Выбор Лили. Мириада

– Он был… таким сильным…

Голос его сорвался, и он прикрыл лицо руками от безысходного горя.

– Я навещал его. Он был в порядке, когда его перевели из реанимации… Что произошло? – отстранённым голосом спросил регент. Мрачный взгляд его застыл на лице покойного.

– Я не знаю. – Безжизненно прошептал Дориан. – Мы не оставляли его одного ни днём и ночью, но сегодня я впервые отлучился из палаты на пять минут, а когда вернулся… он… Мне не следовало оставлять его.

Парень зажмурился и прижал пальцы к вискам, пытаясь снять напряжение. Лицо его искажала то ли головная боль, то ли душевные терзания.

– Куда ты отлучался? – не слишком деликатно поинтересовался регент.

Холодный тон его голоса заставил юношу снова поднять на него глаза.

– Отец попросил меня сходить за врачом… – нахмурившись, словно не уверенный в собственных словах, ответил он. – Это я во всём виноват…

С обречённым видом он смотрел на застывшее лицо отца.

Вольфгангу было жаль парня; он знал, как Дориан обожал и боготворил отца. Он видел его страдания, но ничем не мог ему помочь.

– Ты ни в чём не виноват, Дориан.

Тот тяжело сглотнул, подавляя слёзы.

Вольфганг прошёлся вдоль кровати усопшего – туда и обратно.

– А где твой брат – Франсуа?

Дориан снова посмотрел на Вольфганга снизу вверх: тот был очень сосредоточен, словно принимал какое-то решение.

– Его вызвали по работе, и он ушёл, оставив меня смотреть за отцом. Я уже сообщил ему. Он вот-вот должен прийти.

Вольфганг перевёл взгляд на окно. Сквозь узенькую щель меж сдвинутых штор пробивался сумеречный свет, проложив на бледном лице покойного тоненькую полоску. Дориан сжал правую руку отца и прижал тыльной стороной к своим бледным губам. Вольфганг вновь посмотрел на юношу – в его затуманенные горем глаза, затем на руку Фортиса, которую тот сжимал. Регент уже не видел убитого горем сына, не чувствовал его прикосновений и слёз, капающих на свою безжизненную руку. Дориан с болью глянул на верховного регента, и губы его задрожали. Он знал, как Вольфганг относился к его отцу – они всегда были хорошими друзьями, и мог догадываться, что, хотя тот и не показывает своих чувств, ему сейчас тоже тяжело.

– Дориан! – тихо позвал регент, заставив его оторваться от руки отца.

– Ты не мог бы опять сходить за врачом?

– За врачом?! – удивлённо переспросил Марсель. – Зачем?

– Хочу задать ему несколько вопросов.

– Хорошо! – сказал он после недолгого раздумья, поднялся, выпустив руку отца, бросил на него полный безграничной тоски взгляд и вышел.

Когда его шаги стали отдаляться, Вольфганг обошёл кровать и сел на освободившийся стул. Он несколько секунд сидел неподвижно, смотря в одну точку. Потом, словно стряхнув с себя оцепенение, дёрнул плечами и глубоко вздохнул. Помедлив секунду, регент взял в свою руку холодную ладонь Фортиса и большим пальцем коснулся его перстня.

Прозрачно-голубой топаз был тусклым, не таким, как прежде, словно умер вместе со своим владельцем. Вольфганг сомкнул тяжёлые веки и крепче сжал ладонь друга. Открыв глаза, снова взглянул в безжизненное лицо, не сводя с него глаз, коснулся собственного кольца и произнёс:

– Aculeus!

Из синей вершины сапфира медленно поднялась длинная золотая игла. Вольфганг вытащил иглу, оценил остроту кончика и неожиданно воткнул её в топаз. Камень, который должен был быть драгоценным, лопнул, как волдырь, и из него вытекла прозрачная жидкость. Колдун неожиданно улыбнулся, провёл рукой над испорченным перстнем, и тот мгновенно вернулся в прежнее состояние. Похлопав по руке покойного, регент встал и направился к выходу. Уже были слышны шаги возвращающегося Марселя-младшего на пару с врачом. В дверях Вольфганг оглянулся и в последний раз взглянул на Фортиса Марселя. Он исчез в тот момент, когда открывалась дверь, а во взгляде его было нечто совсем далёкое от скорби…

***

Вернулся он в замок так же быстро, как и покинул его. В холле к нему, прихрамывая, подбежал Бенжамин и сообщил, что все регенты ждут его в большой гостиной. Вольфганг стремительно пересек холл, одолел лестницу и с ходу ворвался в гостиную.

Коллеги, дожидавшиеся его возвращения и расположившиеся в креслах, тревожно воззрились на него.

– Где Нил? – спросил он без предисловий.

Ему ответил Билл Мосли, как обычно в ироничной форме, надменно вскинув бровь:

– Там, где и положено быть преступникам! Хотя кое-кто очень сердобольный, готов был драться за свободу этого ничтожества! – с этими словами он покосился на Миранду Авис.

– Дело не в сердобольности, – вскинулась женщина, вонзив в него колючий взгляд. – В отличие от тебя, я внимательно слушала Макса и пыталась придерживаться его указаний!

– Так где он? – нетерпеливо переспросил Вольфганг, не получив вразумительного ответа.

– Жарится в Эргастулум-Эмпирос! – с удовольствием сообщил Мосли.

– Кто посмел?! – гневно воскликнул Вольфганг.

Волшебники вздрогнули от неожиданности. Нужно было очень постараться, чтобы Вольфганг разозлился и повысил голос. Но регенты застыли в оцепенении, потому что он не просто разозлился, а пришёл в ярость.

– Это был приказ королевы, – извиняющимся тоном пояснил Эллингтон.

– Не без подачи Билла, который поспешил всё ей доложить! – сердито внёс поправку Миллер.

– Невзирая на все наши уговоры! – присоединился Мэтт-Брайан.

Вольфганг бросил гневный взгляд на Мосли. Тот напрягся, но продолжил настаивать на своём:

– В чём я неправ?! – с вызовом вопросил он, вскакивая с места. – Мы и так очень долго позволяли ему разгуливать на свободе. Вы забыли, сколько людей погубил этот выродок!? Я выполнил свой долг, сообщив Артемиде, а теперь должен чувствовать себя виноватым?..

Движением руки Вольфганг заставил его замолчать.

– Ты, верно, забыл, так я тебе напомню, что твоим непосредственным начальством являюсь я! Мне не нужны подчинённые, которые не выполняют мои приказы беспрекословно! – ледяным тоном изрёк Вольфганг. – Под моим руководством самоуправства не будет! Я отдаю приказ – вы выполняете, в противном случае ваши места займут другие.

Мосли побледнел. Вольфганг никогда не шутил с такими вещами.

– Справедливости ради стоит заметить, что Нил имел основания бояться и не доверять нам. Чем мы доказали ему свою гуманность и отличие от ведунов?! Прежде всего, он человек, и какое бы преступление не совершил, имеет право на то, чтобы его судили по закону…

– Но ведь он был пойман с поличным! – не находя поддержки у коллег, на сей раз виновато молвил Мосли. – Неужели после всего, что он натворил, мы не можем…?

Яростный взгляд Вольфганга заставил Мосли замолкнуть снова.

– Неважно, что он натворил! Есть закон! Мы обязаны судить его как любого другого волшебника! – исчерпывающе заключил Вольфганг.

– Макс, что ты узнал о Фортисе? – неожиданно спросил Миллер.

Вольфганг посмотрел на него так, словно увидел впервые.

– Скончался! – глубоко вздохнув, ответил он. – Кому-то придётся заняться похоронами.

До этого момента все боялись предположить самое худшее, надеясь, что в больнице произошла ошибка и их коллега жив. Но теперь, когда роковые слова были произнесены, стало ясно, что ошибки не было.

– Сначала Кармента, теперь Фортис… – с полными слёз глазами промолвила Авис.

– У меня для вас очень важное сообщение! – выдержав небольшую паузу, сообщил верховный регент. Он не дал им даже немного времени принять это известие и свыкнуться с мыслью о потере друга и коллеги навсегда. – Это касается Карменты Лок… Прошу всех собраться в моём кабинете! Я переговорю с Артемидой и присоединюсь к вам…

Регенты были слишком потрясены, чтобы что-то говорить.

Уже в дверях верховный регент обернулся и добавил:

– Этот приказ не распространяется на тех, кто не считает мои указы неукоснительными!

Мосли виновато потупился.

***

Спустя час Вольфганг вошёл в кабинет, где регенты ждали его в абсолютной тишине. Он удостоил Мосли безразличным взглядом, а тот боязливо посмотрел в ответ. Вольфганг никак не прокомментировал его присутствие, и он облегчённо перевел дыхание. Остальные регенты были погружены в свои мысли. Печальная весть выбила их из колеи. Они не могли отойти от потрясения и потому не были настроены беседовать.

Вольфганг не вдавался в подробности, а значит, никто толком не знал, что произошло в больнице.

– Как я и сказал, речь пойдёт о Карменте Лок, а точнее – о её последнем предсказании. Я не был уверен, правильно ли я его истолковал, поэтому не говорил вам о нём, – с ходу заговорил Вольфганг, опустившись на стул и сложив руки на столе. Он начал с того, для чего и собрал всех. – Проблема в том, что я и сейчас не уверен, но хочу послушать ваше мнение…

Абсолютное внимание сосредоточилось на нём. Готовые слушать и комментировать, регенты ждали продолжения.

– Кармента когда-то предсказала появление Силы извне, которая разрушит «Мириаду», но мы не знаем, о чём шла речь. Но перед самой смертью – если быть точнее, за полчаса до своей гибели – Кармента дополнила это предсказание. Если позволите, я процитирую его полную версию:

«Путь в царство бесконечности укажет: ни перстень, ни кристалл, а ценность тех, кому она принадлежит по праву. И дьяволу её искать придётся. Но лишь она найдётся, против него же обернётся. Придёт та сила к нам извне, она погубит всё и всех. И мощи, что властны над „Мириадой“, её разрушат беспощадно».

Не дождавшись комментариев, Вольфганг произнёс:

– Так что вы об этом думаете?

Регенты с двойственным чувством посмотрели на Вольфганга – с тревогой и непониманием.

– По моему мнению, «Сила извне» – это Лилиана Кэрролл? – уверенным тоном проговорил Эллингтон. – В данный момент в Инвенторес находится только она. И только она подходит под определение «Силы извне», о которой говорится в пророчестве.

– Я тоже об этом думал, но меня гложут сомнения, – задумчиво признался Вольфганг. – Есть и другие предсказания, в которых говорится, что Лили Кэрролл – защитница «Мириады».

– Другие? – удивился Мосли.

Вольфганг окинул его неодобрительным взглядом.

– Да! – нехотя отозвался он. – Эти предсказания предназначались мне, и в своё время я поделюсь ими с Лили Кэрролл.

– И что это за предсказания?

– Это тебя никак не касается!

Мосли пришлось молча проглотить обиду. Возражать он больше не осмеливался.

– Лили не единственный человек в Инвенторес, и кто угодно может оказаться тем, о ком говорила Лок. Вполне возможно, что под Силой вовсе и не волшебник подразумевался, – присоединился к Вольфгангу Хейман.

– Вы это серьёзно? – вмешался Гриф. – Вы полагаете, что эта девочка может обладать мощью, способной уничтожить «Мириаду»?

Никто не мог сказать ни за, ни против.

– К предсказанию следует относиться куда проще, – вдруг заявил Мосли. – Стоит ли так углубляться в суть, когда очевидность лежит на поверхности? Надо только раскрыть глаза…

– В самом деле?! То есть, для тебя всё очевидно? – возмутилась Авис.

– Абсолютно верно! – самодовольно протянул тот.

Женщина раздражённо забарабанила пальцами по столу.

– Единственная наша задача заключается в том, чтобы сделать всё возможное для того, чтобы Кэрролл никогда не попала в наш мир, а это будет совсем несложно…

– И её тоже, – холодно оборвал его Вольфганг.

– Что? – недоуменно переспросил Мосли.

– Не забывай, что это так же и её мир!

– Неужели!? – язвительно переспросил тот. – Отчего же она не здесь?

– Она волшебница, и я лично позабочусь о том, чтобы она оказалась здесь, – нетерпящим возражений тоном произнёс верховный регент и, сделав предостерегающую паузу, продолжил: – Никто, кроме нас, советников королевы и самой королевы, не знает, что в Инвенторес уже существует волшебник. И пусть все остальные так и остаются в неведении о существующей действительности! А наша задача… – он многозначительно взглянул на Мосли – …заключается в том, чтобы решить, когда и каким образом забрать Лили из Инвенторес. Это очень опасно и отнюдь непросто сделать! Поэтому нужно разобраться с этим в самое ближайшее время…

– Увы, пока это невозможно, – мрачно заключил Эллингтон.

Вольфганг посмотрел на него с немым вопросом.

– Уровень магнитного поля в «Мириаде» предельно высок, – пояснил тот. – Нужно дождаться подходящего момента, иначе прохождение через лазейку приведёт к необратимым последствиям.

Верховный регент помрачнел.

– Но нам необходимо знать заранее, когда уровень активности снизится! – забеспокоился он.

– Это не проблема, – успокоил Эллингтон. – Мы сможем составить прогноз примерно на месяц.

– Это нам подходит, – облегчённо отозвался Вольфганг. – У кого-нибудь есть ещё мнения относительно пророчества?

Никто не изъявил желания высказаться, и он подытожил:

– Нам остаётся только ждать. Возможно, ожидание затянется на год или больше – время покажет…

«Приют имени Энтони Дэвиса»

Инвенторес. Рочдейл, север Англии. Десять лет спустя

Спальни девочек в детском приюте отличались от спален мальчиков идеальным порядком. Выглаженные формы аккуратно висели в гардеробах, кровати были идеально заправлены, а учебники и тетради ровными стопками лежали на полках в шкафчиках для личных вещей с именами владельцев. Книги в них были потрёпанными, а дневники и тетради – в идеальном состоянии благодаря бережному обращению.

В одной из многочисленных спален девочек на шкафчике красовалось имя: «Лилиана Кэрролл». Лилиана Кэрролл – красивая девочка с живыми глазами цвета бирюзы, курносым чуть вздёрнутым носом и тёмно-русыми волосами. Несмотря на хрупкую внешность, у неё был сильный характер, выработанный годами жизни в приюте, где прошло всё её детство. Кровать Лили Кэрролл располагалась в углу – прямо под одним из трёх окон просторной светлой спальни на четвёртом этаже пятиэтажного здания. Окна выходили на небольшую лужайку на территории приюта, ограждённого высоким металлическим забором, напоминающим тюремные решётки. Но Лили нравилось любоваться неширокими просторами приюта, облокотившись на подоконник, уходя с головой в свои самые сокровенные мечты и фантазии…

С незапамятных времён в приют Энтони Дэвиса попадали брошенные или осиротевшие дети. Совсем недавно его унаследовал Майкл Дэвис, который взялся вводить свои реформы, пытаясь переделать его в элитный колледж. Лили терялась в догадках, каким чудом она попала в этот приют, но теперь больше задавалась вопросом – из каких соображений её здесь оставили. В то время как круглых сирот по указанию Майкла Дэвиса – нового владельца – распределяли по разным приютам, вопрос о переводе Лили даже не поднимался. Спустя некоторое время это обстоятельство натолкнуло её на мысль, что кто-то близкий у неё всё же есть. Она подозревала, что её обучение и проживание в приюте оплачивает человек, который является её родственником. И как бы внушительно директриса ни заверяла, что она не знает, кто оставил её – Лили на пороге приюта, – это не убивало в ней надежду, что этот кто-то когда-нибудь вернётся.

Однажды ночью Лили тайком пробралась в директорский кабинет и в картотеке отыскала своё досье, но к великому огорчению ничего, кроме даты рождения, поступления в приют и табелей об успеваемости, не обнаружила…

Более полутора месяцев назад, тринадцатого апреля, Лили Кэрролл исполнилось пятнадцать лет. Лили опережала в умственном развитии своих сверстников, и её дважды переводили в старшую группу. Будучи новенькой среди однокурсников и младше них на два года, она чувствовала себя белой вороной. А желающих разделить с ней её праздник не нашлось, как, впрочем, и тех, кто вообще знал о дне её рождения. Таких как Лили называли одиночками. У неё не было друзей и среди сверстников. По непонятным причинам дети всегда сторонились её, а семьи не желали удочерять.

Сама Лили объясняла это тем, что дети в приюте долго не задерживались – их забирали, едва она успевала заводить знакомства. А не удочеряли её по причине того, что опекун у неё уже имелся. Вера в то, что она обретёт свою настоящую семью, не позволила ей возненавидеть весь мир, озлобиться, огрубеть, сохраняла в ней наивность и трепетность. Пустота и холод, сопровождающие её с раннего детства, не смогли сделать её нелюдимой и ожесточить сердце.

Тайная надежда, что на выпускном все мечты исполнятся, грела её сердце долгие зимние месяцы. Всё на свете Лили готова была отдать за встречу с родителями, за крепкие объятия матери и отца. И с приближением знаменательного дня в душе Лили росло чувство трепетного ожидания, а в глубине души – страх, что надежды её рухнут как карточный домик. Возможно, глупо верить, что кто-то явится к ней именно в этот день, раз за столько лет он ни разу не объявился. Но если этого не произойдёт и в день её выпуска, она просто не представляла, что ей делать, куда податься и вообще как жить дальше. Обретёт ли она дом, которого у неё никогда не было? Словом, впереди маячила неизвестность, представляющаяся длинным туннелем с призрачным светом в конце.

***

В этом году начало лета выдалось необычайно жарким, уже с самого утра в комнатах становилось невыносимо душно. Ночи же бывали прохладными. И в эту, напоенную свежестью и стрекотом цикад ночь, приют и в частности третья спальня на четвёртом этаже, окунулись в обыденный безмятежный сон. Лунное сияние струилось сквозь щели меж задернутых штор, проложив через всю затихшую комнату узенькие полоски света.

Лили, ворочаясь, долго лежала без сна. Тяжёлая духота не давала заснуть. «Если первые дни июня принесли такой зной, что будет дальше?» – думала она. Наконец, девочка не выдержала – осторожно поднялась, так, чтобы кровать не заскрипела и не перебудила девочек, мирно посапывающих в сонной неге, села на кровати, тихонько отдёрнула штору и отворила форточку. Прохладный ночной воздух проник в душное помещение, приятно холодя разгорячённую кожу. Лили блаженно улыбаясь, закрыла глаза, с упоением вдыхая приятную прохладу. От свежего воздуха пришло умиротворение и начало клонить ко сну…

Далеко за ограждением приюта по асфальтированной дороге проехала машина, посветив фарами в окно. Девочка с неохотой распахнула глаза и проводила её взглядом до поворота. Потом она долго смотрела на огоньки ночного неба и неполную луну, хлопая густыми ресницами. В голову лезли непрошеные мысли, с недавнего времени волнующие и в то же время пугающие. До выпуска оставался год, ей предстояло покинуть приют и окунуться в неизвестность взрослой жизни.

Взгляд затуманился непреодолимой печалью, губы задрожали, слёзы заструились по щекам помимо её воли, ком, возникший в горле, затруднил дыхание. Морщась от боли, Лили с трудом сглотнула и резко вдохнула ночной воздух, пригладила встрепавшиеся длинные волосы и смахнула слёзы.

Какое-то движение за ограждением привлекло её внимание; все её переживания тут же улетучились. Она, прищурившись, вгляделась в темноту и увидела чёрный силуэт, замерший за забором. Это был человек. Он держался за железные прутья и стоял неподвижно. Лили, сморгнув остатки слёз, затаила дыхание. Она не могла отвести от него глаз. В комнате было темно, и кто бы он ни был, никак не мог её видеть, но Лили была уверена, что смотрит он в то самое окно, из которого она смотрит на него. Сердце взволнованно заколотилось. Возможно, всё это ей только чудилось, но внутри что-то сжалось от незнакомого необъяснимого чувства.

С трудом оторвавшись от видения, она изо всех сил зажмурилась. Открыв глаза, ей не сразу удалось сфокусироваться из-за окутавшей всё черноты, но мрак рассеялся, а фигура не исчезла. Чёрная тень была по-прежнему неподвижна. Кто-то прошёл по коридору за дверью и отвлёк её от таинственного незнакомца. Лили на миг оглянулась на дверь; вскоре шаги затихли. Когда она снова посмотрела в окно, за забором уже никого не было. Девочка приподнялась на локтях, высунулась наружу, оглядела всю местность, которая была видна из окна, но никого не увидела – ни одной живой души, как бы долго ни всматривалась в ночь.

Это странное явление вдруг напомнило сон, который тревожил её каждую ночь вот уже месяц. Он вспомнился так живо и отчётливо, что казался реальностью. Сон был всё время один и тот же беспокойный и странный. Это был совсем не кошмар, но почему-то пугал её…

По коридору вновь заходили, шаги стали приближаться; она быстро нырнула под одеяло и притворилась спящей. Дверь тихо отворилась и снова закрылась. Лёгкие шаги приблизились к её кровати, бережные руки поправили одеяло. Потом поочерёдно закрылась форточка, шаги отдалились, скрипнула дверь, приглушённые шаги послышались в коридоре и вовсе затихли. Лили приоткрыла глаза и улыбнулась; одна из преподавательниц – Берта Стивенсон – проделывала это каждую ночь. Она была очень доброй и любила детей, поэтому не могла уснуть, пока не обойдёт все спальни и не убедится, что все её подопечные безмятежно спят.

Мысли о Берте Стивенсон напомнили Лили о её собственных горестных переживаниях, и она вновь уставилась в окно, почти уверенная, что снова увидит чёрную фигуру. Но там никого не было. Лили теперь не была уверена, что ей это не привиделось. Погружённая в мысли о родителях, которых никогда не знала; об одиноком детстве, проведённом среди чужих людей; о неизвестном будущем, маячащем впереди; о сне, повторяющемся каждую ночь, и вновь и вновь – о загадочной фигуре у забора, взявшейся непонятно откуда и так же исчезнувшей, – она незаметно задремала…

«Лили снова торопливо шагала по промозглой улице сквозь непроницаемый туман. В густом смоге ничего не было видно, но она точно знала, что следует в верном направлении. Вскоре впереди обозначился тёмный силуэт человеческой фигуры. Сердцебиение участилось. Она ускорила шаг. Ещё чуть-чуть, и она настигнет его. Лили ни разу не видела его лица, он никогда не оборачивался, всегда исчезал в густом тумане. Её охватило радостное волнение. Когда всего несколько шагов разделяли её от человека в чёрном длинном плаще с капюшоном, он, словно скользя по воде, быстро и бесшумно устремился прочь. Переполненная волнительными предчувствиями, она неотступно спешила за ним, боясь упустить его из виду, словно это могло привести к чему-то непоправимому.

И вот впервые незнакомец остановился, обернулся и откинул капюшон. Лили наконец увидела его: высокий худой мужчина, которому на первый взгляд было не больше сорока пяти лет. Длинные угольно-чёрные волосы, стянутые в хвост, чуть тронуты сединой возле висков. Брови чёткой формы и изогнутые, щёки впалые, из-за чего немного выделяются скулы. Усы и борода слегка скрывают полные губы. Удивительные синие глаза, искрящиеся и очень добрые, смотрят располагающе.

Лили замерла на месте, с любопытством разглядывая его лицо, очарованно смотря в завораживающую глубину глаз и не в силах оторваться. Она старалась не моргнуть, боясь, что он вдруг исчезнет.

Мужчина безмолвно взмахнул правой рукой с красивым перстнем на среднем пальце, и перед ним сгустился туман. Он будто лился с небес, подобно водопаду, образовав плотную стену. Незнакомец улыбнулся, шагнул в густую завесу и исчез.

Это было приглашение – он хотел, чтобы она последовала его примеру. Сердце подсказывало Лили, что нужно сделать всего лишь шаг, чтобы всё изменить, чтобы окунуться в сказку. Вопреки здравому смыслу, предупреждающему об опасности, какая-то неведомая сила тянула её на ту сторону тумана. Она медлила с решением. Вдруг в белом клубящемся тумане появилось небольшое окно. Лили вновь увидела лицо мужчины по ту сторону завесы. Казалось, он был огорчён её нерешительностью, даже разочарован. Она почувствовала себя виноватой; но всё же не могла решиться шагнуть ему навстречу, и мужчина протянул ей руку.

– Sequere me! – раскатисто-бархатистым голосом произнёс он.

Лили не могла сойти с места и не могла говорить – что-то случилось с её голосовыми связками.

– Sequere me, Лили! – повторил он.

На этот раз голос его прозвучал отдалённо, и силуэт стал тускнеть, обволакиваться дымкой.

Лили встревожилась.

Раздался громкий резкий стук: незнакомец, протянувший ей руку, непроницаемый туман и промозглая улица растаяли.

– Постойте! – наконец смогла она вымолвить…»

– Кэрролл! – позвал её совсем другой, резкий голос.

Девочка безнадёжно цеплялась за хрупкую нить, связующую её с видением, и которую грубо оборвал настойчивый голос – чёткий, громкий, режущий слух. Она проснулась, впервые всем сердцем желая, чтобы и туман, и мужчина оказались настоящими. Она сжала в кулаке край подушки и изо всех сил зажмурилась, пытаясь вернуть человека, зовущего её с собой, но было слишком поздно – кто-то нетерпеливо барабанил в дверь.