Слово о быте Кощеевом

– Надо отправляться на поиски. Далеко она уйти не смогла.

Кощей только пожал плечами. Даже если Ванька и вернётся с пустыми руками, запасной колос (и не один) у него найдётся. А проучить этих двоих за причинённый ущерб стоило.

Избушка была ветхая, покосившаяся. От падения её удерживала чахлая ель. Дырявый горшок на полусгнившем заборе да череп – всё, что осталось от прежнего хозяина. Ванька присвистнул от удивления. И сюда Серый привёл белоручку Милу, которая нос воротила при виде метлы. Нелегко ей придётся, не легко…или ему, или им обоим.

Из-за не плотно закрытой двери доносился девичий плач. Ванька осторожно приоткрыл дверь, заглянул внутрь. Леший прятался за его спиной. На хромой лавке сидела Мила и размазывала по лицу слёзы пополам с грязью. Серый, не зная куда деться смотрел в окно на бесконечный лес.

– И это сюда ты меня привёл, – рыдала девушка, – в глухую чащу-у-у-у-у. Хочу домой.

– Здесь ведьма жила, – заметил леший, и от его слов Мила разревелась ещё сильнее.

Серый обернулся. На пороге стояли Ванька с лешим.

– Отдай колос, а я взамен отведу тебя домой и слово за тебя замолвлю перед Кощеем. Людей, наверное, подняли и отправил на твои поиски. И это в день праздника. Нехорошо…

– Вот, – Мила мигом осушила слёзы, вытащила из-за пазухи сломанный колос и протянула его Ваньке. – Только я ногу подвернула. Серый, отвезёшь меня?

Поисковый отряд из двух Кощеевых батраков во главе с отцом Милы подошёл к опушке леса. В подлеске промелькнула серая тень. В кустах затрещало. Мужчины, готовые защищаться, удобней перехватили палки. На опушку выбежал большой серый волк, на его спине гордо восседала Мила. Увидев отца, она бойко затараторила о «минувших событиях»: как вчера вечером углядела тень, что кралась по полю, как вор сорвал колос и скрылся в лесу, как она не растерялась и бросилась за ним в погоню. В лесу их окружила стая волков и чуть не задрала. Вор испугался, бросил колос и был таков. А Мила в одиночку отбилась от стаи, вот только ногу подвернула, но ей на помощь пришёл Серый, а вообще, он хороший и они хотят пожениться. Отец стоя немым столбом и слушал дочь.

Полночь миновала, праздник прошёл. Лунный свет серебрил притихший луг. Ванька катил к дому пустую огуречную бочку:

– Работаешь, убираешь этот мусор, не разгибаешь спины. Никто даже спасибо не скажет, не угостит тебя ни праздничным обедом, ни домашним вином…Эх…

Ведьма

Ночь была тихая и морозная. На небе из-за туч выходили звёзды. Из тишины откуда-то изредка доносился лай собаки; с края деревни слышались голоса, а гулкое эхо повторяло и разносило их. Запоздалый гуляка торопился домой, боясь попасться под руку разгневанной жены. Вскрикнул первый петух, вслед за ним другой и вскоре послышались перебивающие друг друга петушиные крики.

Громко хлопнув дверью, Серый вышел из избы. Послышался жалобный женский плач.

Холодный ветер касался верхушек деревьев, раскачивая их. Пошёл снег, насыпая подушки на еловые ветви.

В окошке лесной избушки светился огонёк. Из трубы, торчащей на крыше, вился сизый дым. Жарко топилась старая печка, разливая тепло. Закипал чайник.

– … как бросился на меня Всполох. Так проворно, что заметить не успел. Едва руку не откусил, – жаловался Ванька. – Гриву взъерошил, рычит, словно пёс, а я уздечку хотел надеть. Бесовская коняга.

Он изо всей силы грохнул кулаком по столу. Загремели кружки и бутылки.

– Так уходи от него, – посоветовал леший, разливая остатки содержимого. Тут же осёкся, встретившись с Ванькиным взглядом. – Отомсти тогда.

– Отмстить, говоришь, – в глазах домового загорелись лукавые огоньки.

Он залпом выпил кружку вина и вгрызся в уже надкусанное кольцо колбасы.

– Придумал что-то?

– Ыгы. Такое вазвечение пвидумал, – проговорил Ванька с набитым ртом. Его внезапно так разобрал смех, что он закашлялся поперхнувшись непрожёванным куском. Утерев набежавшие слёзы рукавом рубахи продолжил:

– Достанется Кощею и коню его.

Пьянствовали и шумели друзья ночь напролёт. Разговор становился веселее, несвязнее, громче. Заснули на лавках ближе к рассвету. Леший храпел с присвистом, а Ванька тихонько посапывал. Свеча оплыла и угасла, сквозь маленькое окошко лился бледный свет месяца.

В то морозное утро лес сверкал в лучах зимнего солнца. Выпавший за ночь снег плотными подушками лежал на земле и ветвях деревьев.

Открыв дверь навстречу свежему воздуху, Ванька невольно сощурился от ослепительного сияния. Шатаясь вышел на крыльцо.

Он сидел на расчищенной ступеньке, сплетя руки на груди и наслаждался лучами солнца. Смотрел на мелкие снежинки, крутившиеся в воздухе. Молчал, выпускал изо рта облачка пара.

– Что делаешь? – спросил леший, садясь рядом.

– Думаю, – поёжился от колючего холода Ванька.

– Думааааешь.., – протянул зевая леший. – В тепле оно лучше.

В печи вновь горел огонь и поленья весело потрескивали, наполняя избушку теплом и уютом. Засвистел закипая чайник. Леший бросил в него горсть сушёных ягод.

– Сам собирал на заповедных полянах, – похвастался он, разливая ароматный чай по кружкам. Подул чтобы остудить немного и отпил глоток.

Некоторое время молча пили чай, думая каждый о своём. Леший не удержался и спросил:

– Что надумал?

– Помнишь избушку ведьмину, что летом в лесу нашли? Где оборотень с девкой своей хоронились.

– Угу, – неопределённо протянул леший и поскрёб макушку.

– Увидишь, – загадочно произнёс Ванька и одним глотком осушил кружку.

Спокойно и безмолвно дремал лес. Свежий снег едва слышно хрустел под ногами и сверкал тысячами ледяных кристаллов. Меж высоких заснеженных елей проглядывало голубое небо.

Снежная пыль осыпала их, но Ванька с лешим, увлечённые разговором, ничего не замечали.

– Заберём череп, что за заборе висит и напугаем коня, – с азартом делился думами Ванька. – Кощей придёт проведать Всполоха, а того нет. Выбил коняга копытом дверь и убежал. Или лучше пускай лягнёт, а не убегает. Вот смеху-то будет.

Шедший рядом леший слушал, порой не понимая сказанного, когда Ванька резко перескакивал с мысли на мысль и с жаром размахивал руками. Отчего становился похож на мельницу.

Каждая новая выдумка домового была проказливей предыдущей. Пускай Кощей сам за конём своим ходит, гриву ему расчёсывает и за домом смотрит. Поймёт тогда, что весь дом на одном Ваньке держится. Придёт мириться, да прощенья просить за слова резкие и коня кусачего. Осерчает, конечно, сначала, а потом смирится, когда скотина в хлеву реветь от голода станет. Кто им корма задаст? А поля кто проверит? Вся чёрная работа на Ваньке и держится. А что он получает?чёрствый пряник и блюдце молока. Где обещанная ложка с васильками? Обещал Кощей ложку после большой осенней ярмарки. Обещанного три года ждут. Вот пускай и ждёт, когда домовой сменит гнев на милость. Не будет обещанной ложки, не видать прощения.

– Разве я дурное говорю?

– Э-э-э, – неопределённо протянул леший и покачал головой, не желая обидеть друга. – Вроде нет…

Отлынить от работы Ванька любил, но и как-то хозяйственные дела успевал выполнять. Всё держалось на капризном домовом.

– Один ты меня и поддерживаешь, – расчувствовался, умилился Ванька и утёр набежавшие на глаза слёзы.

– Полно, – леший похлопал друга по плечу и придал своему лицу серьёзное выражение. – Поди пришли.

Шмыгнув пару раз, Ванька обернулся. Точно она: избушка ведьмина. Вот и ель, и забор, и череп. Из снежной пелены едва выглядывает, чернея, крыша и треугольник чердака.

Налетел ветер. Постучал в окна, крышу. Заунывно засвистел в печной трубе. Послышался резкий стук, сорвалась одна из ставен. Дверь соскочила с петли и повисла криво. Сквозь эту щель ворвался ветер. Зашумел, загудел, застучал под кровлей. Ванька с лешим невольно поёжились.

– Холодает.

– Угу.

– Говорили, что ведьма знакома была с нечистой силой. От её взгляда коровы теряли удой, куры забивали себе зоб, а лошадь могла сбросить и затоптать всадника. Пускала она по ветру лихорадки, чёрную немочь и хвори всякие. Послушны ей были домовые… – напевно проговорил леший.

– Чепуха, – махнул рукой Ванька. – Помоги лучше.

Храбрясь он подошёл к редкому покосившемуся забору. Череп был на самой длинной крепкой с виду жерде. Покачав и убедившись, что тот падать не собирается, Ванька решил залезть сам.

– Подсади меня и держи забор чтоб не раскачивался, – наставлял друга домовой.

Подтянувшись на руках, он полез наверх. Жерди ломались оборачиваясь трухой. Кое-как добравшись до черепа, Ванька легонько поддел его.

А потом он погрузился в туман. Густой, как сметана. Из клубящегося тумана показалась фигура бледной девушки. Распущенные её волосы чёрным пологом окутывали худой стан.

– Где я?

– В тумане воспоминаний. Мы здесь только вдвоём.

– Ведьма, – прошептал Ванька.

– Хочешь стать частью сна?

– Я…

– Вечный сон успокаивает тоску, но не выпускает из объятий… Неволя не бывает вечна…

Ведьма склонилась, поцеловала домового в лоб. Безумно расхохотавшись закружила вокруг себя. Она беззвучно закричала исчезая в тумане.

Не выдержав тяжести верхняя жердь сломалась. Ванька кубарем скатился на землю, держа в руке череп. Потерев ушибленное место, он тяжко поднялся на ноги. Голова кружилась. Если присматриваться, то вокруг вставал туман и призрачная фигура с длинными волосами.

– Погляди на небо, – леший подёргал домового за рукав.

Ванька заморгал глазами и замотал головой, взглянул вверх.

Тёмные тучи заволакивали небо. Налетел сильный ветер, бросил в лицо горсть колючего снега.

Замотав череп в тряпицу, Ванька перекинул узел через плечо.

Они шли вперёд, но чувствовалось, что конец их пути далеко. Снег забивался за шиворот, обдавал лица ледяными колючками.

Взглянув вверх можно было с увидеть, как неслись тяжёлые тучи. Ветер дул сильнее и сильнее. Он яростно кружил взрытые снежные хребты. Гнал вперёд лохматую тучу, словно стремился утопить лес, поля и прилегающие деревни. Вихри кружились и увлекали за собой снежную пыль, поднимались к небу. По воздуху летели мелкие сучья деревьев, клочки сухой травы.

Чудом сориентировавшись в снежной круговерти они набрели на избушку лешего. Замёрзшие до того, что на них жалко было смотреть ввалились внутрь.

Сизый дымок вился из печной трубы. Ванька с лешим отогревались, протянув к огню озябшие руки. Друзья перетащили ближе к печи лавку, потому как почувствовали сильную усталость. Вскоре их разморило. Тепло окутывало продрогшие тела, исчезало неприятное покалывание. Глаза закрывались.

– Чаю бы, – встрепенулся леший, заглядывая в чайник. Он потряс задремавшего Ваньку. – Сходи, набери снегу, а я пока на стол соберу.

– Сам сходи. Ты хозяин…чего дерёшься, – возмутился домовой, получив чайником по голове. – Ладно, схожу. А узел с черепом где?

– На бочонке с соленьями в углу.

При упоминании бочонка и солений Ваньку внутренне передёрнуло от воспоминаний Праздника урожая. Выскочив за дверь, он зачерпнул снега из ближайшего сугроба и шустро нырнул обратно в избяное тепло.

Начало смеркаться. Метель только усиливалась, снежным ливнем ударяя в окна и прокатывалась истерическим плачем.

Горячий травяной чай подливался в кружки. Вновь весело свистел, закипая чайник.

– Нешуточная метель разыгралась при ясной-то погоде, – заметил леший. – Неспроста.

– Думаешь?

– Ведьма её наслала за то, что вторглись в её владения и украли череп. Точно тебе говорю.

– Она ж утопла давно. Как могла метель наслать?

– Тело поди уже раки съели, а дух неупокоённый в избушку вернулся. Не в силах выйти за порог. Разве что во снах людских. Ведьма. Одним словом тут сказано.

Услышав сказанное, Ванька замер с кружкой в руке. Смутные воспоминания всплывали и тут же пропадали в его голове. Кто-то говорил ему про сон. Про волю.

– Не верю я во все эти сказки. Как она мёртвая может зло насылать?

– Дух ейный, – стоял на своём леший.

– Ведьма, ведьма. Заладил одно и тоже. Давай спать ложиться.

– И то верно. Умаялись за день.

Надувши губы, Мила села на лавку. Губы её задрожали. Стирая пальцами со щёк слёзы начала тихонько плакать и громко всхлипывать.

Серый прислушался из-за двери. Хотел было вернуться, но раздумал.

Услышав удаляющиеся шаги, Мила зарыдала во весь голос. В её плаче слышались обида, униженная гордость и нечто безысходное, безнадёжное, чего нельзя было исправить.

Серый перекинулся и по проторенной тропинке отправился в глубь леса. Куда с середины лета его звал женский голос. Он иногда звучал в ночи во сне и смолкал к рассвету. Тихий, но настойчивый. Полный тоски. Когда смолкал, рисовался девичий силуэт и таял стоило к нему приблизиться или протянуть руку. Длинные волосы развевались на невидимом ветру. Тонкая, словно сотканная из тумана, рука тянулась вперёд, приглашая последовать следом. Каждый раз во сне Серый лишался силы и воли. А на утро силился стряхнуть наваждение.

Его звериная ипостась требовала охоты, ночных прогулок, дикого леса.

Мила хотела наслаждаться семейным счастьем, богатством, любовью мужа, почтением людей. Но замужняя жизнь оказалась не таковой. Пришлось проститься со свободой и весёлой жизнью. Прежние подружки отвернулись от неё и перестали звать в лес по грибы да ягоды.

Она несчастна в семейной жизни. Избалованная с детства, не умела хозяйничать в избе и приходила в ужас при виде тряпичной тушки зайца, отказываясь прикасаться к ней. Муж её днями напролёт не бывает дома. А с недавних пор и ночами. Сколько раз просыпалась она одна и давала волю слезам, сидя у окна, кутаясь в платок. Наутро Серый ничего не помнил о своих отлучках. Мила плакала, уговаривала его не оставлять её одну ночами. Кричала.

От непривычки к женскому плачу Серый молчал, не зная что говорить и делать. Безнадёжно смотрел в окно на тёмную стену леса.

Молодая жена не унималась и вечером не выдержала. Бросилась к двери, загораживая её.

– Не уходи! – дрожащая Мила схватила мужа за руку.

Невидящими глазами посмотрел на неё Серый. Вырвался и скрылся за дверью.

С осени сны участились. Зовущий голос стал мягче и с тем же требовательней. Нашёптывал. Уговаривал уйти прочь, оставить жену. Серый беспокойно ворочался и несвязно бормотал во сне. Ему снился лес, избушка и неясный девичий образ. Ночами он уходил из дома, но казалось, будто продолжает спать и видит сон.

На небе ткались лохматые тучи. Вскоре начался снег. Лёгкий пушистый он кружевным белым покрывалом лежал на еловых ветках.

Волк всё более и более углублялся в чащу. Ведомый наваждением он искал глухое место с покосившейся избушкой. Уткнув нос в землю, он едва касался её своими сильными лапами, вынюхивая каждую кочку. Пахло прелыми листьями. Здесь пробегал заяц. По его следу прошла лисица.

Избушка обнаружилась на самом конце поляны.

Неожиданный ветер вздыбил шерсть на загривке волка, сделав его свирепым. Из пасти вырвался глухой рык.

Сразу стало не по себе и захотелось развернуться и убежать, но неведомая сила притягивала и заставляла войти внутрь.

Перекинувшись, Серый шагнул вперёд и остановился, схватившись за дверную ручку. Всё в нём рвалось.

– Проходи, – пригласил лаковый женский голос.

Серый вошёл внутрь избы. Там было пусто, доски под ногами угрожающе скрипели. Кирпичная печь возвышалась посреди груды мусора.

Мелькнула тень на стене, явилась тонкая девичья фигура. Шагнув вперёд, она протянула вперёд обе руки.

Серый сделал несколько нерешительных шагов.

– Почему ты всякий раз покидаешь меня? – уткнувшись лицом в грудь оборотню капризно проговорила ведьма.

Она подняла голову и посмотрела на него умоляющим взглядом. Лёгкая улыбка появилась на её бледных губах, обнажая нежно-острые стиснутые зубы. Широко распахнутые глаза заблестели от слёз.

Серый задыхался. Кровь зазвенела в ушах. Тело его трепетало, но не от юношеской робости. Он знал, что-то должно произойти. Слова и тон голоса ведьмы взволновали его настолько, что ему было трудно совладать с собой. На мгновение он пришёл в себя и отшатнулся.

– Не уходи. Я истосковалась, а когда увидела тебя с этой девкой, то разозлилась. На меня почти никто не обращал внимания. Но я стала сильнее и возьму своё. Теперь нам никто не помешает. Скоро подлая разлучница помутится рассудком и оставит тебя в покое. Наша жизнь будет, словно во сне.

Вышли затемно. Метели как не бывало. Леший, знавший свой лес, вывел на звериную тропку. Повёл по ней, ориентируясь по одному ему ведомым приметам. Еловый лес сменился редколесьем. Наконец показался просвет, и они вышли на опушку. Деревня была близко.

Они прокрались к окраине двора и вошли в полутёмную конюшню. Едва мелькали силуэты, когда друзья перебегали светлое пространство, скупо освещенное лунным светом. Специфический запах смешивался с ароматом сухой травы. Пофыркивали кони.

Утром Кощей пошёл в конюшню задать лошадям корм. Третьего дня не было видно домового. Где носит этого бездельника?

«Это что?» – подумал Кощей, увидав отворённую дверь.

Тихо он шёл мимо денников, как вдруг неожиданно увидел домового с лешим вешающих череп на крюк в стене.

– Что ты задумал?

Застигнутый врасплох, Ванька выронил череп из рук и тот раскололся на части. На несколько мгновений всё окутало дымом. Лошади от испуга встали на дыбы.

– Неволя не бывает вечна… – прозвучал и тут же стих Ванькин голос.

Когда дым рассеялся, на месте, где стоял домовой лежала тряпичная кукла.

Ведьма. Былое

В довольно недавнем прошлом – когда деревья были чуть ниже, а трава зеленее, деревенские привечали ведьм. Никто не мог так добротно заговорить горячку, излечить скотину, спасти посевы от засухи. Все знали, что можно прийти на поклон к ведьме днём или ночью. С гостинцем либо с пустыми руками. Но, плетушка яиц, курица, кринка молока пособляли более быстрому избавлению от бед и недуга.

Ветхий домишко в лесной чаще – всё, чем довольствовалась деревенская ведьма. Сызмальства должны были девочки жить в стороне от деревенской суеты, посвящая время учению всякого рода ворожбе.

Ведьма, почуяв рождение девочки с искрой дара, под покровом темноты приходила в избу и за бесценок выкупала новорожденную, убеждая родителей избавиться от лишнего рта. Растила её, а когда приходила пора, уходила на покой.

Всё шло своим чередом до тех пор, пока молодая ведьма не влюбилась. Юношеская влюблённость вскружила девушке голову, заставила сердце биться чаще. Позабылись наказы старой ведьмы, покрылись пылью пучки редких трав.

Чуть свет подкрадывалась ведьма к заветному дому. Украдкой следила за статным черноволосым мужчиной, отдававшем приказы дворовым. Незаметно заговаривала его на удачу. Во тьме ночи подглядывала в окошко, любовалась спящим и насылала хорошие сны. Чтобы с первыми петухами вернуться в пустую неуютную избушку, упасть на смятую постель и предаться мыслям о придуманном счастье. Измученная проваливалась она в беспокойный сон. А на утро всё повторялось вновь.

Аккурат после весенних полевых работ дошёл до ведьмы слух: будто собрался её возлюбленный в соседнюю деревню на смотрины невесты. Не выдержала измученная любовной тоской душа. Не успела ведьма. Застала лишь оседающую на дорогу пыль. Упала ведьма на землю, роняя крупные слёзы. Послала вдогонку проклятье, запутала дорогу. Столкнулись наведённые ею силы удачи и проклятия. Столкнулись и рассыпались едва заметными искорками.

Не разбирая дороги, побрела ведьма домой. Отмахивалась от колючих еловых ветвей, глотала горькие слёзы. Не мил ей стал мир. Безразличны суетные дела людей.

Тихая обычно поляна встретила шумом и оживлением. Через выдавленное окно вылетали наружу пучки трав, горшки и прочая мелкая утварь. В проёме покосившейся двери показался тать. Крякнув, он натужился и забросил мешок за спину. Старая мешковина зацепилась за гвоздь, из стремительно расползающейся прорехи выскочил медный котелок. Мешок порвался, а неудачливый грабитель кубарем скатился с крыльца, сжимая в руках оторвавшуюся горловину. Вслед ему из избушки донёсся издевательский смех. Подельщики выглянули полюбоваться на неудачу товарища. Увидев ведьму, переглянулись и направились к замершей девушке.

– Говорят, тот, кто съест сердце ведьмы, обретёт удачу, – в руке грабителя показался нож.

Ведьма стояла не в силах пошевелиться, когда её повалили на землю. Один держал руки, второй навалился на ноги. На миг блеснуло в солнечном луче острие.

Девушка зажмурилась.

Ничего не происходило и вдруг тяжесть с ног пропала. А руки обрели свободу. Послышалось рычание, крики, треск разрываемой одежды, хруст. Приоткрыв глаза, ведьма увидела волка и убегающих прочь грабителей. Волк подошёл к девушке, ткнулся носом ей плечо. Ведьма осторожно поднялась, несмело протянула руку, прикоснулась к жёсткой шерсти на загривке.

– Спасибо.

Волк ткнулся носом в ладонь, развернулся и исчез в чаще.

Горько вздохнула ведьма, словно жалуясь на свою судьбу, подобрала остатки мешка и принялась наводить порядок.

Кощей скакал на вороном жеребце. Пыль поднималась столбом, оседала на придорожной траве и некогда новом кафтане. Смотрины невесты обернулись провалом.

Родители подали гостю сладкий чай, как бы говоря о достатке. Чай сменился обильным угощением и нахваливанием невесты. Шить, вышивать, готовить, следить за хозяйством, нянчить детей. На все руки мастерица. А уж какая красавица. Сколько парней за ней бегало, сколько сваталось. Не счесть. Но, люди они честные порядочные и отдавать любимую дочурку в плохой дом не хотели. Словом, не было недостатка в молодой невесте.

Расхваливание пошло по второму кругу. Заскучавший Кощей рассеяно смотрел в окно. По улице в сторону забора, прижимая руку к небольшому животу, пробежала растрёпанная девица. На ходу размазывая слёзы, она что-то кричала вслед батраку, который ловко перемахнул через забор и огородом убежал прочь.

Родители, заслышав голос дочери, разом замолчали. Отталкивая друг друга, они бросились к окну. Растерянно посмотрели друг на друга. Заискивающе улыбаясь, с дрожью в голосе и перебивая друг друга проговорили, что давно хотели внучат понянчить. Услышали боги их мольбы и даровали долгожданного ребёнка. Кощей тому свидетель, ибо дочь их из дома ни ногой. Разве что в лес по грибы с ягодами со служанками.

Грозно посмотрел на них Кощей, жалея что не может испепелить взглядом. Резко встал, вышел громко хлопнув дверью.

Поднял голову, сощурился от весеннего солнца. Хороший день. Вёдренный. Столько дел предстояло сделать, а он впустую потратил время.

Мало-помалу возвращалась ведьма к прежней жизни: привела в порядок избушку, выслушивала просьбы деревенских. Но всё чаще рассеянно глядела в окно. Накануне свадьбы приходили девицы с просьбой завязать на платке узелок на удачу и счастливую семейную. Никому не отказа ведьма, но узелок завязывала не крепко. Оставляла возможность удаче утекать из дома молодых. Просьбы девиц вновь увлекли ведьму в тёмный омут мыслей.

Ночами из леса доносился волчий вой. Где-то там в глухой чаще бегает её спаситель. Заманчиво было увидеть его ещё раз. В людском облике.

Отгремели весенние грозы, распустились и увяли цветы. Зной окутал деревню толстым одеялом. Лес сохранял прохладу.

Ранним утром с опушки доносились голоса и звонкий смех. То дети и незамужние девушки приходили за грибами-ягодами.

Раздражал ведьму задорный смех и шум. Плотно затворяла она дверь и окна. Залезала на печку, задергивала занавеску. Выходила наружу, когда стихали голоса, а солнце поднималось высоко в небе. Варила зелья, перебирала травы. Ближе к ночи уходила в лес на заповедные поляны, пополняла запасы. Полнолуние было самым благоприятным временем: трава набирала силу от лунного света.

Собирая едва проклюнувшиеся из-под земли грибы, ведьма не заметила медведя. Заслышав рёв, она подняла голову и застыла. Зверь встал на задние лапы, став ещё выше. Собранные грибы высыпались из горсти на землю. Говорила ей старуха, что леший иной раз принимает обличье медведя. Держит в страхе людей, не пускает на свои поляны. А как понять, кто перед ней – леший или медведь – ведьма забыла.

Где-то рядом послышался волчий вой. Другой, третий. Из-за кустов бесшумно вышел волк. Ощерился. Глухо зарычал. Медведь опустился на передние лапы и побрёл прочь.

Ведьму колотила крупная дрожь. Силилась встать, но с размаху плюхнулась на землю. Сквозь слёзы увидела протянутую руку. Не раздумывая взялась за неё.

Рывком оборотень поднял ведьму с земли. Придержал рукой, не давая упасть.

Утерев слёзы девушка разглядела своего спасителя.

Солнце клонилось к земле. Ещё немного и не будет видно его за деревьями. Раздосадованный потерей времени, Кощей вошёл в избу. Опустился на лавку.