Слово о быте Кощеевом

Глупые родители не уследили за дочерью. То-то быстро приняли они предложение о сватовстве, не удосужившись справиться о достатке. И сваха юркая, словно змея. Втёрлась в доверие, тараторила не умолкая. Пропала накануне смотрин, как в воду канула. Кто же знал, что в сговоре она с родителями невесты. А может ими и науськана найти молодого и не совсем умного жениха. Змея подколодная.

Не стал слушать Кощей причитаний родителей, сменившихся угрозами и проклятьями. Обошёл стороной растрёпанную девку, бросившуюся к его ногам в попытке облобызать сапоги. Брезгливо поморщился.

Под печью зашуршало. Должно быть мыши дыру прогрызли. Загремели ухваты, раздался раскидистый чих. С сажей на носу и паутиной в всклокоченных волосах из-под подпечья вылез домовой и тут же напустился на Кощея:

– Что же у тебя, хозяин, одна пыль да паутина? Дрова вперемешку с кочергой и ухватом. Не хозяйственный ты. Сразу видно. Жениться тебе надо… Эй чего творишь-то? Пусти! Не то ворот изорвёшь. Кто новую рубаху мне купит?

Домовой завертелся в тщетной попытке освободиться.

– Домовой, значит, ко мне пожаловал. Давно тебя, поганца, не было видно, – Кощей тряхнул домовым, как половиком.

– Эй! Я не тряпка тебе какая-то! Совсем от рук ты, хозяин, отбился: ни молока свежего удоя, ни пряника. Одни крошки чёрствые да молоко скисшее. А я тебя от ведьмы оберегал. Она, почитай, каждую ночь просиживала под окном твоим.

– Ведьма, что в лесу живёт?

– Да. Заблудшая в мечтах своих тёмная душа. Умеет проникать во сны приглянувшихся ей людей и привораживать их. Плохая из неё знахарка. Приворожить она тебя хотела, а я не дал. Проклятье послала вслед, когда ты на смотрины поехал. Отогнал я его. Жизнью, можно сказать, рисковал пока отгонял стаю мелких бесов. Едва поспел за тобой да спугнул несостоявшуюся невесту с батраком на конюшне, пока ты сидел развесив уши… Эй!

Кощей вновь встряхнул словоохотливого домового. Разжал руку. Ванька шлёпнулся на пол, потёр ушибленный зад, посмотрел вслед Кощею и облизнулся при виде молока, наливаемого в блюдце.

– Пей давай. До ночи работу надо переделать, что за день не успели.

Домовой закашлялся.

Дни сменялись днями. Отступил удушающий зной. Уж не сновали и не щебетали ласточки. Под тяжестью плодов клонились к земле ветви яблонь. Не за горами были осенние полевые работы.

Ведьма заперлась в своей избушке. Оградила поляну защитным кругом, чтобы никто из деревенских не нарушил её уединения. Всё чаще проводила дни и ночи в забытьи, похожем на сон. И казалось ей в эти моменты, что она свободна. Вольна полететь птицей далеко-далеко: за леса, поля и горы.

Занятными были сны ничего не подозревающих деревенских. Большинство после тяжких трудов дня валились спать не видя ничего, кого-то проваливался в кошмары. Но самой большой ценностью и редкостью были хорошие сны, навеянные мечтами. Их сны отдавали мёдом на языке с терпкой едва заметной горчинкой предстоящего взросления.

Погружаясь во сны, ведьма научилась управлять ими: кошмар меняла хорошим сном, хороший сон становился кошмаром.

Набирающая мощь сила кружила голову. Тихий навязчивый голос в голове призывал отомстить тем, кто когда-то обидел ведьму. Словом, делом или помышлением. Вымысел и реальность стали единым целым.

Поочерёдно навещая людей во сне, ведьма мучила их кошмарами. Силы иссякали быстрее, чем желалось бы. А голос был неумолим. Он подсказал, что можно заполучить в помощники мелких бесов, шмыгающих на границе света и тьмы и приносивших неудачу.

Долго вглядывалась ведьма в темноту, силясь понять сон то был или нет. В щель под окном залетел холодный воздух. Плотнее закутавшись в одеяло, она принялась ждать рассвет.

Утро встретило туманом и моросью. Вокруг избушки на мокрой земле виднелись волчьи следы. На крыльце лежали узелки с утащенной из деревенских домов снедью. Словно камень упал с плеч. Не бросил её оборотень. Девушка утёрла скатившуюся слезу, подобрала узелки и скрылась в избушке.

Устыдилась она своих прежних деяний и мыслей, когда поняла, что дорога кому-то. Решила начать жить по-новому: оставить прогулки по чужим сны и вновь принимать прошения людей. Следовало прибраться в избе, расчистить поляну от упавших сучьев, убрать защитный круг.

Тихий голос в голове нашёптывал о тщетности усилий. Отмахнулась от него ведьма, как от овода. Но замерла на мгновение. Из-за деревьев появился её оборотень в людском облике. Рубаха на боку пропиталась кровью. Опрометью бросилась девушка навстречу. С трудом помогла мужчине дойти до избушки, уложила на лавку. Рана была страшная. И тут пожалела ведьма, что плохо слушала старуху, когда та наставляла врачеванию. Кинулась было она за чистой тряпицей, да остановил её оборотень.

– Оставь, – произнёс он слабым голосом.

Поведал он, что сам родом из дальних земель и повинился перед своим родом. За то и был обращён старейшинами в оборотня на годы. Ушёл из своих земель, многое повидал на своём пути. Хотел он дождаться окончания срока наказания и зажить вместе с ведьмой в лесу. Дождался. Но попал в засаду разбойников на дороге. Не выжить ему теперь.

Всхлипнула ведьма, по лицу её катились крупные слёзы. Как несправедлива к ней судьба. Как отвратительны люди. Отняли её любовь, её жизнь. Упала она на бездыханную грудь мужчины, заливаясь горькими слезами. Не сможет она более жить одна. Не в силах вынести тоску и разлуку.

Серым промозглым днём одинокая фигура подошла к берегу озера. Тёмная вода обжигала босые ноги. Где-то там был спасительный омут.

Забавы ради гоняясь за зайцем, Серый наткнулся на покосившуюся избушку. Полянка заросла травой вперемешку с колючими кустами. Покосившийся плетень раскачивался от прикосновения. Горшки с черепами венчавшие его загремели. От места веяло жуткой силой, от которой шерсть на загривке вставала дыбом.

По россказням жила здесь ведьма. Якшалась с силами тёмными, водила дружбу с оборотнями и разбойниками. Много зла причинила людям под видом помощи. Отвернула удачу от деревни и сгинула. Поговаривали, живой забрали её бесы к себе. Живёт она среди них, наводя порчу на люд честной да насылая сны кошмарные, сводя с ума. Особо достаётся незамужним девицам. Бабьи выдумки. Не верил в них Серый, но всплыли в памяти жуткие истории.

От поляны веяло колдовством. Искорками проскакивало по шкуре. Любопытство победило и Серый осторожно стал подкрадываться к избушке. Что-то влекло его.

Предательски громко скрипнула ступенька. Налетевший ветер распахнул дверь, словно приглашая пройти внутрь. Серый принюхался. Переступил порог и помимо воли обернулся человеком.

– Вернулся, – бросилась к нему из темноты девушка.

От неожиданности Серый шагнул назад.

Ближе к вечеру прибежала зарёванная Мила.

Кощей задумчиво рассматривал тряпичную куклу, лежавшую перед ним на столе. В голове крутилась мысль, но он никак не мог поймать её за хвост.

Придерживая округлившийся живот одной рукой, другой Мила схватила Кощея за рукав.

– Она приворожила его, забрала себе.

– Кого? – Кощей повернул голову. Мила поспешно отдёрнула руку.

– Мужа моего, – в её голосе проскочили истерические нотки. – Она приходила ко мне во снах. Уговаривала отпустить Серого к ней. Увещевала, что всегда любил он только её. Стращала. А я…я…

– Что ты?

– Страшно было одной ночью в избе. Глаз сомкнуть боялась. Про тебя говорила, что чёрствый ты сердцем.

– Беспокойные вы, девки. Завсегда в голове своей невесть что придумаете от безделья, – Кощею удалось поймать ускользавшую доселе мысль.

Выпроводив назойливую Милу за порог и велев батраку проводить её до дома, Кощей направился в лес. Пора встретиться с прошлым и положить конец этой истории.

Лес затих в ожидании бури. На тёмном небе, невидимые глазу, ткались тяжёлые тучи. Лешаки и прочая нечисть попрятались в дуплах и расщелинах.

Без труда преодолев барьер, кольцом охватывающий поляну, вошёл Кощей в избушку. Оборотень без сознания лежал на лавке. Грудь его едва вздымалась.

– То ни одного, а теперь оба пожаловали, – послышался голос. – Из вас двоих он предназначен мне высшими силами. Не ты. Мать за кусок хлеба продала меня, лишила того, что было у неё. Теперь я исправлю это. Мы навеки будем вместе когда он заснёт. Станешь отговаривать меня?

– Нет, – Кощей достал захваченный из дома керамический горшочек с тлеющими углями, кинул в него щепоть шалфея. Сухая трава вспыхнула. Густой дым заполнил избушку.

– Меня не может изгнать простой человек, – сорвался на визг голос ведьмы.

Кощей обошёл комнату, остановился посреди и с размаху бросил горшочек на пол.

– Ты колдун, – изумлённо прошептала ведьма, на миг почуяв чужую силу.

– Да, – Кощей поднял с лавки бездыханного оборотня и вместе с ним вышел наружу.

На утро деревня гудела слухами один чудесней другого. Случилась небывалая буря с огнём вместо дождя и снега. Зарницы полыхали до рассвета, озаряя зимнее небо алым сиянием. Смельчаки на утро пошли на разведку. Погорела старая избушка на поляне, не оставив после себя и пепла. Вздохнули спокойно деревенские, словно избавились от тяжкого груза. Спало проклятье с деревни, развеялось по ветру вместе с дымом.

Иван-царевич

Именинный пир продолжался до ночи. Кушанья сменялись одно за другим; пили за здоровье, опустошая чашу до дна. То тут, то там за обширным столом завязывались свободные разговоры. Правда мешалась с небылицами, веселя рассказчиков и невольных слушателей. Скоморохи потешали честную публику.

Один Иван-царевич сидел не весел. Не радовали его ни кушанья, ни впервые попробованный хмель, ни потешное представление скоморохов.

Был он младшим сыном своего отца. С раннего детства воспитывался в строгости, и на утро предстояло отправиться ему на дальнюю заставу. В места дальние неведомые. Не хотелось навсегда покидать родные земли; погибать от скуки в диких землях, где начинались выжженные солнцем земли, а потемневшее от пыли небо выглядит уныло и безнадёжно. Не так представлялись молодому царевичу подвиги.

Чем больше думал Иван-царевич, тем больше жальче ему себя становилось. Да ещё и хмель в голову ударил.

Скоморох завёл сказание о недруге рода людского: Кощее Бессмертном. Дескать, бессмертие своё счастьем да жизнями чужими питает. Внимали сказанию пьяные гости, негодовали заслышав злодеяния супостата.

Оживился Иван, отвлёкся от мыслей тяжких. Вот он подвиг достойный его. Освободить мир от злодеяний Кощея, освободить несчастных, что томятся в его темницах. Отобрать награбленное сокровище и раздать бедным. Не забыв про себя. Хмель отпускал с каждой минутой.

– …пуще зеницы ока бережет он златых рыбок.., – затянул скоморох.

Вот оно настоящее сокровище – золотая рыбка, исполняющая желание. Не дослушав сказание, вышел царевич из пиршественной залы. Остались за закрытой дверью громкие голоса, песни и хохот.

В пылком своём воображении Иван видел себя в странствии по пыльной дороге во имя дела праведного. Гора сокровищ, поверженный Кощей, и картины эти представлялись ему с такой ясностью, что казались настоящими.

Увидев отца, царевич оробел, но вскоре оправился. Склонился приветствуя. Поднял голову. Отец присматривался, словно впервые видел сына. Молча прошёл мимо.

Не хватятся до утра, – подумал Иван и начал наскоро собираться в дорогу.

Взял он с собой лук со стрелами. Охотится по пути на мелких зверей и птиц. Одним богам известно, как далеко идти придётся. И горе приспешникам Кощеевым если посмеют напасть. Никому не избежать глаза меткого и стрелы быстрой.

Солнце краешком поднялось, посылая лучи в небо и окрашивая облака багрянцем. Смутное беспокойство охватило царевича и тут же исчезло. Стоило поторопиться. Закинул он за спину колчан со стрелами и лук. Окинул взглядом покои – больше походившие на келью – не забыл ли чего. Не забыл.

Конюшего отослал словами, мол хочет сам подготовить верного скакуна к дороге дальней. Пожал тот плечами и пошёл собирать других лошадей.

Вплёл Иван в хвост коню нить от сглаза, на удачу. Прижался лбом к голове. Сам он выходил-вырастил Вихря. Ночей не спал, молоком отпоил. Воспитал. Приучил на свист подходить. Из посторонних кроме конюшего никому боле не дается себя обиходить.

Почесал царевич шею и холку. Отпихнул от себя зубастую пасть в хулиганской попытке укусить, достал из кармана загодя припасённую морковку. Конь шумно захрупал лакомством.

Легко вскочив в седло, Иван привстал на стременах, осматриваясь по сторонам. И не заметив никого выехал из конюшни.

Долго ли коротко ехал Иван-царевич путая следы, а солнце уже краешком из-за леса виднелось. На опушке решил заночевать.

Невдалеке журчал ручеёк. Расседлал он Вихря, отвёл воды напиться, смыть пыль дорожную. Умылся сам. Стреножил коня, а сам улёгся на траву. Заложил руки за голову, прикрыл глаза.

От нагретой за день земли исходило приятное тепло, пахло свежестью леса.

В какой стороне логово Кощеево? Куда держать ему путь-дорогу? Провалился в дрёму Иван-царевич и, словно, кто-то нашептал ему на ухо путь верный – лес дремучий у подножия гор скалистых. Вздрогнул Иван, проснулся, потёр глаза.

Приснилось это или нет? А, может, вспомнилось, что скоморох на пиру рассказывал. Потянулся царевич за мешком походным, вытащил карту, развернул и принялся изучать. Далече было до гор обходным путём. Поискать ли с утра тропки лесные. Рядом деревни стоят – значит, охотничьи заимки есть. И за хворостом да дровами с пустыми руками не пойдёшь – придётся лошадь в телегу впрягать.

На рассвете царевич проснулся от холода. На траве лежала холодная роса. Вихрь пасся неподалёку. Немного утолив голод последним куском хлеба, Иван напился студёной воды из родника, что давал начало ручью и отправился в путь.

Солнце припекало нещадно. До ближайшей деревни Иван добрался к полудню. Статный юноша верхом на гнедом коне привлёк внимание. Опасаясь полудницы деревенские попрятались в избы, а иные и в погреба, где у некоторых под рукой хранилась не только закуска.

Детвора бежала следом с интересом разглядывая гостя и наперебой оглушительно крича:

– Приехал!

– Приехал!

– Тятя, плиехал! – громче всех кричал светловолосый мальчишка самый маленький из всех.

Дверь ближайшей избы отворилась.

– Чего орёте? – недовольно проворчал вышедший на крыльцо мужчина, сощурился от яркого солнца.

– Витязь…

– Воин…

– Гелой…

Мужчина прикрыл глаза от солнца ладонью, впился взглядом царевича.

– Молод, больно уж, – как бы про себя проговорил он и тут же прикрикнул на расшалившуюся детвору. – А ну, цыц!

Дети ответили дружным хохотом.

– Почитай, с начала лета ждём. Дорога, верно, дальняя была, – вместо приветствия напустился на Ивана мужчина. – Я староста здешний.

– Староста, сталоста.., – подхватили нестройным хором дети.

– Марш домой, пострелята, не то надеру уши и на горох поставлю.

Угроза вызвала новый приступ хохота.

Царевич с удивлением смотрел на старосту и окруживших его детей.

– Иван, – представился он.

– Не теряй время, Ваня. Кощей морок на тракт напустил пока ты собирался к нам. Ни одна лошадь близко не подходит, а впереди осенняя ярмарка, свадьбы…

Царевич приосанился, напустил на себя вид важный. Не стал разубеждать, что он не тот, кого ждут в деревне. Неожиданная удача настигла его. Верно, староста и дорогу к логову Кощея знает. Провизией поможет. Подстреленный в пути заяц сырыми оказался не съедобными, об огниве он не подумал.

Посетовал староста на недальновидность молодости, отослал сына к жене за съестным.

С весёлым гиканьем ватага мальчишек побежала в дом.

Мешок со снедью, данный старостой, был едва ли больше взятого самим царевичем. Подсохшая краюха ржаного хлеба и кусок молодого сыра только что вынутого из рассола. Хлеб и мешок тут же им пропитались.

Если бы Иван заметил раньше, вернул бы назад. Но, польщённый и окрылённый, что его приняли за воина, борца с нечистью, не обратил внимания на мокрое пятно на дне мешка и едва сдерживаемый детьми смех. Они проводили царевича до околицы и с громким хохотом наперегонки побежали назад.

Облизав испачканные в размякшем мякише пальцы, Иван предложил корку коню. Тот понюхал её, громко фыркнул и обиженно отвернулся.

Где-то неподалёку в лесу, по словам старосты, стоит избушка ведьмы. Она-то и должна знать дорогу к Кощею. Добраться бы до неё до темноты, а то, не ровен час, заплутаешь в чаше или угодишь к волкам. Или леший дороги перепутает.

Вспомнился некогда подслушанный разговор, как люди задабривали лешего. Найдя замшелый пень, Иван расстелил походный мешок, выложил на него хлеб с сыром. Это не курица или лукошко яиц, но большего у него не было.

Ноги то и дело задевали корявые корни деревьев. Гибкие колючие ветки больно хлестали по лицу. Кажется, на этом пне Иван оставил подношение лешему. Или не на этом?

Ухнул филин. Где-то рядом хрупнула ветка. Конь всхрапнул, переступил ногами.

– Подсоби, мил человек, – раздался надтреснутый голос.

Иван-царевич вздрогнул от неожиданности, повернул голову. Рядом с ним стояла сухонькая старушка с охапкой хвороста. Тут же вспомнились сказки и страшные истории, услышанные им в детстве. Живо представилась картина груды костей и пышущая жаром печь. По спине пробежал холодный озноб.

– А за помощь твою укажу дорогу к Кощею.

Очнулся Иван, сбросил с себя оцепенение. Он давно не ребёнок, а взрослый. Воин, идущий сражаться со злом. Не одолеть его какой-то ведьме.

– А откуда ты знаешь, что я дорогу к Кощею ищу?

В ответ ведьма скрипуче рассмеялась.

– Да, почитай, каждый заблудившийся ищет дорогу к своей погибели.

– Увидишь, я одолею злодея. Давай свою вязанку.

– Вот спасибо, подсобил.

Взвалив небольшую лёгкую с виду вязанку, Иван охнул от её тяжести.

– Показывай дорогу.

Поудобней устроив вязанку на спине, царевич пошёл вслед за ведьмой. Позади него плёлся конь.

Ветки более не стегали по лицу, корни не цеплялись за ноги, а за непролазными с виду кустами оказывалась утоптанная тропка. Чудеса. Верно, леший распробовал гостинец и помог заблудшему путнику.

Нести вязанку было тяжко: колючая верёвка в кровь стёрла руки, спину искололи ветки. Как старуха в одиночку таскает такие охапки? Шумно выдохнув, царевич подтянул выше сползающую вязанку и посмотрел вслед ведьме.

– Не отставай, – окликнула она.

«А что если это испытание? – пришла в голову мысль. – Пройду – получу меч, сокрушающий нечисть или шапку-невидимку».

О том, что будет если не пройдёт испытание Ивану думать не хотелось. Ради волшебного меча он готов нести эту вязанку хоть на край света. А с тем мечом победит он нечисть всякую и станет его имя у всех на слуху. Вернётся домой, отец признает в своём младшем сыне наследника и назначит правителем заместо себя.

Замечтавшись юноша едва не влетел в спину ведьмы. Старуха остановилась на краю поляны и терпеливо дожидалась едва плетущегося следом царевича.

– Вязанку оставь у крыльца, да проходи в избу.

Словно на крыльях, царевич дошёл-долетел до избушки. Скинул на землю вязанку – едва не упал сам – и почувствовал небывалую лёгкость во всём теле. Потянулся до хруста в суставах, похлопал подошедшего Вихря по шее. Привязал его к шаткому забору.

В избушке хлопотала черноволосая девушка с хмурым лицом.

– …завтра разбери вязанку, что у крыльца лежит, просуши травы и перебери их. Я в деревню отлучусь, скоро не вернусь, – строгим голосом наставляла девушку ведьма.

Царевич с опаской зашёл в избушку – никак старуха в печь его запихнёт. Сила у немощной с виду ведьмы должна быть огромная. Слыхал он в детстве и такое. Пусть в сказках ведьма заманивала детей, менее жутко от этого не становилось.

К удивлению Ивана в избушке было скромно и чисто. На деревянном столе и лавке лежала охапка трав, источавших горьковатый аромат. На шестке печи стоял чугунок с репой, рядом укрытый тряпицей лежал каравай.

От запаха свежего хлеба Иван сглотнул набежавшую слюну.

– Собери на стол гостю, да посытнее.

Девушка посмотрела на царевича, молча освободила край стола, вышла вон. Старуха зашуршала, завозилась за печью.

Иван оглянулся, осмотрелся по сторонам, словно ожидая увидеть кого-то, сел на лавку.

Вернулась девушка с куском ветчины. Быстро собрала на стол, порезала хлеб толстым ломтями. Села на другой конец лавки и принялась перебирать травы.

Долго упрашивать Ивана не пришлось.

На утро дала ведьма царевичу клетку с маленькой птичкой, напутствовала словами:

– Войдёшь в лес, выпусти птичку. Она укажет дорогу.

Поблагодарил её Иван, положил в дорожную сумку провизию, данную хмурой девушкой, закинул за спину. Поправил колчан с луком. Попрощался с конём, незаметно отёр слезу. Жаль было расставаться с Вихрем – другом его верным. Такова была плата ведьме за дорогу к Кощееву логову. Высокая плата. Совсем не так представлялся ему путь. Но, ничего, одолеет Иван Кощея, вернётся и заберёт коня.

Зашёл царевич в лес, открыл клетку. Выпорхнула птичка, покружила среди деревьев и полетела в самую чащу. Поёжился Иван от прохлады и сырости тёмного леса – да ничего не поделаешь – пошёл вслед за пташкой.

Обещала старуха, поведёт его птичка безопасной дорогой – в обход зверья лесного, лешаков да трясин топких. Понадеялся царевич на слова ведьмины. Вспомнил Вихря, вздохнул, шмыгнул носом. На миг стало жаль себя. Остался один одинёшенек блуждать в лесу тёмном, ища погибель свою. Чего не поехал на заставу дальнюю? Там сидел бы тихо и спокойно. Захотел подвиг совершить. Доказать отцу, что годен на что-то. Разве одолеть ему Кощея? Немало сильных воинов – не в одиночку – шли против Кощея. Ни один из них не вернулся. Запытал и погубил всех душегуб проклятый.

Непрошеная слеза скатилась по щеке. Отёр её рукавом царевич. Колючая еловая ветвь больно хлестнула по лицу. На миг стало еще горестнее. Но припомнились ему слова ведьмины, что чем ближе он подойдёт к Кощееву логову, тем тяжелее идти станет. Неужто он близко. И правда, за разлапистой елью виднелся просвет.

Воодушевился Иван, твёрдым шагом пошёл вперёд. Не обманула его ведьма.

Указала птичка дорогу и улетела прочь.

Открылись взору Ивану скалистые горы – напоминающие фигуры людей и животных – иногда покрытые лесом, иногда совершенно голые. У подножия протекала тёмная река, а на другом берегу стоял терем. И от мрачного вида его у царевича перехватило дух.

Кощей Бессмертный

Молва гласила, что если услышал крик ворона, то жди беды. Хриплый резкий крик пронзал тишину. Воздух становился особенно чутким. Ни одно насекомое не прожужжит в траве, ни одна птица не прощебечет. Жуткий режущий крик наводил страх на нечаянно услышавшего. Вначале, кажется, далеко, а потом совсем близко. И при приближении его била смертная дрожь, не давая броситься наутёк, а небо было полно воронами и их криком. И несдобровать бедняге, встретившему Кощея Бессмертного.

Источник зла, порождение тьмы… Как только не величал его народ. Совершал он набеги на селения, похищал девиц красивых, запирал и губил в темнице добрых людей, спешивших на помощь узникам. Насылал бездорожье, хвори и немощи. Вытягивал жизнь из людей, продлевая своё бессмертие.

Полнилась сокровищница его добром краденным и отобранным в нечестном бою. Были среди вещей тех настоящие сокровища – ковёр, что летает по воздуху, скатерть, что прокормит, мечи, сокрушающие врагов. Всего и не перечислить. Но, самым дорогим были золотые рыбки, что исполняют заветное желание. Находились охотники на тех рыбок. Уходили они да не возвращались обратно.

И как носит земля такого душегуба.

Кощей поднял меч – тупой, ржавый – отбросил его в кучу таких же. Никакого уважения к противнику. Скоро с вилами пойдут.

Жадность застилала людям глаза, стоило им прознать о сокровищах несметных. Хотелось побыть героями и спасителями, а между делом вынести мешок-другой из Кощеева терема. Якобы для раздачи бедным, сирым да убогим. Все люди одинаковы.

– Нечисть поганая, – прохрипел лежавший на каменном полу бродяга, зажимая разбитый нос.

Перевелись настоящие воины.

– Окуните его в реку, да вышвырните прочь, – отдал приказ невидимым слугам Кощей.

– Я вернусь… Меч найду и вернусь…

Может и вернётся. Кто по пьяни да по дурости своей только не забредал. Раньше было иначе… Или не было…

Охваченные пламенем полыхали деревни. Алое зарево окрашивало небо, затмевая солнце. Всякая нечисть наводнила улицы, измываясь над простым людом. Врывалась в дома, обжиралась припасами, веселья ради ломала и сжигала домашний скарб, непристойно хохоча задирала сарафаны девиц. Тёмные тени носились в воздухе, высматривая и похищая малых детей, чтобы обрести новое тело взамен истлевшего.

Не было управы на разгул тёмных сил. Взывали люди к добрым богам. Неустанно и непрерывно возносили свои мольбы подкрепляя их подношениями. Не принимали боги слишком скудных даров, отворачивали лики от взывающих к ним, не замечали царившего на людских землях хаоса и разрухи. Не хотелось им прерывать свою негу и светлых деяний.