Когда цветёт липа

«А ты останешься со мной?» – подумал я про себя, и Аксинья вдруг остановилась, словно я произнёс это вслух, медленно повернулась и как-то странно посмотрела мне в глаза.

«А ты хочешь этого?» – она не сказала ни слова, но этот ответ прозвучал у меня в голове.

– Да! – сказал я вслух.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, зрачки Аксиньи переливались разыми оттенками, и что-то происходило в моей душе. В моём сердце. Всплывали какие-то обрывки, образы. Этот дом. Эта женщина. Я знал, что уже жил здесь, что мы близки. Что мы родные люди. Но только в каком-то другом мире или другом измерении. Почувствовал я тогда гораздо больше, чем могу объяснить словами.

Я поднялся с кресла, подошёл к Аксинье и, крепко прижав её к себе, поцеловал в губы. Я знал, что поступаю правильно. Женщина прильнула ко мне, а её уста приняли и поддержали мой внезапный поцелуй.

Через миг мы уже были на тахте. Тонули в ней, словно в бездонной перине. Горячие упругие губы Аксиньи со сладким привкусом липового мёда, её жаркое дыхание у меня на лице. Её глаза – глаза, переполненные любовью и страстью, и горечью, и надеждой. Она отвела взгляд, зрачки были совсем тёмные, а из глаз успели потечь ручейки слёз.

– Ну ты чего? – шептал я ей на ухо. – Чего ты? Это же я… Я… – и я хотел сказать что-то ещё, но словно позабыл своё имя, силясь его вспомнить, а Аксинья, утерев с щёк слёзы, зашептала в ответ обрывистыми фразами, чередуя их поцелуями в губы, в щёки, в лоб, в уши.

– Я ведь знала… Знала, что вернёшься… Что придёшь… Ждала… Потому и не уехала отсюда… Последняя осталась… Ты ведь обещал вернуться… Вернулся… Нашёл способ… Спасибо, любимый мой!.. Спасибо!

И снова наши губы, наши языки, наши руки… Переплетены, неистовы, полны страсти.

Аксинья медленно отстранилась от меня телом, но губы её продолжали целовать мои, пока она не поднялась с тахты, встав на пол подле неё. Мы смотрели друг на друга, часто дыша, лица раскраснелись, глаза блестели, губы онемели от поцелуев. Аксинья, всё так же глядя мне прямо в глаза, медленно распустила волосы, собранные в хвост, и они тут же равномерной гладью осыпали её плечи. Затем, запрокинув за спину руки, расстегнула замок на платье…

– Люби меня, как любил когда-то на лугу среди васильков. Помнишь? – прошептала она, и я действительно помнил этот момент.

…Наши обнажённые тела тесно прижимались друг к другу. Нежные ладони Аксиньи поглаживали мне спину, голову, плечи, пока мои губы путешествовали по её гладкой коже с тонким запахом липы. Я целовал плавные линии её шеи, налитую упругую грудь и живот, переходящий книзу в женскую тайну. Наши ноги переплетались, наши ладони находили друг друга наощупь и смыкались пальцами в замок. Приоткрытый рот Аксиньи манил меня, призывая для очередного поцелуя. Наше естество пылало трепетным огнём, и в какой-то момент мы соединились, слились, запульсировали в едином танце, едином ритме, пока пучина блаженства не поглотила нас обоих с головой.

А потом мы лежали на смятой простыне, наши пальцы играли друг с другом, сплетаясь в причудливые узоры и узелки. Мы молча наблюдали за ними, а луч солнца, спешащего к закату, пробивался в брешь между пальцев и ласково заглядывал нам в глаза.

– Хочешь есть? – шепнула Аксинья.

– Только пить, – ответил я тоже шёпотом.

– Я сейчас принесу! – она начала подниматься с кровати, и я с неохотой выпустил милую сердцу женщину из крепких объятий и разъединил связь наших пальцев.

В комнате был полумрак, последние лучи заходящего солнца скользили по стене. Я любовался обнажённой фигурой Аксиньи, совсем не смущающейся передо мной своей наготы, пока она поднимала с пола скинутую второпях одежду, пока искала в шкафу короткий цветастый халат на пуговицах, пока надевала и застёгивала его. Всё это время я скользил жадным взглядом по её телу, округлостям тяжёлых грудей, соскам, темнеющим на белой коже, широким бёдрам, переходящим в круглые колени и красивые икры, крепким ягодицам, тёмному островку внизу живота, скрывающему женскую тайну.

Теперь я точно был уверен, что уже где-то и когда-то встречал Аксинью и был с ней близок. Мне была знакома каждая линия её тела, каждая прядь волос и те две родинки, о которых знал только я. Знакомы были её движения, исходящий от неё запах цветущей липы и летних цветов, её ровное дыхание, её голос.

Аксинья бесшумно вышла и через минуту уже вернулась с кувшином морса и стаканами. Мы жадно пили душистый кисло-сладкий напиток на родниковой воде, таёжный букет которого так и манил сделать глоток, а за ним ещё один, и ещё, и ещё. При этом мы не сводили глаз друг с друга. Отныне наши взгляды переплетались, делая связь между нами всё крепче, всё сильнее. Аксинья сидела на краю тахты, подогнув одну ногу под себя, и я поглаживал её обнажившееся круглое колено, знакомо ощущая под пальцами нежную гладкую кожу. А она в ответ теребила короткий ёжик моих волос, отчего-то улыбаясь и качая головой, словно не веря чему-то.

– Я… вернулся! – скорее для себя утвердительно произнёс я.

– Да! – шепнула Аксинья.

– А хочешь… А можно… Я останусь? Я завтра заберу кое-какие вещи и останусь у тебя. Да?

Но она отчего-то яростно замотала головой и отвернулась к окну: или чтоб я не смог зацепиться глазами за её взгляд, или скрывая нахлынувший поток слёз.

– Но почему? Почему нет? Я ведь люблю тебя, я точно это знаю! И от тебя ощущаю то же чувство!

– Завтра будет всё иначе. Завтра… Нас уже не будет вместе! – глухо проговорила Аксинья, всё так же глядя в окно. – Лишь по отдельности. Каждый в своём мире.

– Но я не понимаю… – начал я, но Аксинья быстро склонилась над моим лицом, и я снова ощутил губами её влажные губы, к медовому вкусу которых добавилась горечь слёз.

Мы любили друг друга всю ночь, и ночь эта была бесконечной. Уже под утро силы покинули нас – и от любовных утех, а более всего от эмоционального перенапряжения, пережитого нами за эти сутки. Когда я, не в силах уже бороться со сном, смежил веки и погружался в глубокий сон, я знал, что Аксинья ещё не спит. Её голова лежала на моей груди, я ощущал на коже её горячее дыхание, гладкие мягкие волосы и слёзы, которые она роняла на меня…

***

…Когда я открыл глаза, оказалось, что лежу на мокрой траве. Правый локоть саднило, бедро справа тоже болело, раскалывался затылок, перед глазами плясали зайчики, как после того когда на сварку поглядишь, а в ушах звенело. К горлу подкатывала тошнота, а моё тело как-то монотонно тряслось…

…трясли.

…трясла!

Когда я проморгал слезящиеся глаза, то увидел, что надо мной склонилась Аксинья и трясёт меня за плечо, приводя в чувство. Взгляд её был взволнован, даже испуган, а вот тёмно-синие с зелёным отливом глаза цвет больше не меняли.

– Ты как? Живой? Встать сможешь? – она перестала трясти меня, всматриваясь в моё лицо.

– Аксинья! – я попытался улыбнуться и с трудом принял сидячее положение.

– Вообще-то Оксана! – женщина немного отстранилась и убрала руку с моего плеча, глядя теперь уже как-то сочувственно и с облегчением, что ли. – Аксиньей меня ещё никто не звал. Да бог с тобой, Аксинья так Аксинья. Главное, что с тобой вроде ничего страшного не случилось. Живой и то слава богу! А то у меня день сплошных неприятностей! В город поехала – жуткую аварию видела, на обратном пути тормоза отказали, а теперь ты вот… В траве… Без чувств!

Я всмотрелся в её лицо. Это вроде была Аксинья, и в то же время чем-то эта женщина от Аксиньи отличалась: волосы были чуть светлей, ближе к каштановым, и взгляд какой-то другой, тревожный, и одета она была не в летнее платье, а в белую блузу с кружевными отворотами и бордовые джинсы.

Я перевёл взгляд на урчащий рядом серый фольксваген, водительская дверь была распахнута.

– Ты не подумай, что это я тебя сбила. Я домой ехала, а ты тут… лежишь. Я и… остановилась. Почему ты так на меня смотришь? – женщина разволновалась, а я пытался вглядеться в неё и понять, в чём здесь связь с Аксиньей, да и была ли она вообще.

– Так ты меня не помнишь? Не знаешь? – медленно спросил я, превозмогая головную боль и тошноту, язык еле ворочался.

– Н-нет! Впервые вижу! А знаешь… – женщина (Оксана или Аксинья) как-то с пониманием поглядела на меня. – Давай-ка я тебя в село отвезу, там у меня сестра фельдшер. Она тебя поглядит. Вдруг что у тебя серьёзное, после падения. Перелом не дай бог или сотрясение. А там решим, как тебе дальше быть.

Я поднялся с её помощью и доковылял до машины, по дороге подобрав валяющийся рюкзак с почтой. Проходя мимо искорёженного велика, я с сожалением глянул в его сторону, но Оксана (или всё же Аксинья?) сказала, что спрячет его в траве, а потом заберём и отремонтируем.

Женщина вернулась через минуту и, принеся в салон авто приятный аромат свежести (или это снова был запах цветущей липы), плавно тронула машину. Когда мы объехали огромную ветку, валяющуюся на дороге, я спросил, что произошло.

– Я как раз к аллее подъезжала, когда в неё молния ударила, думаю, ты в самом эпицентре оказался, чудом уцелел. Наверное, в рубашке родился. Куда ехал-то?

– Я почтальон. В Романьево письмо вёз.

– В Романовку, может?

– Чёрт. Да, в Романовку!

– Да, парень, точно что-то с головой твоей. Ну, ничего, за ручьём уже наше село будет, приедем скоро.

Мы миновали ручей по небольшому бетонному мостику, покрытому ухабами. К слову, и ручей был не ручей, а одно название: канава, наполненная стоячей водой, покрытой ряской. Пришли на ум слова Аксиньи: «У тебя жизнь другая. Мир другой». И вправду мир другой был.

***

– Ничего! Жить будет. Лёгкое сотрясение да пара ушибов. К субботе всё заживёт! – розовощёкая невысокая женщина с добрыми глазами, сестра Оксаны, собирала свои вещи в медицинскую сумку, закончив меня осматривать.

Пока она обрабатывала мне ссадины и колола успокоительное, Оксана разузнала у меня номер тётки и позвонила ей. Сообщила о случившемся и заверила её, что и со мной всё в порядке, и почта в целости и сохранности.

– Пусть пару часов у тебя побудет, в прохладе, а в 16.40 на рейсовом отправишь его обратно, – сказала фельдшер Оксане, опёршейся плечом о дверной косяк. – А вам, молодой человек, в грозу лучше велосипед дома оставлять, – женщина задорно подмигнула мне и ушла.

Когда Оксана, вышедшая проводить сестру, вернулась в комнату и присела рядом на старенький диван, я сказал:

– Спасибо тебе… Оксана! Мне бы ещё почту доставить успеть, до рейсового.

– Доставим, не переживай. Наше село маленькое нынче. Какой там адрес?

Я наклонился и, подняв с пола рюкзак, выудил из него большой жёлтый конверт.

Только сейчас я обратил внимание на адрес: от времени и влаги он растёкся, и угадывались лишь буквы «Роман… в…», просто кто-то (может, и тётка моя) дописал неразличимые буквы синей пастой, так что получилась «Романовка», но ведь изначально могло быть написано и «Романьево».

– Романовка, дом 1. Фамилия не читается, растеклась надпись, – я протянул конверт Оксане, сделавшей удивлённое лицо.

– Так это мой… адрес. А от кого? – она снова глянула на меня, но я пожал печами.

– Там неразборчиво, а я лишь доставляю почту адресату.

– Я вскрою?

– Ну, если адрес твой, то вскрывай!

Женщина подрагивающими пальцами аккуратно вскрыла конверт и достала белый плотный прямоугольник бумаги. Несколько секунд она вглядывалась в него, а потом холодно произнесла:

– Это… что?! Фотошоп? – повернувшись ко мне, Оксана сверкнула глазами, и в тот момент (могу поклясться) её тёмно-синие зрачки, сменившись зелёным, вдруг почернели. Я перевёл взгляд на прямоугольник бумаги, который она мне протягивала, и удивился не меньше её.

– Аксинья? – удивлённо произнёс я, принимая из рук Оксаны фото. То самое фото, которое висело на стене у Аксиньи и которое я тогда не смог рассмотреть полностью. Но теперь… На фото рядом с Аксиньей (а схожесть её с Оксаной была стопроцентная) был… я. В какой-то военной форме, хотя я никогда и не служил в армии, с более длинными, волнистыми волосами, зачёсанными назад, но это был я. Возможно, так мог бы выглядеть мой брат-близнец, но я никогда не слышал о его существовании.

Наши двойники в незнакомой одежде улыбались нам с чёрно-белого фото. Там они были близки и счастливы. Перед глазами мелькнула картинка ночи, проведённой в доме Аксиньи, её рассказы, её воспоминания. Оторвав взгляд от фото, я посмотрел на Оксану, в её глаза и гораздо глубже, проникая в самое сердце. Безмолвно я рассказывал ей историю Аксиньи – так же, как сама Аксинья передала эту историю мне: через взгляды, образы, чувства. Где-то, в другом мире или ином измерении, когда-то уже жили мы с Оксаной, другие мы – те, которые были близки и были разлучены. А теперь я вновь встретил её уже в этом, нашем мире. Встретил в образе Оксаны, чтоб вновь обрести, полюбить, сохранить и во чтобы ни стало уберечь от разлук. Всё это проносилось в моей голове и тут же передавалось Оксане.

А потом я придвинулся к этой женщине ближе и, крепко прижав её к себе, поцеловал в губы. Я знал, что поступаю правильно! Оксана тоже прильнула ко мне, а её уста приняли и поддержали мой внезапный поцелуй.

Вот так внезапно и неожиданно мы снова обрели друг друга.

Мы были вместе.

СНОВА ВМЕСТЕ!

Мы жадно целовались на поскрипывающем диване, а в распахнутое окно тёплый ветер доносил душистый летний аромат.

Липа цвела…

РОКИРОВКА

Пролог. С чего всё началось

Вы ведь верите в мистику? В эзотерику, там, гипноз, магию. А в новые формы науки? Или смесь научного и мистического…

Ну да ладно, короче, не суть. Скажу так, история эта произошла на самом деле, немногим более месяца назад, благодаря знакомству с одним странным и удивительным человеком. Однако рассказ будет не о нём, он лишь помог произойти тем событиям, о которых пойдёт речь.

А началось, как я уже говорил, месяц с небольшим тому назад, когда мы с довольно симпатичной девушкой Алиной потягивали красное пиво в нашем излюбленном месте, уютном полуподвальном баре «Альбертина», общаясь по обыкновению на самые разные жизненные темы.

Вас, наверное, интересует, что нас с ней связывает?

Какое-то время мы вместе работали над одним крупным проектом. Проект мы потом сдали, сотрудничество прекратилось, а дружеское общение осталось.

Было ли между нами что-то большее, спросите вы. Увы, нет!

Хотя, конечно, предпосылки были, и не единожды. Да и в общении мы не ограничивались, касаясь различных, а порой и довольно откровенных тем.

Не стану скрывать, Алина мне очень симпатична, и я всегда желал с ней – при определённых обстоятельствах – проводить время несколько иначе, чем задушевные беседы под пиво. Но, ввиду своего характера, серьёзнее флирта и мимолётного романа я ничего не рассматривал. Алина же, напротив, была в активном поиске исключительно серьёзных отношений и размениваться на интрижки (на которые я ей различными образами, но всё более в шутливой форме намекал) не желала! Однако вернёмся к нашей истории.

В баре было уютно, привычно, и когда мы ополовинили по второй кружке пива, произошёл тот самый разговор, с которого начались все последующие события.

– Как у тебя с бизнесом? – мне нравилось наблюдать за ней, запутываясь в густых длинных ресницах, пока она отвлечённо смотрит в сторону.

– Пока никак. Спад, заказов нет. Представляешь, сегодня полдня на сайте зависала, купальник себе выбирала!

– О! Я бы тоже хотел в рабочее время купальники выбирать. Хотя мне они ни к чему, я обычно голышом купаюсь! – я улыбнулся, глянув Алине в глаза, и сделал большой глоток пива.

– Хорошо вам. Я бы тоже так делала, будь я мужчиной.

– Что интересного быть мужиком? – подначивал я подругу, тайком разглядывая бретельку бюстгальтера через дырчатую вязку её кофточки. – Ходи в качалку, пей пиво, смотри футбол. Одним словом, скукотища-а-а! Вот то ли дело женщина: парикмахерская, маникюр, татуаж бровей, массаж, йога, шугаринг. Интересная и насыщенная жизнь!

– Не скажи, не скажи! – парировала Алина, отставляя бокал и промакивая губы (красивые, к слову сказать, губы) салфеткой. – Всё это недёшево стоит. И сил отнимает массу. И времени. А так, есть и женщины, которые пьют, футбол смотрят и на спорт ходят!

– Может, махнемся на недельку телами? – спросил я.

– Хм… – задумалась Алина. – На недельку? Интересно было бы попробовать.

Потом мы переключились на другие темы, кажется, обсуждали отношение к нудистским пляжам и выставленным напоказ телам.

***

А спустя пару дней состоялась моя судьбоносная встреча с Нико́ласом, который отрекомендовал себя как мистик, футурист, прогрессивный алхимик и просто безумный учёный.

Я тоже в тот момент рассмеялся, как и вы сейчас (в душе́, конечно же, чтоб не обидеть ненароком человека, у которого не все дома). Но потом… Вот потом и начались чудеса! Я не знаю, может, и вправду он мистик, а может, (и это объяснение мне кажется более реальным) чувак – неплохой гипнотизёр, ибо в следующие полчаса я побывал в таких местах, в таких обличиях, что… Впрочем, простите, потерял нить повествования.

Как вы уже можете догадываться, тем же вечером я звонил Алине и дрожащим от волнения голосом сбивчиво говорил:

– Привет! Сделка в силе?

– Дим? Ты о чём? Какая сделка?

– Ладно. Скажи, ты мне доверяешь?

Она на миг задумалась, а потом осторожно спросила:

– У тебя всё в порядке? Может, что-то случилось?

– Всё в самом наивысшем межзвёздном и мегагалактическом порядке. Просто ответь мне на вопрос!

– Ладно. Давай так. Я, конечно, тебе доверяю во многом, но, во-первых, я не стану подписывать никакие бумаги не читая, если ты вдруг захочешь мне их подсунуть, во-вторых, я ни при каких обстоятельствах не буду пить с тобой на брудершафт, и, наконец, в-третьих, даже если ты покажешь мне справку, подписанную председателем Всемирной организации здравоохранения, о том, что всё человечество вымрет до конца этих суток от неизвестного вируса, даже этот факт не позволит тебе затащить меня в свою койку! Ну, а в остальном… В принципе, да, я тебе всецело доверяю.

– Тогда слушай сюда! Это круче, чем в койку, это… Эх-х. Нет. Давай встретимся. В «Альбертине», на ступеньках. Жду через час. Там всё тебе расскажу!

– Какой бар, у меня голова мокрая, никуда я… – но я уже положил трубку. Я хорошо знал Алину. Она любит интриги!

***

– Поменяться телами? – девушка недоверчиво глядела на меня своими глубокими серо-голубыми глазами, ожидая, пока официант принесёт заказ. – А ты… Ты не падал с дерева? Или, может, это побочные эффекты того спортивного питания, которое ты начал принимать с понедельника. Ты, кажется, говорил…

– Это мистическо-научный эксперимент. Мне Нико́лас предложил. Это прорыв в будущее. Да мы потом… Мы с тобой… Мы потом книгу написать сможем! Репортажи, реклама, известность! – я почти не слышал Алину, всё ещё пребывая в возбуждённом состоянии.

– С чего ты взял, что я согласилась бы, будь у нас такая возможность, поменяться телами? Мне и в моём неплохо.

– Ну как!.. Ну, ты же сама согласилась – тогда, в баре. Ну, на недельку!.. Помнишь?

– И ты всерьёз сейчас воспринимаешь тогдашний хмельной трёп?..

***

…И так далее в том же духе! Короче, неинтересно расписывать, как удалось мне убедить Алину на этот эксперимент. Но ещё через три дня мы находились в тёмном помещении экспериментального центра Николаса, напоминающем больничную палату без окон и с неоштукатуренными стенами из красного кирпича, нервно переминаясь с ноги на ногу.

Мы смутно представляли, что нас ждёт в ходе этого эксперимента, как и чем мы будем заниматься, находясь в чужом теле, как видеться со знакомыми и коллегами, поэтому отказались на несколько дней от работы. Я взял на фирме отпуск, Алине было проще, она работала сама на себя, поэтому просто не стала брать заказы на ближайшую неделю.

– Забыл сказать. Придётся раздеться. Догола! – улыбаясь, сказал я, глядя на Алину, когда мы стояли каждый напротив свей кушетки, оснащённой различным оборудованием и проводами.

– С ума сошёл? Я на такое не подписывалась! – пошла она вдруг на попятную.

– Да шучу я! – я нервно хохотнул. – Не надо нам раздеваться! Подумаешь, через час и сами…

Тут вошёл Николас и зычном голосом произнёс:

– Готовы вы, астронавты?

Я ощутил всю значимость момента, и по коже рук пробежали мурашки.

Мы легли на кушетки, затем моих висков коснулись ледяные пальцы Николаса, и спустя миг я провалился в глубокий сон.

День первый

Многое было не так после пробуждения. Как будто надел одежду, которую прежде никогда не носил (хотя и это тоже имело место быть). В первую очередь на глаза спала пушистая чёлка.

Машинально я убрал пряди с лица, на ощупь они были мягкие и приятные. В этот момент в поле зрения попала рука с тонкими пальцами и маникюром, которой я удивился и пристально стал разглядывать. А потом я сел, свесив ноги с кушетки. И ощутил непривычную пустоту между ног, там явно чего-то не хватало, не было того привычного ощущения… Ну, в общем, мужчины меня поймут, а женщины – вряд ли, пока не побывают в мужском теле. И вот в эту пустоту в промежности врезались женские трусики, проходя по попе, сдавливая тесной тканью ягодицы, ещё и узкие джинсы добавляли эффект сжатия (женщины меня поймут, а мужики – нет, пока не побывают в женском теле). Как бы в перевес той пустоте я ощутил некое утяжеление в груди, вернее, на груди, иным словом женскую грудь. Пусть она у Алины была не очень большой, двоечка, но всё-таки физиологически я ощущал эти бугорки, упрятанные в бюстгальтер, узкими ремнями опоясывающий моё тело, слово корсет. Я хотел уже было дотронуться до этих бугорков, рельефно выпирающих на голубой футболке, но боковым зрением заметил в стороне некое шевеление. Посмотрев туда, я снова машинально поправил непослушную чёлку и увидел… себя. Тот я, что был со стороны, встал с кушетки и привычным движением поправил, простите, яйца в брюках. Стандартная, в общем-то, процедура для мужчин, но мы делаем это обычно незаметно, а тут получилось очень даже наглядно.

– Как ты? – спросил я, тоже поднимаясь с кушетки, и удивился женскому голосу, которым говорю.

– Ничего вроде, а ты? Не по себе немного.

Я удивился второй раз, услышав свой родной голос со стороны (не подумал бы, что звучит он так по-дурацки!). Но чудеса только начинались!

Появился Николас и, спросив о самочувствии, бегло осмотрел нас, померил пульс, давление, заглянул в глаза, посветив маленьким фонариком. Затем сверил данные с компьютером и удовлетворённо хмыкнул, кивнув самому себе головой. После чего оповестил, что возврат в прежнее наше состояние произойдёт уже без его участия, в ночь с четвёртого на пятый день, во сне, и, пожелав малопонятное «в добрый путь», так же быстро испарился в тёмных коридорах своей лаборатории. Настала пора и нам покидать эти кирпичные стены. Я шёл позади Алины (или себя, как тут точнее сказать), впервые наблюдая за собой со спины. Отметил, что задница у меня ничего, а вот с осанкой надо бы поработать, пообещал себе, что займусь этим вопросом после «возвращения».

– Слушай, ты специально такие трусы надела утром, чтоб мне в зад врезались? – пожаловался я.

– Я так долго об этом мечтала – показать вам, мужчинам, на какие жертвы мы готовы, чтоб вам нравиться. А если честно, – она (я) повернулась и глянула на меня чуть дольше обычного (теперь понятно, что имели ввиду женщины, когда говорили про взгляд моих карих глаз), – я как-то и не подумала. Прости.

– Спасибо хоть, обувь нормальная, а не шпильки двадцать сантиметров.

– Не ной, – беззлобно отозвалась Алина моим голосом. – Задумка твоя была. Привыкай, экспериментатор!

Из полумрака мы вышли на улицу, залитую солнечным светом, и сразу сощурили глаза.

– Ну что, к тебе поедем или ко мне? – поинтересовался я, всё ещё с интересом разглядывая то себя «бывшего» со стороны, то своё новое тело.

– Вот чёрт. А как и где мы будем жить, как-то упустили из виду, не обговорили этот вопрос. – Алина задумалась, почёсывая подбородок.

– Предлагаю вместе. У тебя или у меня.

– Ну нет уж. Не дождёшься.

– Блин, а вдруг мне понадобится помощь… с твоим телом.

– Не понадобится. Как-нибудь сам освоишь нехитрые премудрости… быть женщиной.

– Ладно! Как скажешь, – смирился я. – Надеюсь, ты тоже отлично справишься.

– Как-то с подвохом прозвучало! – Алина снова посмотрела на меня, заглянув в глаза и задержав на них взгляд.

– У нас красивые глаза, – высказал я мысль, которая промелькнула в её (или моём?) взгляде.

– Красивые! – согласилась она.

Всё-таки решили, раз уж поменялись телами, то и квартирами махнемся на недельку, чтоб телам было привычнее. Через полчаса мы были у Алины дома, где она инструктировала/рассказывала/показывала/объясняла. Где какие шмотки лежат, как часто надо менять бельё, чем вначале мыть, а чем потом ополаскивать волосы. Показала (к моему великому счастью) малочисленный набор косметики, почему-то сказала, что, скорее всего, он мне не понадобится. Параллельно Алина прихватила кое-какие свои вещи, вроде зубной щётки, зарядки для смартфона и ноутбука.