Цветущая вечность. Структура распада

Он не мог этого допустить. Только не сейчас, когда она наконец-то начала цвести, подобно тем розам, которые они вместе посадили в саду.

– Просто усталость, – сказал он, заставляя себя улыбнуться. – Идеи не давали спать. Но теперь ты здесь, и всё хорошо.

Он обнял её, чувствуя, как её тело прижимается к нему – тёплое, живое, доверчивое. В этом объятии было столько уязвимой открытости, столько безусловного доверия, что сердце на мгновение сжалось от осознания предательства, которое уже совершалось.

– Я скучал, – прошептал он, и это, по крайней мере, было правдой.

– Я тоже, – она отстранилась, изучая его лицо. – Ты уверен, что всё в порядке? У тебя появилась новая морщинка между бровей.

– Возраст, – пошутил он. – И работа при плохом освещении.

Роза не выглядела полностью убеждённой, но улыбнулась в ответ.

– Ты не поверишь, что я привезла, – она указала на растения. – Bacopa monnieri, прямо из ботанического сада университета, где проходила конференция. Профессор Ковальски лично разрешил взять черенки. Он говорит, что эта разновидность демонстрирует исключительные нейропротективные свойства в экспериментах на клеточных культурах.

Её энтузиазм, её неподдельная радость от новых возможностей для их совместных исследований – всё это было таким острым контрастом с мрачной правдой, которую он скрывал, что Александр почувствовал почти физическую боль.

– Это… замечательно, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал нормально. – Мы обязательно включим её в следующую серию экспериментов.

– Я подумала, что возможно сочетание с твоими микроимпульсами даст ещё более выраженный нейропротективный эффект, – продолжала она, не замечая его напряжения. – Представляешь, если бы мы смогли разработать действительно эффективный протокол для защиты нейронов от повреждений? Это могло бы помочь при стольких заболеваниях…

Она говорила с такой надеждой, с такой искренней верой в их способность изменить что-то к лучшему, что Александр не выдержал. Вид её воодушевлённого лица был слишком болезненным контрастом с цифрами на экране, с прогнозами, которые он изучал ночью.

– Прости, – прервал он её, – я действительно устал. Думаю, мне нужно немного поспать.

Улыбка Розы померкла, в глазах мелькнуло беспокойство, но она кивнула.

– Конечно. Ты, наверное, не спал всю ночь. Иди, отдыхай. Я пока высажу бакопу в теплице.

Поднимаясь по лестнице в спальню, Александр чувствовал её взгляд – внимательный, вопрошающий – на своей спине. Роза всегда была проницательна. С каждым днём скрывать правду будет всё сложнее.

Но правда только причинит ей боль и отвлечёт его от единственного пути, который он видел перед собой – рискованного, отчаянного, но единственно возможного. Он должен модифицировать формулу "Мнемоса", сделать её безопасной, эффективной, и применить к себе до того, как симптомы станут слишком очевидными.

Это был первый секрет между ними. Первая стена, воздвигнутая не из ненависти или безразличия, а из глубочайшей, отчаянной любви. Из желания защитить. Но также, он вынужден был признать, из страха – увидеть в её глазах осознание его обречённости, прежде чем он сам будет готов это принять.

Ложась в постель, которую они делили последние месяцы, Александр чувствовал себя бесконечно одиноким. За окном начинался новый день – яркий, обещающий, полный жизни. Птицы, которых Роза привлекла в их сад, пели свои утренние песни. Мир продолжал существовать, равнодушный к крошечным человеческим трагедиям.

Скоро, пообещал он себе, закрывая глаза. Скоро он найдёт ответ. А пока – нужно сохранять тайну, даже если это означает первую настоящую дистанцию между ним и единственным человеком, которому он полностью доверял.

Возможно, в этом заключалась самая горькая ирония его положения: чтобы сохранить разум, который он так отчаянно боялся потерять, ему приходилось отдаляться от того, что придавало этому разуму смысл.

Запретное наследие

Октябрь пришёл с холодными дождями, заливающими окна родительского дома беспрерывными потоками воды. Александр стоял у окна в гостиной, наблюдая, как крупные капли ударяются о стекло, оставляя причудливые дорожки. За спиной шелестели страницы – Роза сидела в кресле, обложившись книгами по фармакологии растений, и делала заметки мелким, аккуратным почерком.

– Тебе не кажется, что в подвале есть протечка? – спросил он, не поворачиваясь. – Мне всё время чудится запах сырости из коридора.

Роза подняла голову от книги.

– Не замечала. Но в таком старом доме это не удивительно. Хочешь, я проверю?

– Нет, – ответил он слишком быстро. – Я сам.

Последние недели он проводил всё больше времени в подвальной лаборатории, куда теперь не приглашал её. Работал допоздна, часто оставался там ночевать на старом диване, объясняя, что не хочет беспокоить её скрипом двери в поздние часы. Пока Роза трудилась над своей диссертацией и ухаживала за садом, он погружался в мир микротрубочек, квантовых состояний нейронов и прогрессирующих симптомов, которые становилось всё труднее скрывать.

– Саша, – её голос был мягким, но настойчивым, – мы можем поговорить?

Он медленно повернулся, стараясь держать лицо нейтральным. Его правая рука неосознанно потянулась к левому запястью, словно проверяя пульс. Жест, который стал почти ритуальным – постоянное отслеживание собственных физических параметров.

– Конечно, – он опустился в кресло напротив, стараясь сделать это плавным, контролируемым движением.

Роза отложила книгу, её зелёные глаза были серьёзны и чуть тревожны.

– Что происходит? – спросила она прямо. – Ты отдаляешься. Запираешься в лаборатории. Не рассказываешь о своей работе. Раньше мы всё обсуждали вместе, а теперь…

Их взгляды встретились, и Александр почувствовал укол вины. Её глаза искали его – того, прежнего, того, кто делился мыслями, сомнениями, открытиями. Кто, несмотря на внешнюю отстранённость, был эмоционально открыт с ней. Теперь он воздвигал стены, один кирпичик за другим.

– Я просто сосредоточен на новом направлении исследований, – ответил он. – Это сложно объяснить. Я сам ещё не до конца понимаю, куда это приведёт.

Это было не совсем ложью. Но далеко не полной правдой.

– Дело не только в исследованиях, – возразила Роза. – Ты изменился. Стал более… отстранённым. Даже физически – ты вздрагиваешь, когда я прикасаюсь к тебе неожиданно. Ты будто живешь в ожидании удара.

"Я и ожидаю," мысленно ответил Александр, стиснув зубы. Его рука дрогнула, словно в подтверждение этих мыслей. Вчера он не смог удержать чашку, позавчера споткнулся на ровном месте. Тело становилось чужим – медленно, но неумолимо.

– Прости, – сказал он вместо этого. – Работа меня поглотила. Я знаю, что был не лучшим компаньоном.

Она наклонилась вперёд, взяла его руки в свои. Её пальцы были тёплыми, чуть шершавыми от садовой работы.

– Я не о компаньоне беспокоюсь, – мягко сказала она. – Я о тебе. Что-то грызёт тебя изнутри, Саша. Я вижу это в твоих глазах, когда ты думаешь, что я не смотрю. Что бы это ни было – ты можешь поделиться со мной.

Слова едва не вырвались сами собой. Он открыл рот – и закрыл его, поймав взгляд Розы. В её глазах светилось то хрупкое равновесие, которого она достигла такой ценой. Он помнил её панические атаки, помнил, как долго она выбиралась из темноты. Нет, он не имел права втягивать её в свою трагедию. Это была его борьба.

– Всё в порядке, – он сжал её пальцы с осторожной нежностью. – Просто я близок к чему-то важному. Возможно, самому важному открытию в моей карьере. Но мне нужно сосредоточиться. Это требует всех моих сил.

Не убеждённая, но смирившаяся, Роза отстранилась. В её глазах он прочитал обиду – не злобную, а тихую, растерянную, словно она не понимала, когда и как потеряла связь с человеком, который всегда был для неё открытой книгой.

– Я буду в саду, – сказала она, поднимаясь. – Нужно подготовить клумбы к зиме.

Когда дверь за ней закрылась, Александр закрыл глаза. После каждого разговора он чувствовал себя опустошенным, точно резерв сил и без того был на исходе. Он знал, что причиняет ей боль. Знал, что рушит то хрупкое доверие, которое они строили месяцами. Но что было альтернативой? Правда причинила бы ещё больше боли.

Спускаясь в подвал, он чувствовал, как мышцы ног напрягаются сильнее обычного, компенсируя растущую слабость. Три недели назад он начал спотыкаться на лестнице. Две недели назад уронил микропипетку, когда его пальцы внезапно разжались. Пять дней назад обнаружил, что больше не может застегнуть верхнюю пуговицу рубашки – тонкая моторика отказывала всё чаще.

Таймер включился. Обратный отсчёт.

Подвальная лаборатория родителей превратилась в его крепость. Здесь он мог работать без необходимости постоянно контролировать каждое движение, каждое выражение лица. Здесь можно было морщиться от внезапной боли в мышцах, можно было упасть, не боясь, что Роза увидит.

Пространство лаборатории постепенно трансформировалось. К родительскому оборудованию добавились его собственные приборы, привезённые из университета под предлогом "домашних экспериментов". На стенах появились распечатки результатов сканирования его собственного мозга, нервной системы, клеточных структур. У дальней стены – небольшая кровать для редких часов отдыха.

Сегодня его целью был старый шкаф с картотекой, стоявший в углу ещё с тех времён, когда родители проводили здесь свои первые эксперименты. Александр никогда не интересовался им раньше, полагая, что мать и отец хранили там счета и личные документы. Но вчера, просматривая дневники отца в поисках любых зацепок о "Мнемосе", он наткнулся на странную запись.

"Основные результаты переданы в институт. Резервные копии и экспериментальные данные в сейфе. М-7 требует дальнейшей работы, но базовый принцип подтверждён. Код как всегда."

Код? Сейф? Он не помнил, чтобы родители когда-либо упоминали о сейфе в доме. И что это за "код"?

Александр подошёл к шкафу и внимательно осмотрел его. Обычный металлический шкаф для документов, с тремя выдвижными ящиками. Ничего необычного.

Он выдвинул верхний ящик. Папки с налоговыми декларациями, страховые полисы, старые чеки. Второй ящик содержал документы на дом, квитанции об оплате коммунальных услуг, гарантийные талоны на бытовую технику. В третьем – старые научные журналы и вырезки из газет.

Разочарованный, Александр прислонился к шкафу. Что имел в виду отец под "сейфом"? Может быть, он хранился где-то в другом месте? В банке?

Внезапное головокружение заставило его схватиться за край шкафа. В последнее время такие эпизоды случались всё чаще. Он закрыл глаза, ожидая, пока комната перестанет вращаться. Когда он снова открыл их, его взгляд упал на нижнюю часть шкафа. Плинтус вокруг него казался каким-то… неправильным. Будто кто-то регулярно двигал шкаф от стены

Прилив адреналина временно заглушил слабость в мышцах. Александр присел и с усилием отодвинул тяжёлый шкаф. За ним обнаружилась небольшая дверца в стене, окрашенная в тот же цвет, что и остальная поверхность. Почти незаметная, если не знать, что искать.

Дверца была заперта на обычный механический замок с цифровым кодом. Четыре диска с цифрами от 0 до 9.

"Код как всегда", – написал отец. Что это могло значить? Какой код они использовали "всегда"?

Александр попытался вспомнить. Дни рождения? Номер дома? Год основания их лаборатории? Ничего не подходило. Потом вспышка озарения – день, когда они впервые синтезировали "Мнемос", его базовую формулу. 7 мая 2013 года. 0-7-0-5?

Он попробовал. Замок не поддался.

2-0-1-3? Тоже нет.

Он отклонился назад, чувствуя, как напряжение отдаётся болью в мышцах шеи. О чём думал отец? Какой код был настолько очевиден, что не требовал дополнительных объяснений?

А затем его посетило воспоминание – не новое, но внезапно увиденное в новом свете.

Ему десять лет. Родители ведут его в зоопарк – редкий выходной, когда они не работают в лаборатории. Отец покупает мороженое, они стоят у вольера с бабочками. "Знаешь, почему я выбрал нашу сферу исследований?" – спрашивает отец. "Из-за метаморфоза. Посмотри на этих гусениц – сегодня они ползают, а завтра будут летать. Полная трансформация нейронных связей. Перепрограммирование самой сути существа. Чудо, достойное изучения." Они смеются, и отец покупает ему маленькую статуэтку бабочки в сувенирном магазине. "На память о метаморфозе," – говорит он. Бабочка сломалась год спустя, но Александр хорошо помнил её – голубая морфо, Morpho peleides. И выгравированные на подставке цифры: 1-5-0-4. День, когда отец впервые заинтересовался нейропластичностью – 15 апреля, день рождения прадедушки, тоже учёного.

Дрожащими пальцами Александр набрал комбинацию: 1-5-0-4.

Щелчок, и дверца приоткрылась.

За ней оказалась небольшая ниша, внутри которой лежали два предмета: тонкий серебристый ноутбук и запечатанный металлический контейнер размером с обувную коробку.

Сердце Александра забилось чаще. Он осторожно извлёк ноутбук и контейнер, положил их на лабораторный стол. Компьютер выглядел старомодным, но отлично сохранившимся. Когда он открыл крышку и нажал кнопку включения, устройство неожиданно ожило, запрашивая пароль.

Опять препятствие. Но на этот раз кнопка "подсказка" была активна. Он нажал её.

На экране появилось: "Первый взгляд".

Александр нахмурился. О каком первом взгляде шла речь? Первый взгляд на что?

Он попытался вспомнить все возможные "первые" события, связанные с родителями. Первая встреча? Нет, слишком сентиментально для отца. Первая публикация? Первый грант? Первый…

И тут его осенило. Первая формула, первый вариант "Мнемоса". Отец иногда в шутку называл его "первенцем". М-1, так он обозначался в ранних работах, до того как трансформировался в печально известный М-7.

Александр набрал "М-1", но компьютер отверг пароль. М1? MemOne? Первый?

Внезапно он вспомнил строчку из дневника отца: "Впервые наблюдали эффект когерентности на микротрубочках в 20:42. Доказательство нашей гипотезы. Первый взгляд на новую реальность."

20:42. Он набрал эти цифры.

Экран мигнул, и пароль был принят.

Компьютер загрузился, открывая файловую систему, поразительно организованную, как и всё, что делали его родители. Папки были подписаны чётко и понятно: "Теоретическая база", "Эксперименты", "Результаты", "Побочные эффекты", "Модификации", "Частные заметки".

Александр открыл "Теоретическую базу", и экран заполнился формулами, диаграммами, графиками. Он начал читать, и с каждой строчкой его глаза расширялись от удивления и растущего восхищения.

То, что делали его родители, выходило далеко за рамки обычной нейрофармакологии. Они не просто создавали препарат для лечения деменции. Они пытались фундаментально изменить способ, которым мозг обрабатывает информацию.

Гипотеза: микротрубочки в нейронах работают как квантовые процессоры, поддерживая особые состояния, которые формируют сознание. Эти состояния можно изменить, чтобы укрепить связи между нейронами.

Квантовая теория сознания. Идея, которую большинство учёных считало псевдонаучной фантазией. Но родители Александра разработали математическую модель, которая делала её не только правдоподобной, но и потенциально применимой.

"М-7 воздействует на микротрубочки, усиливая их когерентность и стабилизируя квантовые эффекты. Результат: усиление синаптических связей, восстановление повреждённых нейронных цепей, потенциально – создание новых путей передачи информации."

Это объясняло как терапевтический эффект препарата на пациентов с деменцией, так и его катастрофические побочные действия. "Мнемос" не просто восстанавливал память – он менял сам способ её формирования и хранения. Но этот процесс оказался нестабильным, приводя к галлюцинациям и дезориентации.

Александр перешёл к папке "Модификации" и нашёл последние заметки родителей перед катастрофой.

"Проблема М-7 в отсутствии достаточного контроля над областью воздействия. Препарат влияет на все микротрубочки, а не только на те, что ответственны за повреждённые нейронные связи. Результат: хаотичное усиление всех когнитивных процессов, включая воображение, сновидения, подавленные воспоминания."

"Возможное решение: модификация молекулы для целенаправленного воздействия только на определённые типы нейронов. Теоретически возможно создать версию, воздействующую на моторные нейроны, не затрагивая когнитивные функции."

Моторные нейроны. Именно те, что поражаются при БАС.

Дрожащими руками Александр открыл металлический контейнер. Внутри, в специальных держателях, находились шесть пробирок с прозрачной жидкостью, каждая помечена этикеткой с надписью "М-7" и датой. И маленький блокнот, исписанный знакомым почерком матери.

"Последняя партия перед остановкой испытаний. Сохранена на случай, если наши теоретические выкладки о целенаправленной модификации подтвердятся. Не использовать без полного понимания последствий."

Александр откинулся на спинку стула, чувствуя, как дрожь охватывает всё тело – частично от нарастающих симптомов болезни, частично от осознания масштаба открытия.

Его родители были на пороге создания препарата, который мог бы воздействовать именно на те нейроны, которые разрушались в его собственном мозге. Они почти нашли способ остановить или даже обратить вспять дегенеративный процесс. Но катастрофа с М-7 остановила их исследования, а последовавшее за ней самоубийство навсегда закрыло эту дверь.

До сегодняшнего дня.

Внезапно его охватил приступ этического ужаса. Использовать препарат, который привёл к трагедии? Вернуться к исследованиям, которые родители считали настолько опасными, что предпочли смерть, чем продолжение работы?

Но альтернатива была не менее ужасной: медленная, неумолимая дегенерация, потеря контроля над телом, и в конечном итоге – разум, запертый в неподвижной оболочке.

Между двумя невозможными вариантами был третий: модификация формулы, устранение её недостатков, создание версии, которая воздействовала бы только на нужные нейроны и не имела бы катастрофических побочных эффектов.

Это было бы не предательством родителей, а продолжением их работы. Исправлением ошибок, завершением начатого.

Но прежде чем принять окончательное решение, ему нужно было больше информации. Он вернулся к компьютеру и открыл папку "Побочные эффекты".

То, что он там прочитал, должно было отпугнуть его. Детальное описание галлюцинаций, психозов, самоубийств участников эксперимента. Случаи, когда пациенты полностью теряли способность различать реальность и воображение. Записи психиатрических интервью, где люди описывали свой опыт как "существование одновременно в нескольких мирах".

Но вместо страха Александр почувствовал растущее волнение. Для здорового человека такие эффекты были бы катастрофой. Но для него, с его прогрессирующим БАС, даже это было лучшей альтернативой, чем постепенная потеря всех функций.

К тому же, он был уверен, что сможет решить проблему избирательности препарата. Его собственные исследования микротрубочек, его эксперименты с растительными экстрактами Розы – всё это давало новую перспективу, которой не было у родителей.

Он посмотрел на часы. Прошло почти три часа с тех пор, как он спустился в подвал. Роза могла начать беспокоиться. Нужно было вернуться наверх, поддержать видимость нормальности, прежде чем погрузиться в работу над модификацией формулы.

Но прежде, чем закрыть компьютер, он открыл ещё одну папку – "Частные заметки". Там был всего один файл, текстовый документ под названием "Для тебя".

Его сердце пропустило удар. Файл, созданный специально для него?

Он открыл документ. Там было написано всего несколько строк, датированных днём смерти родителей:

"Саша, если ты читаешь это, значит, ты нашёл наше наследие. Может быть, из любопытства. Может быть, из необходимости. В любом случае, помни: то, что мы создали, не является ни чудом, ни проклятием. Это инструмент. И как любой инструмент, он может созидать или разрушать, в зависимости от того, как его использовать.

Мы не смогли справиться с последствиями нашего открытия. Груз ответственности оказался слишком тяжёл. Но мы верим, что ты сможешь увидеть то, что ускользнуло от нас.

Если ты решишь продолжить нашу работу, будь осторожен. Не спеши. И никогда не забывай, что самым важным объектом исследования всегда остаётся твоё собственное сознание.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.