню осторожно проскочила…


Минул и час, и два – мышь выползла, объелась:

Себя едва несла, и что коту хотелось.

– Вот, милый добрый кот, подарочки и радость,

Не видно, что взяла, там много яств осталось, -


На кухню лапку мышь направила привычно. -

Тебя не заподозрят.

– Что ж отлично! -

Ответил кот дворцовый, лежебока. -

Не видно, что ушло, а значит – нету срока!


Таких дворцов в стране – немало – всем известно,

Где жирные коты играют в жизнь прелестно:

Едят оклады, спят, мышей они не ловят,

Ворам благоволят, и взятки брать изволят.

Басня о кабане и свинье




Лесной кабан по живота велению,

Охотясь, подошел к попутному селению,

В заборе у кустов заметил скрытный вход,

Подкрался, заглянул, а там… – свинья живёт.

Не видел он свиней в лесах, где жил, отроду,

И ею был сражен: признал свою породу!

Из тазика свинья со вкусом хлеб мела…

– Подруга, отвлекись, скажи мне: – Как дела? -

Спросил свинью кабан. – Мне б тоже также жить…

– Я при работе, вепрь, мне нужно жир растить, -

Ответила свинья и повернулась задом.

– Не будь свиньей, свинья, брось хлебца – ты же рядом,

– Спросил свинью кабан, он жаждал подхарчиться,

– К хозяину зайди, просись, чтоб взял трудиться,

Тогда ты будешь сыт, не будешь дик и странен…

– С хозяином знаком и был уже подранен,

Спасибо, не убит! – кабан затеял злиться. -

Ну, дай же мне поесть, Господь велел делиться!

– Здесь каждому – свое, – потряхивая сало,

Прохрюкала свинья. – А мне самой тут мало!

Трудиться я люблю, легка любая норма,

А ты, бездельник, плут, тут нет такому корма!

– Жрать и считать за труд – абсурд в твоих речах!

Не роешь, не бежишь … – в покое и в харчах…!

– Вскричал кабан. – К родне своей – пренебрежение! -

Тебя б на бивни! Но… здесь шатко положение…

На том и разошлись: кабан – к родному лесу,

А жирная свинья всё ела… до зарезу.

И без таких вот встреч на свете нет житья:

Средь дикости – кабан, средь благости – свинья.

Басня о золоте и грязи




Лежало золото в земле, прикрыто грязью,

Поверхностный народ гулял по счастью,

Блестя на солнце, грязь к прохожим липла,

А золото – под грязью, как погибло.


Смотрела грязь на неподвижность злата,

Спросила:

– Ничего тебе не надо?

Безгласно долго пролежать в земле возможно,

Когда не липнешь и не льнешь – с карьерой сложно.

Так с места, злато, не сойти, не прокатиться,

Ты будешь завистью к другим слюной давиться.

Прогнись, как я, под каблуком, схватись сильнее,

А там, кто знает…, может станешь познатнее,

Валяться сможешь на коврах, в хоромах…


– Умолкни, грязь, повсюду ты, как дома!

Куда ни глянешь – ты везде чернеешь,

Копейку стоишь, а советы сеешь!

Мне дан талант, знаток найдёт меня,

Отмоет от прилипчивой тебя…


– Найдет?! – спросила грязь. – Да вот когда?

– Надеждой жить, – сказало злато, – Не беда.

У золота всё в будущем, вдали…,

Для грязи блеск кончается в пыли…

Так в мире светлом испокон идет:

Грязь липнет к людям, злато – Царство ждет…

Басня про обезьяну и пса




Одна обученная очень обезьяна,

В которой не было заметного изъяна,

Гуляла с песиком домашним во дворе

По утренней прекраснейшей поре.

На страницу:
1 из 2