Нити судьбы: в объятиях любви. Книга 1

Эта девица жутко суетливая, когда находится рядом со мной или просто видит меня. Но должен заметить, она очень мило теряется, хлопая своими большими глазами и поправляя очки.

Я постучал по поверхности стола костяшками пальцев, и Оливия вздрогнула. Она медленно подняла свою голову, скорчив лицо, когда выпрямлялась. Видимо она долго уже спит, если все тело оттекло при нахождении в неудобном положении. Оливия отлепила свои глаза и поправила очки.

Стоило ей увидеть меня, как ее лицо тут же поменялось и в глазах отразился испуг. Оливия резко встала со своего кресла, ударяясь коленом о стол. Она зашипела и чуть наклонилась, чтобы помассировать место удара.

Я сжал губы, чтобы сдержать смех. Этой девушке за несколько минут удалось скрасить мое мрачное утро. Должен признать, что неуклюжие люди – это отдельные существа на планете, которые вносят краски в жизнь своей непредсказуемостью.

– Доброе утро, господин Голдман, – сказала она, когда выпрямилась.

– Доброе утро, – деловитым голосом произнес я, проглотив свое желание посмеяться над ней. Не думаю, что это бы ей понравилось. И тогда я бы уже стал свидетелем того, как сгущаются тучи над ее яркими голубыми глазами, сравнимые с бескрайними небесами.

– Готова работать? – уточнил я ради приличия.

Оливия кивнула и схватилась за планшет, вылезая из-за стола. Но уже через секунду она вернулась обратно и, судя по тому, как она смотрела вниз, предполагаю, что она обувает туфли. Я не стал более держать ее в неловком положении и развернулся, чтобы направиться в свой кабинет.

Приближаясь к своему столу, я слышал стук каблуков за спиной, и по характеру звука можно судить, что Оливия почти бежит. Она очень сильно боится не угодить мне и пытается сохранять быстрый темп во всем.

Снимая пиджак, я окинул взглядом журнальный столик, на котором Оливия вчера разбирала договора, но этих папок в кабинете уже не было. Данная сфера работы совершенно не для нее, но Оливия старается и это вызывает уважение. Даже если она делает что-то не так, например, вчера допустила ошибку в оформлении письма, я не тыкаю ей этим, хотя на Грейс, как на профессионала, уже бы наорал. Оливия способная и старательная, поэтому эта мелочь меркнет перед этими важными составляющими.

Я сел на кресло и отпил чуть остывший кофе. Именно поэтому я прошу делать его мне за пять минут до моего прихода. Довольно кипяченный мне не по душе.

– Сегодня у Вас запланирована только встреча с ювелирным дизайнером. Я звонила ей и уточнила время ее прихода. Через час она будет здесь, – проговорила Оливия мой распорядок дня на сегодняшний день.

Зная человека, которого я сегодня жду, наша встреча затянется на весь день, поэтому я решил перенести ее на более свободный график, а именно на выходной день. Нет суеты в компании, никто не врывается и нет бесконечных отвлекающих звонков.

– Хорошо. Дождись ее и зайди потом вместе с ней в кабинет, – дал я указание.

Оливия кивнула и развернулась, чтобы покинуть кабинет. Я чуть склонил голову набок, с интересом рассматривая ее профиль. Сегодня она в облегающей темно-синей юбке из замша и белой плотной блузе, которая закрывает все ее тело. Каблуки на ее ногах делают Оливию элегантной и женственной, но они ей явно не нравятся. Но те красные кеды с черными брюками убили во мне эстета, который любит красиво и утонченно одетых женщин. Надеюсь, что я их больше не увижу.

Час пролетел как мгновение, пока я сидел и внимательно рассматривал условия в заключенных с французами договорах за каждый год. Они продлеваются через каждые двенадцать месяцев, и я сомневаюсь, что сделаю это вновь.

– Дэвид, дорогой, здравствуй!

Я поднял голову, когда услышал знакомый мягкий голос ювелирного дизайнера, который считается моим очень близким другом.

Я улыбнулся и встал с места, выходя из-за стола, чтобы поприветствовать ее объятиями.

– Здравствуй, Валери.

Она бросила на мой стол большую черную папку и крепко обняла меня.

– Месяц тебя не видела, а уже соскучилась.

– Присаживайся, – я указал на кресло напротив моего стола и сел на свое. – Оливия, ты тоже, – указал я рукой на ее место рядом с Валери, заметив ее растерянность и непонимание, почему вообще здесь находится.

Оливия скромно заняла свое место и вздохнула. Валери улыбнулась ей и погладила по рукам, которые Оливия сложила на своих бедрах. Она так же впервые подбадривала Грейс, когда та не понимала, почему находится на нашей встрече. Сегодня ее роль заняла Оливия, которую Грейс явно не предупредила о данной процедуре.

Сегодня мы с Валери впервые обсуждаем наши эскизы и выносим окончательное решение перед их официальным подтверждением. Первым нашим клиентом всегда становилась Грейс, которая от лица покупателя рассматривала иллюстрации ювелирных изделий и говорила свое мнение: что нравится, что не нравится и какие правки с ее стороны замечены.

Валери отстегнула замок на папке и достала большие плотные листы. Она разложила их на столе и посмотрела на Оливию, которая растерялась окончательно.

– Оливия, – мягко окликнул я ее, и она подняла испуганные глаза, в которых еще и отразился восторг от увиденного. – Сейчас ты занимаешь роль клиента. Представь, что ты покупатель и рассматриваешь украшения на витрине. Не бойся говорить свое мнение, – объяснил я суть ее присутствия здесь.

Она немного успокоилась и кивнула, опустив глаза на эскизы. Оливия пальцами невесомо коснулась первого листа, внимательно рассматривая украшение, которое спряталось в бумаге и ждет своей реализации. Затем она медленно прошлась взглядом по всем рисункам и на ее лице отразилась догадка.

– Вы хотите выпустить линию ювелирных изделий в виде цветов? – уточнила Оливия и подняла глаза.

Я улыбнулся и кивнул.

– Как тебе идея? – спросила Валери с энтузиазмом, который в ней никогда не утихает.

– Это очень здорово, – с придыханием ответила Оливия и снова опустила глаза на эскизы. – Необычно. Встречаются много изделий с такой идеей, но вы будто не повторили ничего из существующего.

– Ну уж нет. Мы стараемся не повторяться, – заметила Валери.

– Мне очень нравится. Девушкам обязательно захочется купить что-то из данной коллекции.

– Нашла среди них свой любимый цветок? – решил спросить я, сгорая от интереса. – Ведь он есть у всех девушек.

– Это так, – с улыбкой подтвердила Оливия.

– Хитрец, знаешь про наши слабости, – съязвила Валери.

Я вальяжно откинулся на спинку своего кресла.

– Просто я профессионал.

– Тебе уже тридцать. Скоро девушки перестанут восхищаться твоей мордашкой на журналах.

– А тебе обязательно нужно было сейчас спустить меня с горы славы, – усмехнулся я.

– Самоуверенности, – поправила меня Валери.

Эта рыжая бестия никогда не найдет себе мужа с такими колкостями, но я об этом ей никогда не скажу, иначе она начнет доказывать, что ей никто и не нужен.

Мы с Валери дружим с самого детства, поэтому я, как никто, знаю насколько у нее хрупкий внутренний мир, который она защищает своей демонстративной стервозностью и длинным языком, с одними лишь колкостями на нем. Между нами много секретов, которые мы храним друг для друга и больше никому не можем доверить. Именно Валери знает о моем интересе с давних времен и до сих пор никому не рассказывает по моей просьбе. Нам стоит лишь попросить друг друга, и остальной мир не узнает даже о нашем открытом и душевном разговоре.

Она всегда была взбалмошной в детстве, но сейчас, в силу возраста, Валери стала более сдержанной. В ней присутствует скрытая агрессия и она умело скрывает свою неприязнь перед кем-либо своим сарказмом. И только я понимаю ее истинное отношение к человеку. Так же она относится и к Ариэль, которая ей не пришлась по душе.

Я обратил внимание на Оливию, которая рассматривала эскизы, и после моего вопроса она отрицательно помотала головой.

– Нет. Лилии здесь нет, – ответила она.

Я поставил локоть на подлокотник и задумался, слегка крутясь на кресле то в лево, то в право.

– Действительно, – заговорила Валери. – Такой нежный и легкий в выполнении цветок, а мы забыли про него. Как думаешь, мы сможем внести его в эскизы? Ведь подтверждений еще нет и это случится только на следующей неделе.

Я поднял на девушек глаза. Валери уже заметила мое желание рисовать прямо здесь и сейчас. Она ехидно улыбнулась и подмигнула мне, затем быстро перевела свое внимание на Оливию.

– Оливия, какое изделие ты видишь с этим цветком?

Оливия задумалась, но ненадолго.

– Я думаю, что подвеска очень красиво будет смотреться на любой женской шее.

Мои глаза автоматически упали на ее длинную шею. Если бы только у нее сейчас были открыты плечи и видны выпирающие ключицы, то у меня бы точно дыхание прервало от представлений того, как она будет смотреться на ее белоснежной шее. Я думал про эту подвеску и хотел, чтобы она была в единственном варианте и только для Оливии.

Это странное желание, которое завело меня в ступор, когда дурман спал, и я полностью осознал, о чем только сейчас подумал. Оливия вдохновляет меня не только на подъем, но и на создание украшений?

Я буравил ее своими глазами, когда она рассматривала эскизы и обсуждала их с Валери.

Что ты за девушка такая?

Почему ее аура так мгновенно подействовала на меня? Ни одна женщина так не влияла на меня, а Оливия со мной рядом на постоянной основе со вчерашнего дня и ничего особенного не сделала, чтобы я настолько давился воздухом в ее присутствии. Она даже не была в моей постели. Да что там, я даже ни разу не коснулся ее. Разве такое возможно? Я в замешательстве и легком шоке.

– Тогда я прямо сейчас берусь за рисование, – донесся громкий голос Валери, проникший в мое сознание, тем самым вытаскивая меня из плена мыслей про уже загадочную для меня девушку.

На переговорах, всего месяц назад, я считал ее обычной и ничем непримечательной. Как же я ошибался.

– Тогда я принесу чай? – предложила Оливия.

– Было бы не плохо, – согласилась Валери.

Оливия поднялась со стула и направилась к выходу из кабинета. Валери проследила за ней и, когда дверь закрылась, она вернула свой взгляд на меня.

– Милашка.

Я вздохнул и выпрямился, желая потрясти своей головой, как собака, чтобы выбросить из головы остатки своих рассуждений об Оливии, сбивающие меня с толку.

– Ну что? Будем рисовать одновременно, а потом оценивать, чей же эскиз лучше и пойдет на реализацию? – Валери недолго смотрела на меня, изучая. – А-а-а, – протянула она, догадавшись. – Ты уже видишь этот образ и раскидаешь его на листе за пару часов, а я, ничего не сделав, буду потом купаться в лучах твоей славы. – Она гневно тыкнула на меня пальцем. – Твоей!

– Не начинай. Ты провоцируешь меня и заставляешь раскрыться? Твой трюк не прошел и не пройдет никогда. Давай оставим все как есть.

– Да ты…

– Заткнись! – сквозь зубы процедил я, когда увидел открывающуюся дверь.

Оливия принесла чай для Валери и с улыбкой сказала:

– Удачи.

– Спасибо, сладенькая.

Оливия покинула кабинет, а я еще раз по неволе вдохновился ее образом и притянул к себе чистый лист. Валери нажала на пульт, который закрыл жалюзи, и забрала свой чай, вставая со стула. Она приблизилась к дивану и расположилась на нем, подняв ноги.

– Работай, а я отдохну, – с неким удовольствием смаковала она, думая, что сможет задеть меня этим.

И я приступил к работе, в процессе которой не выбросил ни одного листа с неудавшимся эскизом, потому что таких не оказалось. Кажется, это будет моя лучшая работа среди всех остальных. Такая простая, но особенная.

Глава 6

Дэвид

«Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на пустые обещания. Она становится ярче, когда мы начинаем жить по своим правилам, а не чужим.»

Я сидел и рисовал эскиз нового изделия до самого вечера. Около четырех часов я поднял голову, оторвавшись от карандаша и бумаги, чтобы посмотреть на часы. Как только я отвлекся от рисования, то тут же вернулся в реальность. Мысли в голове, которые мистическим образом исчезают во время моей данной работы, начали медленно занимать свои отсеки. Только сейчас я вспомнил, что скоро необходимо поехать в семейный дом на званные ужин, куда мне совершенно не хочется после заявления матери о том, что там будет присутствовать Ариэль.

Я не избегаю ее, как мальчишка, это не так. Просто, перед семьей мне придется изображать любящего ее мужчину и не вносить в доброжелательную семейную атмосферу смуты своим негативным и мрачным настроем.

Мои глаза упали на стикер, приклеенный на поверхности стола. Валери перед своим тихим уходом оставила мне записку с предупреждением. Она никогда не отвлекает меня от творчества, в который я погружаюсь с головой. В силу наших общих интересов, она сама знает, насколько это раздражает. Стоит на секунду отвлечься, как нужный энергичный настрой уже не будет таким ярким.

Я снова осмотрел свой полученный эскиз, над которым пыхтел много часов, и уголки моих губ автоматически дрогнули. Я остался довольным своей работой. Рисуя данное изделие с лилией, я почему-то держал в голове образ своей временной ассистентки. И не просто ее силуэт или лицо, а именно тот образ, в котором она была на годовщине компании. Яркое, элегантное и утонченное платье, которое сливалось с цветом ее глаз, заострило мое внимание. Оливия в нем была похожа на принцессу, которая случайно вывалилась из какой-то сказки к нам на несколько часов. У этой девушки, как по мне, редкая красота, которую, если подчеркнуть подходящим образом, невозможно стереть из памяти. Она цепляет, завораживает, уносит сознание далеко от реальности.

Я не могу понять, какая моя личность толкает меня на эти мысли об Оливии. Пока склоняюсь к творческой личности, которая видит в Оливии вдохновение на создание изделий. Особенно ее длинная, нежная и хрупкая шея. Хочется сначала невесомо коснуться ее пальцами, затем обвить ладонью, медленно скользя к затылку. Затем склонить голову, приблизить к ней лицо, и вдохнуть запах цветочных духов. Почувствовать, как сильно начинает биться ее сердце и пульс под ладонью, как ее тело одолевают мурашки. Вдоволь насладиться этим мгновением и уже после коснуться губами горячей кожи. И этого будет достаточно, чтобы возбудиться, и при этом понимать, что она недоступна. И уже из-за этого терять разум, сходить с ума.

Оливия – это искусство во плоти.

Я стукнул ладонями по поверхности стола и резко поднялся со своего кресла. Приблизился к панорамному окну и взъерошил волосы. Я провел по шее ладонью, желая разогнать застрявший там комом воздух. Это тоже были мысли моей творческой личности или же это чистая мужская сущность, сходящая с ума по образу девушки? Слишком тонкая грань между этими понятиями, что практически не отделить друг от друга.

Сначала она показалась мне забавной, веселой, а теперь я вижу ее в образе притягательной, соблазнительной и сексуальной женщины. Она такая многосторонняя, и мне хватило трех дней, чтобы увидеть и понять это. Оливия, сама того не понимая, проникает мне под кожу, как инъекция, которая течет по венам и вскоре доберется до сердца. И тогда появится дикая зависимость, которую можно утолить лишь источником – ею.

Я убрал эскиз в свой ящик и забрал пиджак. Быстро покинул кабинет, выходя в приемную, где сидит Оливия и что-то печатает в своем ноутбуке. Она услышала, как закрывается дубовая дверь за мной, и подняла глаза. Заметив меня, стоявшего столбом, Оливия встала.

– Валери попросила не отвлекать Вас от работы, – издала она свой голос.

Я кивнул и посмотрел на наручные часы.

– Ты можешь ехать домой, на сегодня работа закончена, – предупредил я ее и поднял глаза.

Оливия тут же заулыбалась и повеселела. Надо же, как мало нужно для того, чтобы увидеть ее улыбку. Я усмехнулся в своей голове. Она ненавидит эту работу.

– Только сначала выключи всю технику, – дал я указание напоследок, приближаясь к лифту.

– Хорошо. Всего доброго.

– До понедельника, – сказал я на прощание и зашел в лифт, в котором выдохнул, как только двери закрылись.

Чем чаще я думаю про Оливию с самых разных сторон, тем сложнее держаться рядом с ней в качестве босса. И, самое главное, сохранять личные границы. Рядом с ней хочется забыть обо всех статусах, делах, и просто наслаждаться жизнью. Относиться к ней не как к явлению, позволяющая работать, а как к дару.

Оливия действительно стала уникальным экспонатом для меня. За три дня в моей голове появилось намного больше странных и непривычных мыслей, чем за всю мою жизнь, на которую я начал смотреть под другим углом. Продолжаю сопротивляться, чтобы невзначай не выйти из зоны комфорта, к которой привык – работа, серые жизненные краски, малоэмоциональность, стабильность.

Впереди еще двадцать восемь гребанных дней. Сопротивляться – значит мучиться, и все равно терять стабильность. Я должен был отказаться от кандидатуры в качестве Оливии, ведь еще на празднике в честь компании понял, что для меня эта девушка необычная и точно способна влиять на меня. Хватило одних ее глаз, которые завлекают в сети. Тогда она была без очков, которые мне не нравятся, но которые при этом служат хорошей броней для меня. Они словно ставят защитный слой, когда я смотрю в глаза Оливии. Но стоит ей снять их, как я зачарованный смотрю прямо ей в глаза.

Я бросил пиджак на сидение рядом и завел автомобиль. Написал матери, что скоро приеду, и покинул парковку, выезжая на дорогу.

Весь путь от компании до дома, который занимает сорок минут езды, я думал о том, сколько моральных сил мне потребуется, чтобы не выдать себя холодным и безразличным по отношению к Ариэль на глазах у моей семьи. Наши отношения мы выясним не в присутствии других членов семьи. И в общем, и в целом – такие вопросы решаются только наедине, без свидетелей.

Перед тем, как выделить день и время для непростого разговора, мне необходимо подготовиться к эмоциональным сценам Ариэль, которая точно их устроит мне. Ведь она не из тех, кто отпускает тихо и спокойно. Ей обязательно нужно оставить в воздухе негативный след за собой.

Я заехал на территорию дома, в котором вырос. Точнее, я вырос в особняке.

Я припарковал машину рядом с огромным фонтаном, который содержит вокруг себя несколько стальных статуй в виде греческих девушек. Они держат кувшины, из которых сочится вода и попадает прямиком в фонтан. На территории всего одна широкая дорога, выстроенная из садового камня, проложенная от ворот до лестницы особняка. Все остальное покрыто зеленым газоном. Мама – минималистка, и не стала выстраивать вокруг особняка роскошный сад. Но есть еще одна причина, почему здесь один только гладкий газон: у мамы аллергия на цветы.

Я не успел открыть дверь самостоятельно, как ее отворил дворецкий, встречающий меня.

– Добрый вечер, сэр, – коротко поздоровался он.

– Добрый вечер, Карл, – на ходу сказал я, заходя в просторный светлый холл.

– Здравствуй, братишка, – послышался голос Райли, который встретил меня, выходя из гостиной.

– Здравствуй.

Мы пожали друг другу руки.

– Матушка организовала не просто семейный ужин. Она словно ждет саму королеву Англии.

– Ты же знаешь, как она любит роскошь, – напомнил я брату, хлопнув его по плечу.

Он чуть ниже меня, да и вообще мы с Райли очень сильно отличаемся, как внешне, так и по характеру.

Мой брат более открытый, готовый обнять весь мир, поэтому и любит путешествовать. Он не любит быть прикованным к чему-то одному, в его приоритете свобода, которая позволяет ему жить так, как ему хочется. Но в пределах разумного, что осознает мой брат.

В отличие от меня, Райли в подростковом возрасте был более сдержанным и не переходил красную черту. Я же был безбашенным, что на сегодняшний день по мне и не скажешь. Только я приносил проблемы своему отцу, который постоянно вытаскивал меня из какого-то дерьма. И только я получал пощечины от матери, которая чаще смотрела на меня со слезами.

Райли же наоборот именно сейчас может попасть под прицел полиции за превышение скорости. Может менять девушек, как перчатки, и бездельничать. Отец думал, что компания достанется младшему, поскольку я показывал себя с такой стороны, что мне будто нельзя доверять такие важные вещи. Но Райли вскоре словно перестал притворяться и упорхнул из птичьего гнезда, как только ему исполнилось восемнадцать.

В то время я учился в университете, но продолжал вытворять то, что не подобает сыну важного человека Лондона. Отцу пришлось взяться за мое воспитание, которое упустил из-за поднятия бизнеса, и внедрить в мою голову, в которой гулял ветер, что я надежда семьи и компании. Отец, на самом деле, сделал для меня больше, чем просто прочистил мозги от дури. Он избавлял и продолжает избавлять меня от преследований прошлого.

Когда-то давно я совершил страшную ошибку, о которой не могу забыть. Эта ошибка в корне изменила мою жизнь и, если бы не отец, то я бы мог и подсесть на наркотики из-за чувства вины. Я считал себя ничтожеством, который не имеет право жить. И что таить, считаю себя таковым до сих пор. Содеянное мной не подвластно оправданию.

Мы с Райли вошли в светлую гостиную. Там сидел отец, читая газету.

– Здравствуй, отец, – подал я голос.

Он оторвался от чтения и снял очки, оставляя все на журнальном столике.

– Здравствуй, сын, – поздоровался он со мной в своей неизменной, серьезной манере.

На этом наш словесный диалог закончился. У нас с ним натянутые отношения, но мы стараемся не показывать этого домочадцам, делая вид, что время сглаживает все, и даже меняет отношения в лучшую сторону. Но те обстоятельства прошлого со временем никуда не исчезли, как бы нам этого сильно хотелось. Они остались и призрачной дымкой продолжают окутывать нашу семью.

Мама с Райли за много лет отвыкли от семейной драмы, которую я устроил. А вот мы с отцом помним все так, будто это случилось вчера.

Несмотря на напряженные отношения, мы с отцом способны на общение и можем о многом поговорить. После того, как он поднял бизнес, на нас отныне уходит больше отцовского внимания. В дестве же мы с Райли его практически не получали. И, возможно, поэтому я был тем, кем был – считающий, что для меня все в доступе, даже отвратное поведение.

Райли плюхнулся на мягкое белое кресло и так, что задел рукой старинный светильник. Он быстро среагировал и поймал его, а мы с отцом напряглись и уже дернулись с мест, чтобы поймать эту ценную вещь. Когда Райли вернул его на место, мы все выдохнули и расслабились.

Отец провел ладонью по лбу, словно вытирал моментально вышедший пот.

– Ничего не трогай, умоляю тебя, – взмолился он, медленно откинувшись на спинку дивана.

Я сел рядом с отцом и сглотнул напряжение.

– Не дом, а музей какой-то, – с недовольством пробормотал Райли. – Как только мы с Дэвидом выросли, мама сделала из гостиной хрен пойми что.

– Это стиль барокко, невоспитанный ты мальчишка! – послышался строгий голос мамы, которая шла из столовой, а за ней шагала Ариэль.

– Это не значит, что дом надо обставлять всякой антикварной ерундой, – продолжал возмущаться брат.

Мама тут же дала ему подзатыльник, когда приблизилась к нему.

– Эта ерунда стоит дороже, чем твоя машина.

Ариэль подбежала ко мне, и я поднялся с дивана, чтобы ответить на ее объятия. Она прижалась к моему телу, а я принялся притворяться и заботливо погладил ее по черным волосам, целуя в макушку. Мама смотрела на нас влюбленными и восторженными глазами.

– Дэвид, я так рада тебя видеть! – объявила Ариэль с восторгом, смотря на меня с любовью.

Я улыбнулся и коротко поцеловал ее в губы, которые меня уже давно не манят. Даже уже отторгают, зная, что я не единственный, кто целует их.

Наши идеальные отношения – это идеальная картинка для общественности и семьи. Истина же раскрывается, когда мы остаемся наедине. Ариэль тоже умеет играть на публику и выражать идеальное счастье.

– Как отдохнула?

– Ой, замечательно! Очень жаль, что тебя со мной не было, – выражая печаль, проговорила Ариэль.

– У меня сейчас очень много работы, – в который раз напомнил я ей.

Ариэль с недовольством посмотрела на меня, но это заметил только я. Если бы не окружение семьи, то она бы уже начала скандал.

– Да, Дэвида сейчас нельзя дергать, – присоединился отец к моим словам, поднимаясь с дивана.

– Хватит о работе. Пойдемте скорее за стол, все стынет, – потребовала мама и вся семья направилась в столовую.

Несмотря на то, что маму окружает богатство, что позволяет ничего не делать, она сама охотно берется за готовку и накрывание стола. Берется за уют в доме, и сама все обставляет. Гостиная – это ее отдушина. Там действительно музей, в котором необходимо сохранять порядок и эстетику. Мама обожает антиквариат. Даже в молодости ей хотелось стать историком и освоить направление культурологии. Но вышла замуж за отца и помогала ему поднять бизнес. Сколько себя помню, мама всегда делала все ради семьи, но не ради себя.