Академия Нотингейл

Мари Дюкам

Академия Нотингейл

Пролог

Два моих самых дорогих человека умирают прямо сейчас. Сестра за сотни миль отсюда, в тишине больничной палаты. Любимый – здесь, у меня на руках, в полумраке стылого подземелья академии.

Юбка моего платья от-кутюр в пыли, шёлк стального цвета порван по подолу. Он скрипит под коленями, когда я бережно укладываю на них голову любимого. У меня словно наживую отрывают куски сердца, когда я медленно провожу пальцами по бровям, глажу скулы, целую лоб, переносицу, касаюсь застывших губ.

Я потеряла его.

Я потеряла сестру.

Я не знаю, как жить дальше.

Потоки магии вокруг питаются горем, разрывающим грудную клетку. Нотингейл всегда забирает своё. Его бессмысленно умолять о пощаде, торговаться, предлагая взамен свою душу, требовать или грозить местью. Древние стены не знают пощады: они пропитаны магией Источника, первородной, изначальной, всемогущей. Ты можешь рассчитывать на поддержку, но там, наверху, где веселятся люди и гремит музыка. Здесь же, в Сердце, где сами камни подземелья будто дышат силой, магия глуха к человеческим страданиям.

Всего сутки назад тот, кого я люблю, сказал: «Не смей жертвовать собой! Твоя жизнь очень важна». Сутки назад… Двадцать четыре часа, за которые я почти поверила, что всё будет хорошо.

Нет, не будет. Только не с нами. Глупые мечты наивной девушки разбиваются о пол подземелья, на котором лежит самый невыносимый – и самый желанный на свете мужчина.

Я целую его холодные губы снова и снова, надеясь, что детские сказки были правдивы. Увы, это всё ложь.

Я потеряла двух самых дорогих людей. Моя жизнь превратилась в прах.

Гул магии опять нарастает вокруг.

Мне больше не выбраться из этого подземелья. Никогда.

Глава 1. Элитная школа для девочек

Я кладу заявление на стол директора и молча жду решения. Господин Бэнкрофт, вздохнув, поднимает на меня взгляд. Он сворачивает проекцию окна новостей: вспышка камеры выхватывает немолодого статного мужчину, с непроницаемым лицом садящегося в аэромобиль. У двери в окружении охраны замер черноволосый парень лет двадцати с надменным взглядом типичного мальчика-мажора. Заголовок гласит: «Разлад в империи Мейсонов! Брендан Мейсон отказывает наследнику в передаче дел…» Я отвожу взгляд: не хочу, чтобы директор подумал, будто я заглядываю ему в магпроектор.

Не притронувшись к заявлению, мистер Бэнкрофт нажимает кнопку спикера и велит секретарю перенести встречу за ланчем на полпервого. Мне отведено тридцать минут – роскошь в условиях плотного директорского графика.

– Итак, мисс Хантер, вы хорошо подумали?

Я даже не удивлена, что господин Бэнкрофт в курсе моей затеи: мисс Митчелл, наш… мой опекун, всегда докладывает директору о любых проблемах. А что может быть более проблемным, чем перевод из Райтон-Хоув, престижной школы для девочек?

– Да. – Голос уже не дрожит, когда я коротко киваю в ответ.

Директор фыркает и откидывается на спинку кресла, запускает пальцы в волосы, ероша их почти юношеским движением. Хотя чего я: господину Бэнкрофту всего тридцать четыре, он мечта и объект поклонения всех девчонок, начиная со средней школы. Пряди каштановых волос ложатся ему на плечи, ясные голубые глаза никогда не смотрят с презрением или превосходством. Я знаю: он искренне желает помочь но, увы, это не в его силах.

– Вы понимаете, от чего отказываетесь? Что ставите на кон? Школа Райтон-Хоув предоставляет всего пять мест королевским стипендиатам. Вы и сами знаете, какой трудный у нас конкурс. Наши выпускницы добиваются высокопоставленных должностей в Совете, становятся министрами и директорами крупнейших компаний, чаще прочих женщин совершают магические открытия и руководят важнейшими разработками по всему миру. Вы только перешли из средней школы в старшую. Три года – и перед вами откроются все двери.

Я упрямо поджимаю губы. Для девчонки из приюта диплом Райтона – всё равно что выиграть в лотерею собственный станок по печати денег. Никогда я так не радовалась, как пять лет назад, когда прошла вступительные испытания сразу на второй курс средней школы. Чтобы остаться в старших классах, я весь прошлый год готовилась к сложнейшим экзаменам. Мисс Митчелл расплакалась от счастья, когда узнала мои результаты. Она всегда была добра ко мне.

Директор помолчал, дав время на обдумывание его слов, но я упрямо двигаю к нему заявление, а потом отступаю на шаг от стола. Взяв листок в руки, директор применяет запрещённый приём:

– Думаете, мисс Кэтрин хотела бы для вас этого?

Я стискиваю зубы, сдерживая рвущуюся наружу грубость. Демонстративно отворачиваюсь к окну, невидяще смотрю, как садовник сметает опавшие листья в кучу и развоплощает их одним движением. Держать такого мага на этой должности невероятно затратно, но господин Бэнкрофт не считается ни с чем, когда под вопросом внешний вид школы. Родители богатых и талантливых должны видеть, на что идут их денежки.

Конечно, Кэти хотела бы, чтоб я закончила Райтон, устроилась на престижную работу и ни в чём не нуждалась. Вот только всё теряет смысл, если она никогда не скажет этого сама.

Стук ручки по бумаге отвлекает от горьких мыслей. Директор берёт заявление, читает его, будто надеется увидеть в нём нечто иное, и снова кладет на столешницу.

– Вы мне ещё спасибо скажете, – вдруг говорит он.

Одинокая бумажка с моими небрежными письменами тлеет под его пальцами, как сухой лист. Я вспыхиваю. Ну уж нет! Он не заставит меня прорываться второй раз через секретаря-привратника, стерегущего директорский распорядок не хуже цепного пса. Прищурившись, я смотрю на пепел, который господин Бэнкрофт уже собирается смести в мусорку. Еле заметноый блик пробегает по столу, и лист бумаги восстанавливается из мельчайших пылинок в считанные секунды.

Директор хмурится. Такое беспардонное использование магии нельзя спускать с рук: каждое обращение к Источнику энергозатратно и требует времени на его восстановление. Потому первые уроки по магическому искусству направлены вовсе не на освоение крутых заклятий, а на умение контролировать свой резерв. Да и неуважительно это – отметать директорское решение, как несущественное, однако мне всё равно.

– Сегодня мне исполнилось восемнадцать, господин Бэнкрофт, – говорю я со злостью, кипящей внутри весь последний месяц. – Никто, даже мисс Митчелл больше не может влиять на мои решения. Благодарю за заботу, но лучше подпишите заявление.

Я сжимаю кулаки с такой силой, что болят костяшки. Мы с директором смотрим друг на друга: я с яростью, он с недовольством. Бумага скрипит под ручкой, когда он наконец-то ставит размашистую подпись в самом низу.

– Надеюсь, вы знаете, что делаете, мисс Блэр, – мрачно говорит господин Бэнкрофт. – И, кстати, уголка не хватает.

Он кивает на крошечный недостающий фрагмент листа – и как только разглядел? Я бегло ощупываю пространство магией. Нахожу пропажу: бумага расплавлена в пыль. Чтобы восстановить её, придётся приложить вдвое больше усилий. Не колеблясь, я черпаю из Источника, и заявление в руках директора восстанавливается будто само собой. Даже через чур: чернила светятся от переизбытка магии, впихнутой в бумагу.

Господин Бэнкрофт удовлетворённо хмыкает.

– Вы всё ещё лучшая ученица потока, мисс Блэр. Делайте, что нужно, а я похлопочу, чтобы вам досталось место в следующем году. Не растрачивайте такой дар попусту и… Будьте осторожны.

***

Я выхожу из административного корпуса с облегчением. Первый шаг сделан, но самое сложное ещё впереди. Подхватив скромный чемодан с пожитками, я поправляю сумку на плече и спускаюсь по ступенькам к гравийной дорожке. Вокруг уже тронутая желтизной трава, деревья облиты золотом октября. Ещё яркое солнце снизило градус тепла, и мне комфортно в простой кожанке, наброшенной поверх школьной формы.

Как смеет мир быть таким оглушительно ярким, когда Кэти лежит в больничной палате!

Яростно топчу попавший под ботинок лист, когда слышу стремительные шаги за спиной.

– Надеюсь, ты не думала сбежать, не попрощавшись?

Энн обхватывает меня за талию, и мы чуть не падаем на дорожку.

Она всегда такая: пышет энергией, что бы ни случилось. Энн золотоволосая, с умопомрачительным взглядом зелёных глаз. Будто мало ей было родиться в одной из самых богатых семей Илатерры, природа одарила её яркой красотой и грацией.

Я же, худая шатенка с прозрачными серыми глазами, выгляжу рядом с ней, как нахохлившийся воробей под боком у колибри. Когда меня, приютскую девочку, впервые привели в общежитие, я ждала от такой соседки одних проблем и ни унции спокойной жизни. Спокойствие мне и впрямь не светило, но по другой причине: Энн решила «сделать из меня человека» и принялась втягивать во все школьные события с присущим ей энтузиазмом. Какая дружба может быть между такими разными девочками-подростками?

А вот какая. Четыре лета подряд во время каникул мы с Кэти жили не в приюте, а в загородном поместье семьи Уолден. Мама Энн, статная золотоволосая красавица миссис Клара Уолден, нанимала на это время учителя рисования для Кэти, а в моё распоряжение отводилась библиотека с несметным количеством книг и учитель конкура, занимавшийся с Энн.

– Надеюсь, хоть ты, Блэр, привьёшь моей дочери усидчивость и послушание, – с мягкой улыбкой однажды пожурила Энн миссис Уолден.

– Ой, ма… – Та, закатив глаза, отмахнулась от материнских наставлений – как и всегда.

Когда с Кэти произошла беда, мистер Уолден арендовал для неё целый этаж в больнице Святой Линды. Лучшие целители круглосуточно поддерживают магические потоки сестры вот уж целый месяц. Жаль только, что всё напрасно.

– Конечно, нет, – вру я, выворачиваясь из объятий подруги.

– Так я тебе и поверила.

Энн не обижается. За эти годы мы изучили друг друга, как свои пять пальцев, и места обидам попросту не осталось. Энн знает, как я не люблю долгие проводы, потому и подкараулила у директорского корпуса. Она выхватывает из моих рук сумку и идёт вперёд, оставив сражаться со стареньким чемоданом.

– Диего отвезёт тебя на вокзал. И пожалуйста, Би, по приезду в Кантум возьми нормальный аэромобиль, а не те колымаги, ползающие по дорогам. Па велел передать, что пополнил твой браслет – покупай всё нужное и не только и не смей экономить, – щебечет она, походкой королевы ступая по гравию на высоченных шпильках. – И если что-нибудь произойдет – хоть что-то мало-мальски опасное! – немедленно свяжись со мной или с ма.

Энн разворачивается так резко, что я чуть не врезаюсь ей в спину. Колесики чемодана жалобно скрипят, и подруга хмурится, явно намереваясь всучить мне свой дорогущий несессер от Фарелла Жескьера. Я заслоняю чемодан, отвлекая её внимание на себя – некогда препираться из-за мелочей, ведь поезд отправляется уже через час.

– Хорошо, Энн. – Пытаюсь выдавить улыбку, но за последний месяц я совсем разучилась улыбаться.

– Скажи, что поняла! – Энн тычет пальцем мне в грудь, её щеки покрываются румянцем, и я понимаю: она переживает ничуть не меньше.

– Поняла, – отвечаю вдруг осипшим голосом. – Тратить деньги, будто приехала на курорт, и звонить по любому поводу. Будет сделано, мадам.

– Скажешь тоже. – Энн фыркает. Отбросив идеальные локоны цвета расплавленного золота за спину, она кивает на ворота впереди. – Подождём тут. Диего заберёт твоё барахло.

Изящный палец набирает сообщение на магбраслете, вызывая водителя на территорию школы. Я не протестую: знаю, что бесполезно. Обернувшись, кидаю последний взгляд на здание Райтон-Хоув. Отсюда оно уже почти полностью скрыто деревьями, и только директорский корпус смотрит на меня белыми стрельчатыми окнами на фоне старой двухсотлетней каменной кладки. С каким благоговением я пришла сюда и с какой горькой решимостью покидаю.

Энн чувствует мой настрой. Впихнув сумку подошедшему Диего, она обнимает меня за плечи.

– Па сказал, что если Бэнкрофт не сумеет сохранить тебе место, он оплатит следующий год сам. И за Кэти тоже…

Подруга прикусывает губу, когда замечает, как я стискиваю челюсти. Уж сколько раз мистер Уолден предлагал перевести Кэти в Райтон-Хоув – не сосчитать. Сестра всегда отказывалась. Сначала из-за денег – нам неудобно было принимать такие щедрые подарки. Потом – из подросткового упрямства. А теперь и вовсе некому сюда переводиться.

– Ох, Би! – Энн снова обнимает меня, да так крепко, что трещат рёбра. – Ты не волнуйся, я буду навещать её каждые выходные. И в твой приют буду ходить по субботам, убирать вольеры, хоть копаться в собачьем дерьме мне не слишком нравится.

Подруга притворно морщит нос, но я-то знаю – это напускное. Энн обожала животных и всегда с удовольствием ездила со мной ухаживать за бездомными собаками. Чуть помолчав, она тихо говорит:

– Вдруг Кэти уже завтра пойдет на поправку? Вдруг врачи ошиблись?

Мы обе знаем, что лекарь короля, регулярно навещавший Кэти, не может так оконфузиться, и обе не говорим об этом вслух. Глаза Энн блестят, но будущей герцогине Уолден не пристало плакать на людях, и она упрямо улыбается из последних сил. Поэтому я не люблю прощаться: сама чувствую, как привычную злость отодвигает горькое чувство утраты. Будто я осталась не только без Кэти, но теперь и без Энн.

– Чуть не забыла! – Подруга достаёт из кармана тонкий серебряный браслет. – Дай руку.

– Может, хватит подарков? – пытаюсь отпираться я. – Ты меня разбалуешь. Буду возвращаться и уезжать каждый месяц, чтоб получить новую цацку.

– Сама ты… – отмахивается Энн. – Дай сюда! – Она хватает моё запястье и проворно защёлкивает украшение над магбраслетом. Теперь подарок почти не виден, сливаясь с моим стальным средством связи. – Отлично! Сидит, как влитой.

Она не успевает продолжить, как я ощущаю исходящую от браслета вибрацию магии. Долю секунды она подстраивается под мой Источник, и вот уже всё стихло. Теперь у меня на руке обычное украшение, только, похоже, не из серебра.

– Энн, ты с ума сошла! – шиплю я и пытаюсь нащупать застёжку, но подруга дёргает меня за руку.

– Слушай и не перебивай. Это платиновый накопитель. Он даст твоему Источнику дополнительный резерв, если уровень достигнет критически низкой точки. Только обратись к нему, и он заработает.

– Я знаю, что это! Они и серебряные жутко дорогие, а уж из платины! Где ты его взяла?!

– Позаимствовала у директора Бэнкрофта, – невозмутимо отвечает подруга.

– То есть спёрла! – закатываю глаза я.

– Отработаю, не переживай, – отмахивается Энн. – Впереди череда приёмов, и если дядя хочет получить побольше пожертвований на нужды магической лаборатории, то я готова ему помочь.

– Он-то об этом знает? – скептически хмыкаю я.

Первый шок прошёл. В самом деле, накопитель – нужная штука, теперь он незаметная часть моего резерва, страховка на случай непредвиденных обстоятельств. А Энн и не из таких передряг выпутывалась, за неё можно не беспокоиться. В самом деле, не отчислит же директор свою племянницу за очередную проделку.

– Главное, помни, – продолжает подруга, пропустив мой вопрос мимо ушей. – Используй его только в самом крайнем случае. Никто не должен знать, какова глубина твоего Источника. И никому не доверяй. Там и так небезопасно… Ну ты знаешь.

Мы снова порывисто обнимаем друг друга. Разжав руки, Энн подталкивает меня к воротам.

– Я буду ждать тебя на каникулы! – кричит она, когда я оказываюсь за кованой оградой.

Диего – смуглый поджарый мужчина сорока лет с накачанными руками и серёжкой в ухе – открывает мне дверцу аэромобиля. Он сопровождает Энн с десяти лет, успешно совмещая должность водителя и охранника, и подруга доверяет ему, как себе.

Я падаю на заднее сиденье, прячусь за тонированными стёклами и с силой тру лицо, прогоняя подступившие слёзы.

– Куда направляетесь, мисс Блэр? – вежливо спрашивает Диего, поднимая машину в воздух.

– В академию Нотингейл, – тихо отвечаю я.

В академию, где убили мою сестру.

Глава 2. Академия Нотингейл

Скоростной поезд за полтора часа привозит меня в Мейдвуд, самый крупный город графства Кантум. Всю поездку я бездумно пялюсь в окно. У меня нет плана, как нет и желания его продумывать, только тонкая папка с документами из Райтон-Хоув. Мисс Митчелл здорово помогла мне, направив заявления о переводе через Социальное министерство, а потому я знаю: меня ждут.

После причудливого сочетания современных зданий и старой кирпичной кладки столицы здесь всё походит на деревню конца прошлого века. Брусчатка, редкие аэромобили, сам вокзал всего в три этажа. Я будто окунаюсь в прошлое, которое никогда не видела, но казавшееся очень знакомым. Тяжёлые тучи заволакивают небо, но я, несмотря на наставления Энн, вызываю обычное такси и ещё два часа трясусь по колдобистым дорогам графства. Дождь то барабанит по крыше, то стихает, уступая место назойливой музыке из динамиков. Я даже успеваю задремать, привалившись к оконному стеклу. Но когда впереди показываются шпили академии, меня охватывает напряжение.

Академия Нотингейл построена пятьсот лет назад, и по сравнению с ней, Райтон-Хоув кажется скромной общагой. Зал для празднеств и приёмов с торжественными арочными потолками, окна с витражами, высоченные входные двери в три моих роста, отдельное крыло библиотеки – наверняка на десятки тысяч книг, а позади неё – узкая башня часовни. Одной стороной здание примыкает к лесу, но мы едем к нему с юга, через медленно увядающие поля. И чем ближе подъезжаем по грунтовой дороге, тем массивнее выглядит академия – целый городок, объединённый разноуровневой крышей.

Кстати, город на горизонте тоже виднеется, к нему ведёт другая дорога. Я вижу очертания домов, неясные огоньки в окнах, свет фонарей, отражающийся в небе, затянутом сизыми вперемешку с чёрными тучами. Это Истерфорд – небольшой городок на берегу Звёздного моря. Там жизнь, смех, слёзы и счастье, а здесь – мрачная тишина пятисотлетнего замка. Я приоткрываю окно, чтобы впустить в кэб свежий воздух: надеюсь ощутить солёный морской аромат, но в лицо бьёт густой запах влажной земли и холодного осеннего леса.

– Приехали, мисс.

Таксист – грузный дядька с недельной щетиной – останавливает машину перед коваными воротами в стене академии. Величественное здание палачом нависает над нами, и я невольно ёжусь под взглядом десятков тёмных окон.

Браслетом прикасаюсь к счётчику между передними сиденьями, оплачивая поездку. Таксист помогает вытащить мой чемодан, но не успеваю я зайти внутрь, как он уезжает, пробороздив лужу, и окатив носки моих ботинок водой. Прижав к груди сумку, тащусь к воротам. Во внутреннем дворе, который видно через узорчатую решётку, никого. Кажется, что во всей академии пусто, так здесь тихо.

Толкаю воротину и с изумлением выясняю, что вход закрыт. Интересное дело! И как мне попасть внутрь?

Будь это Райтон-Хоув, я бы позвонила в администрацию. Кроме того, школа находилась в пригороде столицы, в крайнем случае можно подождать в кафе, пока выйдет охранник. Тут же ни души вокруг, только ещё час топать пешком до города.

Редкие капли снова падают на гравий площадки перед входом. Их темп нарастает с каждой минутой. Нет уж, мокнуть тут, как подзаборная крыса, я не собираюсь.

Сначала я трясу ворота обеими руками, бросив чемодан. Кричать кажется глупым, но, когда через пять минут никто не приходит, я плюю на стеснение – и на ворота, – и зову во всё горло:

– Эй! Кто-нибудь! Открывайте!

– И нечего так орать, – раздаётся скрипучий голос откуда-то справа.

Там, в арке, появляется тень. Сумрак, настигший академию с дождём, не даёт мне сразу разглядеть дверь в каменной кладке. Прямо перед моим носом загорается лампа, и я щурюсь от яркого тёплого света.

– Меня зовут Блэр Хантер, – подавив робость, твёрдо говорю я. – Приехала учиться по распределению от Социального министерства.

– Точно. А я-то думаю: кажется, что-то забыла, – саркастично говорит голос.

Тень отползает от лампы, поднятой на уровень моей макушки. Через витую решётку ворот на меня смотрит старуха лет семидесяти. Седые волосы, не прикрытые капюшоном, торчат соломой, лицо в морщинах, крючковатый нос венчает бородавка. Вылитая ведьма из сказок.

– Ну заходи.

Старуха касается ворот пальцем, ногтем проводит по ним сверху вниз, и те распахиваются, будто разрезанные ножом. Любопытная охранная система. Бесключевой доступ наверняка обходится администрации в копеечку.

Не подаю вида, что удивлена. Спешно затаскиваю чемодан в арку: дождь уже барабанит во всю. Старуха рассматривает меня с подозрительной ухмылкой. Её просторные одежды полностью скрадывают фигуру – кажется, что я и впрямь попала на столетия назад. Нащупываю магбраслет, убеждая себя, что скачки во времени невозможны, но это не укрывается от проницательного взгляда старухи. Фыркнув, она даёт мне знак идти следом.

– В Нотингейле никто не будет бегать за вами, юная леди, чтобы открыть дверь, – бросает она через плечо. – Я миссис Гарт, завхоз академии и смотритель порядка. Имейте ввиду: если ваше поведение не будет соответствовать нашим высоким стандартам, вы рискуете получить наказание.

Сжав зубы, я тащу чемодан по брусчатке через дворик. За какие-то секунды мелкий дождь разошёлся в полноценный ливень, и струйки холодной воды уже проникают за шиворот. Колёсики чемодана жалобно скрипят, пока на очередном камне правое не отрывается вовсе. Вот чёрт! И что теперь, тащить его на руках?!

Я тяну чемодан до входной лестницы, не обращая внимание, как стёсывается угол. Надеюсь, внутри будет проще.

Пока я пыхчу, как паровоз, миссис Гарт уже стоит на верхней площадке у высоких входных дверей. Она молча наблюдает, как я тащу чемодан со ступеньки на ступеньку, пока, выдохшись, не оказываюсь рядом.

– В этих пафосных школах уже ничему не учат? – презрительно цедит она сквозь зубы и делает взмах узловатым пальцем.

Повинуясь её жесту, чемодан приподнимается в воздух, не касаясь целым колесом каменных плит. Я заставляю себя не пялиться, наблюдая, как он скользит по воздуху следом за старухой в распахнувшиеся двери.

В любом другом месте Илатерры было бы кощунством использовать магию вместо носильщика – восстановление Источника займёт от пары часов до суток, а взамен получишь лишь целый угол всё равно сломанного чемодана. Магически дешевле выйдет починить колёсико, но миссис Гарт выбрала самый демонстративный способ напомнить, что я в Нотингейле.

Замок стоит на третьем по силе природном Источнике. Магия здесь восстанавливается в несколько раз быстрее, позволяя колдовать без оглядки на пустоту резерва. Именно поэтому сюда перенесли академию, и именно поэтому Кэти вообще оказалась тут.

Следом за старухой я ступаю в просторный холл с высоким потолком. Стараясь не вертеть головой, как девчонка на экскурсии, я иду за ней по широким лестницам, просторным коридорам и галереям вглубь замка. Здешняя тишина уже не кажется мне оглушающей: я слышу, как тихо гудят вековые камни, источая магию, как хлещет дождь в высокие окна, как поскрипывают двери. Замок живёт, и для этого ему совсем не нужны люди.

– Миссис Рид ждёт вас, мисс.

Вспоминаю, как сестра восхищалась Лексией Рид, директрисой Нотингейла. Пора познакомиться и мне.

Чемодан падает перед очередными дверями в два моих роста. Я бормочу благодарности, хотя по правде хочется демонстративно проигнорировать мерзкую старуху. Та, фыркнув, удаляется, а я тяну дверь на себя.

Директорский кабинет – это огромная комната с полукруглым эркером и винтовой лестницей на второй этаж. Стены уставлены шкафами с книгами и папками, за стеклянными дверцами прячутся камни разных размеров, от которых явственно фонит магией. Картины в ажурных рамах, холодный камин с парой кресел, мягкий ковёр перед окнами в пол – если где-то наверху прячется кровать, то здесь можно с комфортом жить.

От разглядывания обстановки меня отвлекает строгий голос:

– Вы капаете на ковёр, мисс Хантер.

И правда, с чемодана уже натекло мокрое пятно прямо на ковёр винного цвета с роскошным узором по периметру. Будь здесь Энн, она бы быстро определила стоимость всех предметов интерьера.

Я перетаскиваю злосчастный чемодан к двери, достаю из сумки папку с документами и подхожу к массивному столу, за которым сидит миссис Рид. Пожалуй, она могла бы составить неплохую партию господину Бэнкрофту: лет тридцати пяти, худая, с чёткими чертами лица, тёмные волосы забраны в гладкий низкий пучок. Изящные очки в овальной черепаховой оправе служат ей скорее аксессуаром, чем предметом необходимости: директриса рассматривает меня поверх стёкол, постукивая миндалевидными ногтями по столешнице. Красная помада подчеркивает презрительно поджатые губы. Вот только если господи Бэнкрофт производил впечатление отзывчивого и мягкого, то эта женщина – скорее ледяной стервозины.

– Меня зовут Блэр Хантер, – говорю я, аккуратно опуская папку перед ней на стол. – Приехала учиться по распределению…