Социальное евангелие в России. Православное пастырское движение в условиях голода, войны и революции

Священнические сети

К началу XIX века свобода создавать ассоциации взаимопомощи стала практической необходимостью для выживания приходского духовенства в рамках синодальной системы. Инициатива Петра I по учреждению семинарий в каждой епархии к этому времени наконец была реализована, и окончание семинарии стало обязательным условием для рукоположения в священный сан136. Это оказывало дополнительное финансовое давление на священнослужителей, которые должны были обеспечить будущее в церковном служении каждому из своих сыновей, отправив их в епархиальный центр для семинарского обучения. Однако такое образование не открыло приходскому духовенству новых источников дохода. Рукоположенным священникам было запрещено подрабатывать другими профессиями, кроме преподавания и земледелия137. Более того, само духовное сословие росло быстрее, чем в официальном реестре (штате) росло число приходов, которые обеспечивали основной источник дохода духовенства. Приходские сельскохозяйственные угодья не давали долгосрочной опоры семьям пастырей, поскольку принадлежали не им, а были прикреплены к самому приходу. Следовательно, священник и его семья теряли все инвестиции, вложенные в землю, когда клирик уходил на покой или переводился на другой приход138. В 1823 году Синод обратился к императору Александру I с просьбой разрешить, в свете растущего числа вдов и сирот в духовном сословии, создание организаций взаимопомощи для решения этой проблемы139. Согласие императора положило начало росту сети организаций духовенства в епархиях. Создание полуофициальных ассоциаций для помощи бедным в своем сословии помогло приходскому духовенству развить навыки коллективных социальных действий.

12 августа 1823 года император санкционировал учреждение епархиальных попечительств о бедных духовного звания. Им был предоставлен полуавтономный статус в епархиальном управлении, «отдельно от духовных консисторий». Но они также должны были действовать «под непосредственным ведомством местного Архиерея»140. Центральный комитет должен был состоять из шести членов, избранных епископом из числа епархиального духовенства, один из которых должен был быть также и членом консистории. Половина комитета должна была состоять из постоянных жителей епархиального города, чтобы попечительство могло собираться ежемесячно, тогда как другая половина могла приезжать из других мест епархии, чтобы «заниматься исполнением его поручений на своих местах»141. Местные комитеты должны были выполнять работу по сбору и распределению средств по всей епархии. Центральный комитет должен был сотрудничать с тремя представителями приходского духовенства в каждом уезде епархии142. Эти местные комитеты были обязаны представлять ежегодные отчеты благочинному, в юрисдикции которого они находились, с подробным описанием всех расходов. Отчеты затем направлялись в центральный комитет143. Несмотря на подчинение попечительства епископу и надзор со стороны назначенных им лиц, оно не имело принудительной власти над приходским духовенством, полностью полагаясь на его добровольное и неформальное сотрудничество вне иерархической цепочки приказаний.

Тексты предложений Синода и других правоустанавливающих документов свидетельствуют о том, что попечительства строились на уже существовавшей культуре взаимопомощи среди приходского духовенства. Чтобы сохранить ресурсы попечительства, претендентам на помощь было предложено, когда это возможно, полагаться на сети родства: «Если случится, что вспоможения будут просить имеющие при местах детей или ближних достаточных родственников, то Попечительство, вместо назначения пособия, употребляет средства к убеждению детей и ближних родственников, по Апостолу: свой дом благочестиво устроити и взаим воздаяти родителям»144. Попечительства полагались на сети родства для получения информации с целью тщательного изучения запросов на помощь и обеспечения надлежащего и эффективного ее предоставления: «Дабы пособия раздавать с истинною потребностию, для сего требуется, чтобы ищущий пособия, если он не довольно известен, в прошении к Епархиальному Архиерею изложил: 1) чей он сын; 2) сколько ему лет от рождения; 3) где и сколько времени находился в службе; 4) имеет ли семейство и кого именно в семействе»145. Убедившись в том, что члены этих родственных сетей не отказались от своих обязанностей, как было указано выше, попечительство ставило своей целью соединить их усилия и расширить их совокупное влияние на всю епархию: «Точное сведение местных обстоятельств и благодетельная попечительность без сомнения откроют сии источники, ежели не во всех, то по крайней мере в некоторых Епархиях»146. Таким образом, в стремлении справиться с растущим числом обедневших и обездоленных представителей духовного сословия режим позволил расширить сети социальной поддержки духовенства до масштабов епархии, границы которой совпадали с границами губернии.

Свобода приходского духовенства объединяться и сотрудничать не была формально далее расширена, пока в России не наступила эпоха социальных преобразований, известная как Великие реформы. Этот период начался с того, что в 1861 году в церквах и частных имениях по всей империи был прочитан Манифест об отмене крепостного права, составленный митрополитом Московским Филаретом (Дроздовым). Последующие реформы были вызваны сочетанием их необходимости и сдвигом в идеологии монархии в пользу более широкого участия общества. Дарование личной свободы более чем 23 миллионам крестьян породило острую нужду в местном самоуправлении по всей сельской России. За земской реформой 1864 года, учредившей демократически избранные органы местного самоуправления, последовало введение суда присяжных, расширение свободы печати и создание органов городского управления147. Нельзя сказать, что духовное сословие выиграло от этих реформ. Приходские священнослужители не были включены в судебную реформу и оставались под юрисдикцией духовной консистории, а не присяжных из числа их коллег148. Священнослужители также были лишены права голосовать и баллотироваться на выборах в местные органы власти до 1905 года149. Несмотря на очевидную неопределенность относительно их участия в общественной жизни, пастыри все же воспользовались некоторыми уступками в эпоху реформ, чтобы усилить свою корпоративную автономию и увеличить масштабы свободных ассоциаций в рамках духовного сословия.

Ослабление цензуры печати в начале 1860‑х годов привело к первоначальному потоку критики синодальной системы и монашеской иерархии, подобной скандальной диатрибе Беллюстина150. Хотя в следующем десятилетии церковная цензура была снова ужесточена, все же следствием свободы прессы для духовенства стало значительное развитие и расширение церковной печати. В 1863 году митрополит Филарет инициировал создание в Москве Общества любителей духовного просвещения, занимавшегося улучшением религиозного образования и проповеди. Члены Общества, в основном московские священнослужители, собрали епархиальную библиотеку, читали публичные лекции и запустили епархиальное издание «Московские церковные ведомости»151. Подобные епархиальные периодические издания появлялись по всей империи и были адресованы в первую очередь духовенству. Епархиальные ведомости обычно включали «официальный отдел» для объявлений консистории и Синода, а также информацию о церковных инициативах по всей епархии. Этот ресурс значительно увеличил возможности приходского духовенства для широкомасштабного сотрудничества через объявление благотворительных кампаний, восхваление благотворителей и публикацию финансовой статистики. В ведомостях также был «неофициальный отдел», содержащий статьи, проповеди, некрологи, отчеты о приходской жизни и другие сочинения священнослужителей и светской интеллигенции. Несмотря на то что эти издания в различной степени подвергались цензуре, они представляли собой общественный форум для дискуссий и споров по вопросам пастырской работы. По мере того как пастырская активность обретала формы в конце XIX века, епархиальные публикации придавали ей интеллектуальное содержание.

Важнейший институт добровольного объединения приходское духовенство обрело практически случайно. В 1864 году семинарским уставом было закреплено право приходского духовенства избирать представителя в состав педагогического совета духовной школы, которая будет воспитывать их сыновей. Эти выборы должны были проходить на епархиальном съезде – собрании выборных представителей духовенства, иереев или протоиереев, от каждого благочиния. Никакая другая функция в тексте устава не упоминалась. Однако в течение следующего десятилетия права и обязанности этих органов постепенно, часто неофициально, расширялись и включали сбор средств для церковных школ и семинарий, а также организацию взаимопомощи и благотворительности. В 1867 году устав был пересмотрен и разрешил организовывать также местные съезды, которые должны были проводиться в округах, где существовала церковная школа152. Делегаты этих окружных съездов собирали подробную информацию о нуждах своих местных школ и представляли отчеты епархиальному съезду153. В том же году Синод издал постановление, ограничивающее допустимые темы обсуждения на этих съездах чисто финансовыми вопросами. Съездам категорически запрещалось, например, обсуждать земские дела или изменения в структуре епархиального управления154. Однако, по словам одного священника, о. Богоявленского, защитившего в 1900 году в Казанской духовной академии кандидатскую диссертацию о епархиальных съездах, «епархиальные съезды, в силу запросов русской церковной жизни, расширили круг своей деятельности по делам духовно-учебных заведений, занялись вопросами по улучшению быта духовенства, и особенно вопросами религиозно-нравственного характера, а потому естественно руководительным началом стали для себя иметь не одни только постановления Синода, а и полномочия от епархиального епископа, и эти полномочия оказались так же велики и разнообразны, как велика и разнообразна самая деятельность епархиальных съездов»155. Действительно, Синод не смог ограничить священнические объединения узкоутилитарными функциями. В 1865 году архиепископ Минский Михаил (Голубович) уполномочил духовенство своей епархии собираться на благочиннические съезды – те самые собрания, которые избирали представителей на окружные и епархиальные съезды, – для обсуждения религиозной жизни в своих приходах и рассмотрения мер противодействия суевериям, алкоголизму, неграмотности и другим бедам, от которых страдают их приходские общины. В последующие годы все больше епархиальных архиереев последовали примеру Михаила и официально признали все уровни съездов приходского духовенства «пастырскими собраниями»156.

Эти новые формы объединения принесли ощутимые результаты для приходского духовенства. Например, в 1867 и 1878 годах делегаты Московского и Тверского епархиальных съездов соответственно учредили пенсионные фонды157 для поддержки священнослужителей на покое и преподавателей семинарий, а также их вдов и сирот158. Эти фонды были созданы за счет вкладов священнослужителей и преподавателей всей епархии из расчета в среднем 30 рублей в год, а также более значительных вкладов некоторых более богатых протоиереев и архиереев. Московский съезд постановил, что деньги вернутся в епархиальное попечительство159, если предприятие потерпит неудачу160. Вклады оказались достаточными, и фонд поддерживался, в частности, за счет информирования священнослужителей о такой возможности через епархиальную газету161. Приходскому духовенству также удалось собрать больше епархиальных средств для своих семинарий, церковных школ и других целей, в том числе вкладывая средства в строительство свечных заводов. 21 декабря 1870 года Синод постановил, что в каждой епархии должен быть свечной завод, доходы от которого предназначаются на содержание духовных школ162. Официальная поддержка этого проекта не пошла дальше указа, и его осуществление выпало на долю съездов духовенства, которые занялись финансированием проекта. Московское духовенство построило свой завод в 1879 году. Как и все в епархии, это учреждение находилось в «непосредственном подчинении епископу», но занимался им епархиальный съезд, который избирал какого-то священника управляющим163. Успех этого предприятия зависел от готовности всех приходских священников приобретать свечи исключительно на епархиальном свечном заводе, а не экономить свою приходскую казну путем покупки дешевых альтернатив, и епархиальная газета сыграла важную роль в информировании священнослужителей об их общем интересе также и в этом отношении164. Подобные проекты существенно улучшили уровень жизни и образования в епархиях по всей империи. Однако выгоды для приходского духовенства были не только материальными. Восстановление выборного начала в епархиальном управлении и право священнослужителей участвовать в церковном управлении через представительные собрания повысили достоинство и социальный статус приходского духовенства165. Съезды продолжали призывать к большей местной автономии для своих объединений. Некоторые епископы стали удовлетворять просьбы своих епархиальных съездов о замещении должности благочинного выборным представителем духовенства166. Так, в 1877 году архиепископ Тверской Савва (Тихомиров) принял и обнародовал разработанные его епархиальным съездом правила избрания благочинных167.

Объединения клириков стали играть все более важную роль в жизни православной церкви, отчасти благодаря своей культуре подотчетности. Священник, диакон и причетник каждого прихода делили все собранные пожертвования, оставляя себе только часть, а остальное направляли на нужды прихода, например на ремонт церкви, а также на епархиальные нужды, например на финансирование семинарии, пенсионных фондов, приютов для престарелых и т. д.168 Хотя растрата приходских средств порой имела место, коррупция среди духовенства была редкостью из‑за ее катастрофических последствий как для отдельных священников, так и для духовенства в целом. Эти последствия иллюстрирует письмо в Московскую консисторию от 1899 года, подписанное церковным старостой и двадцатью прихожанами: «Священник Иоанн Владимирович Орлов показал себя человеком… соблазнов, действуя в ущерб церкви, прихожан и благосостояний церковных денежных и вещественных»169. Коррумпированный священнослужитель не только мог потерять свое положение и средства к существованию, но также угрожал подорвать поддержку пастырей в целом со стороны мирян. По этой причине духовенство активно противостояло коррупции в своих рядах. В воспоминаниях митрополита Евлогия (Георгиевского) есть упоминание о краже после крестного хода в Холме. Псаломщик, собиравший пожертвования, сунул монету в сапог, но был замечен дьяконом: «Псаломщика уволили, а диакон удостоился похвалы. Бедный был народ, а давал щедро»170. Более того, ответственность представителей духовенства друг перед другом имела решающее значение для выживания епархиальной сети, и они часто оказывались более эффективными в контроле за собственными налогами и бюджетом, чем консисторские чиновники. Один из участников Тверского епархиального съезда в 1901 году разработал стандартизированную форму, по которой каждый священник мог отчитываться о доходах своей церкви, количестве земли, прикрепленной к его приходу, и количестве его прихожан, чтобы облегчить рассмотрение бюджета на съезде171. Когда епархиальные налоги на пожертвования прихожан недотягивали до суммы, необходимой для содержания школы или бедных духовного звания в определенном районе, собравшиеся священнослужители регулярно обещали дополнительные средства из собственного кармана для покрытия недостачи172. Расширение гражданских свобод, последовавшее за революцией 1905 года, позволило сети союзов духовенства расти дальше, а прошения приходских священников о еще большей свободе ассоциаций указывали на предполагаемую связь между эффективностью их ассоциаций и их правом на самоуправление. В 1907 году, например, один священник писал московскому митрополиту, утверждая, что участие большего числа священнослужителей в большем количестве местных съездов снизит вероятность уклонения от епархиальных налогов: «Велика ли сумма, которая не показывается на приходе? Правильно ли разложен процентный сбор взамен свечного дохода? …Для благоприятного решения этих вопросов необходимо духовенству рассмотреть их предварительно на благочиннических собраниях, которые имеют семейный домашний характер. А так как учебную тяготу несут одинаковую, как священники, так и диаконы и псаломщики, то справедливо было бы пригласить на эти собрания всех членов причта с одинаковым правом голоса»173. Хотя эта просьба о расширении участия дьяконов и псаломщиков не была удовлетворена, способность пастырей к широкомасштабному сотрудничеству, безусловно, была основным фактором терпимости иерархии к их полуавтономным объединениям. Это также привлекло к участию в священнических ассоциациях представителей других сословий.

Добровольные объединения имели разную судьбу в различных российских сословиях. Из-за опасений государства в отношении общественной активности растущих профессиональных классов группам с несословными связями было запрещено создавать постоянные ассоциации174. Только дворянство имело привилегию и средства организовывать крупные объединения в форме провинциальных – губернских и уездных – дворянских собраний. У крестьянства было мало возможностей сделать это за пределами волости, и они не имели ресурсов для создания надежных обществ взаимопомощи. Таким образом, как отмечает Адель Линденмейр, взаимопомощь была наиболее слабо развита в тех слоях населения, которые в ней больше всего нуждались175. Однако режиму меньше угрожало объединение под эгидой официальной церкви. Поэтому некоторые священнические ассоциации, такие как московское Общество любителей духовного просвещения, могли принимать в свои члены мирян176. Члены церкви, не облеченные священным саном, начали обращаться к приходскому духовенству и его солидной социальной инфраструктуре для содействия различным инициативам: от строительства церквей до поддержки образования и борьбы с бедностью. Священническая сеть стала пространством свободного объединения для православного населения в целом.

Впервые православные миряне были привлечены к созданию объединений через церковь в период Великих реформ, с возрождением православных братств. Подобные объединения сначала возникли среди православного населения Речи Посполитой в XVI и XVII веках. Они использовали взаимопомощь как средство защиты церковного имущества и поддержки религиозного образования, особенно после перехода шести из восьми православных епископов в унию с Римом в 1596 году177. В 1862 году митрополит Киевский Арсений (Москвин) выступил инициатором восстановления братств там, где они возникли, – в Украине. В следующем году новые братства были созданы в Беларуси и Санкт-Петербурге. В 1864 году министр внутренних дел П. А. Валуев предложил основные правила для создания этих объединений, которые предполагали государственное признание уже существующих братств. Были разрешены добровольные ассоциации православных христиан из всех сословий. Члены Синода рассматривали братства в первую очередь как средство мобилизации народной поддержки официальной церкви в конкуренции с другими конфессиями178. Синодальный отчет 1901 года о церковных делах называл братства «прекрасным явлением общенародного участия в деле утверждения православия»179. Фактически сфера деятельности братства определялась его членами и могла включать в себя самые разнообразные церковные инициативы, которые должны были быть зафиксированы в его уставе и представлены на утверждение епископу. Интерес к братствам был весьма неравномерным по всей империи. Александр Папков, православный интеллектуал-мирянин и автор многочисленных исследований о церкви, опубликовал в 1893 году общеимперский обзор братств и сообщил, что их число составляло 159 с 37 642 членами, и средства этих братств оценивались примерно в 1 629 707 рублей180. Братства были сосредоточены в определенных епархиях, особенно на бывших территориях Речи Посполитой, таких как Минск, где действовало 22 братства. Второе место по количеству братств занимали Московская, Рижская и Подольская епархии, в каждой из которых их было по восемь. Он нашел шесть, действующих в столице, и только два – в Твери181. Архивные данные о небольших братствах в Москве, не упомянутых в отчете Папкова, позволяют предположить, что реальные цифры, скорее всего, были выше182. По всей видимости, церковное объединение через братства развивалось неравномерно, а в некоторых случаях братства опирались на свои исторические корни в западной части империи, где эти организации впервые и возникли.

Православные братства принимали различные формы, и в каждом из них приходское духовенство играло центральную роль. Крупнейшие братства состояли из сотен членов, включая епископов, губернаторов и даже членов императорской семьи. Эти братства поддерживали множество благотворительных проектов в своих епархиях183. Их программы, конечно же, формулировались наиболее влиятельными членами, часто сосредоточиваясь на религиозном образовании как источнике политического порядка или на миссионерской деятельности как средстве экспансии империи на ее окраинах184. Эти крупномасштабные операции опирались на социальную сеть приходского духовенства как для оказания благотворительных услуг, так и в качестве источника информации о местных потребностях в этих услугах185. Многие малые братства состояли в основном из представителей приходского духовенства, с номинальным членством архиерея, и служили одной из форм взаимопомощи в духовном сословии. В 1890 году, например, духовенство одного сельского района Московской губернии вручило Братству святителя Николая пожертвование в размере 40 рублей вместе с благодарственным письмом за поддержку этой организацией образования их детей: «Теперь и многосемейные беднейшие из духовенства не отчаиваются в образовании своих сыновей»186. Местные братства, в которых доминировали миряне, часто сосредоточивались на строительстве и обновлении церквей. Эти более мелкие ассоциации нередко зависели от вкладов богатого покровителя или покровителей, поскольку крестьянские члены не всегда могли выполнить свои финансовые обязательства187. Привлечение местного дворянства, купцов или городских покровителей в малые братства обычно осуществлялось приходскими священниками, которые также призывали членов поддерживать социальные услуги, аналогичные тем, которые предоставляются священнической сетью. Из 159 братств, зафиксированных в отчете Папкова за 1893 год, 78 утверждали, что занимаются той или иной благотворительной деятельностью188. Таким образом, пастыри влияли на религиозные объединения своей работой внутри братств, облегчая сотрудничество поперек сословных границ и содействуя социальной поддержке как совместной религиозной деятельности.

Победоносцев

Бомба террористов, убившая Александра II в 1881 году, внезапно положила конец эпохе реформ в России и привела к власти новую царскую администрацию, которая с глубоким подозрением относилась к свободным ассоциациям, рассматривая их как посягательство на уникальную российскую связь между самодержцем и народом189. Важной фигурой в «контрреформаторской» администрации Александра III и Николая II был Константин Победоносцев, который начал свой 25-летний срок пребывания на посту обер-прокурора Святейшего синода в 1880 году. Победоносцев был личным наставником обоих последних российских императоров, а его идеологическое влияние на их правление побудило современников называть его «серым кардиналом» и «русским Торквемадой»190. И хотя роль Победоносцева в формировании государственной политики, возможно, преувеличена, нет никаких сомнений в том, что он обладал бо́льшим влиянием на церковное управление, чем любой предыдущий обер-прокурор. Этот государственный бюрократ стал выдающейся фигурой в церковной сфере и существенно повлиял на ход истории русского православия.

Победоносцев по-своему актуализировал должность обер-прокурора. И ранее предполагалось, что ее носитель должен заниматься государственным надзором за церковной иерархией, но Победоносцев использовал свой статус для продвижения своего видения православия как жизненно важного связующего звена между царем и народом. Его непосредственный предшественник и новый министр внутренних дел граф Дмитрий Толстой жаловался, что «Победоносцев – делегат попов, или, правильнее, монахов перед правительством, а не правительства у духовной власти. Не так определяется власть синодального обер-прокурора в Духовном регламенте»191. Победоносцеву удалось навязать населению новые религиозные законы для повышения престижа церкви. В 1881 году были запрещены театральные постановки во время Великого поста. В 1885 году продажа алкоголя возле церквей и монастырей стала незаконной. После 1893 года фабриканты больше не могли требовать от своих служащих работы во время религиозных праздников или по воскресеньям192. Презираемый либералами и диссидентами как реакционер, Победоносцев придал большой импульс пастырскому движению, поощряя участие приходского духовенства в жизни общества через образовательную и гуманитарную деятельность. Поощрение такой деятельности было обусловлено не камералистской идеологией некоторых его предшественников, а убеждением, что церковь должна играть центральную роль в социальной жизни православного населения. В своем эссе «Церковь и государство», опубликованном в 1901 году, Победоносцев осудил отделенность религии от жизни общества: «С которых пор положено, что церковь существует для того, чтобы образовывать аскетов, наполнять монастыри и выказывать в храмах поэзию своих обрядов и процессий? Нет, все это лишь малая часть той деятельности, которую церковь ставит себе целью… На нее возложено внушить народу уважение к закону и к властям, внушить власти уважение к свободе человеческой, а говорят, что ей нет дела до общества!»193 Обер-прокурор рассматривал пастырскую деятельность духовенства как силу для поддержания социального согласия и политической стабильности.